Башня Нерона

Рик Риордан, 2020

Лестер Пападопулус – в прошлом бог Аполлон – уже привык, что он постоянно находится на волоске от смерти. Но новое испытание, которое предрекает ему пророчество, переходит всякие границы! Пробраться в неприступную башню Нерона и помешать сумасшедшему императору спалить весь Нью-Йорк – разве такое под силу подростку с акне и лишним весом?! Однако у Лестера и его подруги Мэг Маккаффри нет выбора. Если они не поторопятся, то полубоги и обычные люди погибнут. Поэтому берегись, Нерон! Впрочем, некоторые испытания едва ли под силу даже бывшему олимпийскому богу… Рик Риордан – автор мировых бестселлеров для подростков, лучший современный писатель в детской литературе по мнению авторитетного издания «New York Times».

Глава 8

Я мистер А

Буду чинить туалеты

И вырублюсь

Возможно, насчет последнего я погорячился.

Дионис покровительствовал другим вещам, например вину, вечеринкам после вручения «Оскара» и некоторым видам растений. Но для меня он навсегда останется доставучим младшим братом, который повсюду за мной таскался и копировал меня во всем, пытаясь привлечь мое внимание.

Наверняка это многим знакомо. Представьте: вы бог. Ваш младший брат канючит, чтобы папа и его тоже сделал богом, хотя это ваша фишка. У вас есть отличная колесница, запряженная огненными конями. Ваш младший брат выпрашивает себе собственную колесницу, запряженную леопардами. Вы крушите войска греков у стен Трои. Ваш младший брат отправляется в поход против Индии. Короче, как обычно.

Дионис стоял на вершине холма, словно ожидал нашего прибытия. Возможно, так оно и есть: он все-таки бог. Его поло с леопардовым принтом весьма неплохо сочеталось с Золотым руном, висящим на ветке у него над головой. А вот лиловые слаксы сочетались плохо. Возможно, когда-то давно я и дразнил его за дурной вкус в одежде. Но сейчас рисковать бы не стал.

К горлу подступил комок. Меня и так уже тошнило после поездки и импровизированной игры, где вместо мячика нужно было кидать глаз. Раненый лоб болел. В голове проносились новые строчки пророчества, озвученного Седыми сестрами. Я был не готов к новым переживаниям. Но встреча с Дионисом… Она обещает быть непростой.

Мэг захлопнула за собой дверь такси.

— Спасибо! — сказала она Седым сестрам. — В следующий раз расскажите про хот-дог!

Не попрощавшись и даже не попросив показать их стихи моему литературному агенту, Седые сестры погрузились в пучину красно-черного гудрона.

Мэг, прищурившись, посмотрела на вершину холма.

— Это еще кто? Мы с ним раньше не встречались. — В ее голосе звучала подозрительность, словно чужак вторгся на ее территорию.

— Это бог Дионис, — ответил я.

— Почему? — нахмурилась Мэг.

Возможно, она имела в виду «Почему он бог?», или «Почему он там стоит?», или «Почему нам досталась такая жизнь?». Все эти вопросы были одинаково уместными.

— Не знаю, — пожал плечами я. — Давай выясним.

Пока мы поднимались по склону, мне хотелось то истерически зарыдать, то расхохотаться. Судя по всему, это был шок. Еще даже обед не наступил, а день уже нельзя назвать простым. Правда, учитывая, что мы приближались к богу безумия, пришлось допустить, что, возможно, у меня психотический срыв или приступ мании.

Мне стало казаться, что я выпал из реальности. Я не мог сосредоточиться. Не знал, кто я, кем должен или хочу быть. Бодрящие вспышки божественной силы, гнетущие возвращения в хрупкое тело смертного, выбросы адреналина и приступы ужаса не прошли даром: эмоции накатывали на меня. Идти к Дионису в таком состоянии — значит нарываться на неприятности. Просто оказавшись рядом с ним, любой рискует усугубить свои ментальные проблемы.

Мы с Мэг добрались до вершины. Приветствуя нас, Пелей выпустил пар из ноздрей. Мэг обняла дракона за шею, хотя я бы на ее месте поостерегся. Драконы печально известны тем, что не любят обнимашек.

Дионис посмотрел на меня с ужасом и изумлением — примерно так я теперь смотрю на собственное отражение в зеркале.

— Значит, отец и правда сделал это с тобой, — сказал он. — Бессердечный glámon.

В переводе с древнегреческого glámon означает «старый потаскун» или что-то вроде того. Учитывая многочисленные любовные похождения Зевса, он, возможно, даже не счел бы это оскорблением.

Дионис схватил меня за плечи.

Я был не в состоянии вымолвить ни слова.

За последние полвека он совсем не изменился: пузатый коротышка средних лет с обвисшими щеками, красным носом и курчавыми черными волосами. Лишь фиолетовый оттенок в радужках его глаз намекал, что он больше, чем просто человек.

Остальные Олимпийцы не могли взять в толк, почему Дионис выбрал этот облик, хотя мог заполучить любую внешность. В древние времена он славился юношеской красотой, бросавшей вызов гендерным условностям.

А я понимал. Дионис совершил преступление, погнавшись не за той нимфой (перевод: за нимфой, на которую положил глаз наш отец), и был наказан: он должен сто лет управлять этим лагерем. Ему запрещалось пить вино — величайшее из его изобретений — и появляться на Олимпе, за исключением дней, когда собирался совет по особым случаям.

В ответ Дионис решил выглядеть и вести себя так, как совсем не подобает богу: как ребенок, который отказывается заправлять рубашку, причесываться или чистить зубы, просто чтобы показать родителям, насколько ему плевать.

— Бедный, бедный Аполлон. — Он обнял меня. От его волос едва заметно пахло виноградной жвачкой.

От такого внезапного проявления сочувствия я чуть не расплакался… но тут Дионис отстранился, посмотрел на меня с расстояния вытянутой руки и самодовольно ухмыльнулся.

— Вот теперь ты понимаешь, как я был несчастен, — сказал он. — Наконец-то кому-то выпала кара хуже моей!

Я кивнул, подавив всхлип. Это был старый добрый Дионис, которого я знал и не сказать чтобы очень любил.

— Да. Здравствуй, брат. Это Мэг…

— Наплевать, — весело отмахнулся Дионис, не сводя с меня глаз.

— Пфф. — Мэг скрестила руки на груди. — Где Хирон? Он мне больше нравился.

— Кто? — спросил Дионис. — Ах он. Долгая история. Пойдем-ка в лагерь, Аполлон. Хочу поскорее показать тебя полубогам. Выглядишь ты просто отвратительно!

Мы шли по лагерю целую вечность. Похоже, Дионису очень хотелось, чтобы все меня увидели.

— Это мистер А, — говорил он всем новичкам, встречавшимся нам на пути. — Мой ассистент. Если будут какие-то жалобы или проблемы, скажем, туалет засорится, обращайтесь к нему.

— Хватит, а? — пробормотал я.

Дионис улыбнулся:

— Если я мистер Ди — ты вполне можешь быть мистером А.

— Он Лестер! — возмутилась Мэг. — И он мой ассистент.

Дионис не обратил на нее внимания.

— О, гляди-ка, еще одна стайка первогодок! Пойдем, я тебя представлю.

У меня подкашивались ноги. Голова болела. Если что мне и было нужно сейчас, так это обед, отдых, антибиотики и новая личность, причем не обязательно в таком порядке. Но пришлось тащиться за Дионисом.

Народу в лагере было гораздо больше, чем зимой, когда мы с Мэг впервые сюда попали. Тогда мы застали здесь лишь нескольких ребят, которые жили в лагере круглый год. Теперь же на лето сюда стекались потоки новичков, узнавших о своей полубожественной природе — десятки растерянных подростков со всего света, многих по-прежнему сопровождали нашедшие их сатиры. Некоторые полубоги, которым, очевидно, пришлось недавно сражаться с монстрами, были ранены даже серьезней, чем я; видимо, поэтому на нас с Мэг обращали намного меньше внимания, чем я ожидал.

Мы прошли по центральной лужайке, по краям которой стояли двенадцать домиков. Почти в каждом бурлила жизнь. Вышедшие к дверям старосты приветствовали новичков и помогали им сориентироваться. Больше всего забот оказалось у Джулии Файнголд из домика Гермеса: ей нужно было найти временные места для всех ребят, еще не признанных божественными родителями. Шерман Ян из домика Ареса рявкал на каждого, кто подходил к домику слишком близко, и предупреждал, что территория вокруг него заминирована. Неизвестно, шутил он или нет, но проверять никто не спешил. Юный Харли из домика Гефеста носился вокруг, улыбаясь до ушей и призывая новичков потягаться с ним в армрестлинге.

На другой стороне лужайки я заметил своих собственных детей — Остина и Кайлу, — но как бы мне ни хотелось с ними пообщаться, они были заняты: пытались уладить какой-то конфликт между охраняющими лагерь гарпиями и новичком, который, видимо, сделал что-то, что гарпиям не понравилось. До меня донесся голос Остина:

— Нет, вы не можете просто так взять и съесть новичка. Сначала он должен получить два предупреждения!

В этот разговор даже Дионис влезать не захотел. И мы пошли дальше.

Ущерб, нанесенный Колоссом Нерона во время зимней битвы, почти устранили, хотя несколько колонн в обеденном павильоне были сломаны. Между двумя холмами блестел новый пруд в форме гигантской ступни. Мы миновали волейбольную площадку, арену для сражений на мечах, земляничные поляны — и только тогда Дионис наконец сжалился надо мной и повел нас в штаб-квартиру лагеря.

По сравнению с греческими храмами и амфитеатрами четырехэтажный небесно-голубой дом в викторианском стиле, известный как Большой дом, выглядел странно, но казался уютным. Его белая отделка сверкала как глазурь на торте. Флюгер в форме бронзового орла лениво покачивался на ветру. На веранде за карточным столом сидели, попивая лимонад, Нико ди Анджело и Уилл Солас.

— Папа! — Уилл вскочил на ноги, сбежал по ступенькам и стиснул меня в объятиях.

И тут я не выдержал и зарыдал не таясь.

Мой прекрасный сын с добрыми глазами, руками целителя, излучающий тепло словно солнышко. Каким-то образом он унаследовал все мои лучшие качества, не взяв ни одного худшего. Он отвел меня на веранду и настоял, чтобы я сел на его место. Затем впихнул мне в руки холодный стакан с лимонадом и принялся хлопотать над моей раненой головой.

— Все нормально, — пробормотал я, хотя все понимали, что это не так.

Его парень Нико ди Анджело оставался в сторонке, наблюдал за нашим воссоединением, но держался в тени, что не редкость для детей Аида. Его темные волосы стали длиннее. Он был босиком, в потрепанных джинсах и футболке, какие носят обитатели лагеря, только черного цвета. Спереди на ней был изображен скелет пегаса с подписью «ДОМИК 13».

— Мэг, — сказал Нико, — садись на мое место. У тебя все ноги изранены. — Он сердито посмотрел на Диониса, словно тот был обязан вызвать для нас гольф-кар.

— Ладно, хорошо, садись. — Дионис безучастно указал на карточный стол. — Я пытался объяснить Уиллу и Нико правила пинокля. Но они безнадежны.

— О, пинокль! — оживилась Мэг. — Люблю пинокль!

Дионис, прищурившись, посмотрел на Мэг, словно она была собачкой, которая внезапно принялась декламировать Эмили Дикинсон^[17]:

— Правда? Чудеса, да и только.

Нико встретился со мной взглядом, его глаза были черны как ночь.

— Так это правда? Что Джейсон…

— Нико, — с упреком проговорил Уилл, — не дави на него.

Кубики льда в моем стакане задрожали. Я не сумел выдавить из себя ни слова, но, видимо, мое лицо сказало Нико все, что он хотел знать. Мэг протянула Нико руку, и он обхватил ее ладонями.

Нельзя сказать, чтобы он разозлился. У него был такой вид, словно он получил удар в живот, причем не один: казалось, его били не переставая столько лет, что он почти перестал чувствовать боль. Он пошатнулся. Моргнул. А затем вздрогнул, отдернул руки от Мэг, словно его прикосновение было ядовитым и он внезапно об этом вспомнил.

— Я… — он осекся. — Scusatemi^[18]. — Он сбежал по ступенькам и помчался по лужайке босиком, оставляя за собой след на пожухлой траве.

Уилл покачал головой:

— Он переходит на итальянский, только когда очень расстроен.

— Мальчику и без того хватало плохих новостей, — сказал Дионис, в голосе которого промелькнули скупые нотки сочувствия.

Я хотел спросить, что это еще за плохие новости. И извиниться за то, что доставил новые неприятности. И рассказать о тех грандиозных и впечатляющих неудачах, которые пережил с тех пор, как в последний раз видел Лагерь полукровок.

Вместо этого стакан с лимонадом выскользнул у меня из рук. И разбился о пол. Меня повело в сторону, и я начал падать в длинный темный туннель. Издалека до меня донесся голос Уилла:

— Папа! Помогите!

И я провалился в беспамятство.

Примечания

17

Эмили Дикинсон — американская поэтесса XIX века.

18

Извините (итал.).