7
Готов признать, что еще не читал подобного…
Услышав по телефону, что в писательский дом ее муж не приезжал, Леонора Куайн заволновалась.
— Тогда где же он? — спросила она, скорее (как можно было подумать) у себя, чем у Страйка.
— Где он обычно отсиживается, когда сбегает из дому? — спросил Страйк.
— В гостиницах, — ответила она, — а однажды у женщины отсиделся, но больше он с нею не знается. Орландо, — рявкнула она в сторону, — не трожь, это мое! Кому сказано: это мое! Что? — выкрикнула она в ухо Страйку.
— Я ничего не говорил. Вы по-прежнему настаиваете, чтобы я занимался розыском вашего мужа?
— Да уж конечно, кто, как не вы, его отыщет? Я ж с Орландо сижу как пришитая. Вы Лиз Тассел поспрошайте. Было дело, она сама его нашла. В «Хилтоне», — неожиданно выпалила Леонора. — Он однажды в «Хилтоне» затаился.
— В котором именно?
— Почем я знаю? Вы у Лиз спросите. Он из-за нее сорвался, так пусть она и расстарается, чтоб его вернуть. Когда я звоню, она не отвечает. Орландо, не трожь!
— Кто-нибудь еще, с вашей точки зрения…
— Кабы знала, неужто я б их не спросила? — возмутилась Леонора. — Вы же сыщик, вот и ищите! Орландо!
— Миссис Куайн, нельзя исключать…
— Зовите меня Леонора.
— Леонора, нельзя исключать, что ваш муж попал в беду. Мы найдем его гораздо быстрее, — Страйк повысил голос, перекрикивая домашние шумы на другом конце, — если привлечем полицию.
— Да ну их! Прошлый раз там на меня напустились, когда я заявила, что его неделю дома не было, а они его у любовницы нашли. Если я опять хай подниму, меня съедят. Да и Оуэн не… Орландо, не трожь!
— Но полицейские могут разослать его фотографию и…
— Я одного хочу: чтоб его привезли домой по-тихому. Вернулся бы — и дело с концом, — капризно добавила она. — Сколько можно психовать?
— Вы читали последнюю книгу мужа? — спросил Страйк.
— Нет. Я всегда жду, чтоб книгу напечатали, и уж тогда читаю, в нормальном переплете, как положено.
— Он вам что-нибудь о ней рассказывал?
— Нет, он, пока сочиняет, ничего не рассказывает… Орландо, не трожь!
Повесила она трубку случайно или намеренно — Страйк так и не понял.
Ранний утренний туман рассеялся. В окна конторы бились дождевые капли. Вскоре должна была прийти клиентка: очередная подавшая на развод жена, которая жаждала узнать, где ее почти уже бывший муж прячет свои капиталы.
— Робин, — сказал Страйк, выходя в приемную, — сделай одолжение, распечатай из интернета фотографию Оуэна Куайна, если сумеешь найти. А потом созвонись с его агентом Лиз Тассел и узнай, готова ли она ответить на пару коротких вопросов.
Он уже собирался вернуться к себе в кабинет, но вспомнил кое-что еще:
— И пробей «бомбикс мори» — из какой это оперы?
— Как пишется?
— Бог его знает.
Почти разведенная женщина явилась к назначенному времени — в половине двенадцатого. Это была подозрительно моложавая красотка за сорок, источавшая трепетное очарование и мускусный аромат, от которого Робин начинала задыхаться. Страйк уединился с посетительницей в кабинете, и в течение двух часов оттуда доносились их оживленные голоса на фоне спокойных, безмятежных звуков: барабанной дроби дождя и стука клавиатуры под пальцами Робин. Она уже привыкла слышать из кабинета босса рыдания, стоны, даже вопли. Но хуже всего была внезапная тишина: к примеру, однажды клиент буквально свалился без чувств (и, как стало известно позже, перенес микроинфаркт), увидев снимок своей жены с любовником, сделанный Страйком при помощи длиннофокусного объектива.
Когда Страйк и его посетительница наконец-то вышли из кабинета и сердечно распрощались, Робин протянула своему боссу большой портрет Оуэна Куайна, который она нашла на сайте Батского литературного фестиваля.
— Боже правый! — вырвалось у Страйка.
Оуэн Куайн оказался грузным, бледным человеком лет шестидесяти, с лохматыми соломенно-желтыми волосами и бородой клинышком. Глаза у него были разных цветов, что придавало странную напряженность его взгляду. Для фотосессии он завернулся в накидку, похожую на тирольский плащ, и надел фетровую шляпу с пером.
— Такому вряд ли удастся долго сохранять инкогнито, — прокомментировал Страйк. — Распечатай, пожалуйста, еще несколько экземпляров, Робин. Нам, вероятно, придется показывать их в отелях. Его жена полагает, что он когда-то останавливался в «Хилтоне», но где именно — она не помнит. Начинай обзванивать все подряд — узнай, нет ли его среди проживающих. Думаю, он не станет регистрироваться под своим именем, но ты попробуй его описать… Что там насчет Элизабет Тассел?
— Неплохо, — ответила Робин. — Хочешь верь, хочешь нет, но я даже не успела набрать номер, как она сама позвонила.
— Элизабет Тассел? Сюда? С чего бы это?
— Кристиан Фишер рассказал ей о твоем посещении.
— Ну и?..
— Сегодня у нее дела, но завтра в одиннадцать она готова встретиться с тобой у себя в офисе.
— Неужели? — Страйк изобразил изумление. — Чем дальше, тем интересней. Ты не спросила, чтó ей известно о местонахождении Куайна?
— Спросила; она говорит, что ровным счетом ничего, и тем не менее настаивает на встрече. Очень властная особа. Этакая директриса. Кстати, «бомбикс мори», — добавила она, — это по-латыни «шелкопряд».
— Шелкопряд?
— Да-да. И знаешь, что еще? Я всегда думала, что шелкопряды плетут свою нить примерно как пауки, но ты вообще в курсе, как на самом деле получают шелк?
— Понятия не имею.
— Кипячением, — сказала Робин. — Червей кипятят живьем, пока они не успели выбраться и при этом повредить кокон. А кокон — это и есть шелковая нить. Не очень-то приятно, согласен? Но с чего тебя вдруг заинтересовали шелкопряды?
— Пытаюсь понять, почему Оуэн Куайн озаглавил свой роман «Бомбикс Мори», — ответил Страйк, — но пока безуспешно.
Во второй половине дня он занимался нудной бумажной работой в связи с делом о наблюдении, надеясь, что погода разгуляется; ему нужно было выйти — у него дома не осталось ничего съестного. После ухода Робин Страйк по-прежнему сидел за работой, а ливень только сильнее стучал в окно. В конце концов Страйк все же снял с вешалки пальто, вышел на дождь и направился по темной, промозглой Черинг-Кросс-роуд в ближайший супермаркет. В последнее время он снова начал злоупотреблять готовыми блюдами; с бумажными пакетами в обеих руках он машинально свернул в букинистический магазин, который закрывался через пару минут. Стоявший за прилавком букинист не смог с уверенностью сказать, если ли у него «Прегрешение Хобарта» — первый и, как считалось, лучший роман Оуэна Куайна, но после невнятного бормотания и неубедительного изучения монитора предложил Страйку другую книгу того же автора: «Братья Бальзак». Усталый, промокший и голодный, Страйк заплатил два фунта за потрепанный томик в твердом переплете и принес его домой.
Убрав продукты и приготовив себе пасту, Страйк растянулся на кровати — за окном уже висела густая, холодная тьма — и открыл книгу исчезнувшего автора.
Готическая, нереальная история была изложена цветистым и вычурным слогом. Двое братьев, носивших имена Варикосель и Ваз, оказались замурованными в склепе, где медленно разлагался в углу труп их старшего брата. Между пьяными спорами о литературе, верности и творчестве французского писателя Бальзака они пытались в соавторстве создать жизнеописание гниющего брата. Варикосель без конца ощупывал свою ноющую мошонку (Страйк усмотрел в этом метафору творческого тупика); текст писал в основном Ваз.
Одолев страниц пятьдесят, Страйк пробормотал: «За такое и вправду надо яйца оторвать», отшвырнул книжку и начал мучительно погружаться в сон.
Его больше не посещало глубокое и блаженное забытье прошлой ночи. В окно мансарды барабанил дождь, мешая спать; тьма таила в себе смутное предчувствие катастрофы. Утром Страйк проснулся тяжело, будто с похмелья. Дождь точно так же молотил в окно; включив телевизор, Страйк узнал, что в Уэльсе произошло сильное наводнение: людей вызволяли из автомобилей, эвакуировали из домов, размещали в переполненных пунктах экстренной помощи.
Схватив мобильный, Страйк набрал номер, знакомый ему, как собственное отражение в зеркале, и всегда служивший символом безопасности и стабильности.
— Алло? — ответила его тетка.
— Это Корморан. Как у вас там дела, Джоан? Я новости посмотрел.
— Пока держимся, милый, а вот на побережье совсем худо, — сказала она. — У нас дождина хлещет, шторм приближается, но в Сент-Остелле еще хуже. Мы сами только что в новостях видели. А у тебя как дела, Корм? Ты нас совсем забыл. Мы с Тедом как раз вчера вечером говорили, что от тебя ни слуху ни духу. На Рождество-то приедешь?
Держа в руке мобильный, он не мог ни одеться, ни пристегнуть протез. Джоан не умолкала с полчаса, обрушивая на Страйка лавину местных новостей и делая неожиданные, резкие заходы на личную территорию, которую он предпочитал держать за семью печатями. Наконец, завершив последнюю серию допросов насчет его интимной жизни, долгов и ампутированной ноги, тетушка угомонилась. В офис он спустился позже обычного, издерганный и раздраженный, но в темном костюме и при галстуке. Робин оставалось только гадать, куда он отправится после встречи с Элизабет Тассел: уж не на свидание ли с обворожительной брюнеткой, затеявшей бракоразводный процесс?
— Новости слышал?
— Про наводнение в Корнуолле? — уточнил Страйк, включая электрический чайник: заваренный Робин утренний чай успел остыть, пока Джоан трещала как сорока.
— Про помолвку Уильяма и Кейт, — ответила Робин.
— Кого?
— Принца Уильяма, — объяснила Робин, — и Кейт Миддлтон.
— Ну-ну, — холодно сказал Страйк. — Рад за них.
До недавнего времени он и сам был в стане помолвленных. Как складывается новое обручение бывшей невесты, он не знал и предпочитал не задумываться над его финалом (естественно, не таким, как у их романа, когда она в кровь расцарапала Страйку лицо, признав свою измену, а таким, как бракосочетание, какого он не мог ей предложить, сродни королевскому, ожидавшему Уильяма и Кейт).
Только когда Страйк выпил полчашки чая, Робин решилась нарушить угрюмое молчание.
— За минуту до твоего появления звонила Люси — просила напомнить, что на субботу назначен ужин в честь твоего дня рождения, и узнать, придешь ты один или с кем-нибудь.
Настроение Страйка упало еще ниже. Он совершенно забыл про этот ужин в доме сестры.
— Я понял, — мрачно сказал он.
— У тебя в эту субботу день рождения? — спросила Робин.
— Нет, — ответил Страйк.
— А когда?
Он вздохнул. Ему не хотелось ни тортов, ни открыток, ни подарков, но Робин смотрела на него выжидающим взглядом.
— В четверг, — выдавил он.
— Двадцать третьего?
— Угу.
После короткой паузы ему пришло в голову, что в такой ситуации полагается задавать встречный вопрос.
— А у тебя когда? — По какой-то причине замешательство Робин действовало ему на нервы. — Черт, неужели сегодня?
Она рассмеялась:
— Нет, у меня уже прошел. Девятого октября. Между прочим, это действительно была суббота, — добавила она, улыбаясь при виде его смущения. — Я не сидела на рабочем месте в ожидании букетика.
В ответ Страйк усмехнулся. Решив сделать над собой усилие и сказать какую-нибудь любезность, чтобы искупить свою вину за пропущенный по невнимательности день ее рождения, он добавил:
— Хорошо, что у вас с Мэтью еще не назначена дата. По крайней мере, ваша свадьба не наложится на королевскую.
— Между прочим, — вспыхнула Робин, — дата у нас назначена.
— Серьезно?
— Вполне, — подтвердила Робин. — На восьмое… восьмое января. У меня есть для тебя приглашение, вот, сейчас. — Она торопливо порылась в сумке (Робин даже не спросила согласия Мэтью на то, чтобы позвать Страйка, но теперь пути назад не было). — Держи.
— Восьмое января? — переспросил Страйк, разглядывая серебристый конверт. — Да ведь это уже через… сколько?.. меньше двух месяцев осталось.
— Точно, — подтвердила Робин.
Наступила непонятная краткая пауза. Страйк не сразу вспомнил, какие еще дела он поручил Робин, а сообразив, решил проверить исполнение и деловито постучал по ладони серебристым конвертом.
— Что слышно насчет «Хилтонов»?
— Сколько смогла, обзвонила. Под своим именем Куайн ни в одном из них не проживает и по описанию тоже нигде не опознан. Но ведь «Хилтонов» этих — пруд пруди, я проверяю по списку, один за другим. А что у тебя запланировано после встречи с Элизабет Тассел? — как бы невзначай спросила она.
— Выдать себя за покупателя квартиры в Мэйфере. Муж клиентки собрался обналичить и перевести в офшор кое-какой капитал, пока об этом не прознали женушкины юристы. Ладно, — Страйк засунул нераспечатанный конверт с приглашением глубоко в карман пальто, — я пошел. На поиски скверного писателя.