Красный дом

Роз Уоткинс, 2023

ЛУЧШАЯ КНИГА ЛЕТА 2023 ПО ВЕРСИИ SUNDAY TIMES. Она видела все, что случилось в ту ночь… Но знает ли она правду? Убийство, которое шокировало нацию. Двадцать лет назад Джозеф Флауэрс хладнокровно убил своих родителей и младшего брата, а затем как ни в чем не бывало провел ночь в доме друга, работая над своей компьютерной игрой. Утром он врезался на машине в дерево и с тех пор впал в кому, а их семейная ферма стала известна как Красный дом. Место, где стены были залиты кровью. Она думала, что знает убийцу. Только Ева, младшая сестра Джозефа, выжила в ту ночь. Она была единственной свидетельницей убийства своей семьи, но до сих пор так и не поняла, что толкнуло брата на это ужасное преступление. Что, если она ошибалась? Став взрослой, Ева вынуждена пересмотреть свои воспоминания, когда всплывают новые улики по этому делу. А еще ходят слухи, что той ночью Джозеф создал в своей игре скрытый уровень, который содержит ключ к правде об убийстве семьи Флауэрс. «Одна из лучших современных писательниц детективного жанра». – ЭЛЛИ ГРИФФИТС «Очередное подтверждение, что Уоткинс – одна из лучших британских писательниц детективного жанра». – DAILY MAIL «Уоткинс отлично справляется со сложными сюжетами». – САРА ЛИНЛИ «Искусно написанный, изобилующий поворотами, захватывающий и тревожный роман». – Б.А. ПЭРИС «”Красный дом” поразил меня с самой первой страницы! Прекрасно написано, с идеальным чувством темпа. Я думала, что хорошо умею находить подсказки, но я была сбита с толку этой удивительно хитроумной загадкой. Мне это очень понравилось!» – АМАНДА БРИТТАНИ, автор книги I’M WATCHING YOU «Я не могла оторваться от этой истории… Я буквально промчалась по Красному дому, я так отчаянно хотела узнать настоящую историю убийства семьи Евы – настоящий page-turner с блестящим финальным твистом». – ЛИЗА ХОЛЛ, автор книги THE WOMAN IN THE WOODS «Роз Уоткинс пишет книги, настолько наполненные атмосферой, что вам приходится постоянно проверять, что в безопасности дома, читаете, а не переживаете в реальности каждый мрачный момент вместе с героями». – СИ. ЭС. ГРИН, автор THE WISPER HOUSE

Глава 8

Я просыпаюсь рано утром под звук дождя, который бьет в створчатое окно моей спальни. Ломик лежит рядом под одеялом. Это единственная вещь, с которой я когда-либо делила постель на протяжении всей ночи. Я уверена, что если буду спать без оружия, то кто-то обязательно придет в темноте и убьет меня. Это ужасное чувство. Иногда я лежу и прислушиваюсь к мышам, которые скребутся под половицами, и представляю, как некто поднимается по лестнице, приближается к моей комнате с огнестрельным оружием в руке. Ломик не поможет мне, но благодаря ему я чувствую себя немного лучше. Как бы мне хотелось чувствовать себя дома в безопасности. Единственное место, где мне по-настоящему комфортно, — это книжный магазин, когда я там вместе с Маркусом. Я знаю, что это кажется глупостью. В конфликтной ситуации этот старый хиппи бесполезен.

Я принимаю душ и одеваюсь. Неважно, как я себя чувствую. Мне нужно отправиться в дом инвалидов и увидеть Джозефа. Не могу до конца поверить, что я оказалась в такой ситуации. Последние восемь лет мне удавалось не думать о нем, я стала другим человеком, с новыми именем и фамилией, а не единственной выжившей в кровавой бойне. Теперь все это ускользает.

Я сушу недавно выкрашенные, теперь черные волосы и накладываю на лицо тональный крем. Я крашусь не потому, что меня волнует, как я выгляжу, а потому, что таким образом я могу легко изменить свою внешность, да и какой-то особый цвет помады помогает мне, по крайней мере, быстро узнавать себя на фотографиях и в зеркале. Люди, вероятно, думают, что я люблю привлекать к себе внимание. Ха!

Из-за того что дома у меня влажно, одна из карт отклеивается от стены в углу. Я обклеила стены в спальне картами местности, где живу. Я рассматриваю их, изучаю и стараюсь их запомнить. С навигацией у меня тоже плохо. Я всегда ношу с собой компас — настоящий компас, не тот, который в телефоне, и научилась запоминать направления, чтобы не ходить всю жизнь кругами.

Я завариваю себе чашку чая и делаю тост. Я намазываю тост джемом, а потом достаю банку с мармайтом^[14] и его тоже намазываю. Я знаю, что так получится отвратительно, но все равно намазываю. Я ем этот тост, потом меняю воду цветам и выхожу из дома.

У соседнего дома в машину садится женщина. Она глядит на меня, а я провожу свой обычный осмотр. Волосы, нос, брови, уши. Я не видела, как она шла. Я не знаю, знакомы ли мы. К этому я так и не привыкла. У меня в голове бешено вертятся шестеренки, и я говорю «Здравствуйте», все еще не зная, знакомы ли мы, но она больше не смотрит на меня.

Я еду из Эшборна на восток по извилистой дороге, которой по большей части пользуются краснорожие мужики в «Рейндж-Роверах», они любят прижиматься так близко к машине перед ними, словно эта машина тянет их на буксире. У меня старый автомобиль, на приборной панели горят несколько оранжевых лампочек, под которыми стоят сокращения, обозначающие «Антиблокировочная тормозная система» и «Система динамической стабилизации», поэтому я никогда не развиваю на поворотах большую скорость. В результате за мной выстраивается целая очередь из таких мужиков.

Дом инвалидов выглядит как один из жутких отелей «Трэвелодж»^[15], расположенных рядом с автостоянками на окраинах мрачных и скучных северных городов. Я останавливаюсь перед ним и с минуту просто сижу в машине, собираясь с силами.

Я выхожу из машины, иду к автоматическим дверям и попадаю в приемную с белыми стенами. Пахнет дезинфицирующим средством и мочой, и еще чем-то мерзким. Администратор выглядит печально, как смирившаяся с судьбой женщина, она говорит мне, что нужно подождать, я опускаюсь на пластиковый стул и смотрю в никуда. На меня снова накатывает тошнота. Я не хочу здесь находиться. Я хочу, чтобы вернулась Пегги и ухаживала за Джозефом в Красном доме, чтобы мне не приходилось с ним ничего делать и уж точно не отвечать за него.

Я тянусь за одним из журналов на низеньком кофейном столике перед собой. Там полно фотографий людей, которые, очевидно, считаются привлекательными. Я вижу, что они худые, а фотографии отретушированы, но во всех их лицах нет ничего особенного для меня. Они симметричные и обычные, все одинаковые! Иногда я говорю себе, что мне повезло. Я не чувствую никакого давления, мне не нужно выглядеть идеально в Инстаграме, потому что «идеально» для меня ничего не значит. Я редко смотрюсь в зеркало. Я узнаю свой цвет волос, яркую помаду, но я не испытываю никаких эмоций, я не могу сказать, хорошо или плохо выгляжу. Так что, рекламодатели, вам не повезло — все эти гладкие лица и рельефные подтянутые тела не заставят меня чувствовать себя неполноценной и купить то дерьмо, которое вы навязываете.

В Эшборне у меня все сложилось хорошо. Маркус, вероятно, уже знает, что я странная. Я никогда не рассказываю про друзей, семью или школу, никто мне никогда не звонит, не присылает эсэмэсок, и я так и не принесла свидетельство о среднем образовании, которое он хотел посмотреть, когда принимал меня на работу. Однажды мы оба находились в магазине, но не было ни одного покупателя, как часто случается. У нас работало местное радио. Обычно они рассказывают о самых безобидных вещах — о местных жителях, которые делают добрые дела в нашем районе (и дерутся только раз в год во время Масленичного футбола^[16], а он, по моему мнению, представляет собой массовую драку, в которой участвует весь город). Но в тот день я только сделала глоток чая, когда ведущий объявил, что в университете проводился семинар о психопатии, посвященный моей семье. Семья казалась нормальной и счастливой, за исключением Джозефа. Он представлял собой аномалию. Это что-то генетическое? Он родился психопатом? Я поперхнулась чаем и никак не могла откашляться. Маркус стучал меня по спине, все время спрашивал, как я, я отвечала, что все нормально, хотя было очевидно, что это не так. Но он так и не увидел связь между тем, что я поперхнулась, и объявлением по радио, или, по крайней мере, он сделал вид, что не заметил.

Я ищу журнал поинтереснее, чтобы отвлечься. Мое внимание привлекает заголовок: «Мой умерший муж вернулся ко мне в виде собаки». Вот это то, что надо.

Ко мне приближается женщина, стучит каблучками по жесткому полу. У нее необычная походка, большие пальцы вывернуты в стороны, опора на внутреннюю часть стопы. Я бросаю журнал на столик. Конечно, я не стану читать про мужчину, который вернулся к жене в образе собаки. Женщина выглядит еще более изможденной, чем я себя чувствую.

— Ева Тейлор? — Она протягивает руку, и, глядя на нее, я понимаю, что она явно старше, чем выглядит. — Доктор Патель. Я отвечаю за уход за вашим братом.

Она проводит меня в комнату для свиданий, которой попытались придать уют за счет пары мягких кресел и занавесок с цветочным рисунком. Но пахнет тут потом и подгоревшим кофе. Я сажусь в одно из кресел. Ткань на ручках протерлась, я вытаскиваю нитку. Доктор Патель располагается напротив меня.

— С вашим братом все в порядке, — сообщает она. — Он хорошо перенес переезд.

— Отлично, — отвечаю я.

У доктора Патель появляется странное выражение лица — она одновременно хмурится и улыбается.

— У него сложный случай, — говорит она.

Я киваю, не зная, как на это реагировать.

— Вы близки с вашим братом?

Она не знает, кто он, судя по тому, как она простодушно задает этот вопрос. Но как можно быть близким с человеком, который никогда ни на что не реагирует, никогда не слышит то, что ты говоришь, даже если не брать в расчет то, что этот человек убил твою семью?

— На самом деле нет, — отвечаю я.

— Нам нужно подумать о его перспективах в долгосрочном плане.

— Хорошо.

Я тут совершенно не к месту, словно ребенок, притворяющийся взрослым. Доктор Патель склоняет голову набок, смотрит мягко и обеспокоенно.

— Мы стараемся делать все в интересах пациентов, учитывая мнение их родственников. Это наша позиция.

— Что вы имеете в виду?

Она медлит.

— До недавнего времени мы в таких случаях продолжали лечение бесконечно долго…

— Как вы его лечите? С ним раньше все было прекрасно.

— Ему требуется серьезный уход для поддержания в нем жизни, — говорит доктор Патель. — Я уверена, что вы это знаете.

— Вы имеете в виду, что можете прекратить его лечение?

До меня доходит, о чем она спрашивает: она хочет знать, могут ли они убить моего брата. А я это не поняла!

— Если мы считаем, что это в интересах вашего брата, все родственники и медицинский персонал согласны, то мы можем прекратить подачу еды и воды, — поясняет она мягким голосом.

— Вы можете это сделать? — Я тяну время. Я знаю, что могут. Я изучала этот вопрос.

— Да. Если мы все согласны, что так лучше. Протокол изменился с тех пор, как ваш брат попал в автомобильную аварию. Нужно думать о том, что хотел бы сам человек. Хотел бы он жить в таком состоянии?

— Не знаю, — отвечаю я. — Я знаю его только в таком состоянии. Он пребывает в нем уже много лет.

— Такие пациенты могут жить очень долго. — Доктор Патель разводит руками, словно таким образом пытается подчеркнуть как долго. — Я знаю, что это тяжело.

— Моя бабушка считала, что он хочет жить. Что это стоит ее усилий. Что стоит поддерживать в нем жизнь.

Какая потеря! Если мы позволим ему сейчас умереть, получится, что Пегги потратила свою жизнь зря. Но, может, она в любом случае испортила себе жизнь. Я помню, как обещала ей проследить, чтобы за Джозефом был обеспечен должный уход.

Лицо доктора Патель смягчается.

— Родственники часто надеются на улучшение, но боюсь, такое бывает крайне редко по прошествии такого количества времени.

— Да, наверное, — тихо говорю я. — Но бабушка думала, что его жизнь все равно имеет свою ценность, даже в таком состоянии, как он сейчас.

— Нужно о многом подумать, — поясняет доктор Патель. — Вы сможете обсудить этот вопрос с родственниками? Посмотреть, получится ли у вас у всех договориться?

— Я практически не общалась с ними какое-то время, — сообщаю я. — Но, наверное, смогу. Что вам сказал мой дядя Грегори?

— Он за прекращение лечения.

Конечно, за. Он ненавидит Джозефа.

— Это очень важное решение. Нам на самом деле нужно, чтобы все были согласны.

— А если не удастся достичь согласия?

— Можно обратиться в суд, но гораздо лучше, если вы сами примете решение. А пока не беспокойтесь: мы обеспечиваем Джозефу уход по самым высоким стандартам.

— Хорошо, я поговорю с дядей и тетей.

— Прекрасно. Хотите увидеть Джозефа?

Доктор Патель встает и выжидающе смотрит на меня.

— О…

Мне следует ей сказать, что я не хочу его видеть, не хочу находиться рядом с ним. Он вызывает у меня слишком сложные чувства. Но я не произношу ни слова.

— Я провожу вас к нему.

Похоже, у меня нет выбора и придется идти за доктором Патель. Мы идем по пустому коридору и оказываемся в удивительно приятной палате. Большое окно выходит на освещенную солнцем долину, хотя те, кто здесь, не могут оценить вид. Двое мужчин лежат на металлических кроватях, их головы и грудь приподняты и находятся под углом к ногам. Второй мужчина старше Джозефа, у него редкие седые волосы.

Доктор Патель подходит к Джозефу, склоняется над ним и что-то делает с одной из трубок.

— Он хорошо перенес переезд, — говорит она. — Я думаю, что он славный малый.

Мне эти слова кажутся странными, но, конечно, она не знает, что он натворил. Я помню, как Пегги говорила, что он теперь другой человек. Она была права. Он не может двигаться, не может разговаривать или общаться каким-то иным способом. У всех бывают дурные мысли — плохим человеком ты становишься, если воплощаешь их в жизнь. Видимо, теперь все пациенты доктора Патель стали славными малыми.

— Может, будет лучше, если вы с ним поговорите, — предлагает доктор Патель. — Расскажите ему о том, что происходит в вашей жизни.

Мне не хочется находиться рядом с Джозефом. Мне не нравится то тепло, которое я раньше ощущала по отношению к нему и которое сейчас вернулось, тем более если мы позволим ему умереть.

— Но он без сознания, — говорю я.

Доктор Патель просто улыбается и выходит из палаты.

У меня смешанные чувства. Хочу ли я позволить ему жить дальше или дать умереть? Я его люблю или ненавижу?

Хотя Джозефу сейчас тридцать пять лет, выглядит он моложе. На самом деле он симпатичный, если удается поймать тот момент, когда его глаза в нормальном положении. Несколько лет назад бабушка Пегги позволила опубликовать о нем статью в «Таймс», и у него даже появились поклонницы. Они писали ему длинные письма на плотной почтовой бумаге, и он даже получил два предложения о женитьбе. Вы можете в это поверить? Хотя говорят, что для каждого человека можно кого-то найти.

Мне холодно рядом с Джозефом, и я начинаю дрожать. Я не хочу здесь находиться, но у меня нет сил сопротивляться доктору Патель, поэтому я сажусь на стул и разговариваю с Джозефом, пытаясь избежать тем, которые меня расстраивают. А расстраивает меня бóльшая часть того, что происходит в моей жизни и, конечно, в его. Я сообщаю ему, что его змеи все еще живы и здоровы, живут в Красном доме. Я поднимаю телефон, чтобы заснять его, пока говорю, чтобы потом просмотреть это видео — когда буду думать, позволить ли ему умереть или нет. Я смотрю на его безвольное лицо сквозь экран своего телефона и понятия не имею, как будет лучше.

Примечания

14

Мармайт (Marmite) — торговая марка бутербродных паст одноименной компании, производимых в Великобритании. Слово стало нарицательным, как джакузи, памперс и т. д. — Прим. переводчика.

15

«Трэвелодж» — сеть бюджетных отелей по всей Великобритании. — Прим. переводчика.

16

Королевский Масленичный футбол проводится во вторник и среду на масленичной неделе в центре Эшборна, начиная с ХII века. Игра мало похожа на современный футбол — мяч (изначально отрубленную голову) нужно доставить к старой мельнице, расстояние до которой составляет пять километров. — Прим. переводчика.