Первый воин

Рина Тилова (2024)

Саша приходит в себя после страшной трагедии в торговом центре, но вместо ожидаемой радости из-за чудесного спасения, девушке предстоит противостоять новым ударам судьбы. Жизнь «после» уже никогда не будет такой, как прежде. Саша слышит странный голос, который то ли пытается помочь, то ли ещё больше навредить. Да к тому же обнаруживает, что после трагедии не может прикасаться ни к кому из людей, теперь каждое прикосновение вызывает галлюцинации. Девушке начинает казаться, что она сходит с ума. Ведь нет ни малейшего шанса, что все эти видения действительно воспоминания людей? Вдобавок неожиданно объявляется отец, пропавший из жизни Саши много лет назад. Как выстоять, когда судьба устроила тебе проверку на прочность и твоя жизнь рушится? Можно ли во всём этом хаосе обрести настоящих друзей?

Глава 6

С каждым новым глюком в моей голове появлялось всё больше и больше картинок: одни были тусклыми и будто прозрачными, другие сияли красками, какие-то и вовсе чёрно-белые. Я, кажется, схожу с ума. Видимо, я сломалась. Сохранить жизнь, но потерять рассудок, как нелепо. Когда мой организм лишился критического количества жидкости, я сгребла с прикроватной тумбочки скетчбук и пенал. Решила несмотря на то, что мой разум развалился на части, я могу подарить жизнь Ангелу. Как только карандаш коснулся бумаги, боль и страхи ушли. Ангел грелась на солнышке, вытянув босые ноги на ступеньках крыльца, расправив руки, изящно, точно крылья. Она улыбалась и, казалось, в любой момент могла взлететь. Не думая подарила ей пару крыльев, пусть взмоет ввысь, когда захочет.

Так, с головой погрузившись в работу, я не заметила, что наступил вечер. После ужина в палату снова постучали, и я немного напряглась: вдруг шустрые бабуси вернулись. Но вместо них вошла молодая женщина, с аккуратной причёской, в элегантном костюме и, как ни странно, искренней улыбкой:

— Александра, добрый вечер! Меня зовут Надежда, я ваш психолог.

— Добрый вечер. А где… — растерялась я и начала собирать художественные принадлежности по кровати.

— Михаил Романович? У него другие пациенты, — улыбнулась женщина и грациозно направилась к свободному стулу.

— Ясно, — я оставила в покое свои вещи и серьёзно спросила: — Фёдор Степанович пожаловался? Очевидно, что вы тяжёлая артиллерия, для буйных.

Надежда рассмеялась:

— Интересное впечатление я на вас произвела, — женщина передвинула стул поближе ко мне. — То есть вы решили, что есть некие причины, по которым вам нужна тяжёлая артиллерия?

— Вы пытаетесь поймать меня на слове? — усмехнулась я.

— Мы, кажется, начали игру в двадцать вопросов, — мягко улыбнулась она. — Если что-то хотите спросить, спрашивайте, я с радостью отвечу.

— Почему с радостью? — заворчала я, делая вид, что поправляю карандаши в пенале. — Почему говорят: «Отвечу с радостью»? Разве ответы на вопросы принесут вам радость?

— Да. Думаю, да, ведь это будет означать, что я люблю свою работу, — Надежда с неподдельным интересом наблюдала за моими действиями.

Я кивнула, но спрашивать ничего не стала: чем меньше скажу, тем больше шансов, что о моих глюках никто не узнает.

— Вы рисуете, Александра? — спросила психолог, указав на мой скетчбук.

— Да, — коротко ответила я.

— А сможете нарисовать вот этот самый момент, то, что происходит сейчас? — с энтузиазмом спросила женщина и обвела палату рукой.

— Наверное, — я немного растерянно пожала плечами.

Затем взяла карандаш, открыла чистый лист и приступила к работе. Надежда, точно профессиональная натурщица, села, выпрямив спину, изящно сложила ладони. Не знаю, сколько прошло времени, но за окном совсем стемнело, когда я показала готовую картину, нарисованную только мягким графитовым карандашом.

— Интересно, — широко улыбнулась женщина, — неужели я действительно такая красивая?

Я пожала плечами:

— Мне трудно судить о красоте своих рисунков.

— Александра, можно предложить вам задание к следующей встрече? — спросила Надежда, убирая портрет в сумочку.

— Следующей? — с сомнением уточнила я.

— Именно! Нарисуйте, пожалуйста, Фёдора Степановича, по памяти. Хорошо?

— Я постараюсь.

— Рада, что мы свами познакомились, всего доброго! — Надежда встала, поправила жакет и направилась к выходу.

— До свидания, — пробормотала я смутившись.

Перед сном звонила мама, мы болтали с ней, наверное, целый час. Я попросила, чтобы завтра она не приезжала, ведь у меня всё есть, а кормят тут прилично. Ольга Александровна сопротивлялась до последнего, но мне всё же удалось её убедить.

На следующий день прямо с раннего утра Лидочка измерила моё давление. Дежурный врач же просто заглянул в приоткрытую дверь палаты, спросив, всё ли у меня в порядке, и ускользнул. После завтрака мне разрешили погулять по больничному парку. Хотя правильно будет сказать: усадили на скамеечку подышать свежим воздухом. Я упаковалась точно мумия, предусмотрительно спрятав все участки кожи, прихватила альбом и пенал.

— Привет! — услышала я шорох подъезжающей коляски. — И тебя выгнали на прогулку?

— Привет, — ответила я Алексею и захлопнула альбом.

— Я должен извиниться за вчерашнее, — с виноватой улыбкой произнёс парень.

— О, не стоит! Всё в норме!

Я поправила очки и хотела снова вернуться к работе, подумала, что на этом наш разговор закончится. Но Лёша продолжил:

— Мои бабули, они немного… как бы помягче сказать?

— Да брось! — я с улыбкой отмахнулась, вспоминая шустрых старушек. — Отличные бабушки! Вот я со своими не успела познакомиться.

— Сочувствую, ты многое потеряла! Как тебе на новом месте? У меня палата потеснее будет, да ещё и два соседа, — притворно пожаловался Игнатов-не-родственник.

— Вот это мне повезло! — я наигранно гордо задрала подбородок. — Наверное, меня подальше от всех отселили, потому что буйная.

— То есть ты намекаешь, что для улучшения жилищных условий мне нужно устроить саботаж? — Лёша задумчиво почесал подбородок.

— Если что, я прикрою! — заверила я.

— А давай лучше на денёк поменяемся! Может, никто не догадается, документы же наши как-то умудрились перепутать и в первый раз в одну палату заселить.

— Могу предложить только место на диване! — деловито ответила я. — Свои хоромы добровольно не отдам! Я, чтоб такие заполучить, чуть в лепёшку не разбилась!

На миг мы замолчали, не решаясь рассмеяться над шуткой, а потом Лёша закатился громким смехом. Вчера я плакала, сегодня он смеётся.

Мы проболтали в парке до самого обеда. Оказалось, что до взрыва мы каждый день бывали практически в одних и тех же местах, читали похожие книги и слушали похожую музыку.

С этой прогулки мои будни потекли примерно по одному сценарию: ранний подъём, лекарства, завтрак, осмотр врача, прогулка с Лёшей, обед, рисование задания для Надежды, ужин, беседа с Надеждой, разговор по телефону с мамой, отбой.

Иногда я проведывала соседа по несчастью, иногда он заходил в гости, иногда даже с бабушками, и тогда мы пили чай все вместе.

Как-то раз я немного задержалась из-за осмотра окулиста и почти бегом неслась в парк, чтобы Лёша не укатил обратно в палату. Но на подходе вдруг заметила, что на нашем привычном месте не только Алексей, а ещё несколько парней и две девушки. Все, кроме Лёши, в уличной одежде «здорового» человека, то есть явно посетители. Я застыла, не зная, как быть: подойти или лучше не мешать. Хотела уже уйти и даже успела развернуться, но Лёша меня окликнул:

— Саш! Саш, мы здесь! — он радостно помахал рукой.

Я решила, что глупо будет уходить, и подошла к компании:

— Привет! — сказала я, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Ребят, это Саша. Она, как и мы с Сеней, попала под раздачу в тот день. Саша учится в нашем корпусе тоже на четвёртом курсе, но на худграфе.

— Надо же, — неправдоподобно удивлённо произнесла одна из девушек, та, что сидела рядом с Лёшей. — Никогда тебя раньше не видела!

— Да… Я… — я смутилась и снова разучилась пользоваться словами.

— Ой, Лёш, представляешь, нам даже сессию не перенесли! — девушка перебила мои неловкие попытки поучаствовать в разговоре. — Мы Жанне нашей говорим: «Алё, вы что, у нас такие события!», а она даже бровью не повела!

— До сессии ещё утрясётся. Всё сдадим, Варь, — устало отмахнулся какой-то невысокий парень.

— Гошик, ты, может, и сдашь, а я от психолога не выхожу! — девушка сделала вид, будто ей трудно дышать и она вот-вот заплачет.

— Ты тоже была в торговом центре? — робко спросила я.

— С ума сошла! Нет, конечно! — фыркнула девушка. — Я за Лёшу волнуюсь, и Арсюша… — глаза девушки наполнились слезами, — вот опять слёзы, только подумаю о нём!

Варя прижалась к плечу Алексея и вроде как пыталась плакать, остальные начали её поддерживать и успокаивать, и косо смотреть на меня. Я сделала вид, что проверяю телефон:

— Ой, простите, у меня ж окулист сегодня, совсем забыла! Я побегу.

«Останься! Перестань прятаться!» — потребовал внутренний голос.

Но я, упрямо проигнорировав свою вторую личность, не дожидаясь ответа Алексея, развернулась на пятках и помчалась к себе.

До самой двери палаты казалось, что меня преследуют злые собаки, нет, волки, нет, львы. По крайней мере, я знаю, что могу противостоять голосу в голове и что владею контролем над собственным телом. Проскользнув к себе, плюхнулась на постель, пытаясь отдышаться.

— Александра, — заглянул сердитый Фёдор Степанович, — неужто пожар? Или цунами? Я, когда прогулку одобрял, не предполагал, что вы сразу же начнёте к марафону готовиться! Увижу, что бегаете, назначу седативные!

— Я больше так не буду! — усталым, безжизненным голосом ответила я.

— Вот и чудненько! Да, кстати, Ольгу Александровну я уже обрадовал, теперь и вам сообщаю: завтра планирую оформлять вас на выписку. Погодите радоваться! — доктор тонко подшутил над моим растерянным лицом. — Две недели домашнего режима с наблюдением терапевта по месту регистрации. Потом ко мне. Вопросы?

— Нет вопросов! — отчеканила я.

В восемь утра уже в полной боевой готовности с собранной сумкой я ожидала выписки. Мама обещала подъехать ближе к обеду. Я же не знала, нужно ли попрощаться с Алексеем или нет. После вчерашней неудавшейся прогулки он больше не подавал признаков жизни. Хотя к чему все эти формальности, сегодня я вернусь к своей привычной рутине, вернее, попытаюсь вернуться. Глюков больше не было, но и я от людей отскакиваю как от огня.

С Надеждой мы договорились встретиться так же через две недели. Вообще, она мне нравится, если опустить нюанс, что её работа заключается в том, чтобы копаться в моей голове и анализировать меня. Я думала, наши встречи будут похожи на эпизоды из фильмов, когда ты лежишь на кушетке, а твой психотерапевт делает странные пометки в блокноте и спрашивает:

«Хотите поговорить об этом?»

Надежда даёт мне художественные задания, а после занимается своими делами, читает, пьёт кофе.

Я всё же собралась с духом и решила попрощаться с соседом по несчастью. Лёша завтракал у себя в палате за небольшим столиком у окна. Увидев меня маячащую перед входом, он улыбнулся и жестом пригласил присоединиться.

— Приятного аппетита! А я вот всё. Пришла сказать: до свидания.

— Везёт же! — улыбнулся парень. — Ты точно здесь на особом счету, мне до конца недели тусоваться.

— Нет, я им порчу ауру умиротворения, они от меня избавиться давно хотят! — шутливо отмахнулась я.

— Я рад, Саш, что ты скрасила мне эти дни. Надеюсь, мы будем часто видеться в универе.

— Конечно, будем! Столовая одна на всех! — закивала я.

— Можно я тебя обниму, что ли, на прощание? — Лёша привстал, опираясь на костыли.

— Да, конечно, — я попыталась посильнее натянуть рукава толстовки, чтобы спрятать даже кончики ногтей.

Сосед обнял меня легонько. Я уткнулась подбородком ему в плечо. Такой естественный, будто выработанный годами рефлекс, такие родные приятные объятия, словно я вернулась домой.

— Не болей, — прошептала я отстраняясь. — И Лёш, ты ведь мне позвонишь, если будет совсем плохо?

— Позвоню. И ты тоже звони.

Выписку Богданов принёс незадолго до обеда:

— Вот, Александра, ты свободна, — доктор вручил мне длинный больничный бланк с печатями.

— Спасибо, Фёдор Степанович, а это вам, — я протянула свёрток с портретом, выполненным простым графитовым карандашом и углём. То самое первое задание от Надежды.

— Да, барышня, если бы не обстоятельства нашего с вами знакомства, я бы назвал эту встречу счастливым случаем! И Александра, если вдруг появятся проблемы со зрением, опорно-двигательным аппаратом, немедленно ко мне! Идёмте, я вас провожу к Ольге Александровне.

Мама ожидала на крыльце у больницы. В руках она держала пушистый букет с разноцветными герберами и небольшого плюшевого мишку.

— Аська-Колбаська! — мама кинулась обниматься.

Я подготовилась заранее и спрятала все доступные ей открытые участки моей кожи. Стиснула родительницу в крепких объятиях и, если бы не букет, наверное, закружила бы. Мама хохотала, как девчонка. В обычных джинсах и тёплом кардигане её от студентки не отличишь.

— Ух, а бледная какая! И похудела опять, Александра! Так дело не пойдёт! — притворно ворчала мама.

— Эй, где там Зелепупка? — послышался бас Кирсанова над головой. — Иди-ка сюда!

— Дядь Петь, и ты тут! — обрадовалась я и бросилась на шею соседу.

— Ну так! Мы тебя домой доставим в лучшем виде! Неужели ты думала, что я вас на электричке толкаться отпущу!

Дядя Петя кивнул на старенький «Фольксваген» за спиной, я широко улыбнулась:

— Ты побрился! Смотри, мам, дядя Петя без бороды лет на десять моложе выглядит! Красивый какой! Да он у нас ого-го!

— Санёк, скажешь тоже! — засмущался сосед.

— Петь, ребёнок правду говорит! Ты со своей бородой как пожилой старец!

Мы с мамой вгоняли в краску Кирсанова, и я не сразу заметила, как рядом с нами остановился тонированный внедорожник.

— Ася.

Я услышала своё имя, этот голос, эти интонации и застыла, в груди сердце стучало как сумасшедшее. Не чувствуя ни рук, ни ног, попыталась развернуться к нему.

— Ася, — повторил мужчина в дорогом тёмном костюме, — привет.

— Вы… — едва прошептала я и развернулась к маме. — Мам?

Она опустила глаза, но почти спокойно произнесла:

— Это папа, Ася. Ты забыла?