Сын Нептуна

Рик Риордан, 2012

Перси Джексон вдруг обнаружил, что ничего не помнит о своем прошлом. И что побежденные чудовища – а обычными людьми эти летающие дамы со змеями вместо волос быть никак не могут – оживают снова и снова. В поисках ответов он приходит в секретный лагерь, где живут потомки римских богов. Перси знакомится с Хейзел, дочерью Плутона, и Фрэнком, сыном Марса. Вместе с новыми друзьями ему предстоит совершить невозможное: отправиться на Аляску и одолеть неуязвимого гиганта. Только так они смогут освободить бога смерти Танатоса – и спасти мир от власти бессмертных чудовищ… И только так Перси сумеет вернуть свою память и прежнюю жизнь. Перед вами вторая книга цикла «Герои Олимпа».

9. Фрэнк

По дороге на военные игры Фрэнк прокручивал в голове прошедший день. Трудно было поверить, как близко он оказался к смерти.

Этим утром, во время караульной службы, перед тем как объявился Перси, Фрэнк едва не рассказал Хейзел свой секрет. Они простояли в холодном тумане несколько часов, наблюдая за мчащимися по Двадцать четвертому шоссе автомобилями. Хейзел пожаловалась на холод.

— Все бы отдала, чтобы согреться, — сказала она, стуча зубами. — Жаль, что у нас нет огня.

Даже в доспехах она выглядела классно. Фрэнку нравилось, как ее волосы цвета тоста с корицей закручиваются по краю шлема и как у нее на переносице появляется складка, когда она хмурится. Рядом с Фрэнком она казалась крошечной, и он чувствовал себя большим неуклюжим волом. Ему хотелось обнять ее и согреть, но он бы никогда не решился. Скорее всего, она бы ему врезала и он бы лишился единственного друга в лагере.

«Я мог бы развести мощное пламя, — подумал он. — Конечно, оно бы горело всего несколько минут, и потом я бы умер…»

Ему стало страшно. Как ему вообще пришла в голову эта мысль?! Но такой уж эффект оказывала на него Хейзел. Когда ей что-то было нужно, у него возникала иррациональная потребность ее этим обеспечить. Ему хотелось быть старомодным рыцарем, скачущим ей на выручку — что было глупо, так как она во всем была гораздо способнее его.

Он представил, что бы по этому поводу сказала его бабушка: «Фрэнк Чжан, скачущий на выручку?! Ха! Он бы свалился с лошади и сломал себе шею».

Трудно поверить, что прошло всего шесть недель, как он покинул бабушкин дом — шесть недель с похорон мамы.

С тех пор его жизнь кардинально изменилась: волки явились к бабушкиному порогу, он пришел в Лагерь Юпитера и провел в Пятой когорте уже несколько недель, стараясь не прослыть полным неудачником. И все это время носил в кармане пальто наполовину сгоревший кусочек дерева, завернутый в ткань.

«Держи его при себе, — напутствовала бабушка. — Пока он цел, ты тоже в безопасности».

Вот только он так легко загорался. Фрэнк вспомнил свое путешествие из Ванкувера на юг. Неподалеку от Маунт-Худ, где температура упала ниже нуля, Фрэнк достал деревяшку и сжал ее в ладонях, представляя, как было бы здорово согреться у костра. И тут же ее конец вспыхнул обжигающим желтым пламенем. Оно осветило ночь и согрело Фрэнка до костей, но он чувствовал, как его жизнь ускользает, будто это сгорал он, а не деревяшка. Он торопливо сунул ее в сугроб, но огонь продолжал гореть, и на одно невыразимо страшное мгновение его охватила паника. Затем пламя потухло. Фрэнк взял себя в руки, завернул волшебный кусочек дерева и убрал назад в карман, полный решимости никогда больше его не доставать. Но он о нем не забыл.

И разумеется, только о нем и мог думать.

Во время караульных служб с Хейзел он старался отвлечься от этих мыслей. Ему нравилось проводить с ней время. Он попытался расспросить ее о жизни в Новом Орлеане, но его вопросы явно ее нервировали, и они быстро переключились на болтовню ни о чем. Для смеха попробовали говорить по-французски. По маминой линии в Хейзел было немного креольской крови. Фрэнк учил французский в школе. Оба были далеки от свободного владения языком, к тому же луизианский французский так сильно отличается от канадского, что они едва друг друга понимали. После того как Фрэнк спросил Хейзел, как чувствует себя сегодня ее говядина, а она ответила, что ее туфля зеленая, они решили бросить это дело.

А потом появился Перси Джексон.

Конечно, Фрэнку и раньше доводилось наблюдать за сражениями с монстрами. Он и сам одолел немало их на пути из Ванкувера. Но горгон увидел впервые. Как и богиню. А как Перси подчинил себе Малый Тибр — просто вау! Фрэнк бы тоже не отказался от таких сил.

Он все еще отчетливо помнил боль от впившихся в руки когтей и змеиное дыхание горгон, воняющее мертвыми мышами и ядом. Если бы не Перси, эти страшилища унесли бы его и сейчас от него бы осталась лишь горка костей где-нибудь за дисконт-центром.

После случившегося на реке Рейна отправила Фрэнка в арсенал, и это дало ему время все обдумать. Полируя мечи, он вспомнил предупреждение Юноны о необходимости вызволить Смерть.

Увы, Фрэнк догадывался, о чем говорила богиня. Он постарался скрыть свое потрясение, когда она появилась, но Юнона выглядела именно так, как ее описала бабушка — вплоть до накидки из козьей шкуры.

«Она определила твой путь много лет назад, — сказала ему бабушка. — И он не будет простым».

Фрэнк покосился на свой лук в углу арсенала. Ему стало бы легче, если бы Аполлон его признал. Фрэнк был уверен, что его божественный родитель объявится на его шестнадцатый день рождения — но с тех пор прошло уже две недели.

Шестнадцатилетие считалось важным этапом для римлян. И это был первый день рождения Фрэнка, который он справил в лагере. Но ничего не произошло. Теперь Фрэнк надеялся, что его признают во время Пира Фортуны, хотя, судя по словам Юноны, в этот день их ждет бой насмерть.

Он верил, что его отец — Аполлон. Стрельба из лука была единственным занятием, в котором Фрэнк преуспел. Когда-то давно мама сказала, что их фамилия Чжан переводится с китайского как «мастер луков». Наверняка это был намек на его отца.

Фрэнк отложил тряпки для полирования и воздел глаза к потолку:

— Пожалуйста, Аполлон, если ты мой отец, скажи мне. Я хочу быть лучником, как ты.

— А вот и не хочешь, — проворчал голос.

Фрэнк вскочил как подброшенный. Позади него мерцал Вителлий, лар Пятой когорты. Его полное имя было Гай Вителлий Ретикул, но остальные когорты звали его Вителлий Редискул.

— Хейзел Левеск прислала меня проверить, как ты, — сказал лар, подтянув ремень от меча. — И не зря. Только взгляни на состояние этих доспехов!

Кто бы говорил. Тога Вителлия висела мешком, туника на животе опасно натянулась, и ножны спадали с ремня каждые три секунды, но Фрэнк предпочел промолчать.

— А что касается лучников, — продолжил призрак, — они хлюпики! В мои времена только варвары стреляли из лука. Достойный римлянин должен быть в гуще схватки, поражать врага копьем и мечом, как подобает цивилизованному человеку! Именно так мы сражались в Пунических войнах^[18]. Веди себя как римлянин, мальчик!

Фрэнк вздохнул:

— Я думал, ты был в армии Цезаря.

— Так и есть!

— Вителлий, Цезарь правил на пару сотен лет позже Пунических войн. Ты не мог жить так долго.

— Сомневаешься в моей честности?! — Вителлий выглядел таким разъяренным, что его фиолетовая аура засияла. Он обнажил свой призрачный гладиус и, крикнув «Получай!», несколько раз рассек клинком грудь Фрэнку, что было не опаснее лазерной указки.

— Ай, — сказал Фрэнк чисто из вежливости.

Вителлий с довольным видом убрал меч:

— В следующий раз, надеюсь, ты дважды подумаешь, прежде чем сомневаться в старших! А теперь… твой шестнадцатый день рождения был недавно, верно?

Фрэнк кивнул. Он не знал, откуда Вителлию об этом известно — Фрэнк сказал лишь Хейзел, но у привидений имелись свои методы вынюхивания секретов. Одним из них, вероятно, было подслушивание, несложное для невидимок.

— Так вот почему ты такой ворчливый гладиатор, — сказал лар. — Понимаю. Шестнадцатилетие — это начало зрелости! Твой божественный родитель должен был тебя признать, совершенно точно, послать какой-нибудь знак, пусть самый незначительный. Может, он решил, что ты младше? Ты выглядишь младше из-за своих пухлых детских щечек, ты в курсе?

— Спасибо за напоминание, — пробормотал Фрэнк.

— Да, я помню свое шестнадцатилетие, — со счастливым видом протянул Вителлий. — Изумительный знак! Курица в моем нижнем белье.

— Прости, что?

Вителлий раздулся от гордости:

— Ты все правильно услышал! Я переодевался у реки, готовясь к своей либералии. Ну, знаешь, обряд посвящения в мужчины. В мое время все делалось должным образом. Я снял свою детскую тогу и обмывался, чтобы надеть взрослую. Внезапно откуда ни возьмись прибежала белая курица, нырнула под мою набедренную повязку и умчалась вместе с ней. В тот день я ходил без нее.

— Очень интересно, — сказал Фрэнк. — А еще я бы обошелся без таких подробностей.

— Мм-м-м. — Вителлий не слушал. — Это был знак, что я происхожу от Асклепия, бога медицины. В качестве напоминания о том благословенном дне, когда курица украла мою набедренную повязку, я взял себе когноменом — третьим именем — Ретикул, что означает «нижнее белье».

— Так… Значит, тебя зовут мистер Нижнее Белье?

— Хвала богам! Я стал хирургом в легионе, а остальное уже история. — Он развел руками в великодушном жесте. — Не падай духом, мальчик. Может, твой отец запаздывает. Конечно, чаще всего знаки не столь драматичны, как появление курицы. Знал я одного паренька, так ему скарабей…

— Спасибо, Вителлий, — прервал его Фрэнк. — Но мне еще нужно закончить полировать эти доспехи…

— А горгонская кровь?

Фрэнк замер. Он никому об этом не рассказывал. Насколько ему было известно, только Перси видел, как он достал из реки пузырьки, и они еще не успели об этом поговорить.

— Будет тебе, — укорил Вителлий. — Я целитель. Мне известны легенды о горгонской крови. Покажи пузырьки.

Фрэнк неохотно достал две керамические бутылочки, поднятые им из Малого Тибра. Когда побежденные чудовища рассеивались, после них часто оставались трофеи — иногда зуб, иногда оружие, а порой и целая голова. Фрэнк сразу же понял, что находится в пузырьках. По традиции они принадлежали Перси, ведь это он убил горгон, но Фрэнк не мог отделаться от мысли «А вдруг они мне пригодятся?».

— Да, — одобрительно сказал Вителлий, рассматривая бутылочки. — Кровь, взятая из правой половины тела горгоны, может излечить любую болезнь, даже вернуть к жизни. Богиня Минерва однажды дала такой пузырек моему небесному предку Асклепию. Но кровь из левой половины сулит мгновенную смерть. Так какая из них какая?

Фрэнк посмотрел на бутылочки:

— Не знаю. Они же одинаковые.

— Ха! Но ты надеешься, что правый пузырек решит твою проблему с волшебной деревяшкой, да? Что он снимет с тебя проклятие?

Фрэнк слова не мог вымолвить — так он был обескуражен.

— О, не волнуйся, мальчик, — усмехнулся призрак. — Я никому не скажу. Я лар, покровитель когорты! Я не стану подвергать тебя опасности.

— Ты проткнул мне грудь мечом.

— Поверь мне, мальчик! Я сочувствую тебе: проклятие того аргонавта — нелегкая ноша.

— Какое еще проклятие?!

Вителлий отмахнулся:

— Не скромничай. У твоего рода древние корни. Не только римские, но и греческие. Неудивительно, что Юнона… — Он наклонил голову, словно прислушиваясь к доносящемуся откуда-то сверху голосу. Его лицо обмякло, и вся аура позеленела. — Я сказал достаточно! В любом случае решай сам, кому достанется горгонская кровь. Полагаю, этому новенькому, Перси, она тоже может помочь с его проблемами с памятью.

Фрэнку было интересно, что Вителлий хотел сказать и что его так напугало, но призрак явно не собирался об этом распространяться.

Фрэнк снова посмотрел на пузырьки. У него и мысли не возникло, что Перси они тоже могут понадобиться, и ему стало стыдно за свое желание оставить кровь себе.

— Да. Конечно. Я отдам их ему.

— А позволь дать тебе совет… — Вителлий нервно покосился на потолок. — Вам обоим стоит повременить с этой горгонской кровью. Если мои источники верны, она вам понадобится во время вашего поиска.

— Поиска?

Двери арсенала распахнулись, и внутрь вбежала Рейна в сопровождении своих металлических борзых. Вителлий испарился. Может, он и питал симпатию к курицам, но преторских псов недолюбливал.

— Фрэнк, — Рейна выглядела обеспокоенной, — заканчивай с доспехами. Иди найди Хейзел. Приведи Перси Джексона сюда. Он уже слишком долго на холме. Я не хочу, чтобы Октавиан… — Она осеклась. — Просто отведи Перси вниз.

Так Фрэнку пришлось бежать до самого Храмового холма.

По дороге назад Перси спросил его о брате Хейзел, Нико, но Фрэнк мало что о нем знал.

— Он ничего, — сказал он. — Не как Хейзел, но…

— В каком смысле? — тут же ухватился Перси.

— О, э-эм… — Фрэнк кашлянул. Он хотел сказать, что Хейзел симпатичнее и дружелюбнее, но решил оставить это при себе. — Нико — парень таинственный. Он заставляет окружающих нервничать — сын Плутона и все такое.

— Но не тебя?

Фрэнк пожал плечами:

— Я ничего не имею против Плутона. Не его вина, что он правит Царством Мертвых. Ему просто не повезло, когда боги делили зоны влияния, понимаешь? Юпитер получил небо, Нептун — море, а Плутон — сплошную головную боль.

— Смерть тебя не пугает?

Фрэнк едва не засмеялся: «Ни капельки! Спички не найдется?»

Но вместо этого сказал:

— В древности, в смысле во времена Древней Греции, когда Плутона звали Аидом, он был по большей части богом смерти. Но став римским богом, он… сделался более респектабельным, что ли. Стал еще и богом богатства. Все, что есть под землей, принадлежит ему. Поэтому не думаю, что он такой уж страшный.

Перси почесал голову:

— Как бог может поменять национальность? Если он был греческим, разве он не должен таким и оставаться?

Какое-то время Фрэнк шагал молча, обдумывая ответ. Вителлий затянул бы часовую лекцию, еще бы и презентацию в «PowerPoint» состряпал, но Фрэнк постарался объяснить так, как он это понимает:

— По мнению римлян, они взяли себе все греческое и довели это до совершенства.

Перси скорчил гримасу:

— Довели до совершенства? А до них, значит, что-то было не так?

Фрэнк вспомнил слова Вителлия: «У твоего рода древние корни. Не только римские, но и греческие». Его бабушка тоже упоминала о чем-то подобном.

— Не знаю, — признался он. — Рим был успешнее Греции. Они построили огромную империю. Во времена ее главенства боги играли очень важную роль — они стали могущественнее и известнее, им поклонялись на всех землях империи. Поэтому они до сих пор повсюду. Столько цивилизаций берут свое начало в Риме. Боги перешли туда, потому что в Рим сместился центр влияния и власти. Юпитер… ну, как римский бог он стал более ответственным, чем когда был Зевсом. Марс стал намного важнее и дисциплинированнее…

–…а Юнона превратилась в старую хиппи, — добавил Перси. — Хочешь сказать, старые греческие боги навеки превратились в римских? И от греческих ничего не осталось?

— Э-э… — Фрэнк оглянулся по сторонам — нет ли рядом других обитателей лагеря или ларов, но до главных ворот оставалась еще сотня ярдов. — Это деликатный вопрос. Кто-то говорит, что греческое влияние не пропало совсем, что оно все еще является частью личностей богов. Я слышал истории о полубогах, которые уходили из Лагеря Юпитера, потому что отвергали римское учение и хотели следовать старому греческому стилю — быть героями-одиночками, а не работать в команде, как принято в легионе. И потом, в древности, когда Рим пал, именно восточная половина империи выстояла — греческая половина.

Перси уставился на него:

— Я этого не знал.

— Она называлась Византия. — Фрэнку нравилось это слово, оно звучало круто. — Восточная империя просуществовала еще целое тысячелетие, но она была скорее греческой, чем римской. Для тех, кто следует римским традициям, это вроде как больная тема. Поэтому, в какой бы стране мы ни обустраивались, Лагерь Юпитера всегда находится на западе — на римской части территории. Восточная считается несчастливой.

— Хм. — Перси нахмурился.

Фрэнк его не винил. У него у самого голова шла кругом от всей этой греческо-римской каши.

Они подошли к воротам.

— Я отведу тебя в термы, приведешь себя в порядок, — сменил тему Фрэнк. — Но сначала… насчет тех пузырьков, что я нашел в реке…

— Горгонская кровь, — сказал Перси. — Один пузырек исцеляет. В другом смертельный яд.

Фрэнк изумленно распахнул глаза:

— Ты об этом знаешь?! Слушай, я не собирался оставлять их себе. Я просто…

— Я знаю, почему ты так поступил, Фрэнк.

— Правда?

— Ага. — Перси улыбнулся. — Приди я в лагерь с пузырьком яда, это бы выглядело плохо. Ты хотел меня защитить.

— О… да. — Фрэнк вытер внезапно вспотевшие ладони. — Но если нам удастся понять, в каком пузырьке что, ты сможешь вернуть себе память.

Улыбка Перси увяла. Его взгляд скользнул по холмам.

— Может быть… Как вариант. Но пока придержи пузырьки у себя. Близится битва. Они могут нам понадобиться, чтобы спасти жизни.

Фрэнк уставился на него в легком восхищении. У Перси появился шанс вернуть воспоминания, но он хочет подождать — вдруг кому-то пузырек понадобится больше? Римлян принято считать бескорыстными и готовыми немедленно броситься на помощь соратникам, но Фрэнк сомневался, что кто-либо еще из лагеря сделал бы такой выбор.

— Так ты совсем ничего не помнишь? — спросил он. — Ни свою семью, ни друзей?

Перси провернул в пальцах бусины у себя на шее:

— Только отголоски. Смазанные картинки. У меня есть девушка… Я думал, что она будет в лагере. — Он внимательно посмотрел на Фрэнка, словно обдумывая, говорить или нет. — Ее зовут Аннабет. Ты ее не знаешь?

Фрэнк помотал головой:

— Я знаю всех в лагере, но Аннабет здесь нет. А что насчет твоей семьи? Твоя мама смертная?

— Видимо, да… она, наверное, с ума сходит от переживаний. Ты со своей мамой часто видишься?

Фрэнк остановился у входа в термы и взял с полки несколько полотенец:

— Она умерла.

Перси нахмурился:

— Как это случилось?

Обычно Фрэнк лгал что-нибудь насчет «несчастного случая» и сворачивал разговор. Иначе эмоции грозили его захлестнуть, а в Лагере Юпитера плакать нельзя: нельзя показывать слабость. Но говорить об этом с Перси почему-то было не так тяжело.

— Она погибла на войне, — сказал он. — В Афганистане.

— Она служила в армии?

— В канадской. Да.

— В канадской? Я не знал…

— Большинство американцев не знают. — Фрэнк вздохнул. — Но да, у Канады там есть войска. Моя мама была капитаном. Она стала одной из первых женщин, погибших в бою. Она спасала солдат, оказавшихся под вражеским огнем, и… не вернулась. Сразу после похорон я отправился сюда.

Перси кивнул. Он не выпытывал подробности, и Фрэнк был ему за это благодарен. Еще Перси не стал говорить «мне очень жаль» или еще что-нибудь из серии вежливых благожелательных комментариев, которые Фрэнк ненавидел: «Ой, бедняжка. Тебе, должно быть, так тяжело. Прими мои искренние соболезнования».

Перси вел себя так, словно ему приходилось встречаться со смертью и он по себе знал, что такое горе. Важно просто слушать. Пустые сожаления не нужны. Единственное, что может помочь, — это продолжать жить, продолжать двигаться вперед.

— Ну что, покажешь мне эти ваши термы? — предложил Перси. — А то я на чушку похож.

Фрэнк выдавил улыбку:

— Есть такое.

Они зашли в наполненное паром помещение. Фрэнк подумал о бабушке, маме и своем проклятом детстве — спасибо Юноне и волшебному кусочку дерева, — и ему почти захотелось тоже забыть о своем прошлом, прямо как Перси.

Примечания

18

Речь идет о трех войнах между Римской республикой и «пунами», то есть финикийцами. Их государство и столица назывались Карфаген. Пунические войны с перерывами продолжались с 264 по 146 г. до н. э. и закончились победой Рима. Карфаген был разрушен.