Час Купидона. Часть I. Секрет Купидона

Робин Каэри

В Лувре никогда ещё не было подобного!И это не просто кражи или убийства, о нет! Кто-то остановил практически все часы в королевском дворце. Обер-камергер и капитаны дворцовой стражи в замешательстве – кому пришло в голову подшутить таким странным образом? Да и шутки ли это? А нет ли скрытого умысла в том, что стрелки замерли именно в четыре часа, в так называемый Час Купидона?Так что же это – Час Купидона – шутливый розыгрыш или мистический ритуал?Апрель 1654 года. Франция, Париж.

Глава 2. Чуть не попался

После четырёх часов ночи. Лувр

Запутаться в тёмных и тесных коридорах потайного лабиринта проще некуда. А уж, будучи напуганным, и подавно. Пропетляв наугад в кромешной тьме, ни разу не сверившись с метками, вырезанными в стене рукой доброжелательного или просто предусмотрительного предшественника, Франсуа едва успевал перевести дух. Остановившись, чтобы набрать воздуху и отдышаться, он облокотился на склизкую стену. К своему ужасу, он осознал, что избежав поимки де Вивонном и Людовиком, он угодил в самый худший переплёт за всю свою жизнь. В панике, убегая от погони, он сбился с пути и теперь не знал, в какой части огромного лабиринта потайных коридоров оказался. Найдётся ли выход из этой кромешной темноты и, если всё-таки да, то куда он приведёт?

Несмотря на холод, который царил в потайных коридорах даже в июльские жаркие деньки, когда Париж изнывал от духоты, Франсуа почувствовал, как в глубине души его зарождался жар от панического ужаса. Страх, что он окончательно потерялся и был обречён на вечные скитания в темноте, замурованный заживо в каменном мешке бесконечного лабиринта, пока голод и усталость не доведут его до отчаяния и смерти, едва не поглотил маркиза целиком. Он даже успел почувствовать отчётливо, как наяву, ледяное прикосновение чьих-то склизких пальцев у себя на шее. Вот они уже вцепились мёртвой хваткой и начали медленно душить его, не позволяя выдохнуть. Ещё секунда, и…

— Только не это! — чуть слышно всхлипнул маркиз и потянул за концы кружевного шарфа на шее, чтобы ослабить бант, едва не затянувшийся в смертельный узел.

Стоило ему представить заплаканное лицо любимой старшей сестрицы Франсуазы, как в глазах защипало. Непрошеная слеза обожгла щёку, скатилась к уголку рта и оставила на губах горько-солёный привкус. Светлый образ заботливой сестры сменился на суровый лик их почтенного батюшки. Тяжёлый взгляд герцога де Невиля, даже в воображении, мог просверлить насквозь, достав до самой глубины души, перепуганного и расстроенного Франсуа.

Невозможно представить себе видение более отрезвляющее. И стоило только Франсуа вспомнить о герцоге, как в его памяти тут же послышался исполненный драматизма голос, назидательным тоном произнёсший коронную фразу: «Я глубоко разочарован в вас, сударь мой». Слёзы жалости к себе и сожалений о горькой судьбе высохли в единый миг и, успокоившись, маркиз взял себя в руки. Он вытер лицо дрожавшей от холода ладонью, размазав ручейки слёз по щекам, и остановился у первого же поворота. Прекратив бессмысленное блуждание по лабиринту, он решил, прежде всего, определить, в какую часть дворца он забрёл.

— Всё будет хорошо. Я выйду отсюда, — пообещал самому себе Франсуа, мысленно посылая ободряющую улыбку сестрице. Ей не придётся лить слёзы из-за него, ведь он найдёт выход и сумеет выбраться наружу.

Теперь он шагал медленно, осторожно проводя ладонями по стенам по обе стороны от себя. Он прощупывал каждый кирпич, любые, даже самые мелкие зазоры в каменной кладке, какими бы склизкими и противными на ощупь они не казались. Преодолевая волнение, маркиз мало-помалу проходил шаг за шагом от одного отрезка лабиринта до другого, воссоздавая в своей памяти расположение знаков и зарубок на стенах, которые они вместе с Людовиком тайком срисовывали с дворцовых планов ради игры в прятки. Где-то обязательно должен быть указатель, вырезанный в кирпиче. Будь у него свет, то отыскать все эти таинственные знаки не составило бы труда. Но огарок свечи, припасённый им перед вылазкой, выпал из кошелька, пришитого к поясу, когда Франсуа боролся с налетевшим на него де Вивонном.

Минуты вынужденной прогулки в темноте текли томительно и невыносимо долго, даже начали казаться долгими, как часы. Будто на этот раз ему и в самом деле удалось остановить не просто механизм, двигавший стрелки на часах, но и самоё время. Надежда отыскать условный знак понемногу начала растворяться во тьме неизвестности, когда его пальцы внезапно зацепились за поросшую мхом трещинку в кирпиче. Ощупав её, Франсуа обрадовано вскрикнул. Наконец-то он нашёл рычажок, скрытый в глубине стены. И это означало, что выход был где-то рядом, всего в двух шагах от него!

Не помня себя от радости, Франсуа с силой надавил на рычажок, не обращая внимания на боль в пальцах, оцарапанных об острые края трещины. Панель, встроенная в стене, поддалась напору. Сработал скрытый механизм, и фальшивая стена, за которой скрывался потайной коридор, начала медленно сдвигаться внутрь. Характерный запах старой шерстяной ткани и столетней пыли указывал на то, что маркиз оказался у входа в неглубокую нишу, которую прикрывало широкое полотно гобелена.

Протяжный скрип металлических петель сдвигаемой панели неминуемо привлёк бы чьё-нибудь внимание, если бы поблизости располагались жилые покои или один из тех залов, где стояли в карауле гвардейцы. Сжав нос и рот ладонью, чтобы не чихнуть, Франсуа зажмурился и застыл на месте на несколько секунд, сделав над собой усилие, чтобы не вдохнуть пыль от старинного гобелена. Он был спасён! Более того, он мог осмотреться, ведь во всех дворцовых гобеленах, украшавших стены Лувра, имелись дырочки для обзора. Нужно было только угадать, куда именно его угораздило попасть после долгого плутания в темноте. А это было нетрудно, так как маркиз, с ранних лет выросший во дворце, мог узнать по особенностям внутреннего убранства все залы и галереи в Лувре. Он прекрасно ориентировался в запутанной системе лестниц, переходов и служебных коридоров, да и сам по себе королевский дворец был для него, прежде всего, огромной площадкой для весёлых игр в прятки и погони с Людовиком и другими мальчишками, чуть постарше короля.

Стараясь не дышать так долго, насколько это было возможно, и, прикрывая нос и рот вспотевшей ладонью, маркиз осматривал висевший перед ним гобелен в поисках малейшего просвета, специально вырезанного в ткани глазка для подглядывания или хотя бы прорехи в нитях.

Наконец он заметил тонкий луч света, который, подобно струне, пробивался сквозь щель в ткани. Но, к его разочарованию, глазок для наблюдения, рассчитанный на шпиона ростом выше юного пажа, был вырезан на недосягаемой для него высоте. Как ни пытался Франсуа подпрыгнуть или подтянуться на цыпочках, все усилия были тщетны.

Устав от бесплодных попыток, он решил попытать удачу и приподнять угол холста снизу. Если в зале никого не было, то он мог бы определить, где находился, и беспрепятственно пройти к выходу, чтобы вернуться на свой пост по открытой галерее. Снова воспользоваться потайными коридорами он не захотел бы даже под страхом, что его обнаружат и за этим последует суровый выговор с назначением в штрафной караул от самого господина Мальфлёра.

Осторожно, чуть дыша, маркиз продвигался на корточках вдоль всего полотна гобелена, казавшегося бесконечно огромным, пока не нашарил возле себя холодные кирпичи в стене. Наконец-то нижний угол гобелена был найден, и можно выйти наружу из самого настоящего заточения в тёмный каменный мешок потайного лабиринта!

Едва не вскрикнув от радости, Франсуа протянул руку, чтобы приподнять край гобелена. Но в ту же минуту тяжёлое полотно само заколыхалось над ним, и кто-то резко поднял его за угол с другой стороны.

— Сюда! Здесь вход в потайной коридор. Он приведёт нас к набережной, — прошептал неизвестный, подзывая кого-то ещё.

Молниеносно отодвинувшись в сторону, Франсуа вжался спиной в стену, стараясь не поддаться страху, сковавшему его до онемения во всём теле. В следующую секунду он ощутил волну мурашек, пробежавших от затылка до самых пят, и всё его тело начало трясти мелкой дрожью от сырости и холода, исходивших от кирпичной стены, в которую он вжался, ни жив ни мёртв.

— Ты уверен? Смотри, шельма, ты уже напортачил сегодня, — в грубом голосе этого человека, говорившего глухо и с хрипотцой, звучала нешуточная угроза. Короткий звук, похожий на лязг стального лезвия ножа, вытащенного из ножен, не оставлял сомнений в жестокости его намерений.

— Я же сказал! Я знаю дорогу, — ответил первый.

— Ты говорил, что нас никто не запасёт, — заговорил третий человек. — И вот же! Нас едва не накрыли там же, на месте, да ещё и с добром в карманах. Не обессудь, но за свои слова приходится отвечать. Шкурой.

— Понял? — вслед за уточняющим вопросом последовала возня. По судорожному всхлипу и учащённому дыханию можно было представить бедственное положение первого говорившего, который, судя по всему, был проводником. Он прохрипел в ответ, но издали раздался топот бегущих ног и послышались тревожные выкрики.

— Живо, внутрь! — шепнул первый человек.

Его спутники прошли в нишу под приподнятым гобеленом, а оттуда, через открытую маркизом фальшивую панель в стене, протиснулись в потайной коридор. Их проводник прошёл последний, позаботившись опустить на место полотно гобелена.

Франсуа почти примёрз спиной к стене. Он молил небеса, чтобы в пылу погони его укрытие не заметили ни беглецы, ни их преследователи.

— Там кто-то есть, — послышался хриплый голос одного из беглецов. — Проверь.

Очертания их фигур почти растворились в темноте, и всё же Франсуа почувствовал острый, как лезвие ножа взгляд человека, смотревшего в его сторону.

— Они прячутся где-то здесь! — снаружи раздались громкие голоса и беспорядочный топот бегущих ног. — Ищите! Осмотрите всё, господа!

Зло выдохнув, человек, смотревший в сторону, где прятался Франсуа, помедлил всего на мгновение и скрылся в темноте.

Протяжно заскрипели петли на фальшивой панели, заглушая звуки удалявшихся шагов, и в ту же минуту послышался пугающе громкий шорох. Гулкое эхо повторило звуки ударившихся об пол наконечников тяжёлых церемониальных алебард. Без сомнения, это прибежали стражники из Швейцарской гвардии, охранявшие покои королевы. Приготовившись к самому страшному, Франсуа напрягся и в очередной раз затаил дыхание, набрав полные лёгкие пыльного затхлого воздуха, от которого тут же захотелось чихнуть и прокашляться. На его счастье, гвардейцы только оставили алебарды, прислонив их к стене рядом с тайником, и принялись осматривать углы и оконные ниши.

Замёрзший и перепуганный, юный маркиз сел на корточки, прислонившись плечом к стене. Ослабевшие из-за пережитого страха, колени дрожали, и он медленно осел на пол. Чувствуя облегчение от того, что его снова не заметили, он вытянул занемевшие ноги и выдохнул. А уже в следующий миг на смену чувству страха в его душу закралось любопытство. Кто были те два грабителя, можно было догадаться по характерному для парижских предместий выговору. А то немногое, что Франсуа уловил из их речи, означало, что он только что едва нос к носу не столкнулся не с уличными карманниками, а хладнокровными убийцами, готовыми на любую жестокость. А вот третий человек, тот, кто привёл их к двери в потайной коридор, скорее всего, был их сообщником из числа дворцовой прислуги. Но что с того? Ведь узнать его невозможно. В темноте Франсуа не разглядел никаких особых примет, по которым можно было бы указать на него.

— Никого! Как сквозь землю провалились, господин капитан!

Вот оно! Обрадованный нежданно посетившей его идеей, Франсуа легонько хлопнул себя по лбу и чуть было не бросился бежать из своего укрытия. Но тут же он замер, спохватившись, что малейший шорох может выдать его.

Но ведь какая блестящая мысль — он мог узнать того человека по голосу! Теперь для того, чтобы довести дело до конца, ему и вовсе не следовало попадаться самому. А вывести мошенника и воров на чистую воду — это долг любого пажа, и он, Виллеруа, его исполнит! Правда, для начала следовало вернуться на пост в зале Приёмной королевы, да поторопиться, чтобы не опоздать к смене караула. Ох, и вздумалось же де Вивонну оказаться возле больших часов в зале в самый неподходящий момент! Не заметь он тогда Франсуа, маркизу не пришлось бы носиться, сломя голову, в лабиринте по потайным коридорам. Правда, тогда он не узнал бы, каким образом воры сбежали от погони, да и не услышал бы голос человека, служившего во дворце.

— Нет худа без добра. Уж это точно, — чуть слышно прошептал самому себе Франсуа, дожидаясь, пока швейцарцы не покинули зал после того, как, тщательно обследовали каждый угол, все оконные и дверные ниши. По счастью, им и в голову не пришло искать тайники за старинными гобеленами, которые украшали стены зала вот уже более ста лет.

Ему не терпелось вылезти из укрытия и размять затёкшие ноги. Всё тело ныло так нестерпимо, что Франсуа едва дождался, когда шаги удалявшихся гвардейцев затихли где-то в одной из дальних галерей.

Оказалось, что снаружи было также холодно, как и в потайном коридоре. Это наводило на мысль, что он попал в один из малопосещаемых проходных залов, камины в которых никогда не растапливались. Оглядевшись, Франсуа заметил у входа возле дверей мраморные статуи, в руках которых были закреплены подсвечники с погасшими свечными огарками. Он узнал то место — он оказался возле так называемой галереи Призраков, а, значит, для того, чтобы вернуться на свой пост, ему нужно было всего лишь пройти вперёд по анфиладе залов к Большой галерее.

Но сделать это следовало бегом и так, чтобы не потревожить сон обитателей близлежащих покоев. Франсуа не понаслышке знал, насколько чутким был слух некоторых обитателей дворца, а особенно в числе придворных дам свиты Анны Австрийской. Казалось, что некоторые почтенные статс-дамы вовсе не смыкали глаз по ночам, и были в курсе всего, что происходило во дворце.

В приёмной королевы было пусто и темно. Свечи, горевшие в огромных напольных канделябрах с самой полуночи, давно погасли. А значит, время приближалось к пяти часам утра, и дворцовый кастелян, в ведении которого были все дверные замки, засовы, а также свечи и часы Лувра, вот-вот начнёт свой утренний обход галерей и залов. Начиная с пяти утра, он зажигал свечи в канделябрах и вставлял новые настенные факелы во всех присутственных залах и главных коридорах дворца. Следом за ним, ближе к шести часам, в залы приходили истопники. Они чистили и растапливали дворцовые камины, все, за исключением тех, которые находились в личных покоях королевской семьи, там за растопкой каминов следили камердинеры и камеристки.

С улицы раздался торжественный бой церковных колоколов, отмечая наступление утра и начало нового дня. Со стороны Большой галереи послышалось гулкое эхо шагов, по которым Франсуа безошибочно узнал печатный шаг, каким проходят на королевском параде — особенную поступь главного надзирателя в Корпусе Королевских Пажей господина Мальфлёра.

Смена пажеского караула! Скорее! Успеть добежать до зала, быстро подняться по ступенькам на невысокий постамент, где стояли кресла короля и королевы, и занять свой пост в последний миг! Франсуа стремглав пронёсся в распахнутые настежь двери, рискуя на бегу столкнуться с заспанным кастеляном, который добродушно пробормотал что-то в густые усы, заменяя огарки новыми свечами в высоком позолоченном канделябре.

Неужели де Кревье умудрился задержаться на свидании со своей очаровательной зазнобой? Но, в случае опоздания товарища по караулу, Франсуа был готов с невиннейшим выражением лица сослаться на то, что зов природной нужды заставил виконта отвлечься от несения службы. Звучало это, конечно же, смешно и нелестно. Зато де Кревье отделается всего лишь насмешливым выговором сквозь зубы от педантичного до мелочей поклонника пунктуальности, сопровождаемым хихиканьем остальных пажей, которые явятся для смены почётного караула. В любом случае, за неимением доказательств обратного, господин Мальфлёр, как всегда, будет вынужден принять, как данность, объяснение маркиза, каким бы нелепым оно ни казалось.