Дурак на красивом холме

Рияд Алимович Рязанов

Приключенческая долгоиграющая повесть, события в которой развиваются «от тайги до Британских морей», несущая гуманистические идеалы. Несмотря на эпатирующие названия глав, вполне читабельна для самого широкого круга людей разных возрастов, идеологических убеждений и вероисповеданий, поскольку выдержана в лучших традициях русской и мировой литературы. Автор надеется, что его книга будет способствовать установлению взаимопонимания между землянами в этот непростой период их жизни.

© Рияд Алимович Рязанов, 2018

ISBN 978-5-4493-6250-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рияд Рязанов

Day after day alone on the hill,

The man with a foolish grin is keeping perfectly still;

But nobody wants to know him,

They can see that he’s just a fool,

And he never gives an answer.

But the fool on the hill

Sees the sun going down, and the eyes in his head

See the world spinning ’round…

(John Lennon — Paul McCartney)

Вместо увертюры

У меня есть две молодые красивые лошадки — Арсиноя и Береника.

Первая — золотистая Арсиноя — игреневой масти блондинка с белыми гольфами на ногах и белой звездой на лбу, капризная и своенравная, была спасена мною от неминуемой участи быть зарезаной на мясо в возрасте трех лет. Ее хозяин, алтайский крестьянин-коневод, владел табуном в тридцать голов, регулярно поставляя подросших до нужных кондиций питомцев некой организации, специализирующейся на производстве колбас.

Арсиноя, тогда еще безымянная, в силу избыточной тяги к независимости, часто отлучалась от своего лошадиного социума, чем вызывала обоснованную тревогу и раздражение хозяина, мужчины крутого и решительного. По его словам, «потерять ее вовсе от волков, либо, что вернее, от лихих людей», не входило в его планы. Поэтому он с легким сердцем, за довольно скромную сумму, отдал ее мне, снабдив также длинной пеньковой веревкой и железным колышком, с помощью которых мне удалось с невероятными трудностями и массой приключений в течение целого полумесяца, доставить неожиданную покупку в сопредельную с алтайским краем область, где находилась моя так называемая сельская усадьба — одиноко стоящий на красивом холме дом с огражденным высоким забором двором, включавшим в себя огород, небольшой сад, пасеку в шесть ульев, а также необходимые помимо жилища строения — баню, гараж, место для скота и птицы и т. д. и т. п.

Другая красавица — Береника — брюнетка караковой масти, черно-матовая с ржавыми подпалинами на морде, брюхе и ногах, была, напротив, ожидаемой покупкой, поскольку ее я приметил и полюбил еще в нежном возрасте, когда она была долгоногим жеребенком шоколадного цвета, неотступно следовавшим за своей матерью — крупной гнедой кобылой по имени Искра.

Сама же Береника в ту пору именовалась Соней. Так обозначил ее за невозмутимый и задумчивый характер хозяин, ветеринар ближней от меня деревни с загадочным названием Зазеркалье, деревянные избушки которой с полуразвалившимися вкраплениями кирпичных и шлакоблочных домов, размашисто рассредоточились на пологом и топком противоположном от меня берегу глубокого и довольно широкого, вытянувшегося на три километра в длину озера Зеркального с втекающей и вытекающей из него речкой Светлой. Благодаря последней вода в озере всегда была изумительно чистой и прохладной, а поверхность в тихую погоду действительно напоминало огромное зеркало.

Каждый раз, отправляясь в сельский магазин за покупками, я набивал полные карманы мелкими, собственноручно изготовленными сухариками или просто рассыпным очищенным овсом. Подобно пушечному ядру, на котором барон Мюнхгаузен летал на луну, мой велосипед с космической скоростью вносился с высокой горы через дамбу на прекрасный зеленый луг с дымящимися в атмосфере утренней свежести теплыми коровьими лепешками. Здесь, неподалеку от пасущегося крупнорогатого стада, я непременно заставал милую мне пару непарнокопытных.

Застывшие как изваяния, мать и дитя вначале насторожено, с поднятыми ушами и напряженными шеями вглядывались в меня. По мере узнавания напряжение спадало, уши опускались, шеи расслаблялись, и неторопливо, с чувством собственного достоинства, как бы сознавая степень собственной красоты, грациозные животные приближались ко мне. Обеими руками одновременно я доставал из карманов лакомство.

Мягкими, опушенными короткими волосками губами, они очень аккуратно выбирали с моих ладоней сухарики. Это было похоже на церемонию восточного чаепития, когда угощающие и угощаемые выказывают друг другу должное уважение.

Когда я обратился к хозяину с просьбой продать мне жеребенка, он по-стариковски пожевал губами, пристально изучая меня молодыми глазами, и неожиданно заявил, что на базаре за мясо больше выручит. Такой ответ из уст доброго человека меня поразил. Позже я понял, что это была просто форма вежливого отказа бывалого ответственного крестьянина пришлому горожанину, в коневодческие способности которого он не верил. Тем более что первое время обо мне циркулировало мнение как о странном и весьма легкомысленном человеке. Однако со временем ветеринар разобрался кто есть кто, зная цену деревенским сплетням, и сам предложил вернуться к лошадиному вопросу.

Случилось это после того, как я помог ему снять пчелиный рой, далеко и высоко слетевший с его пасеки. В очередной раз отправившись в сельский магазин за восполнением провизии, на половине пути из пункта А в пункт Б, под кроной матерой дикой яблони, росшей в некотором отдалении от деревни, я увидел мечущегося в растерянности старика. Бежать в деревню за помощью он опасался из-за боязни потерять рой, уже готовый лететь дальше, а лезть по голому стволу не позволял возраст.

Не долго думая, я прислонил велосипед к стволу, и использовав его в качестве лестницы, с проворством дикой обезьяны пробрался на параллельный земле большой сук, где в тени кроны шевелилась огромная гроздь медоносных насекомых. На шее у меня висела объемная сумка для продуктов, в которую я ловко и уверенно стряхнул тяжелый ком пчел, тут же застегнув ловушку на замок-бегунок.

Ветеринар по достоинству оценил мой подвиг и в порыве благодарности предложил возобновить переговоры о судьбе жеребенка, который к тому времени подрос и обрел взрослую окраску. Задав для порядка несколько тестовых вопросов, он убедился в моей теоретической продвинутости, добавив что самое главное — это доброе и ровное отношение к чувствительному животному, а опыт придет со временем. На этом и сошлись. Не прошло и недели, как новоназванная Береника переселилась ко мне на красивый холм.

Здесь ее уже ожидала золотистая Арсиноя, приведенная месяцем раньше с урочищ Горного Алтая. На правах хозяйки, как и положено в животном мире, встретила она новоприбывшую очень строго, пыталась укусить и лягнуть. Но на агрессивную Арсиною Береника не обращала никакого внимания, а только глядела на меня жалостливыми глазами и тоненько ржала. В ответ ей эхом с другого берега доносилось взволнованное ржание Искры. Пытаясь утешить, я поднес Беренике ее любимые сухарики, но она на них даже не взглянула. Тогда движимый состраданием я обнял ее за шею — трепетную и упругую. В тот же момент мне показалось будто из-за ограды загона на меня смотрит холодными синими глазами каменная Вероника…