Шелкопряд

Роберт Гэлбрейт, 2014

После исчезновения писателя Оуэна Куайна его жена обращается к частному сыщику Корморану Страйку. Полагая, что муж просто скрывается от родных, как случалось уже не раз, Леонора Куайн поручает Страйку найти беглеца и вернуть в лоно семьи. Но в ходе расследования Страйк понимает, что дело обстоит куда серьезнее, чем кажется Леоноре. Оуэн Куайн забрал с собой рукопись нового романа, где выставил в неприглядном свете едва ли не всех своих знакомых, включая весьма известных и влиятельных лиц. Писатель сломает их судьбы, если не откажется от публикации. Неудивительно, что многие хотели бы заставить его умолкнуть. Вскоре Страйк выясняет, что Куайн стал жертвой чудовищного убийства. Теперь необходимо просчитать мотивы неслыханно жестокого, изощренного преступника. Увлекательный детектив с неожиданными поворотами сюжета, «Шелкопряд» – второе произведение из цикла романов о Корморане Страйке и его решительной помощнице Робин Эллакотт.

3

…Наедине с лавиной этих бед…

Томас Деккер. Благородный испанский воин

— Вот дубина-то, а? — заметила Леонора Куайн, сидя в кресле лицом к Страйку.

— Да уж, — согласился он, тяжело опускаясь на свое обычное место. — Что есть, то есть.

Невзирая на свежую, почти без морщин, бело-розовую кожу лица и чистые белки голубых глаз, посетительница выглядела на пятьдесят с небольшим. Тонкие жидковатые волосы были прихвачены двумя пластмассовыми гребнями; глаза щурились за стеклами больших старомодных очков в пластмассовой оправе. Пальто с ватными плечами и крупными пластмассовыми пуговицами, хотя и не засаленное, явно было приобретено еще в восьмидесятые годы.

— Значит, вы пришли по поводу мужа, миссис Куайн?

— Ну да, — подтвердила Леонора. — Пропал он.

— Как давно он пропал? — Страйк машинально потянулся за блокнотом.

— Уж десять дней прошло, — ответила Леонора.

— Вы в полицию заявили?

— Да что с нее толку, с полиции, — раздраженно бросила посетительница, как будто устала объяснять это знакомым. — Было дело, обращалась, так меня только обругали, потому как он тогда кое с кем загулял. За Оуэном такое водится. Он у меня писатель, — добавила она, как будто этим все и объяснялось.

— Ему и раньше случалось пропадать?

— У него эмоции — через край, — хмуро сказала Леонора Куайн. — В любой момент может куда-нибудь умчаться, но тут десять дней прошло, он сейчас в расстроенных чувствах, а мне нужно его срочно домой вернуть. Во-первых, Орландо ждет, во-вторых, у меня дел по горло, а в-третьих…

— Орландо? — переспросил Страйк: его усталые мозги подсказывали только курорт во Флориде. Лететь в Америку ему было совсем не с руки, да к тому же Леонора Куайн, в своем поношенном пальтишке, вряд ли смогла бы оплатить ему перелет.

— Дочка наша, Орландо, — пояснила Леонора. — Она присмотра требует. Пока я тут с вами беседую, с ней соседка сидит.

После короткого стука дверь приоткрылась; в кабинет просунулась златовласая голова Робин.

— Кофе, мистер Страйк? А для вас, миссис Куайн?

Получив заказы, Робин исчезла.

— Вам это пара пустяков, — сказала Леонора. — Сдается мне, я знаю, где его искать, только адреса найти не могу, а на звонки никто не отвечает. Уж десять дней как, — повторила она, — а нам он дома нужен.

Страйку виделась непозволительная роскошь в том, что эта женщина, в ее-то обстоятельствах, решила нанять частного сыщика, тем более что весь облик посетительницы дышал бедностью.

— Если речь идет лишь о том, чтобы дозвониться по известному вам номеру, — мягко заметил он, — нельзя ли попросить вашу подругу или…

— Эдну, — ответила она, и Страйк непомерно растрогался (усталость подчас делала его излишне чувствительным) от ее молчаливого признания, что подруга у нее всего одна. — Оуэн им запретил говорить, где находится. Мне для этого дела, — попросту заключила она, — мужчина требуется. Чтоб развязал им языки.

— Это ваш муж — Оуэн?

— Он самый, — ответила женщина. — Оуэн Куайн. «Прегрешение Хобарта» — это он написал.

Ни имя писателя, ни заглавие его произведения не говорили Страйку ровным счетом ничего.

— То есть вам известно, где он находится?

— Конечно. Ходили мы с ним на банкет, там издатели были и всякая такая публика… он сперва не хотел меня брать, а я ему: «Зря, что ли, я няню вызвала? Мне тоже пойти охота»… так вот, я сама слыхала, как Кристиан Фишер нашептывал Оуэну про то место — писательский дом отдыха. Потом спрашиваю у мужа: «Что это за местечко он тебе расписывал?» — а Оуэн мне: «Так я и сказал, жди! На то он и дом отдыха — от жены, от детей».

Она почти приглашала Страйка потешиться с ней вместе над ее мужем, подобно тому как матери порой изображают, будто гордятся дерзостью своих отпрысков.

— Кто такой Кристиан Фишер? — спросил Страйк, заставляя себя сосредоточиться.

— Издатель. Молодой парень, но так поднялся, куда там.

— Вы звонили Фишеру, чтобы узнать адрес этого дома отдыха?

— А как же, целую неделю названиваю и слышу одно: ваше сообщение записано, вам перезвонят, — а телефон молчит. Я думаю, это Оуэн запретил им говорить, где схоронился. Но вы-то из Фишера вытянете адресок. Я о вас много хорошего слыхала, — добавила она. — Это ведь вы раскрутили убийство Лулы Лэндри, когда полиция оплошала.

Каких-то восемь месяцев назад у Страйка был один-единственный клиент, бизнес находился на грани краха, виды на будущее не обнадеживали. Но на процессе с участием представителей Королевского прокурорского надзора он сумел доказать, что юная знаменитость не покончила с собой, а была сброшена с балкона четвертого этажа. Известность пришла мгновенно: бизнес тут же пошел в гору, а Страйк сделался самым знаменитым частным сыщиком во всей столице. Джонни Рокби теперь оказался всего лишь примечанием к этой истории; Страйк создал себе имя, которое, впрочем, многие умудрялись исковеркать…

— Я вас перебил, — сказал он, изо всех сил стараясь не потерять мысль.

— Разве?

— Конечно, — подтвердил Страйк, с прищуром глядя на закорючки в блокноте. — Вы сказали: «Во-первых, Орландо ждет, во-вторых, у меня дел по горло, а в-третьих…»

— Ах да, — вспомнила женщина, — после его отъезда обнаружилась какая-то дикость.

— Какая именно дикость?

— Дерьмо, — буднично сообщила Леонора Куайн, — в щели для почты.

— Кто-то протолкнул в дверную прорезь экскременты? — не понял Страйк.

— Вот именно.

— После того, как пропал ваш муж?

— Ага. Дерьмо собачье, — уточнила Леонора, и Страйку на миг почудилось, будто она так припечатала собственного мужа. — Причем не однажды, а раза три-четыре, по ночам. Вот мне радости-то было с утра пораньше. Да еще бабенка незнакомая в дверь стучалась.

Она умолкла, ожидая дальнейших расспросов. Похоже, ей было приятно, что из нее вытягивают информацию. Страйк давно подметил, что люди одинокие бывают только рады завладеть чьим-нибудь безраздельным вниманием и всячески стараются продлить это редкое удовольствие.

— Когда же к вам в дверь стучалась незнакомая женщина?

— На той неделе. Пришла — и Оуэна спрашивает; я ей: мол, нету его, а она такая: «Передайте ему, что Анджела умерла» — и увеялась.

— Эта женщина точно была вам незнакома?

— Никогда в жизни ее не видала.

— А особа по имени Анджела вам знакома?

— Нет. Но вокруг него, бывает, поклонницы вьются. — Леонору вдруг понесло. — Одна, к примеру, повадилась ему в письмах фотки свои присылать, на которых одета точь-в-точь как его героиня. Те, кто ему письма пишут, начитались его книжек и возомнили, будто он их понимает. Вот дурехи-то, а? Это же все выдумки.

— Поклонницы, как правило, знают домашний адрес вашего мужа?

— Нет, откуда? — удивилась Леонора. — Может, это студентка была или еще кто. Он изредка лекциями подрабатывает.

В кабинет вошла Робин с подносом. Поставив кофе перед Страйком и чай — перед Леонорой Куайн, она тут же удалилась и плотно затворила за собой дверь.

— Больше никаких странностей не происходило? — спросил Страйк. — Просунутые в щель экскременты, визит этой женщины?

— Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая-то, чернявая, сутулая, — продолжила Леонора.

— Но это была не та же самая женщина, которая…

— Да нет, которая в дверь ломилась — та кубышка. Волосы длинные, рыжие. А эта — чернявая и как бы горбится.

— Вы уверены, что она за вами следила?

— Вроде да. Я ее раза два-три засекла. Она не местная, у нас в Лэдброк-Гроув таких нету, сама-то я тридцать лет там живу.

— Ясно, — протянул Страйк. — Вы, кажется, упомянули, что ваш муж был в расстроенных чувствах? Что же его огорчило?

— С агентом повздорил.

— На какой предмет, не знаете?

— На предмет книжки своей, самой последней. Лиз — агент его — поначалу говорила, что это шедевр, а потом, буквально через день, приглашает его поужинать и заявляет, что печатать такое нельзя.

— Почему она так резко изменила свое мнение?

— Это вы у нее спросите. — Леонора впервые разозлилась. — Понятное дело, он потом на стенку лез. И немудрено. Два года над этой книгой корпел. Пришел он домой — и прямиком к себе в кабинет, схватил все в охапку…

— Что конкретно он схватил?

— Да книгу свою, то бишь рукопись, черновики, все, что было; бранился на чем свет стоит, запихнул бумаги в сумку — и поминай как звали. Больше я его не видела.

— У него есть мобильный телефон? Вы не пытались ему позвонить?

— Пыталась, да он трубку не берет. Он вообще не отвечает, когда вот так с места срывается. А однажды мобильник свой из окна машины выкинул, — сообщила Леонора, опять с нотками гордости за вспыльчивость мужа.

— Миссис Куайн, — начал Страйк, чья любовь к ближнему (что бы он ни говорил Уильяму Бейкеру) имела свои границы, — буду с вами откровенен: мои услуги стоят недешево.

— Понятное дело, — невозмутимо сказала Леонора. — Лиз вам заплатит.

— Лиз?

— Лиз… Элизабет Тассел. Агент Оуэна. Это по ее милости он сбежал. Пусть из своих комиссионных возьмет. Мой муж для нее — золотое дно. Она всяко захочет его вернуть, когда поймет, что натворила.

Страйк не разделял такой уверенности. Он бросил в чашку три куска сахара и залпом выпил кофе, пытаясь прикинуть, как подступиться к этому делу. Леонора Куайн вызывала у него безотчетную жалость: она, похоже, привыкла терпеть истерики мужа, смирилась с тем, что у нее молчит телефон, и полагала, что за любую помощь нужно платить. Если отвлечься от некоторой эксцентричности ее манер, в ней сквозила воинствующая честность. И все же, с тех пор как дела Страйка пошли в гору, он беспощадно отсекал невыгодные контракты. Те немногие просители, которые поверяли ему душещипательные истории, рассчитывая, что собственный тяжкий опыт Страйка (описанный и раздутый газетами) заставит его поработать на них бесплатно, уходили ни с чем. Но Леонора Куайн (она уже расправилась со своим чаем не менее лихо, чем Страйк — с кофе) встала с таким видом, будто все условия и расценки уже полностью согласованы.

— Пойду я, — сказала она. — Не хочу Орландо надолго оставлять. Девочка и так без папы тоскует. Я ей пообещала, что найму человека, который его отыщет.

За последние месяцы Страйк не раз помогал состоятельным молодым женщинам собирать компромат на банкиров-мужей, утративших былую привлекательность после финансового кризиса в Сити. Теперь его грела мысль о том, чтобы сделать для разнообразия нечто противоположное: вернуть жене мужа.

— Ну хорошо, — сказал он и, зевнув, придвинул к ней блокнот. — Мне понадобятся ваши контактные данные, миссис Куайн. И фото вашего мужа тоже не помешает.

Округлым, детским почерком Леонора внесла в блокнот свой адрес и номер телефона, но просьба о фотографии, по всей видимости, ее удивила.

— А фотка вам для чего? Он же в этом писательском доме. Попытайте Кристиана Фишера — пусть расскажет, как туда добраться.

Не успел Страйк, измотанный усталостью и болью, выбраться из-за письменного стола, как посетительница уже выскользнула в приемную. Он услышал, как она скупо бросила Робин: «Спасибо за чай», потом стеклянная дверь, ведущая на площадку, резко распахнулась и тут же захлопнулась с легкой вибрацией; новая клиентка исчезла.