Красный дом

Роз Уоткинс, 2023

ЛУЧШАЯ КНИГА ЛЕТА 2023 ПО ВЕРСИИ SUNDAY TIMES. Она видела все, что случилось в ту ночь… Но знает ли она правду? Убийство, которое шокировало нацию. Двадцать лет назад Джозеф Флауэрс хладнокровно убил своих родителей и младшего брата, а затем как ни в чем не бывало провел ночь в доме друга, работая над своей компьютерной игрой. Утром он врезался на машине в дерево и с тех пор впал в кому, а их семейная ферма стала известна как Красный дом. Место, где стены были залиты кровью. Она думала, что знает убийцу. Только Ева, младшая сестра Джозефа, выжила в ту ночь. Она была единственной свидетельницей убийства своей семьи, но до сих пор так и не поняла, что толкнуло брата на это ужасное преступление. Что, если она ошибалась? Став взрослой, Ева вынуждена пересмотреть свои воспоминания, когда всплывают новые улики по этому делу. А еще ходят слухи, что той ночью Джозеф создал в своей игре скрытый уровень, который содержит ключ к правде об убийстве семьи Флауэрс. «Одна из лучших современных писательниц детективного жанра». – ЭЛЛИ ГРИФФИТС «Очередное подтверждение, что Уоткинс – одна из лучших британских писательниц детективного жанра». – DAILY MAIL «Уоткинс отлично справляется со сложными сюжетами». – САРА ЛИНЛИ «Искусно написанный, изобилующий поворотами, захватывающий и тревожный роман». – Б.А. ПЭРИС «”Красный дом” поразил меня с самой первой страницы! Прекрасно написано, с идеальным чувством темпа. Я думала, что хорошо умею находить подсказки, но я была сбита с толку этой удивительно хитроумной загадкой. Мне это очень понравилось!» – АМАНДА БРИТТАНИ, автор книги I’M WATCHING YOU «Я не могла оторваться от этой истории… Я буквально промчалась по Красному дому, я так отчаянно хотела узнать настоящую историю убийства семьи Евы – настоящий page-turner с блестящим финальным твистом». – ЛИЗА ХОЛЛ, автор книги THE WOMAN IN THE WOODS «Роз Уоткинс пишет книги, настолько наполненные атмосферой, что вам приходится постоянно проверять, что в безопасности дома, читаете, а не переживаете в реальности каждый мрачный момент вместе с героями». – СИ. ЭС. ГРИН, автор THE WISPER HOUSE

Глава 4

А еду по трассе А515 из Эшборна, направляюсь на север к Бейквеллу, потом к Баслоу. Недавно прошел дождь, и дороги теперь блестят от воды. Сквозь облака пробивается тусклый свет зимней луны, который, падая на поля, придает им какой-то потусторонний вид.

Живот крутит от беспокойства. Бабушка Пегги не стала бы просить меня приехать в Красный дом, если бы не случилось что-то на самом деле плохое. Я веду машину в полубессознательном состоянии, бормочу себе под нос, что она, возможно, упала и растянула лодыжку, не может выйти из дома, но в целом с ней все в порядке. Мои слова звучат как мантра, но я в нее не верю. Произошло что-то очень серьезное.

Примерно через полчаса я приближаюсь к Лиш-Фену, болотистой местности, где растет много вереска, дрока и травы. Туда мало кто отваживается заходить, зато дикая природа чувствует себя просто отлично. Ходили слухи о затопленной деревне — во время дренажных работ нашли осколки глиняных изделий и деревянные вещицы, вырезанные из дуба, но это не подтверждено.

Я говорю себе, что слишком остро реагирую. Я всегда была паникершей. Если кто-то опаздывает на встречу со мной, я представляю себе автомобильную аварию, взорвавшиеся подушки безопасности, торчащие из конечностей кости и судорожно работающих парамедиков, которые делают искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Этому едва ли стоит удивляться, учитывая мое прошлое, но обычно с людьми все в порядке. С бабушкой Пегги все должно быть в порядке, потому что она слишком много значит для меня. Я не видела тетю и дядю восемь лет, и Пегги — единственная родственница, с которой я общаюсь. Я представляю себя без нее дрейфующей в бескрайнем море льда.

Я доезжаю до насыпной дороги, пересекающей болото, и еду по ней к дому, который стоит на неком подобии острова. В прошлом территорию вокруг него осушали, там паслись овцы, но бабушка Пегги решила этого не делать, поэтому болото постепенно отвоевывает себе назад эту территорию с ее молчаливого согласия. Осталось только одно хорошее поле. Это означает, что Красный дом с каждым годом становится еще более изолированным, окруженным болотом, от которого идет странное красное свечение. Я знаю, что болото красное из-за водорослей или еще каких-то растений, но ходят слухи, что это кровь животных, которых убивали в старом сарае в те времена, когда ферма принадлежала моему двоюродному дедушке. И конечно, там пролилась кровь членов моей семьи, хотя разумом я понимаю, что она не стекала в болото и оно стало красным не из-за нее.

От деревни Маршпул до дома всего около мили, их разделяет перелесок и, конечно, болото, но по ощущениям это совсем другой мир. Некоторые участки очень опасны. Это так называемое «покровное болото»^[1] — оно вроде бы кажется твердым участком земли, а на самом деле это на поверхности воды плавает слой травы и других растений. Когда я росла, мне рассказывали много историй о детях, которые отправились на болото и не вернулись. Реальный случай я знала только один — четырехлетний мальчик отошел от родителей во время семейного пикника и потерялся. Его тело нашли через два дня наполовину погруженным в воду.

В поле зрения появляется дом, освещаемый фонарем в викторианском стиле, который бабушка Пегги установила у двери. Кирпичный фермерский дом кажется темнее и краснее, чем должен быть. Изнутри дом был почти полностью уничтожен огнем, но фасад не пострадал, хотя при дневном свете все еще можно увидеть почерневшие участки, опаленные огнем. Я трясу головой и собираюсь с силами. Вины дома в случившемся нет.

Я заезжаю во двор и чувствую приступ тошноты. Но я должна это сделать. Я нужна бабушке Пегги, а она меня никогда не подводила.

Я выхожу из машины и иду к входной двери. Я чувствую покалывание на кончиках пальцев, крошечные волоски на шее сзади встают дыбом.

Дверь не заперта, и я захожу в темный коридор, быстро прохожу мимо гостиной и направляюсь в кухню. Мне кажется, что чуть-чуть пахнет дымом после пожара, но, конечно, это не так. Прошло двадцать лет. Я делаю глубокий вдох, и запах исчезает.

Меня захлестывают воспоминания. Я — маленькая девочка, рыдаю на плече у бабушки Пегги, потому что считаю, что тетя и дядя меня ненавидят. Запах талька с ароматом сандалового дерева, которым она пользовалась после ванны. Влажный банановый кекс, который она испекла, чтобы меня порадовать.

Пегги сидит за столом, склонившись над чашкой чая. На ней джинсы и свитшот — она никогда не выглядит как классическая «пожилая дама». На столе стоит тарелка с домашним печеньем и заварочный чайник, она пьет чай из фарфоровой чашки с блюдцем. То, что она потрудилась все это приготовить и выставить на стол, меня успокаивает. Может, на самом деле с ней все в порядке. Когда я была маленькой, она обычно выливала немного чая в блюдце, чтобы он побыстрее остыл, и поила меня им с блюдца. Может, она таким образом приучала меня к нему. Может, не хотела рисковать — вдруг мне бы не понравился чай? Когда в семье случилось столько трагедий, как в нашей, тебе часто предлагают чай, много чая.

Пегги поднимает голову и улыбается.

— Спасибо, что приехала.

Я вижу ее серое лицо и понимаю, что она выглядит намного хуже, чем в предыдущую нашу встречу. Я снова чувствую тяжесть в животе, словно там сворачивается клубок змей.

Я усаживаюсь за стол, наливаю себе чай, беру печенье. В кухне сводчатое окно, разделенное вертикальной перегородкой, свет из него освещает часть территории, и я вижу, как частично оторвавшийся гофрированный металлический лист колотится на ветру на крыше одной из старых овчарен. Раньше я иногда оставалась здесь на ночь, но, когда начинался ветер, спать было невозможно. В такие моменты я представляла, что это мои умершие родители пытаются попасть в дом, и, с одной стороны, это пугало меня до жути, а с другой — я хотела их увидеть.

Я отгоняю воспоминания и смотрю сквозь окно на болото. Оно блестит в лунном свете, кажется жутким и красивым одновременно.

— Как ты? — спрашивает Пегги. — Как там книжный магазин? И животные?

— Отлично, — отвечаю я, решая ничего не рассказывать о нашем с Мумин сегодняшнем супергеройском поступке. Мне нужно, чтобы бабушка объяснила мне, что происходит. — Я еще должна вернуться сегодня в приют, чтобы покормить осликов, — добавляю я.

Она вздыхает.

— Хорошо, я сразу перейду к делу.

— Нет, нет, я не это имела в виду. Торопиться некуда.

Она сглатывает и хмурится.

— Я вполне могу сказать это сразу. Я умираю.

Я резко вдыхаю, протягиваю вперед руку и сжимаю ее ладонь.

— Что ты такое говоришь?!

— У меня рак яичников. Пошли метастазы.

Кухня плывет у меня перед глазами, и я снова вижу себя на ледяной арктической пустоши, меня быстро куда-то несет между кусков льда, к чему-то неизвестному и ужасному, а я не контролирую ситуацию.

— Лиз говорит, что, вероятно, все дело в стрессе из-за всего случившегося. Стресс может запустить развитие раковой опухоли.

Лиз — это лучшая подруга Пегги. Я не видела ее с тех пор, как прекратила сюда регулярно приезжать, но Пегги все время про нее что-то рассказывает. Она художница, у нее есть своя мастерская на возвышенности в окрестностях Маршпула. Они с Пегги вместе ходят по музеям и галереям. Я думаю, что без Лиз Пегги не справилась бы со всем, что на нее свалилось.

— Но ведь его же можно вылечить, да? — Я надеюсь, что Пегги не станет настаивать на использовании магических кристаллов и позитивного мышления вместо химиотерапии.

— Э-э, нет, — отвечает Пегги. — Боюсь, что у меня осталось мало времени. — Она произносит это с вопросительной интонацией. — Мне очень жаль.

Ее слова кажутся мне лишенными смысла. Щеки у меня влажные. Я достаю платок из кармана и прижимаю к своему лицу. Я не могу дышать! Такое ощущение, что мои легкие заполнены до предела, но при этом я чувствую себя на грани обморока из-за нехватки кислорода.

— О, моя дорогая, все в порядке, — говорит Пегги.

— Нет, не в порядке! Совсем не в порядке!

Слова вырываются сами собой, я делаю глубокий вдох.

— Все умирают.

Потом я рыдаю, а бабушка меня успокаивает. Я чувствую себя ужасно, я говорю про себя, про то, что у меня никого нет, но умирает-то при этом она!

Я шмыгаю носом, сморкаюсь и прерывисто вдыхаю.

— Прости, бабушка.

— Нет, это ты меня прости. — Она сильнее сжимает мою руку. — У тебя такая трудная жизнь.

— Я справлюсь. Просто я в шоке.

Я не хочу спрашивать, сколько ей осталось.

— Я хочу попросить тебя об одолжении, Ева. — Она замолкает на секунду, словно погружается в свои мысли, затем произносит: — Ты потанцуешь со мной?

Я знаю, что это не то, о чем она собирается меня попросить, но пока она, судя по всему, еще не готова говорить об этом. В чем бы это одолжение ни заключалось.

Когда я приезжала сюда ребенком, мы обычно танцевали в гостиной. Я часто расстраивалась из-за ссор с тетей или дядей или конфликтов с другими детьми в школе. Пегги обычно ставила пластинку, хватала меня за руку и кружила до тех пор, пока я не начинала смеяться и забывала о том, что меня расстроило.

— Мы не можем просто начать танцевать и сделать вид, что ничего не произошло.

Я не хочу идти в гостиную. Я не готова к этому, внутри меня нарастает беспокойство. Кроме того, я должна расспросить ее о лечении, о том, когда ей на прием в больницу, и о том, чем я могу ей помочь.

Она хватает меня за руку с поразительной силой и поднимает на ноги.

Танец — это только повод затащить меня в ту комнату? Я отступаю назад.

— Нет, бабушка. Пожалуйста. Я не хочу…

Она игнорирует мои слова и продолжает тянуть, а я не могу с ней бороться. Пегги выводит меня в коридор, и там я останавливаюсь, опять пытаюсь сопротивляться. Она открывает дверь в гостиную, и я чувствую запах отбеливателя, смешанный с чем-то животным и мужским. Бабушка слегка тянет меня за руку, и мы оказываемся внутри. Я закрываю глаза.

Примечания

1

Англичане называют их «одеяльными болотами» (blanket bog), что кажется более правильным, потому что трясину покрывает «одеяло» — торфяное, травяное и т. д. — Прим. переводчика.