Купидон на вишне. И первый бал, и первая любовь

Робин Каэри

Задумка юного Людовика XIV поставила на уши весь королевский двор. Слухи о готовящемся празднике облетели не только Лувр, но и Париж, а приготовления обернулись суматохой и бессонными ночами не только для короля и его друзей, но и для музыкантов, танцоров, кутюрье, белошвеек, ювелиров, декораторов и даже придворного садовника.Придворный балет «Королевский триумф» сделался самым ярким событием уходящего 1653 года.Действие романа происходит при дворе короля Франции Людовика XIV.

Глава 4. Королевские гонцы. Очарование

Лувр. Апартаменты королевы, 12.12.1653 г.

Бегать на посылках в качестве королевского гонца с особым поручением было не впервой для маленького маркиза. Людовик часто посылал Франсуа с записочками или с просьбами передать что-либо важное на словах, полагаясь на его сообразительность и быстроту. Случалось, что маршрут гонца не выходил за пределы огромного зала Большой приёмной, но иногда ему приходилось добираться до самой дальней части дворца — в восточное крыло. Будучи с раннего детства в личной свите Людовика, де Виллеруа научился хорошо ориентироваться во всех королевских резиденциях, он был знаком с расположением апартаментов, приёмных и личных комнат всех важных и сколь-либо значимых придворных, которые постоянно проживали в королевских дворцах и состояли на службе у короля или королевы. Пользуясь вседозволенностью в качестве близкого друга короля, Франсуа беспрепятственно входил в любую часть королевского дворца, за исключением арсенала, кордегардий гвардейских рот и министерских кабинетов. Но и туда он и его товарищи по играм проникали тайком порой шутки ради, а порой на спор. Стоявшие на постах в карауле гвардейцы никогда не останавливали его на пути из одного зала в другой. Видимо мальчишеские шалости и бунтарские выходки не были забыты напрочь теми молодыми дворянами, из которых были сформированы четыре гвардейские роты дворцовой охраны. Совсем по-другому вели себя швейцарцы из особой роты личной гвардии королевы, которой командовал сержант Дезуш. По слухам, сержант был доверенным лицом, а точнее, глазами и ушами королевы Анны Австрийской, и каждое утро являлся к ней в покои с подробным докладом обо всём, что произошло в королевском дворце за прошедшие день и ночь. Швейцарские гвардейцы, которыми командовал сержант Дезуш, были все как на подбор хмурые бородачи, одетые в форменные камзолы, сшитые по моде прошлого столетия. А помимо длинных шпаг, у них на вооружении были громоздкие тяжёлые алебарды. Они всякий раз так и норовили подловить маленького маркиза де Виллеруа, чтобы устроить ему показательный допрос и повеселиться за его счёт. Однако же, несмотря на юный возраст, Франсуа был достаточно смышлён и дважды на одни и те же уловки не попадался. Сообразив, что встреча со швейцарцами приводила к потере времени и, кроме того, сбивала с намеченного маршрута, маркиз научился определять их посты караула, издали замечая броские красно-сине-белые камзолы и панталоны-буфы, и обходил их стороной. Со временем Франсуа умудрился запомнить ежедневный график несения караулов во всём дворце. Так и повелось с той поры, что юный стратег прежде, чем пускаться в бега с очередным поручением от Людовика, определял свой маршрут, выбирая те залы и коридоры, где в карауле стояли только гвардейцы королевской роты.

Почётный эскорт из двух гвардейцев личной охраны короля не обрадовал юного гонца-скорохода. Нельзя сказать, чтобы его тяготила их компания, ведь это были хорошо знакомые ему молодые дворяне, состоявшие на службе в роте, называемой Дворянской сотней — почётной личной гвардии короля. Более того, командовал этой ротой отец одного из друзей Людовика — Антуана де Лозена — полковник Анри-Номпар де Комон маркиз де Кастельно, с которым водил дружбу почтенный маршал де Невиль — отец Франсуа. Но дружба дружбой, а никто добровольно не захочет раскрывать свои секреты и стратегические планы! Ради экономии времени Франсуа хотел воспользоваться своим секретным маршрутом через скрытые от посторонних глаз коридоры и переходы.

О существовании в Лувре целой сети потайных коридоров знали во все времена. И о них даже ходили самые невероятные и жуткие легенды. Но только небольшое число доверенных лиц из тех, кто поколениями служил во дворце, могло точно указать, где именно располагались искусно замаскированные за гобеленами, шпалерами или за книжными шкафами двери, ведущие в те потайные коридоры. И даже среди этих людей далеко не каждый мог безошибочно сориентироваться в запутанном лабиринте переходов и ложных дверных ниш, не рискуя потеряться и остаться там навсегда.

— Куда это вы, маркиз? — один из гвардейцев позвал его, когда Франсуа по привычке свернул в сторону служебного коридора. — Дорога к апартаментам королевы идёт через Парадную галерею. А тот коридор, в который вы собрались свернуть, вообще-то, ведёт к королевской кухне!

— Никак засахаренных фруктов или булочек с маслом захотелось? А что, не грех бы и подкрепиться на дорожку! — подтрунивали над маленьким гонцом сопровождающие его гвардейцы, предвкушая весёлую прогулку и надеясь на то, что в апартаментах королевы им повезёт встретиться и обменяться несколькими словечками с очаровательными дамами из свиты Анны Австрийской.

Франсуа сделал вид, что шутливые намёки на любовь к лакомствам вовсе не смутили его. Он с простодушным видом проследовал за гвардейцами по официальному маршруту, который пролегал через Парадную галерею, Большой зал и дальше через целую анфиладу малых залов. Им предстояла долгая и скучная прогулка, и даже не бегом, так как в это время дня нужно было протискиваться сквозь толпу придворных, ожидающих аудиенцию в приёмных и залах во всём дворце. А, кроме того, приходилось постоянно лавировать между бегущими, не разбирая дороги пажами, личной прислугой, военными, адъютантами и секретарями, каждый из которых спешил по срочному, безотлагательному и важному поручению.

У дверей в приёмную королевы им преградили путь стоявшие в карауле швейцарцы. Те самые бородачи из роты сержанта Дезуша! Насмешливо ухмыляясь в бороды, они уже предвкушали веселье и важно скрестили тяжёлые алебарды, не впуская в зал маленького маркиза и его почётный эскорт.

— По приказу короля! — громко выпалил один из гвардейцев, но швейцарцы продолжали стоять, не шелохнувшись, будто и не услышали его вовсе.

— Маркиз д’Аленкур де Виллеруа! По личному приказу его величества!

Звонкий мальчишеский голос привлёк внимание придворных дам, которые стояли, образуя несколько групп напротив дверей, ведущих в кабинет Анны Австрийской. Многоголосый гомон разговоров и весёлое шушуканье тут же стихли, и в воцарившейся тишине можно было отчётливо расслышать шелест колышущихся на сквозняке тяжелых гардин и негромкий скрип половиц паркета.

Щелчок. Ещё один! А вот и сразу несколько! Пронеслось всего одно мгновение, и недолгое затишье сменилось новой волной негромких разговоров и шума, похожего на хлопанье птичьих крыльев. В глазах тут же зарябило от блеска драгоценностей и мельтешения белоснежных кружев на запястьях рук и декольте дам; замерцали яркие всполохи красочных расписных вееров из китайского шёлка, которыми томно обмахивались придворные красавицы, скрывая за ними улыбки и нескромные взгляды в сторону явившихся в приёмную посланников короля. Все дамы с нескрываемым интересом разглядывали хорошенького голубоглазого мальчика со светло-каштановыми кудрями, одетого в детский камзольчик, в точности повторявший силуэт модного придворного костюма. Манеры и тон голоса этого маленького вельможи делали честь его воспитанию и заслужили одобрительные улыбки дам, очарованных его поведением.

В этот момент строгая дама в чёрном платье старомодного фасона, с высоким чепцом из кружев, венчающим посеребрённые сединой волосы, аккуратно уложенные в сложную причёску, поднялась с невысокого табурета. Она передала небольшую корзинку с вязанием в руки одной из фрейлин, которые окружали её, и величественной походкой прошла до середины зала, не выказывая ни любопытства, ни недовольства по поводу прихода незваных гостей.

— Господа! Будьте любезны, извольте впустить королевского посланника, — произнесла она, поприветствовав кивком головы де Виллеруа и его эскорт.

Полный достоинства тон мягкого голоса этой почтенной дамы заставил швейцарцев немедленно подчиниться её просьбе. И немудрено! Ведь это была Мари-Луиза де Ланнуа герцогиня де ла Мот — первая статс-дама двора её величества королевы!

Маркиз с важным видом вздёрнул подбородок вверх и во главе своего маленького отряда прошёл мимо швейцарцев, сделав несколько шагов навстречу к герцогине.

Мадам де Ланнуа внимательно посмотрела в лицо мальчика и жестом руки поманила его к себе, сделав знак сопровождающим его гвардейцам остановиться и ждать возле колонны.

— Итак, сударь, теперь доложите обо всём, как полагается. К кому у вас поручение от короля?

Прежде, чем заговорить, Франсуа с почтительным видом снял шляпу, украшенную пышным плюмажем из страусовых перьев.

— Настоящее произведение искусства! — не удержался от восхищённого вздоха один из придворных щёголей, наблюдая за этой сценой.

Шляпа маркиза и в самом деле представляла собой любопытный образчик галантерейного искусства. Её широкие поля были чуть загнуты вверх и скреплялись брошью с правой стороны. Будучи по размеру точь-в-точь по голове мальчика, тем не менее эта шляпа не отличалась от настоящих головных уборов взрослых кавалеров и даже превосходила многие из них изяществом линий и дороговизной отделки.

В умении ловко кланяться и отдавать честь троекратным взмахом шляпой перед собой маркиз де Виллеруа не уступал самым галантным кавалерам двора, что и продемонстрировал, склонившись в почтительном поклоне перед герцогиней. Затем он повторил всё это в адрес всех собравшихся в зале дам, чем заслужил восторженные аплодисменты и приветствия.

— У меня личное послание от короля для мадемуазель Олимпии Манчини, ваша светлость! А также мне поручено передать послания воспитанницам в свите её величества.

— Вот как? Очень любопытно, мой дорогой. А не позволите ли взглянуть? — с улыбкой спросила герцогиня и переглянулась с дамами, которые уже наперебой обсуждали эту новость.

— С вашего позволения, мадам, я должен отказать, — заявил мальчик с серьёзным лицом, изменившимся буквально на глазах.

Эта внезапная перемена тут же была замечена и вызвала всплеск негромких пересудов и улыбок.

— Его величество приказал передать эти письма лично в руки для каждой из мадемуазелей, — пояснил Франсуа, готовый стоять на своём до последнего.

— Я так и предполагала, — пряча улыбку, таким же серьёзным тоном ответила мадам де Ланнуа и отступила на шаг назад. — Что ж, извольте подождать, маркиз! Я сообщу о вашем визите.

— Её величеству?

Обескураженный вид мальчика вызвал ещё большую симпатию к нему у зрительниц. Наблюдая за ним, дамы из свиты королевы тихо переговаривались между собой. Пряча улыбки умиления за веерами, они обменивались шутками о достоинствах мальчишеской искренности и о детском всепобеждающем очаровании в манерах королевского гонца.

— Нет, мой дорогой. Отнюдь, — с мягкой улыбкой в уголках губ возразила мадам де Ланнуа. — Хотя мне и следовало бы поставить королеву в известность. Но в данный момент нельзя беспокоить её величество. Кстати, королева беседует сейчас с очень важным господином. Очень! Герцог де Невиль здесь.

— Ой! — вырвалось у Франсуа, и остатки серьёзности растаяли в мгновение ока под жаром разливающегося по щекам румянца.

— Я скажу о вашем приходе мадемуазель Манчини. К счастью, она и её сестры сейчас находятся на занятиях в комнате для фрейлин. Что-то подсказывает мне, сударь, что ваше поручение примут с великим удовольствием. Обождите здесь, мой дорогой!

Вздох облегчения вырвался из груди маркиза, и в тот же миг все опасения улетучились, словно их и не было. Его голубые глаза вновь просияли беспечной улыбкой, и в них вспыхнули озорные искорки. Он вежливо поклонился почтенной герцогине, всем своим видом демонстрируя готовность терпеливо дожидаться приглашения от мадемуазель Манчини и её сестёр.

Гвардейцы, оставшиеся по приказу герцогини стоять у входа, вальяжно подпирали колонны по обе стороны от дверей, и с дружеским снисхождением и толикой зависти наблюдали за де Виллеруа. Этому малышу всё было нипочём, и любые двери распахивались настежь перед обаянием и искренностью его мальчишеской улыбки. Уже тогда можно было с лёгкостью предсказать, что в будущем под напором этого неистребимого задора и особенного очарования не устоит ни одно женское сердце. Впрочем, сам маркиз пока ещё не осознавал силу своего природного шарма и вообще был далёк от того, чтобы злоупотреблять природными дарованиями.

***

Стайка девушек собралась в тесный кружок возле окна, наблюдая за кем-то во дворе и что-то бурно обсуждая. Ни одна из них не заметила, когда дверь в комнату бесшумно отворилась перед мадам де Ланнуа.

Войдя в комнату, герцогиня подошла к станку с пяльцами одной из юных мастериц. Склонившись над отложенным второпях вышиванием, почтенная дама присмотрелась к рисунку. Её строгое лицо с сеточкой тонких морщинок в уголках глаз чуть посветлело при виде цветка, вышитого золотистыми нитками, который формой лепестков напоминал королевскую лилию. Поправив иголку, чтобы она ненароком не выскользнула на пол, мадам де Ланнуа отошла от станка и негромко покашляла в ладонь.

Тут же послышался испуганный взвизг, и юные барышни все как одна развернулись спиной к окну. Они поспешно выстроились в нестройную шеренгу и дружно присели перед герцогиней в почтительном реверансе.

— Мадемуазели! Я рада, что вы с таким прилежанием проводите свободное время, дарованное вам. И, как я вижу, за полезными занятиями, — мадам де Ланнуа говорила так спокойно и без тени упрёка, словно и не заметила, чем на самом деле были заняты воспитанницы Анны Австрийской.

— Мадам! — нестройным хором ответили девушки и ещё раз присели в реверансе, с любопытством поглядывая в строгое лицо первой статс-дамы.

— Мадемуазель Манчини! — стоило герцогине назвать это имя, и тут же откликнулись сразу несколько девушек, черноволосых и смуглолицых, с очаровательными улыбками и блестящими миндалевидными чёрными глазами.

— Мадемуазель Олимпия Манчини! — уточнила мадам де Ланнуа после того, как убедилась, что внимание всех девушек было вновь обращено к ней. — Готовы ли вы принять гонца с поручением от его величества? Я понимаю, что время приёмов строго регламентировано. Но, — тут в уголках её глаз дрогнули морщинки, а на губах мелькнула улыбка, — уж очень настойчивый гонец. Он принёс письмо от короля, адресованное лично вам.

— Если мне будет позволено, мадам, — одна из сестёр, та самая Олимпия Манчини, присела в почтительном реверансе, низко наклонив лицо, чтобы скрыть от всех счастливую улыбку и победный огонёк, блеснувший в её чёрных глазах.

— Будет, — коротко ответила герцогиня и обратила строгий взгляд на перешептывающихся между собой девушек. — А разве у вас нет занятий более важных, чем хихикать за спиной у подруги, сударыни? За работу! Немедленно вернитесь к вашим занятиям.

Все девушки, кроме Олимпии Манчини, вспорхнули, словно стайка потревоженных птиц, и с весёлым щебетом разлетелись в разные стороны, чтобы занять каждая своё место.

Мадам де Ланнуа отошла к двери и приоткрыла узкую щёлку ровно настолько, чтобы только выглянуть в приёмную. Она сделала знак кому-то в приёмной, и пока этот человек шёл к ней, вытянувшиеся от любопытства лица воспитанниц королевы были повёрнуты в сторону двери. Живое девичье воображение рисовало в мыслях каждой из них образ пылкого и непременно красивого молодого человека, явившегося в роли королевского гонца. Причём образы, которые нафантазировали себе некоторые из девушек, были очень даже близки к действительности и были подозрительно похожи на некоторых молодых дворян из свиты Людовика.

— Франсуа д’Аленкур маркиз де Виллеруа! Прошу любить и жаловать! — торжественно объявила герцогиня.

Не без веселья в зорких глазах она наблюдала за тем, как возбуждение сменилось лёгким облачком разочарования на удивленных лицах юных барышень. Исключением оказалась лишь одна из них. Мадемуазель Олимпию Манчини, видимо, интересовала вовсе не личность гонца, а послание, которое Людовик передал с ним.

— И доброе утро, сударыни! — громко заявил о своём приходе маленький маркиз и ловко, как настоящий придворный щёголь, отвесил поклон, обращаясь одновременно ко всем.

— Сударь, мне сказали, что у вас имеется письмо для меня. Это так? — заговорила с ним Олимпия, стараясь не обращать внимания на тихий смех у себя за спиной.

— Да, мадемуазель! — старательно играя свою роль, ответил де Виллеруа и, щёлкнув каблучком об пол, протянул ей в руки письмо, на котором виднелись большая печать и размашистая подпись самого Людовика.

При виде знакомой печати, которая на этот раз красовалась вовсе не на одном из тех официальных документов, которые Олимпия привыкла видеть в кабинете у своего дядюшки кардинала Мазарини, её щеки и даже шея залились ярким румянцем. Она сломала печать и нетерпеливо развернула лист плотной гербовой бумаги, сверху донизу исписанный ровным почерком, испещрённым красивыми завитками и виньетками. Было видно, что к этому письму Людовик приложил максимум стараний и записывал его вовсе не наспех, как прочие записки.

— Меня просили не спешить, — простодушно заявил де Виллеруа, когда, оторвавшись от чтения всего лишь на мгновение, Олимпия обратила на него вопросительный взгляд.

— Так его величество ждёт ответа? — сама не зная от чего, вспыхнула ещё ярче мадемуазель Манчини и, неловко подёрнув плечами, посмотрела на герцогиню, которая спокойно наблюдала за этой сценкой.

— Ага! Ждёт. У меня тут ещё сообщения для ваших сестёр, мадемуазель. Точнее, это приглашения, — улыбаясь, ответил ей маркиз и с галантным поклоном передал остальные записки в руки подбежавшей к нему девочки, на вид чуть старше его самого.

— Ортанс, да погоди же ты! — шикнула на неё Олимпия, но её сестра с весёлым смехом увернулась от щелчка по носу и тут же отбежала к нетерпеливо ожидавшим своих писем барышням.

— Полагаю, мадемуазель Олимпия может ответить на это послание. А также и на все остальные приглашения от имени всех вас, мадемуазели, — произнесла мадам де Ланнуа.

На самом деле она с самого начала предполагала, что в записках выражалось намерение Людовика пригласить юных барышень, которые воспитывались при дворе королевы, на прогулку в сады Тюильри. Возможно, что в честь первого зимнего снега готовились катания на санках, а может, и на новомодных голландских коньках. Двор полнился различными догадками в предвкушении этой новости, и вся придворная молодёжь с нетерпением ждала объявления о начале зимних увеселений.

— Я сейчас. Я быстро!

Пока мадемуазель Манчини поспешно открывала секретер, в котором хранились письменные принадлежности, и принялась за составление ответного письма для Людовика, маркиз улыбнулся герцогине и повернулся к остальным барышням. Все благие намерения сосредоточиться на занятиях были напрочь забыты. Получившие каждая личные письма с приглашением от самого короля, хотя и без красивой печати и личной подписи Людовика, девушки вознамерились отплатить королевскому гонцу самым душевным гостеприимством.

Они пригласили очаровательного посланника занять почётное место возле столика, стоявшего в центре комнаты. Лицо де Виллеруа просияло улыбкой сладостного предвкушения при виде вазочек со сладким печеньем, фруктовым драже, а также сицилийских марципанов, засахаренных орешков и настоящих цукатов — лакомств, которыми сёстры Манчини щедро делились с подругами. Не теряя времени даром, Франсуа не стал дожидаться повторного приглашения и с завидным энтузиазмом накинулся на угощения. Попутно он успевал отвечать на многочисленные вопросы, которыми его наперебой засыпали девушки, окружив дружеской заботой и вниманием.