Хозяин башни. Часть 1

Роберт Егоров, 2020

Прежде единый мир, где боги жили вместе с людьми, разделён на три части. С уходом короля первых людей магия, связывающая мир богов и людей, исчезла, и всему сущему грозит гибель. Сумасшедший бог Локи, скрывающийся в своей башне, отправляет скромного летописца из народа миннатов на поиски пропавшего короля в мир людей. Тому предстоит опасный путь по забытым тропам. На севере страны зреет восстание недовольными гнётом наместника, грозящее миру фатальными переменами. Будет ли найден король людей? Вернётся ли магия? Кто такой загадочный бог Локи? Фантастическая история, в основе которой лежит мифология северных народов.

1

Говорят, что всем на этом свете правит случай. И я склонен доверять этим словам, произнесённым очень и очень давно неизвестным ныне автором. Ведь именно случай занёс однажды к нам это странное существо, перевернувшие привычный мир вверх дном. Локи.

Кем был этот безумец, в раз объявившийся среди богов, чтобы в день спасительной катастрофы снова исчезнуть? Никто так толком и не разгадал сущность великого смутьяна. Но до сих пор память о нём, хорошая или плохая, живёт среди всех, без исключения, народов Миитланда — мира ныне свободного, а тысячу лет назад рвущегося по швам при бездействии тех, кто обязался хранить его.

Старые времена порядком забыты и почти не осталось тех, кто воочию видел ту эпоху, кажущуюся жуткой с огромного расстояния в тысячу лет.

Но, чтобы не повторять прежних ошибок, важно знать прошлое. Да только развеять пелену, что укрывает собой минувшие столетия, не так-то просто.

О событиях минувшей эпохи я слышал от моего мудрого наставника. Теперь уж он находится в благословенной стране Вечной Девы и ему нет дела до наших проблем. Он совершил многое и заслужил отдых. А его портрет висит на самом видном месте моего скромного жилища.

Наставник многое не успел рассказать мне. Но я храню его дневники, которые он, как и подобает истинному миннату, вёл с безупречной основательностью и оставил мне, своему ученику. Я тщательно оберегаю эти тетради. Не допускаю попадания на них света и храню в сухом, с идеально выверенной температурой и влажностью, помещении. Но даже такие меры предосторожности не могут остановить естественное обветшание бумаги.

Я взялся за большое дело: написать книгу о тех временах. И надо успеть сделать это, пока дневники не обратились в труху. Я постараюсь дополнить старые записи своими скромными знаниями.

С чего же начать? Первое слово всегда самое важное. Оно должно быть ёмким, насыщенным и при этом важно сохранять интригу. В то же время не стоит слишком изощряться, чтоб не отпугнуть читателя излишним пафосом.

Начну просто: дело было летом. Или всё-таки весной? Да, пожалуй, весной. Эта история зародилась в высокой башне, по ступеням которой поднимался мой великий предшественник. Тяжело дыша разреженным воздухом, он преодолевал ступень за ступенью, не ведая, по какой причине его так неожиданно вызвал к себе загадочный хозяин башни.

Часть 1

Пролог

Он опёрся рукой о шершавый холодный камень, которым была выложена стена, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Сколько ещё впереди этих треклятых ступеней? Он оглянулся назад и тоскливо посмотрел на витую лестницу башни, уходившую, словно змеиное тело, вниз и скрывавшуюся за поворотом. Нет! Последний раз он соглашается подниматься на такую верхотуру. И почему до сих пор здесь не соорудили лифт? Издевательство! Чем он заслужил такое обращение с собой?

Он обречённо посмотрел вперёд и, тяжело вздохнув, продолжил карабкаться дальше.

Ступени были слишком высокими и не предназначенными для его коротких ног. Каждый раз ему приходилось прилагать усилия, чтоб поставить одну ногу на следующую ступень, потом, оттолкнувшись второй, перенести свой не малый вес наверх. И так уже восемьсот семьдесят тра раза. Он считал.

Поднявшись на цыпочки, он посмотрел в маленькое окошко на очередном пролёте. «Храни меня, Вечная Дева, как же высоко!» Огромный город казался игровой доской, на которой кто-то расставил фигуры; а замковый двор с величественным дворцом в сотню комнат, возвышающийся над городом, был словно игрушечным. Округа пестрела бесчисленными квадратами возделываемых земельных участков, по которым сновали рабочие. На восходе серой полосой пролегла лента стены, замыкающая в себе мрачное гетто. Своим острым зрением коротышка видел, как по городским улицам движутся тысячи людей и сотни экипажей, спеша по утренним делам. Но отсюда они все казались лишь маленькими тёмными точками. Настоящий муравейник с миллионом копошащихся в нём букашек.

Он поёжился от холода. Внизу снег уже журчал по оттаивающей земле весёлыми ручейками. Солнце с каждым новым днём становилось всё теплее, а ветер доносил ароматы весны.

Но здесь было по-зимнему холодно. И не хватало воздуха, от чего начинала кружиться голова. Он сделал несколько глубоких вдохов, но лёгкие по прежнему требовали кислорода.

Что понадобилось от него этому безумцу? Нет бы самому спуститься на землю. Зачем заставлять бедного минната тащиться на такую высоту?

Он поднимался всё выше.

Кажется, он читал в одной из книг, что количество ступеней в этой башне равняется одной тысяче семьсот двадцати двум. Значит, осталось шестьсот сорок семь шагов. «Держись, Логат, осталась меньшая часть. Ты уже преодолел одну тысячу семьдесят пять шагов.»

646, 645, 644.

Обратный отсчёт давал надежду, что он всё же доберётся наверх прежде, чем его призовёт в свои прекрасные сады Вечная Дева. О, как хорошо было бы там оказаться! Благоухающие цветы, прекрасные песни птиц и мягкое солнце, ласкающее своими лучами изнеможённое тело. Вечное блаженство. Но чтобы достичь этого рая, прежде, хотя бы, надо добраться до верха.

623, 622.

«Это испытание, которое ты приготовила для меня, мать всех миннатов. Я справлюсь. Никто не посмеет сказать, что Логат сдался!» — пыхтел коротышка.

613, 612.

Наконец, он оказался перед деревянной дверью с массивной ручкой-кольцом. Его широкая грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Он дотянулся до холодного железа и трижды, как того требуют правила, глухо постучал им о дверь, которая сразу же распахнулась, приглашая пройти внутрь. Его ждали.

Логат осторожно переступил через порог. В его привыкшие к башенной полутьме глаза резко ударил яркий свет, лившийся со всех сторон. Зажмурившись, и прикрыв ладонью заслезившиеся глаза, он осмотрел просторную залу со множеством больших окон по периметру, высотой от пола до потолка. Миннат с наслаждением вдохнул чистый воздух, полный сладкого кислорода, который наполнил его лёгкие и почувствовал как по телу разбегается тепло.

— Наконец-то!

Логат вздрогнул от неожиданно громкого мужского голоса. Щурясь от света, он заозирался, ища говорившего.

— Я уж думал ты никогда не придёшь ко мне.

К нему подскочил сухопарый мужчина очень высокого роста. Он был на две головы выше обычного человека. Миннату пришлось смотреть на него снизу вверх, задрав бороду, цветом напоминавшую палую листву.

— Я прибыл так быстро, как позволяла ситуация, — тактично ответил гость и склонил лысую голову в почтительном приветствии.

— Извини, что заставил тебя подниматься, но у меня просто не было другого варианта, мой дорогой миннат! — всплеснул руками мужчина. У него были ясные пронзительной голубизны глаза и длинный с небольшой горбинкой нос на бледном лице. Короткие тёмно-русые волосы топорщились во все стороны, словно секунду назад человек получил мощный разряд тока. Хозяин башни выглядел взбудораженным и светился от предвкушения чего-то, по всей видимости, жутко интересного. — Посмотри, скорее, иди сюда! — он подбежал к одному из окон, рядом с которым на длинных ажурных ножках стоял фарфоровый цветочный горшок, переливающийся лазурью, и помахал рукой миннату, подзывая его. В горшке одиноко торчал распустившийся цветок с тонкими заостряющимися на концах лепестками. Они были насыщенного алого цвета. К ним хотелось прикоснуться, вдохнуть их приторный аромат, тонкой, невидимой струйкой распространяющийся по зале.

— Это Бальдрсбра, цветок всех цветков. Ты слышал о нём?

— Конечно, — оживился коротышка, — этот цветок — символ Фёстэнкилов. Очень редкое растение. Я не встречал его нигде, кроме как на рисунках в книгах, — сказал миннат, заворожённо глядя на цветок.

— И это не удивительно! Их нигде больше не осталось. Вымерли, как древние яшеры. Я храню последний экземпляр. Но дело не в этом, — загадочно произнёс мужчина. — Мой Бальдрсбра не цвёл уже много столетий. А некоторое время назад я заметил, как его бутон стал оживать и раскрываться. Я очень удивился и решил, понаблюдать, что же будет дальше. С каждым новым днём он раскрывал свои кровавые лепестки всё больше, а вчера распустился окончательно. Это показалось мне очень любопытным, мой дорогой Логат.

Коротышка недоумевающе посмотрел на хозяина башни.

— Ты не понимаешь! — разочарованно всплеснул тот руками, ожидая от гостя куда большей проницательности. — Подумай, что произошло с этим цветком? Что ты видишь?

— Он…расцвёл? — чувствуя себя глупцом констатировал Логат.

— Ещё, назови это иначе! Перефразируй! Ну, давай же! — раздражался мужчина.

— Ммм, он изменился?

— Именно! И м е н н о! Ты зришь прямо в корень, мой милый друг. Перемены! Вот что это означает, — мужчина возбуждённо заходил по зале, сверкая глазами и бормоча себе что-то под нос. Логат опасливо косился на возбуждённого мужчину, который резко остановился и уставился леденящим взглядом на гостя.

— А скажи мне, Логат, что ты знаешь про этот цветок? Не спеши отвечать, — остановил он Логата, который уже открыл было рот. — Подумай, вспомни летописи, что ты так бережно хранишь в своей библиотеке. Ты наверняка читал про это. Ну же, вспоминай!

Логат задумался. Он поспешно закрыл глаза и мысленно перенёсся в Библиотеку миннатов, представляя как достаёт с полок книги и переворачивает шуршащие листы. Он мог воспроизвести в памяти каждую страницу летописи. Надо было только сосредоточиться и вспомнить. Он перебирал книги и старые пожелтевшие свитки, отставляя их один за одним. От напряжения на лбу его вздулась вена. Он уже читал однажды про Бальдрсбра. Только где?

Это не то, это тоже. «Трактат о винодельнях южных земель», «Пособие по уходу за папирусом», «Рассуждения Кариуса Почтенного об исходе каменного народа». Всё не то. Сколько же пыли! Надо напомнить магистру о важности влажной уборки в библиотеке.

Да! Вот оно! Второй том «Забытой эпохи», часть четвёртая, песнь о короле. Пятый стих. Логат набрал в грудь воздуха и неожиданно для самого себя запел низким хрипловатым голосом, который вознёсся к куполообразной крыше, отражаясь от неё и распространяясь по всей зале:

Цветок цвета крови

С чёрным нутром

Поставь у оконца,

Все двери открой.

Бутона коснутся

Неба лучи.

И птицы проснутся,

Уж Ворон кричит.

В двери стучится

Забытый изгой.

Всё может случиться —

Лишь разум открой.

Логат замолк, допев последнюю строчку и смущённо посмотрел на мужчину. Тот расхохотался и захлопал в ладоши.

— Браво, мой дорогой миннат! Браво!

— Это всего лишь старая песня. Разве нет?

— Конечно. Очень старая, я бы даже сказал древняя. Первобытная.

— Но ты в неё веришь? — с сарказмом произнёс Логат.

— Неужели ты за свою жизнь ещё не понял, что нет ничего невозможного? О, это прекрасная новость! — мужчина подскочил к цветку с нежностью коснувшись лепестков длинными пальцами. — Я уже думал, что сгину в этой кромешной скуке. Но наконец-то близится что-то действительно стоящее!

Он пустился танцевать, кружа по полу, раскинув руки в стороны. Логат в недоумении уставился на чудное представление. Внезапно хозяин башни остановился и посмотрел на минната, сведя лохматые брови. Логат знал о внезапных сменах настроения хозяина башни, но наблюдать это было очень непривычно. И даже неприятно.

— Догадываешься, зачем я позвал тебя?

Миннат покачал головой, не ожидая ничего хорошего от этого вопроса. Голос мужчины, в раз ставшего серьёзным, понизился, словно на концерте дирижёр остановил весёлую партию скрипок и махнул палочкой в сторону мрачных контрабасистов.

— Ты разыщешь Короля и поможешь ему вернуться в Миитланд. Каким бы великим он не был в былые времена, сейчас это всего лишь слабый человечек, который даже не имеет представления о своём происхождении. Найди его. Воспользуйся Тропами.

— Но… — Логат растерялся. Тропы. Он слышал о них, изучал этот феномен, но ими так давно не пользовались! С того самого дня, когда по ним ушёл Король и дороги между мирами закрылись.

Мужчина злобно уставился на минната. Его глаза потемнели, меняя яркий голубой цвет на близкий к индиго. Логат понял, что перегнул палку, забыв, кто перед ним.

— Ты решил, что я могу ошибаться? — грозно навис над миннатом мужчина. От него повеяло холодом.

— Прошу простить меня, я, верно, забылся, — испуганно склонил голову Логат.

— Ступай! — указал рукой на дверь мужчина. Его глаза постепенно снова обретали небесно-голубой оттенок. — Разыщи его и приведи прямо сюда. Ближайшая открытая тропа находится на западе. Лесное озеро. И не забудь посмотреть в зеркало перед уходом! — ехидно крикнул Локки вслед спешно уходящему миннату и расхохотался.

Логат выскочил за дверь и спешно захлопнул её, оставив хозяина башни, который явно растерял рассудок в своём затворничестве, одного.

2.

Да, было так. Кажется, я ничего не упустил. Мой великий предшественник отправился на запад в поисках Тропы. Кто бы мог подумать тогда, что скоро история сделает крутой виток в своём спиралевидном движении! А толчок ей будет дан где-то на задворках мира.

Но перед этим Логат навестил своего давнего друга, который уже не одну сотню лет невидимой тенью существовал на севере Енкильмаала. То был один из Первых людей, кто выжил в Древней Битве и теперь скитался по неожиданно ставшим ему чужим миру.

Он нашёл его на восточных склонах Туманных гор и в тайне поведал о своём разговоре с хозяином башни и предупредил, что в скором времени Миитланд ждут перемены.

— Ты должен быть готов, — сказал мой великий предшественник, — отправляйся в Нювалребен. Будь там к началу зимы. Я найду тебя.

Так, а что же было дальше? Если я не ошибаюсь, в его мемуарах было упоминание об этом. Ну-ка, посмотрим. Ага, вот оно.

Игорь

Сизые облака затянули холодное небо и сыпали на набережную мелкую морось дрожащего воздуха. Ветер задувал сразу со всех сторон, швыряя в лицо худощавому парню, на вид которому было лет двадцать пять, дождевую пыль. Но тот, казалось, вовсе не замечал начинающуюся непогоду. Скорее всего он, как и ещё пять миллионов аборигенов, просто свыкся с местным климатом, впитал его нездоровую сырость; и если бы, вдруг, в небе засияло солнце, он недовольно поморщился бы и поспешил скрыться в затхлой роскоши метрополитена или в цокольной затхлости ресторанчиков.

Парень поставил полупустую бутылку вина на холодный гранит набережной и потянулся в карман куртки за сигаретой. Щёлкнув зажигалкой, он глубоко затянулся и выпустил струю дыма в сторону стылой реки, воды которой мелко дрожали под нарастающими порывами ветра.

— Почему писатели всегда описывают сигаретный дым как голубой? — вслух спросил он, обращаясь то ли к самому себе, то ли к реке, всё ближе подбирающейся к кроссовкам юноши. Примериваясь, она накатывала волнами на ступени, спускающиеся к самой воде и утопающие в ней. — Вот он, дым, — парень снова затянулся сигаретным дымом и скосил глаза к носу, внимательно рассматривая выдыхаемые никотиновые облачка, — вовсе не голубой. Ну может быть серый. Скорее даже прозрачный. Нет, всё-таки серый.

Он не боялся, что его кто-то услышит и посчитает за сумасшедшего. В такую погоду люди старались сидеть дома или укрыться в уютных кофейнях, ну или на худой конец пережидать дождь под крышей среди громадных колонн соборов. А даже если кто и увидел одиноко сидящего парня на набережной с бутылкой вина, то и слова бы не сказал. Тем более случайному прохожему не пришло бы в голову усомниться в его рассудке. Как-то самой собой культурная столица превратилась в столицу вина и меланхолии, и одинокий человек, устремивший рассеянный взгляд за горизонт, давно уже не вызывал удивлений.

Этот город был пристанищем всех романтически настроенных отшельников, стремящихся обрести себя и отыскать здесь смысл бытия. Они толпами вываливались из душных вагонов поездов дальнего следования, приезжая из провинции покорять северную Пальмиру. И всю эту разномастную публику, возбуждённую ложной романтикой города-призрака влекло именно к реке, что из века в век несла свои мутные воды через болота. Почему именно сюда, к реке? Ведь тут непрекращающийся холодный ветер, который залезает под самую кожу и вечная морось, которую не иссушит уже никогда даже самое жаркое солнце. Привлекательного, согласитесь, мало. Может, дело в разрекламированных, упакованных в тёплый гранит набережных? Может. Но скорее всего в том, что река была единственным, что двигалось в этом вековом застое. И шли они сюда по наитию, которое вело их предков, а теперь затягивало и их.

Этот город — приманка. К нему остервенело бегут навстречу, бросают всё нажитое, стремясь утолить здесь свои самые великие мечты, которые после неизменно утопают в сладких парах джаzового Каберне. Мечты-утопленницы, трупы которых уплывают на запад, в Финский залив. Вот оно ключевое слово — запад. Разве можно начинать что-то там, где всё априори заканчивается? Почему об этом никто никогда не писал? Хотя бы спел. А то всё им «в Питере пить». От хорошей жизни что ли? Разочарование — вот что ждёт всех вас, наивных мечтателей. А после смерть. Духовная ли, физическая — не всё ли равно? А надрывный свист ветра в дворах-колодцах станет панихидой по нам, сочинённой ещё триста лет назад лицемерным городом, который остервенело строил двухметровый безумец. Остерегайтесь сумасшествия царей. А хоть бы даже императоров.

Парень со злостью бросил окурок в реку и потянулся за бутылкой. Терпкое красное вино с повышенным содержанием танинов и фруктовым букетом приятно туманило разум, заставляя видеть в безжизненных клочьях сизых туманов проблески фантомной надежды. Сплошной обман. Хоть кто-то был однажды счастлив в этом городе? Так, чтобы по-настоящему, без лишних слов, не крича об этом на каждом перекрёстке? Счастье — оно молчаливо. Впрочем, отчаяние тоже. Две сестрёнки-близняшки — поди разбери кто перед тобой.

Ветер всё усиливался, разгоняя волны, разбивая их о гранит и осыпая водными осколками лицо парня. Он натянул посильнее капюшон куртки, пряча под ним свой белобрысый вихор и снова отпил из горлышка.

Чокнутые чайки молчаливо барахтались в воздухе, пытаясь поймать под крыло потоки воздуха. Они бросались с отчаянием самоубийц в волнующуюся воду и мгновенно выныривали с трепыхающимися рыбёшками в зажатых жёлтых клювах. Впереди высился тонкий шпиль собора, укрытого за мощными бастионами крепости, ни разу не видевшей сражений. Император сразу задумал её как место пыток и могил, фальшиво обозвав это фортификационным сооружением, чтобы не отпугивать раньше времени своих приближённых. Скопище разбитых судеб. Город родился среди смертей. Мог ли он теперь жить иначе? Если бы в России жили слоны, они бы выбрали Питер местом своего братского кладбища. Есть ли ещё более подходящие варианты?

Нет, это не счастливый город, что так помпезно вырос посреди туманных болот. Фарс в угоду безумцу.

А вино было вкусным, чёрт побери. Вот! Ещё один символ — усатая шляпа с хриплым тембром голоса, чуть ли не ежедневно поминающая чертей. Вот и дозвались. Город, хранимый бесами. Надо было слушать классиков и гнать их подальше. Зря что ли оккультные практики выдумали?

Зарядил мерзкий апрельский ливень, подгоняемый сбивающим с ног ветром.

— И хляби небесные разверзнуться! — парень встал, широко расставив ноги, чтобы не поскользнуться на мокрых камнях, снял ставшие под дождём бесполезными очки и, зажмурив глаза, подставил лицо навстречу протекающему небу. Опущенной рукой он крепко сжимал за горлышко бутылку вина. В этот торжественный момент в кармане зажужжал телефон, руша всё величие будничным гулом вибрации.

— Ну как всегда, — выругался парень, нацепил обратно очки, тут же размывшие мир вокруг и полез свободной рукой в карман джинс. Телефон не хотел вылезать, цепляясь за ткань. — Давай ты уже! — раздражённо бормотал он, наконец, выдёргивая аппарат вместе с вывернутой подкладкой кармана.

На экране светилась надпись: Ира менеджер.

— Да.

— Гарик, привет, — вкрадчиво произнесла девушка на другом конце линии.

— Привет.

— Как дела?

— Нормально, — стараясь говорить бодрее, тщательно контролируя слегка заплетающийся язык, ответил он. — Вот, наслаждаюсь видами Петербурга.

— Один?

Он посмотрел на бутылку вина и ухмыльнулся.

— С лучшим другом.

— Понятно. Много не пей, — он явственно представил как на лицо Иры наползала ехидная ухмылка. — Игорь, я чего звоню-то. Я понимаю, что сейчас совсем не подходящее время, но у нас завтра некому выйти на смену. Сашка заболела как обычно, Юля занята чем-то супер важным, у Паши пары. В общем, ты не мог бы выручить?

Игорь закатил глаза. Ничего нового.

— Вера ничего не скажет?

— Её завтра не будет. Да и выхода нет. Она поймёт. Ответственность беру на себя.

— Ладно. Но я опоздаю. Минут на двадцать, — попытался поставить себя хозяином положения парень. Прийти позже — барские замашки. Вот это важная персона, конечно!

— Хоть на двадцать две. Спасибо тебе огромное. Тогда до завтра!

— До завтра, — он услышал короткие гудки, убрал телефон в карман и многозначительно посмотрел на вино. — Так, пора нам домой. Планы неожиданно изменились, — объяснил он бутылке.

Домой добирался на метро. Люди, спасаясь от непогоды, спускались в подземку и пачками загружались в вагоны, в которых стояла невыносимая духота. Игорь недолюбливал скопления людей. В общем-то людей он не любил даже больше, чем их скопления. И поездки в общественном транспорте становились для него пыткой. Он порой задумывался, что за такие испытания давно уже заслужил себе статус мученика.

Вывалившись из вестибюля метрополитена на улицу, Игорь сделал глубокий вдох свежего воздуха, в котором не было обычной пыли, прибитой сейчас дождём и пошагал в сторону дома мимо бабулек сидевших на поребриках со всякой всячиной на продажу. Мимо девчонки в яркой рекламной манишке, сующей в руки зазевавшимся прохожим пёстрые листовки, мимо хмурых мужчин со среднеазиатским разрезом глаз за самодельными прилавками с «сочными» и «сладкими» фруктами и овощами.

В наушниках у Игоря играла музыка — чтобы никого не слышать, не пускать к себе внешний мир. Недопитая бутылка вина лежала в рюкзаке за спиной, бултыхая содержимым. Тучи на небе великодушно разошлись, пропуская на короткое мгновение солнце, бликами которого поблескивали серые лужи на асфальте.

Игорь по пути заскочил в магазин купить ещё бутылку вина. Какая разница, одна или две, размышлял он. В качестве закуски — не пить же как алкоголик — он взял сыр, а в пекарне белый, ещё тёплый итальянский хлеб. Сейчас он сходит в душ, смоет с себя похмельный налёт, который уже неприятным осадком ощущался во рту, включит на компьютере музыку, махнув вверх полоску уровня громкости и забудет про всё на свете, оставшись наедине с собой.

Небольшая квартира-студия встретила его угрюмым молчанием, разбросанными носками на полу и горой грязной посуды в раковине. Игорь скинул обувь и куртку прямо на пол, оставив на линолеуме дождевые капли, выложил из рюкзака вино и хрустящий бумажным пакетом хлеб на стол, положил на среднюю полку абсолютного пустого холодильника упаковку сыра, включил ноутбук и отправился в душ.

***

Зудящая мелодия будильника доносилась словно издалека. Постепенно нарастая, звук становился всё громче, а головная боль всё сильнее. Игорь кое-как разлепил веки и вытряхнул себя из постели, на автомате подобрав брошенные вчера на пол очки. Он добрёл до стола, по пути запутался ногами в раскиданных джинсах и наконец отключил мерзкий трезвон.

Парень застонал, хватаясь рукой за раскалывающуюся голову и, прищурив один глаз, огляделся. На тарелке лежали подсохшие куски сыра. Стол был усыпан хлебными крошками, среди которых валялись пробки от вина — за последнее время их скопилось не мало.

— Господи, как же плохо, — прокряхтел он, облокачиваясь о столешницу. Он посмотрел время на телефоне. Если он не хотел опоздать на работу сильнее оговорённого, через двадцать минут надо было выходить. Игорь открыл скрипнувшую дверцу кухонного шкафа, нашёл упаковку «Цитрамона» и закинул в себя сразу две таблетки. Он разжевал кисло-горькое лекарство и, не запивая, проглотил. Что ж, ему определённо бывало и хуже. Надо приводить себя в порядок. Игорь, обогнув диван, стоящий посреди квартиры, прошаркал к тумбе, где хранилось чистое бельё и достал из выдвижного ящика свежие носки и трусы. Задвигая обратно ящик, парень задержал взгляд на документах в прозрачном файле с тонким налётом пыли. Сердце на секунду сжалось. Он быстро отвернулся и поковылял, цепляясь за воздух ватными руками, в душ.

***

На улице снова лил дождь. Хорошо хоть не холодный. Игорь накинул капюшон куртки и поспешил к метро, плывя сквозь туманное похмелье и стыдливо пряча похмельный взгляд в асфальтовых лужах.

Игорь уже четвёртый год работал официантом в китайском ресторане в центре города. Сменив несколько профессий, от электрика на заводе до брокера в какой-то вшивой компании с вычурно-никчёмным названием, он остановил свой выбор именно на работе официанта. Ему нравилось каждый день видеться с новыми людьми, здороваться за руку с состоятельными постоянниками, каждый день обедавшими в ресторане, тем самым подпитывая иллюзию собственной значимости. Нравились подвижность работы, её разнообразие, которые отсутствовали в рутинной офисной деятельности или безумном однообразии завода. Да и деньги зарабатывались легко. В этом был даже некоторый азарт: никогда заранее не знаешь, сколько оставят тебе сегодня на чай. Жизнь представала перед юношей расхлёстанной, ни к чему не обязывающей игрой, не требующей излишних усилий, но и не дающей никаких гарантий. Каждый новый день становился очередной партией, хитро подмигивающим из-за веера своих карт.

Ресторан, коллеги давно уж стали для Игоря своего рода семьёй. Тут он чувствовал себя нужным и даже, в некоторой степени, успешным. Он мог брюзжать, что ему всё надоело, что он устал от редких, но неизменных хамских выходок посетителей. Мог злиться на целый сонм директоров и владельцев ресторана, что ему мало платят. Но на самом деле его всё устраивало. При этом он боялся заглядывать в будущее и признаться себе в отсутствии у себя малейшего представления о том, что его ждёт. Он смотрел вперёд с апатичной обречённостью и без всякого интереса. Словно выброшенная на берег рыба он смиренно принял свою судьбу, которая, по какому-то своему хитрому плану никак не давала ему погибнуть в не предназначенном для него воздушном пространстве.

Игорь зашёл в ресторан и поздоровался с усатым охранником, чей огромный живот встречал посетителей на входе раньше самого человека. Бек. То ли узбек, то ли казах. Игорь не вдавался в подробности. Ему достаточно было, что мужик был добрым, порядочным человеком. Какая там уже разница, кто он по национальности.

— Привет! — Игорь коряво улыбнулся Ире, которая вышла из-за барной стойки. — Как себя чувствуешь? — с тревогой заглянула она парню в покрасневшие, чуть опухшие глаза.

— Да нормально, — неопределённо махнул он рукой, — голова мутная и ощущение, что вчера с крыши упал — всё тело ломит. А так — нормально.

— Уверен? — настаивала девушка.

— Да, да. Всё хорошо, не беспокойся, — Игорь постарался улыбнуться более убедительно, но резкая боль в голове исказила улыбку.

— Ну смотри, — качнула головой девушка. — Ты извини, что пришлось выдернуть тебя. Я понимаю, сейчас тебе не до этого всего, — Ира обвела рукой помещение, — но блин, никто не может больше. Ты один никогда не подводишь.

Игорь таял в такие моменты. Ему было одновременно приятно и неловко слышать комплименты собственной незаменимости. Хоть здесь в нём нуждались. Больше нигде.

— Всё нормально. Я даже рад поработать. Отвлекусь и всё такое.

— Ну хорошо. Я тоже рада, — она дружески погладила парня по плечу. — Кофе будешь?

— Конечно, — лицо Игоря просияло, рассеивая похмельную серость. — И покурить. Пойдёшь?

— Ладно, сделаю для тебя исключение.

Ира вторую неделю бросала курить, но время от времени позволяла себе никотиновые послабления. Игорь решил воспользоваться своим положением человека, которому сейчас сложно отказать, ради компании в курилке.

***

Ночь уже опустилась на город, когда уставший после двенадцатичасовой смены Игорь подошёл к парадной своего дома. Он не спешил заходить. Весь день шёл дождь, который перестал всего полчаса назад и теперь улицу окутал тихий покой свежести. Игорь курил и смотрел на яркую луну в тёмном небе. Круглый бледно-жёлтый диск обтекали клочья чёрных облаков. Они словно опасались приближаться к мистическому свету, предпочитая держаться от него подальше.

Домой идти не хотелось. В квартире смердело беспорядком и тоской одиночества. А на тумбе тяжким грузом лежали документы, главным из которых было свидетельство о смерти Нины Владимировны Кузнецовой — бабушки Игоря.

Парень ткнул сигарету в мокрую стенку металлической урны и смиренно поплёлся домой.

Он щёлкнул выключателем и электрический свет выхватил из темноты квартиры хаос разбросанных вещей и спёртый запах винных паров.

— Убраться-то не помешает, — с чувством похмельной вины подумал Игорь.

Он снял обувь, куртку, аккуратно повесил её на вешалку слева от входа и приступил к уборке. Открыл окна, собрал мусор в синий мешок с белыми завязками и отставил брякнувший бутылками пакет на коврик при входе. Протёр везде пыль, упорно игнорируя поверхность тумбы, пропылесосил, вымыл посуду, еле отскоблив засохшие остатки еды от тарелок, собрал разбросанную одежду и аккуратно сложил их в ящики тумбы, всё так же не глядя в сторону файла с бумагами. Он даже отдраил микроволновую печь и холодильник, в котором поселился запах тухлятины. Перестелил кровать, разложил на полках книги своей небольшой библиотеки и поменял в люстре перегоревшую лампочку, запас которых чудесным образом отыскал в кухонном шкафу. Дел больше не было. Он огляделся, поправляя сползшие к кончику носа очки. Пакет! Надо выбросить мусор. «На ночь выносить мусор — дурная примета» — вспомнил он слова бабушки. Отмахнувшись от колкого зуда воспоминаний, он оделся и выскочил на улицу.

Возвращаясь от мусорных баков, окружённый тяжёлым от влажного воздуха облаком сигаретного дыма, Игорь услышал тонкий писк где-то в кустах. Не обращая на звук внимания, Игорь пошёл дальше. Но тот раздался снова и теперь ближе. Парень обернулся и увидел как в жёлтое пятно фонарного света, размазанное по мокрому асфальту, входит серый котёнок. Он открывал маленький рот, в котором виднелись малюсенькие зубки и оттуда вырывалось жалобное мяуканье. Игорь уставился на крохотное животное. Котёнок, подняв тоненький хвостик, косолапо подбежал к ногам парня и потёрся о джинсы. Раздалось громкое довольное тарахтение.

— Ты откуда? — делая осторожный шаг в сторону, глупо спросил Игорь. Котёнок не ответил, но посмотрел на парня круглыми глазёнками и приковылял снова, прижимаясь к ботинкам. Игорь опустился на корточки и погладил мягкую шёрстку.

— Ты потерялся? — парень оглянулся через плечо, ожидая увидеть хозяев животного. Но двор, заполненный дремлющими автомобилями был совершенно пустым и лишь в нескольких домах робко горели окна, одно из которых тут же погасло, подло мигнув на ищущий взгляд юноши.

— Ну и что ты мне предлагаешь? — вздохнул Игорь, снова поворачиваясь к котёнку.

Тот, радостно жмурясь, поднял серую головку с маленькими острыми ушками. Довольное мурлыкание не прекращалось.

— Голодный наверное. Ладно, у меня переночуешь, что ж с тобой делать.

Игорь поднялся на ноги, сделал три шага вперёд и оглянулся, проверяя, идёт ли за ним котёнок. Тот резво припустил следом. Игорь хмыкнул и уже быстрее пошёл к парадной. Доставал ключи из куртки он уже одной рукой, прижимая второй крохотное тельце к груди, боясь по неосторожности причинить котёнку вред.

Дома Игорь не обнаружил никакой подходящей еды для животного. Только морозильник жалобно таращился на него полупустой пачкой пельменей.

— Я пойду в магазин, а ты будь пока тут, — наставительно говорил Игорь своему пушистому гостю, вертевшемуся у его ног.

Круглосуточный супермаркет, к счастью, был через дорогу. Игорь купил маленькую пачку не слишком дорогого, но и не самого дешёвого корма, выбирая по принципу «самое лучшее должно быть посередине». Себе он взял банку сметаны к пельменям и упаковку чая, поморщившись при виде стеллажей с алкоголем. Вчерашнее вино отзывалось горечью изжоги.

Вернувшись в квартиру, Игорь застал котёнка закапывающим бледно-жёлтую лужицу, гадостно растекавшуюся по линолеуму. Котёнок отряхнул мокрую лапу и, громко урча, побежал встречать своего нового друга.

— Ну твою ж мать, — обречённо вздохнул Игорь и пошёл искать тряпку, сердито выдвигая кухонные ящики, в которых валялась ни разу до сегодняшнего дня не пригодившаяся хозяйственная утварь.

— Зачем ты на пол наделал? Не мог сразу сказать, что в туалет хочешь? — сердито выговаривал он котёнку, выжимая тряпку в душевой кабине. — Ты всегда, в гости когда приходишь, первым делом ссышься? Кто тебя манерам учил? Эх ты! Вот сдам тебя в приют, будешь знать.

Котёнок беспрестанно мурлыкал и всё вился рядом с Игорем. Игорь отыскал блюдце с щербатым краем и выдавил из пакета половину едко пахнувшего корма.

— Вот, держи.

Котёнок набросился на еду.

— Ты год не ел что ли? — ставя на плиту кастрюлю с водой, ворчал Игорь. — Так. Тебе ведь надо туалет ещё организовать, — взъерошил он свою светло-русую шевелюру, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего. Он залез в шкаф-кладовую у входа и отыскал пластмассовый ящичек с низкими бортами, оставшийся от хозяина его съёмной квартиры. Повертев его в руках, Игорь махнул рукой.

— Ладно, сойдёт.

Он поставил его в угол между душевой кабиной и стеной.

— Здесь будет твой туалет, понял? — обратился он к котёнку, который, довольно облизываясь, подошёл к самодельному лотку и деловито обнюхал его. После чего залез внутрь и наглядно продемонстрировал Игорю полное понимание сложившейся ситуации.

— Молодец. Сообразительный какой, — он потрепал котёнка по голове, когда тот закончил свои дела и принялся умываться, развалившись на полу.

Игорь сидел на диване и читал книгу. На его коленях урчал котёнок, отвлекая парня своим тарахтением от чтения.

Игорь проверил время на телефоне.

— Так, дорогой, уже третий час, пора ложиться. Хватит нам ночного образа жизни, — осторожно переложив тёплое тельце на диван, Игорь поднялся, откладывая в сторону книгу.

Он уже две недели не ходил на работу, если не считать сегодняшней смены и привык ложиться под утро, а вставать сильно позже обеда. Ему предоставили отпуск на целый месяц, а не на стандартные четырнадцать дней. Управляющая ресторана настояла на этом, хотя Игорь не просил и готов был продолжать работать, несмотря на случившееся. Оставаться дома было ещё хуже. Ему даже сходить не к кому. С коллегами он общался только на работе, давние друзья растворились в минувших годах, словно и не существовало их. Словно всё прежнее было сном, полным счастливых пёстрых улыбок, юношеских трагедий и искренних заблуждений, но не правдой.

Игорь умылся, разделся, выключил свет и лёг в постель. Блёклый свет ночного города проникал в комнату через окно и обрисовывал силуэты мебели и маленькие острые ушки котёнка, примостившего в ногах. Тусклый фонарный свет, сочащийся с улицы болезненной желтизной, вырисовывал каждую шерстинку на вздымающемся боку маленького животного. Игорь лежал на спине с открытыми глазами и глядел в разверзнувшуюся перед ним потустороннюю пустоту. Сон не шёл.

Игорь думал. Он вспоминал последние месяцы своей жизни, окутанной дымкой; прокручивал в голове снова и снова последний разговор с Таней, случившийся несколько недель назад.

«Ты стал злым, жестоким!» — кричала она, пока он сидел на диване, пережидая бурю, ставшую одной из многих. — «Я рядом с тобой чувствую себя как в склепе каком-то! Ты превратился в бесчувственного робота» — сложив руки на коленях, он слушал её судорожные всхлипы.

«Я — девушка! Мне нужны внимания и забота, а не бесхребетный мешок с проблемами! Чего ты стОишь? Таскаешь подносы, пока нормальные люди деньгами ворочают. Ты урод! Я столько тебе отдала, столько всего сделала! Эгоист! Только о себе и думаешь. Чего ты молчишь? Молчи, мразь конченая! Ничего не можешь, только глазами своими хлопать. Жизнь так прохлопаешь.»

Завывания своей уже бывшей девушки, оскорбления и истеричные крики совершенно не трогали его. Она ушла, а он просто смотрел ей в след сухими глазами. Никаких волнений в груди. Даже не ёкнуло. И давно ли он рыдал над рыбкой, которую обнаружил в аквариуме однажды утром, плавающей кверху брюхом? Нет, не с ним это было. С другим Игорем, ещё ожидающим от жизни наивным своим детским умом больших свершений, ютившимся рядом с бабушкой и сестрой, укрывающих мальчишку от всяческих невзгод.

Теперь он явственно ощущал — внутри него словно что-то умерло. Окаменело. Его душа спряталась за щитом, от которого отлетало всё, что должно было взволновать его чувства. Хитиновый покров сердца, ядовитый в своей сути.

Таня заклеймила его грубым и самовлюблённым эгоистом. Может, действительно, так казалось со стороны. Но на деле он просто устал переживать, чувствуя как сердце в раскрывшемся ужасе, зажмурившись, жмётся к позвоночнику. Игорь знал, что если ещё хоть раз пустит в себя тоску — либо сойдёт с ума либо загремит в больницу после попытки неудачного самоубийства.

Даже на работе все с беспокойством заметили его обновлённое состояние, не понимая, что его кажущаяся отрешенность — самое здоровое состояние духа в сложившейся ситуации. Его не понимали, оглядывая с подозрением, с молчаливым укором, сочувствием и вопросом во взгляде. Ничего объяснять он не собирался. Вера, управляющая ресторана, отправила его отдыхать.

«Я понимаю, что сейчас у тебя непростой период в жизни. Тебе надо развеяться, сменить обстановку. Пойми, что ходить с такой постной миной в ресторане тоже не годится. Мы все за тебя переживаем.»

Конечно.

«Я бы на твоём месте сходила, может, к психологу.»

Обязательно.

«Отдыхай. Если что, мы всегда поможем. Ты не один.»

Непременно.

Он повернулся на бок, осторожно, чтоб не потревожить развалившегося в ногах котёнка, который пискнул сквозь сон.

Две недели назад умерла бабушка. Последний человек, связывающий его с реальностью. Теперь ничего не осталось. Только ресторан, продуктовые магазины, съёмная квартира, безвкусные ужины в компании с вином, люди вокруг. И отдельно от всего этого стоял Игорь. Он словно наблюдал смазанные движением цветные картины, непрерывный поток людей, стоя на чёрно-белой обочине.

События ещё не остывших дней были разбросаны в памяти, валялись там бесформенной кучей. Полиция, протокольные равнодушные морды, мигалки, красный кружок светофора, морг, врачи с усталыми физиономиями, «Свидетельство о смерти», бледное родное лицо теперь уже несуществующего человека, автомобили, катафалк, подписи на документах, печати, справка о кремации, ключи от квартиры, тишина. Гробовая.

Полное опустошение. Безразличие ко всему, что происходит и ещё произойдёт. Утраченный смысл — напыщенная фраза стала оглушающе понятна.

«Ты должен всегда, несмотря ни на какие жизненные обстоятельства, оставаться жизнерадостным и не терять присутствия духа.»

Слова бабушки сразу после смерти сестры. Три года назад. Она утирала красные от слёз глаза и старалась улыбаться. В груди Игоря что-то страшно сжималось, перекручивая внутренности.

«У тебя есть мы. Мы всегда будем рядом, что бы не случилось.» — слова живой ещё сестры и утвердительный кивок бабушки семнадцать лет назад, когда мать ушла из семьи. Отца он не помнил. Маленький мальчик десяти лет, для которого мир начал стремительно сужаться до размеров трёхкомнатной квартиры, где они жили с сестрой и бабушкой. Здесь защита, здесь всегда будет тёплое лето.

Зачем давать обещания, которые не можешь выполнить? Теперь уж вас нет рядом. А коллеги с опаской поглядывают на него, украдкой ища в интернете стоимость приёма у психиатра.

Но ещё никогда его сознание не было таким ясным, как теперь. Всё стало прозрачным и понятным. Горькие слёзы одинокой истерики окончательно смыли налёт заблуждений: на самом деле до него никому нет дела. Каждый при рождении был брошен в водоворот событий, где рассчитывать можно только на свои силы. Нет смысла тревожиться за других. Тревожиться надо за себя.

Он был бы рад поплакать, соскоблить с себя гнетущую отрешённость. Но слёзы не шли. И как-то так на всё плевать. В чём смысл?

Глаза слипаются, комната растворяется среди колеблющихся теней.

Зачем? — самый важный вопрос.

Он провалился в сон.

***

Игорь, вплотную приблизив лицо к зеркалу, рассматривал тонкий порез на скуле, из которого сочилась кровь. Из крана шумно бежала вода.

— В кои-то веки решил побриться, — он цокнул языком, набрал в сложенные лодочкой ладони воду и, склонившись над раковиной, плеснул её на лицо. Порез защипал.

Он поднял голову и посмотрел в своё отражение. На светлых ресницах повисли дрожащие капельки воды. Растрёпанные волосы давно уже надо было привести в порядок и сходить в парикмахерскую. Вид у него был, конечно, тот ещё. Изоляция от общества, которую он себе устроил, отрицательно сказывалась на внешнем виде. Ел через раз, света дневного не видел. Хорошо если в душ раз в три дня сходит.

— Похудел я, дружочек, — обратился Игорь к котёнку, который сидел рядом на полу. — Я и раньше-то не особо толстым был, — усмехнулся парень, — но сейчас уже совсем не хорошо. Не то что ты — вон отъелся как.

Котёнок внимательно слушал своего хозяина, поворачивая свою серую головку. Игорь решил оставить животное. На следующий день, после того, как он его нашёл и принёс домой, Игорь сходил в магазин и купил нормальный лоток, наполнитель для туалета и большую упаковку корма. Серый котёнок очень напоминал воробья, когда сидел, подобравшись, на спинке дивана. Вспомнив отчаянного пирата из фильма, Игорь решил дать такую кличку своему питомцу. Джек. Тот честно оправдывал имя, громко носясь по квартире, сражаясь с чудовищным хвостом и отыскивая забытые пыльные клады под диваном.

Последние десять дней Игорь сидел дома, изредка выходя в ближайший магазин за продуктами и вином, и сутками напролёт читал книги. Вот уж где он находил утешение, так это в литературе. С детства бабушка привила ему любовь к чтению. У них дома была большая библиотека, часть которой, отобрав самые любимые романы, он забрал с собой при переезде на эту съёмную квартиру год назад, когда они с Таней решили попробовать пожить вместе и Игорь рассказал о своём решении бабушке. Она согласилась, считая, что внук должен самостоятельно совершать ошибки и делать из них выводы. Семейная жизнь продлилась недолго.

Сегодня Игорь решился, наконец, съездить домой. Туда, где прожил столько лет вместе с бабушкой и сестрой. Квартира была их раем, наполненным дружбой и поддержкой друг друга. После похорон он там не появлялся, боясь оказаться во внезапно опустевшем парадизе, малодушно страшась воспоминаний, сторонясь свершившегося.

Откладывать поездку больше не было смысла. Да и вообще, если хорошо подумать — разумно было бы вернуться туда. В этой квартирке всё слишком напоминало о Тане и разрыве их отношений. Казалось, что эхо от её криков всё ещё отражается от белых обоев, баламутя только-только осевший горький осадок ссор.

Конечно, квартира бабушки тоже полнилась воспоминаниями, которые напоминали об утрате. Но, прислушиваясь теперь к себе, Игорь находил внутри приятные, согревающие тона. И если съёмная квартира напоминала безумное похмелье с вязким, противным перегаром, то квартира бабушки — имбирный горячий напиток, который оказывал лечебный восстановительный эффект и приятно пах. Пускай и был сдобрен грустью.

Три комнаты это конечно слишком много для одного человека. Но теперь у него есть Джек, которому явно будет комфортнее носиться по ста квадратным метрам, а не ютиться на паршивой двадцатке. К тому же за съёмную квартиру приходится платить. И не мало.

В общем, аргументов нашлось слишком много, чтобы их игнорировать и Игорь решился хотя бы съездить туда. Для начала.

— Ты, дружочек, побудь пока тут. Я одной ногой там, другой здесь. Не скучай, пушистик, — сказал Игорь, одеваясь.

Джек внимательно смотрел маленькими круглыми глазками и, казалось, понимал всё, что говорит ему человек. Если бы однажды Игорь обнаружил, что Джек стоит у плиты и жарит яичницу, он бы вряд ли сильно удивился. Игорь сунул в карман куртки звякнувшие ключи и покосился на документы. Он боялся их, как огня, не хотел прикасаться к ним. Они стали символом всех его утрат. Ему казалось, если он возьмёт их в руки — непременно случится ещё что-то плохое.

Мотнув досадливо головой, он вышел на лестничную площадку и закрыл дверь прямо перед носом любопытного котёнка.

***

Игорь стоял перед тумбой в обезличенной квартире и смотрел на файл, в котором лежали документы. Внизу у парадной ждала грузовая машина со всем его небогатым скарбом, большинство из которого составляли четыре коробки с книгами. На днях Игорь принял решение — позвонил хозяину квартиры и сообщил, что съезжает. Пора возвращаться домой.

Он взял документы, спешно сунул их в рюкзак, сразу показавшийся невыносимо тяжёлым, и быстро вышел из квартиры, подхватив по пути переноску, где сидел Джек и с интересом тыкался мордочкой в чёрную сетку своего маленького дирижабля. Игорь закрыл дверь, кинул ключи в почтовый ящик, как было оговорено с хозяином, не нашедшего времени приехать и вышел на улицу, где сияло солнце и сладко пахло скорой весной. Формально, она уже наступила, но в Петербург по-настоящему она приходит лишь в начале мая.

— Едем, начальник? — поворачивая ключ зажигания и заводя тарахтящий мотор, спросил усатый водитель в тельняшке и потрёпанной серой куртке. В кабине стоял слезливый запах пота и машинного масла.

— Едем, — Игорь пристроил на коленях переноску, сунул под ноги рюкзак и уставился в окно, глядя как деревья во дворе махают ему на прощание наливающимися весенним соком ветвями.

Сердце Игоря чуть кольнуло. Он уже привык к этому своему временному пристанищу и было грустно уезжать, сознавая, что сюда вряд ли ещё когда-нибудь вернётся.

***

Когда мать пропала, оставив короткую записку со словами извинений и просьбой, чтоб они не пытались её искать, за воспитание внуков взялась бабушка по отцовской линии. Отца своего парень никогда не видел. Он умер, когда тот ещё был совсем маленьким.

Игорь и его старшая сестра Полина формально остались сиротами. Бабушка, бойкая женщина суровой советской закалки, в кратчайшие сроки оформила над детьми опекунство. Государство платило ей пособие за двух детей и довольно высокую пенсию, которую женщина заслужила статусом ветерана труда. К тому же она ребёнком жила в блокадном Ленинграде и получала, пусть и крохотную, надбавку как «блокадница». От мужа военного ей осталась трёхкомнатная квартира в престижном Московском районе, где и стала жить вся её немногочисленная семья.

Игорь с Полиной ни в чём не нуждались. Даже когда наступили трудные времена после развала Союза, дети не догадывались о финансовых потрясениях всей страны и бабушки.

После смерти отца Игоря, мать так и не смогла или, что вернее, не захотела ужиться со свекровью, хоть та всячески старалась не стать зловредной женщиной из анекдотов и принимала жену своего умершего сына как родную дочь. Мать Игоря терпела свою горькую долю вдовы, да так и не смирилась, однажды просто исчезнув из жизни своих детей.

Не суди, да не судим будешь.

Игорю на тот момент было десять лет. Полине — пятнадцать.

Нина Владимировна посвятила всю себя детям. Под чуткой и строгой заботой Полина закончила школу с красным дипломом и поступила в университет на факультет геологии. Девочка-егоза нашла себя в бесконечных разъездах по стране. Преподаватели с удовольствием отправляли её на практику в другие города. А когда практика заканчивалась, девушка уматывала с друзьями в походы и по возвращении с упоением рассказывала бабушке и брату о сказочном ощущении свободы. Домашний уют и покой были чужды непоседливой девушке.

Но однажды она не вернулась с очередной поездки. Позже выяснилось, что её группа сплавлялась по реке и утонула в полном составе. Бурная река, которая стала олицетворением образа жизни Полины, поглотила отчаянную авантюристку, забрала в свои недра. Тело так и не нашли.

Игорь тогда только начал работать в ресторане.

Он вырос полной противоположностью сестры. Улица всегда казалось ему чуждой и далёкой. Она была где-то там, за окном и плотно задвинутыми шторами, вне его мира книг и сказочных приключений. Без волшебства и миражей мир казался пустым и ненадёжным.

Игорь рос замкнутым мальчиком с доверчивыми голубыми глазами.

Он отучился в школе, с облегчением выйдя десять лет назад из широко распахнутых дверей прочь от высокомерных издёвок одноклассников. Друзей он себе не завёл. В отличие от бойкой сестры, он не имел понятия, чего ждёт от жизни. Если Полина брала в руки весло и остервенело гребла, часто даже против течения, то Игорь пускал свою лодку в самостоятельное плавание и мирно сидел в ней, наблюдая за тем, как мимо вяло текут берега.

Высшее образование он так и не получил, с горем пополам окончив колледж, куда поступил после школы, буквально запрыгнув в последний вагон за два дня до начала учебного года. Так было надо. Того требовало общество и бабушка. Он не сопротивлялся. Добросовестная Нина Владимировна настояла на важности обучения, грозя внуку, на всякий случай, армией.

Впрочем, от службы уклониться так и не удалось. Он попал в вооружённые силы прямо в разгар второго курса. Как оказалось, колледж отсрочки не давал. Вернувшись после года странно прошедшей службы, где новоявленный дембель так и не взял в руки боевое оружие, проведя отведённый срок за журналами и конспектами ротного, бессонными ночами заполняя листы чужим почерком, Игорь заочно окончил учёбу.

Как и в случае с армией, выпускник мало понял, куда делось потраченное время, получив на руки диплом, который приютил ящик стола, ранее обжитый свидетельством о рождении и школьным аттестатом.

Неопределённость и непонимание чего он хочет от жизни заставили парня метаться от собеседования к собеседованию. Он искал себя, но всё было не таким, как хотелось бы. Заводы слишком агрессивно гремели турбинами, офисные компьютеры и бизнес-ланчи отторгали фальшивой важностью. Жизнь текла мимо. Бабушка качала головой, но, воспитанная советской стабильностью, не могла помочь внуку в чуждом для неё капиталистическом, неустойчивом мире. Всё, что было в её силах, она сделала.

Как-то раз он решил, что не хочет быть обузой и съехал на съёмную квартиру. С Таней. Он был уверен, что это истинная любовь. Он приезжал раз в неделю навестить бабушку, запойно рассказывая ей о своей новой жизни. Мудрая бабушка поила его чаем с пирожками.

Так и жили. До начала этого года, когда у бабушки случился инсульт, насильно заставивший всю жизнь проведшую на ногах женщину наконец, с горестным вздохом, лечь в кровать.

Теперь настала очередь Игоря отдавать всего себя человеку, заменившему парню и мать и отца, возвращая однажды принятую любовь и заботу. Он увидел в этом своё предназначение и остервенело бросился ухаживать за единственным родным человеком. Таня как-то сама собой оказалась за пределами сознания Игоря.

Врачи обнадеживающе говорили, что женщина поправиться. Она молчаливо кивала головой, лёжа в постели, боясь лишить надежды внука. А однажды Игорь нашёл её в постели с закрытыми глазами на бледном, умиротворённом морщинами лице.

Он воспринял смерть бабушки как личное поражение и поник.

Тогда же ушла и Таня. Закатила истерику и оставила парня наедине со своим отрешённым самобичеванием и бутылкой вина, в которой Игорь вдруг обнаружил надёжного понимающего собеседника.

***

Игорь стоял посреди кухни, растерянно озираясь. Перед ним забился в угол стол, когда-то накрытый на троих, а теперь одиноко стоявший, словно сознавая собственную никчёмность. Пережиток прошлого. Сахарница, наполовину заполненная слипшимся окаменевшим сахарным песком; цветастая, слишком яркая клеёнка и пустая керамическая салфетница с ассиметричными половинками. Прежде кипящая супом на плите и разговорами кухня теперь полнилась кислым запахом утраты.

Игорь вздрогнул от неожиданности, когда что-то коснулось его ноги.

— Джек! Тьфу ты, напугал, — Игорь взял на руки подросшего котёнка. — Знакомься, теперь это наш новый дом.

Кот мяукнул, спрыгнул на пол и сел, многозначительно уставившись на человека.

— Опять есть хочешь? — хмыкнул Игорь и пошёл к коробкам, сложенным вдоль стены в коридоре, шумно искать пакет с кормом.

***

— Ты какое будешь? — спросил Сашку Игорь, внимательно рассматривая стеллаж с бутылками вина.

— Буду то же, что и ты, — чуть склонив голову на бок, стрельнула блестящими глазками девушка.

— Тогда возьмём это, — Игорь взял с полки бутылку «Монтепульчано» и посмотрел на Сашку. — А лучше две, — улыбнулся он и достал вторую бутылку, сунув её под мышку.

— Всё? — Сашка убрала прядь светлых волос со лба, ловя взгляд Игоря своими большими зелёными глазами.

— Ещё нужна закуска, — рассеянно оглядываясь в поисках холодильника, сказал Игорь. — Ага, вот, — нашёл он нужный отдел, взял упаковку сыра, внимательно читая этикетку.

— Не против, если такой возьмём? — вежливо поинтересовался парень.

— Я доверяю твоему вкусу.

— Ну супер. Тогда на кассу.

Игорь с Сашей работали в ресторане вместе уже два года. За это время между ними установились хорошие дружеские отношения. Хотя Игорь и ловил иногда многозначительные взгляды со стороны девушки, воспринимал её исключительно как доброго товарища. Игорь искренне не замечал заигрывания Саши, всецело посвящая себя настоящим, как он думал, отношениям с Таней. Подруга вызывала в нём нежные трепетные чувства, скорее напоминающие братскую заботу по отношению к младшей сестре. Он был уверен, что Саша относиться к нему ровно также.

С момента переезда Игоря в бабушкину квартиру прошло уже три месяца. На дворе стоял всё еще жаркий август. Хотя по вечерам воздух уже наполнялся осенним, землисто-сыроватым запахом и шорохом опадающих под ноги листьев.

Игорь вернулся с навязанных каникул на работу, где его радостно встретили и старались не заводить разговоры на тему того, что произошло. Хотя и тревожно шептались за спиной, видя, что прежде отзывчивый Игорь замкнулся. Улыбка на его лице стала нечастой гостьей. Коллеги списывали это на естественные последствия после пережитого психологического стресса. Время лечит.

Сегодня Сашка предложила провести этот вечер вместе — поговорить по душам. «Сто лет уже не встречались нигде кроме работы» — с кокетливой укоризной сказала Сашка. Игорь согласился и, в свою очередь, предложил поехать к нему. «Там спокойно, никто мешать не будет» — без задней мысли сказал он. Сашка старательно скрыла волнение.

Игорь действительно хотел просто поболтать, разбавить свой холостяцкий быт весёлым женским голоском. Саша увидела в этом предложении награду за своё терпение.

— Ну что, проходи, располагайся, чувствуй себя как дома, — пропуская девушку вперёд в квартиру, радушно сказал Игорь.

Сашка торопливо переступила через порог, боясь спугнуть неожиданно обрушившееся на неё счастье.

— Знакомься, это Джек, — представил он своего заметно подросшего питомца, который вальяжно вышел из комнаты и теперь снисходительно наблюдал за незнакомкой. — Джек, это Саня, мой хороший друг. Будь с ней поласковее.

Игорь опустился на корточки и погладил кота, который стряхнул с себя руку хозяина и демонстративно пошагал на кухню хрустеть кормом.

— Он бывает вредным, не обращай внимания. Когда я его только подобрал на улице, он был очень милым. А теперь вот подрос и выделывается.

— Ещё и привёл какую-то девку незнакомую, — хихикнула Сашка.

— Ну не незнакомую, а совсем даже наоборот.

Сашка зарделась. В голове её вдруг стали выстраиваться картины зрелой замужней жизни, с яркими изображениями переезда, портретами счастливых хохочущих детей и не менее счастливого мужа, подхватывающего супругу на руки, кружа радостную жену в вихре белого танца.

— Пройдём на кухню? — предложил Игорь замечтавшейся девушке.

— Конечно, — встрепенулась Сашка и поспешила снять обувь. Детский смех, наполнивший её фантазии, рассыпался по углам холостяцкой квартиры и затих, ожидая своего намеченного часа.

— Тапочки только такие, — смущённо придвинул резиновые сланцы парень.

— В самый раз, — Сашка озарила прихожую улыбкой, а Игорю вдруг пришла в голову мысль, что у девушки поразительно красивые глаза. Он пропустил гостью вперёд на кухню, стыдливо отводя взгляд от плотно облегающих тело девушки голубых джинс.

***

Он смотрел на Сашку, которая мирно посапывала рядом, подложив ладонь под щёку. Желтоватый лунный свет, рассеивающий темноту комнаты, мягко укрывал девушку.

Они просидели на кухне за разговорами пол ночи. Сашка весь вечер кокетливо хлопала глазами и перекладывала ногу на ногу. Игоря же понесло. Вино развязало узлы на мешках со спрятанными в них игоревскими бедами и парень вылил все свои переживания на девушку. Он жаловался на не сложившиеся отношения с Таней, вспоминал бабушку и с грустной улыбкой рассказывал о приключениях старшей сестры, однажды оказавшимися фатальными. С надрывным смехом рассказывал о колких шутках Полины, о том, как боялся выходить на улицу и считал эту квартиру убежищем от всяких напастей. Взмахивал руками, разливая вино по столу, курил, остервенело давя окурки в пепельницу. А Сашка смиренно внимала душевным излияниям Игоря и глядела на него влажными сочувствующими глазами.

Когда вторая бутылка вина подошла к концу и последние капли вина были разлиты по бокалам, Игорь с удивлением обнаружил прямо перед собой не просто давнюю подругу, но красивую, сексуальную девушку. Рука сама коснулась шёлка светлых волос. Глаза его заволокло скопившимся одиночеством и внезапно выплеснулось приступом похоти, швырнувшим два тела в постельный бардак. Всю скопившуюся на душе тяжесть Игорь изверг из себя на простыни, на Сашку, восхищённо таращившуюся осоловелыми глазами на задыхающегося от накатившей страсти парня.

Игорь не мог уснуть, мучаясь произошедшим. Джек, который всегда прежде приходил к нему спать, сбежал в другую комнату.

Игорь осторожно встал с кровати, стараясь не потревожить сон Сашки и пошёл проведать кота.

Тот лежал в прежней комнате бабушки на диване.

— Ну, что ты, обижаешься? — Игорь сел рядом и провёл рукой по мягкой шёрстке. Кот недовольно покосился подростковой кошачьей мордой. — Ну ладно тебе, чего ты злишься? Мне уже и подругу домой привести нельзя?

Игорь смущённо замолчал. Образ девушки, спавшей сейчас обнаженной в его кровати, туго вязался со словом «друг».

Парень встал, собираясь вернуться в спальню. Мимоходом он посмотрелся в старое зеркало на стене, которое, как рассказывала бабушка, досталось ей ещё от её бабушки. А той от её и так далее вглубь имперских десятилетий. В детстве история этого зеркала захватывала Игоря. Оно казалось ему сказочным и полным загадок. А теперь просто висело тусклым пережитком воспоминаний.

Сон так и не шёл. Ещё ему бессонницы не хватало! Игорь сходил на кухню за сигаретами и вышел на балкон, накинув по пути куртку на голое тело. Он прикрыл дверь, чтоб дым не тянуло в квартиру и открыл балконное окно. С улицы дохнуло ночной прохладой. Игорь плотнее укутался и закурил. Во дворе, куда выходили окна, рядком стояли припаркованные машины, на которые падал свет от фонарей. Издалека донёсся пьяный мужской выкрик, после чего снова стало тихо. И только ближний фонарь гудел электричеством. «Ночь, улица, фонарь» — всплыли в августовской тьме строки стихотворения. Аптека укрылась за углом дома.

В разрывах белесых облаков, медленно тянущих себя по тёмному небу, виднелись созвездия. Мерцая, звёзды подглядывали за голубой планетой, стремительно кружащей вокруг солнца. А, может, им вовсе дела никакого не было до того, что происходит так далеко от них. Может статься, этих звёзд уже и не существовало, а их свет только сейчас достиг взгляда парня-полуночника, курящего на балконе. Разлетелись ослепительной вспышкой по бескрайней вселенной тысячи лет назад, оставив после себя безвременный световой след. А на месте чёрных провалов теперь родились новые светила, о существовании которых на земле станет известно ещё очень не скоро. Огромный далёкий мир существовал сам по себе, умирал и снова рождался, сеял хаос и собирал себя по крупицам в бесконечном порядке мироздания. И вся эта громада оставалась вне поля зрения обычного человека.

Игорь затянулся и медленно выпустил дым в сторону облаков. Сизый (или всё-таки серый?) сигаретный дым смешался с облачной серостью и поплыл следом за рваными клочьями, становясь в вереницу небесных странников.

Где-то теперь бабушка, Полина? — печально задумался Игорь. — Неужели всё так вот просто заканчивается? Был человек и нет его. Рождение, жизнь, смерть? И в чём смысл? Сложно было поверить, что нет во всём этом чего-то большего, высшего предназначения, дающего смысл и определённость человеческого существования.

Игорь докурил, досадливо бросил окурок в темнеющую под балконом траву и вернулся в постель.

Он уже задремал, когда услышал, как в соседней комнате что-то загрохотало.

— Джек, — прошипел Игорь, опасливо поглядев на Сашку, перевернувшуюся на другой бок.

Игорь, кряхтя, вылез из-под одеяла и пошёл проверить, что случилось. Кота он нашёл на прежнем месте. Парень включил свет. В этой комнате всё было на своих местах. Джек же уставился круглыми блестящими глазами куда-то за спину Игорю. Парень обернулся, но ничего не увидел. Он прошёл в комнату, где раньше жила сестра. На полу валялся стул, который обычно был придвинут к письменному столу у окна. Видимо, именно он и наделал столько шума. Как он так упал? Игорь удивлённо огляделся. Его ног что-то коснулось.

— Джек, — шикнул Игорь на кота, усевшегося рядом и с любопытством поворачивавшего голову, разглядывая сгусток тени под столом, куда не доходил сочащийся с улицы свет. Игорь повернул голову в ту же сторону, но ничего особенного не увидел, хотя кот явно был чем-то привлечён. По голой спине парня побежал холодок.

— Джек, что там? — нервничал Игорь. Кот, как и следовало ожидать, молчал. Парень сделал нерешительный шаг и прислушался, поглядывая на питомца, который не выказывал никакого беспокойства, спокойно наблюдая за тишью пустоты. Потом Джек прошёл, подняв хвост, прямо к столу и начал обнюхивать что-то.

— Твою мать, — шёпотом ругнулся Игорь. — Джек, ты что нюхаешь?

Игоря сковал склизкий страх. Его кот точно видел что-то.

— Иди сюда.

Но питомец не обращал на парня внимания. А потом и вовсе стал довольно урчать, поднимая голову, словно кто-то чесал ему шею. Игорь раскрыл от удивления рот и тут же захлопнул его. Кожа покрылась неприятными саднящими мурашками. Сразу стало холоднее. Джек мяукнул, будто отзываясь на чей-то голос. Игорь инстинктивно сделал шаг назад, ища на что можно сесть. Крабом прокрался налево и плюхнулся на диван, неотрывно наблюдая за котом. Тот снова мяукнул, развернулся и, как ни в чём не бывало, протопал в коридор. Игорь замер, боясь моргнуть и проворонить малейшее движение под столом. Он услышал как Джек захрустел кормом на кухне. Парень вздохнул, собирая себя в кучу и собрался уже встать с дивана, да только неожиданно стул начал сам собой приподниматься с пола. Игорь пулей вылетел в коридор и захлопнул дверь в комнату, не дожидаясь, что произойдёт дальше.

— Что случилось?

— Ааа! — Игорь обернулся с бешеными глазами, вжавшись в стену и чертыхнулся. Перед ним стояла заспанная Сашка. Её густые волосы тусклым золотом в полутьме коридора спадали на плечи. При виде девушки Игорь попытался взять себя в руки и успокоиться.

— Я слышала какой-то грохот. Что-то упало? — прикрыв ладошкой рот, зевнула Сашка, растягивая слова. — Ты чего такой напуганный?

Игорь сглотнул, покосился на дверь, за которой находился оживший стул и перевёл взгляд на Сашку.

— Я проснулся от шума, решил проверить, что случилось. Пришёл сюда вместе с Джеком. На полу валялся стул. А потом, — Игорь замялся, не зная как сказать, чтоб Сашка не посчитала его сумасшедшим, — мне показалось, что под столом что-то есть.

— Что? — постепенно приходя в себя после сна, непонимающе спросила девушка.

— Не знаю, — тряхнул головой Игорь, — Джек как-будто что-то обнюхивал, а потом стал урчать и мяукать. Он так всегда делает, если его за ухом чесать.

— И ты никого не видел?

— Нет, в том то и дело. А потом, Игорь сглотнул, — стул начал двигаться.

— Кто? Стул? — с недоверием посмотрела Сашка на парня.

— Да, — понимая, что выглядит идиотом, ответил Игорь.

— Может тебе спросонья почудилось? Давай проверим, — девушка решительно шагнула к двери и открыла её.

Игорю совсем не хотелось снова заходить туда, но показаться трусом было ещё хуже. Он опасливо последовал за Сашкой.

Стул стоял на месте, придвинутый к столу. Всё выглядело ровно так, как и всегда. Ветер, проникавший через открытую форточку вместе с уличным фонарным светом, колыхал занавески.

— Саша, — пробормотал Игорь, не отводя глаз от шторы.

— Что?

— Я не помню, чтоб открывал форточку.

— Ну может сквозняком открыло. Видишь, — обвела она рукой помещение, — всё в порядке. Никого нет.

Игорь не был в этом уверен. Нет, всё было совсем не в порядке. Пять минут назад он отчётливо видел как его кот предательски сюсюкался с чем-то невидимым, а стул самостоятельно двигался. Он был уверен, что он не сошёл с ума и ему это не почудилось. Или всё таки почудилось?

— Тут какой-то листок, — Сашка подошла к столу, взяла в руки небольшой лист бумаги, вполовину альбомного и протянула Игорю. — Что-то написано непонятное. Твоё?

Игоря прошиб пот. Вчера он проводил уборку дома и в этой комнате тоже. Он протирал пыль, в том числе со стола и на нём ничего не оставлял. Столешница должна была быть совершенно пустой. В этом он был уверен. Парень взял протянутую записку. На ней ровным каллиграфическим почерком были написаны какие-то знаки.

— Я не понимаю, что здесь написано. Какие-то чёрточки, рисунки. На руны похоже, — Игорь разглядывал странные письмена. Он взглянул на Сашку, которая присела на край стола и внимательно наблюдала за парнем. Рассветный тусклый свет обрамлял её волосы.

— Значит, это не ты писал? — Сашка посмотрела на Игоря, словно детектив на допросе.

— Да нет же, — коротко ответил он и вздохнул. — Серьезно, я не придумываю, Сань, и не хочу разыграть тебя. Чертовщина какая-то, — опустил он голову. Девушка смотрела, как Игорь мнёт в руках записку.

— Ладно, я верю тебе, — она подошла к парню. Саша провела рукой по его колючей щеке и посмотрела в глаза. — Не беспокойся, давай пойдём спать. Утром уже обсудим это.

Девушка поцеловала Игоря, слегка коснувшись его губ, заставив того оторопеть от неуместности поцелуя в сложившейся обстановке. Сашка взяла его за руку и увлекла за собой. Игорь поплёлся за ней, оглянувшись на стул, неподвижно стоявший на своём месте. В руке парень сжимал листок бумаги.

***

Игорь сидел за кухонным столом, пока Сашка возилась у плиты, готовя завтрак. По кухне распространялся аромат яичницы и терпкого кофе. Под ногами крутился Джек, выпрашивая добавки корма с особенно высоким содержанием говядины.

На столе перед Игорем лежала ночная записка, словно создавая вокруг себя вакуум, заглушавший звуки голоса Сашки, порхавшей по кухне в футболке Игоря. Та едва прикрывала бёдра девушки.

Чувства Игоря были в смешанном состоянии. Он не переставая думал о записке. Даже во сне видел странные закорючки, пытался расшифровать их, бегал по тёмным этажам какого-то лабиринта и искал, искал, искал затерявшиеся в недоступных углах шифры. Незнакомые слова вызывали в нём далёкий трепет и едва уловимое узнавание, словно он уже видел их когда-то очень давно.

Игорь с досадой и укором думал, что был бы рад сейчас остаться один и попробовать разобраться в странности ситуации. Присутствие подруги начинало раздражать его.

— Всё готово, — слишком радостно, как показалось Игорю, произнесла Сашка, ставя две тарелки с глазуньей на стол. — Ты кофе с молоком будешь?

— Нет, чёрный, — выдавил из себя улыбку Игорь, убирая листок в карман.

— Что-то ты не весёлый, не выспался? — спросила Сашка, разливая кофе по кружкам и добавляя в свою молоко. Игорь наблюдал за тем, как молоко растворяет черноту напитка, искажая его суть. «Так вот и Саня, — думал парень, — единственное светлое создание в этой квартире. Но совершенно ей чуждое.»

— Наверное, — пробормотал Игорь.

Девушка села на соседний стул, тревожно всматриваясь в лицо парня.

— Я схожу покурю, — Игорь взял свой кофе, — не могу есть на пустой желудок, — попробовал пошутить он. Вышло не слишком хорошо.

— Давай быстрее, а-то остынет.

Игорь кивнул и пошёл через спальню на балкон. Думать наедине было легче.

Где же он мог видеть подобный алфавит? Игоря не оставляло чувство дежавю. Эти знаки определённо уже попадались ему на глаза. Вот только где? Он закурил, сделав глубокую затяжку, и достал помятый листок из кармана. Сплошной текст, не разделённый пробелами. Буквы напоминали витиеватые руны — словно смешали скандинавский футарк и арабскую вязь. Древняя нездешность исходила от этого текста, будоража сознание и пугая Игоря неизвестностью происхождения. «Как это послание оказалось в комнате бабушки? Кто его оставил?» На секунду Игорь подумал, что это могла подшутить над ним Сашка. Но потом отбросил эту мысль — она всё время была рядом.

Игорь затушил сигарету в пепельницу и вернулся на кухню. Сашка встретила его осуждающим взглядом, обиженно надув алые губки.

— Завтрак уже остыл.

— Для меня в самый раз, — чуть улыбнулся Игорь, отправляя в рот кусок яичницы, — не люблю горячее, — добавил он с полным ртом.

— Что с запиской? Ты вспомнил откуда мог взяться этот листок?

Игорь покачал головой и покосился на часы, потусторонне отбивающие стрелочный ход. За окном раздался далёкий крик пролетающей над городом стаи птиц, спешащих скорее добраться до тёплых южных земель.

Льендам

— Мой дорогой Льендам! — широко раскинув руки, приветствовал долговязый хозяин башни сурового воина. Тот стоял на пороге, устрашающе сверкая тёмными глазами. — Рад тебя видеть! Проходи, садись, — указал хозяин башни на единственный деревянный стул с высокой спинкой, одиноко стоящий посередине огромной залы. Яркий свет ослеплял Льендама после сумрака башенного подъёма.

— Я постою, — хрипло ответил одетый в абсолютно чёрные одежды воин. На широкую грудь его спускалась заплетённая в смоляно-чёрную косу курчавая борода. Гость башни сложил могучие жилистые руки на груди. Открытые предплечья были усеяны сложным узором татуировки, как и могучая грудь, которая виднелась в расстёгнутом вороте его куртки. Лоб мужчины был покрыт испариной от долгого подъёма, ноги, казалось, сейчас подогнутся от напряжения и он рухнет кулем на пол из светло-серого камня. «Чёрт бы побрал эту башню, — гневно думал мужчина, — сотни ступеней! Неужели нельзя назначать встречи на земле?!»

— Как знаешь, — хозяин башни щёлкнул пальцами и стул растворился в пространстве. Воин от удивления едва заметно дёрнул бровью, но не пошевелился.

— Я позвал тебя, чтобы просить об одной небольшой услуге, — хитро прищурился высокий мужчина, наблюдая за своим гостем, на голову его ниже. — Я надеюсь, ты найдёшь для бедного Локи немного своего драгоценного времени.

Льендам усмехнулся и коротко кивнул. Если бы он ответил отказом, то скорее всего спустился бы обратно на землю в считаные мгновения. Локи просто выкинул бы его в окно.

— Чудесно! — протянул Локи, театрально сложив руки к подбородку в деланном умилении. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Даже только на тебя и могу рассчитывать в этом важном деле, — заговорщицки прошептал он, подбежав к Льендаму и взяв того под локоть. Бородач брезгливо нахмурился. Мало кто выжил после того, как позволил себе дотронуться до него.

— Скажи, друг мой, — Локи просунул свою длинную руку под локоть Льендаму и потянул мужчину, принуждая того следовать за собой. Тот напрягся, но старался не показывать свою неприязнь, — давно ли ты бывал на севере Енкильмаала?

— Не помню.

— А я вот, мой милый Льендам, помню. Ты уж не обижайся, но приходиться быть в курсе дел. Такие уж у меня прихоти, — губы Локи растянулись в улыбке, но глаза при этом блестели ледяным равнодушием. — Ты не навещал столь дорогой твоему сердцу север уже много столетий. Если я не ошибаюсь, то, — Локи сделал вид, что усиленно делает расчёты и выпалил, — одну тысячу триста семьдесят семь лет. С тех самых пор, как ты уничтожил сыночка Тора.

Губы Льендама тронула довольная ухмылка. Ему было приятно вспоминать тот бой и сознавать, что ему удалось повергнуть сына бога.

–Я хочу… Я повторюсь, если ты против, ты можешь отказаться. Мы живём в свободном мире, — отскочил от мужчины Локи и поднял руки, выставив их ладонями к Льендаму, показывая, что смиренно готов принять любой ответ. — Я хочу, чтоб ты снова отправился на север. Ты согласишься исполнить просьбу старого друга?

— Да, — Льендам отвёл глаза в сторону, не выдерживая пристального взгляда.

— Ох, как это чудесно! — тот захлопал в ладоши, подпрыгивая на месте, словно довольный ребёнок, после чего резко замер. На лицо его будто кто-то нацепил восковую маску. Голубые глаза потемнели, окрашиваясь в цвет грозового неба, а блаженное выражение лица исказилось злобой. И без того высокого роста, сейчас он стал ещё выше, грозно нависая над Льендамом. — Ты отправишься туда с армией Волхгота, — прежде звонкий голос Локи сменился грубым приказным басом. — Под твоим началом будет отряд Главнокомандующего Первой армии. Ты передашь мои распоряжения правителю. Пускай он наберёт себе на севере рабов, детей, женщин, жжёт деревни, мне всё равно. Отряд должен посеять страх в Туйском крае. Это крайне важно! Твоя же задача наблюдать за всем, что происходит и ни во что не вмешиваться. Мне нужны от тебя подробные сведения обо всём, что увидишь необычного. Слушай разговоры местных жителей, их сплетни и перешёптывания. Во время паники людям свойственно обнажать свои тайны. Ты эти тайны должен не проморгать. Мне надо знать, о чём они болтают. После обо всём мне доложишь.

Локи снова мило улыбнулся. Глаза его приобрели нежно голубой, сочувствующий цвет.

— Ну, что скажешь?

— Я всё понял.

— Ты мой золотой, — Локи потрепал отшатнувшегося Льендама за грубую обветренную щёку. — Я верю, у тебя всё получится. А теперь ступай. Ступай.

Локи махнул рукой в сторону выхода и отвернулся к окну, высматривая что-то в проплывающих мимо башни облаках. Льендам развернулся на пятках и размашисто пошагал к выходу, стуча каблуками тяжёлых сапог и стараясь ничем не выдать дрожь в ногах.

— Я буду рад, если вы отправитесь уже завтра! — эхом донёсся до Льендама мелодичный голос Локи, от которого становилось жутко. Воин стиснул скрипнувшие зубы и побежал вниз, хватаясь руками за шершавые камни стены и перепрыгивая через три ступеньки сразу.

Своельга

О дивный север! Сколько чудесных сказаний и какую богатую историю хранит этот величественный край! Давным-давно эти земли стали прибежищем благословенной Макоши в пору не зародившийся ещё человеческой памяти. Именно здесь явился миру будущий хранитель Енкильмаала. Среди снегов вершились события, ставшие началом известного теперь мира. Сколько песен было сложено, сколько былин и саг рассказано!

Именно на севере впоследствии построил свой замок сын Одина Фолконг, да хранят потомки его имя. Отсюда он мудро и справедливо правил Енкильмаалом и вёл споры со своими божественными родителями. Именно здесь принёс он себя в жертву, как говорят некоторые люди, исчезнув до поры, когда настанет время спасать погрязший в мороке заблуждений мир.

Да, много воды утекло с той грандиозной поры. Разметало ветром перемен обветшавшие страницы истории. Всего не собрать, многое не вспомнить.

В ту давнюю пору, когда мой Великий предшественник был простым летописцем, Север превратился в обособленный, малонаселённый, дикий край, куда редко забредали чужаки. Многие жители центральных и южных земель вовсе считали север выдумкой торговцев, рассказывающих страшные небылицы ради только того, чтобы набить цену своему товару, привезённого якобы из страны, где водятся чудовища, похищающие людей.

«Нельзя же верить всему, что говорят!» — причитали женщины, уводя раскрывших в изумлении рты детишек от приторных речей торговцев.

И правда. Матери — мудрейшие создания, не сомневайтесь в их мудрости. И никогда не верьте всему, что говорят. Во всяком случае проверяйте услышанное.

Мой Великий Предшественник не присутствовал на севере в те дни, с которых я начал рассказ. Он, как известно, находился в совершенно другом месте. Но я обращусь в своих поисках к очевидцу тех событий. Благо, она ещё с нами и не сгинула, как большинство свидетелей той странной эпохи.

Началось всё довольно прозаично. В затерянной деревушке на самом краю обжитого мира. Был тихий вечер середины лета. Моя рассказчица собирала травы, которые непременно надо было сорвать перед тем, как солнце украдкой скроется за горизонтом, иначе они теряют свои полезные свойства. Увлёкшись и отойдя от берёзовой рощи, где травы эти росли в особенном изобилие, она заметила на берегу реки девушку. Тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, моя рассказчица стала наблюдать за ней.

Глава 1

Полина

Девушка сидела на корточках на песчаном берегу реки и смотрела как бардово-алое солнце медленно скрывается за горизонтом, окрашивая перистые тонкие облака в пастельные цвета. На противоположный от девушки берег заступали пушистые громады молчаливых елей и торжественно стремились ввысь древние сосны. Среди кустов, полощущих ветви в серых водах реки, громко крякали утки, созывая свои выводки на ночёвку. Деревья темнели, теряя свои очертания и сливаясь в общую массу, предупреждая человека, что наступает время ночных тварей и вход в лес до восхода солнца закрыт. Воздух постепенно терял тепло, которым пропитался в течении жаркого летнего дня. Над рекой распространилось приятное тепло, ласкающее кожу, а легкий ветерок доносил с воды свежесть.

Рядом с девушкой на песке посреди мокрых пятен лежало корыто, в котором беспорядочно было свалено недавно выстиранное бельё.

Уже пора было возвращаться домой, но девушка позволила себе побыть наедине со своими мыслями. Возвращаться домой не хотелось. Она очень любила свою нынешнюю семью, но рутинный образ жизни утомлял её. А рядом с рекой, нёсшей свои воды из далёких земель, храня тайны дивных народов и не умея рассказать о них, девушка могла предаваться мечтам о том, как скоро отправится в длинное, полное новых впечатлений, путешествие. Туда, откуда бежит река. А может, и ещё дальше. Как же она была права!

Она поднялась на ноги, мотнула головой, перебросив за спину распущенные светло-русые волосы, схваченные по лбу расшитой повязкой и доходящие ей до низа лопаток, и взглянула на восток. Там, среди холмов высилась покосившаяся ржавеющая башня из железных балок, похожая на ту, что смастерил в Париже Эйфель. С её вершины свисали обрывки проводов, колыхающиеся под лёгкими порывами ветра.

Девушка тяжело вздохнула. Мимо неё по реке проплыл молодой селезень, хитро поглядевший на неё пуговичным глазком.

— А ну, чего смотришь? — шикнула на птицу девушка, — давай, дуй к своим. Вон, тебя уж зазвались, — кивнула она в сторону леса. Селезень обиженно крякнул и забарахтал перепончатыми лапками, поплыв подальше от неучтивой особы. Девушка взяла сухую палочку, валявшуюся в траве и не сильно кинула в след удаляющейся утке. Впрочем, навредить птице она не собиралась, конечно нет. Но ей казалось, что она может быть виноватой в том, если селезень потеряется и останется без своей семьи.

— Полина! — вдруг раздался детский голос, заставивший вздрогнуть девушку. — Полиинаааа!

— Здесь я, Машка, здесь, не кричи! — обернулась она на крик.

— Тебя мама ищет, думала, что уже мавки утащили, — сердито лепетала девочка лет семи, выскочившая на берег из-за высоких зарослей кустов. Серьёзное выражение лица на милом детском лице выглядело очень забавно.

Девочка спустилась по крутому берегу и подбежала к Полине, потянув её за руку в сторону от воды. Щёки девчонки рдели красным. То ли от спешного бега, то ли от гордости, что ей удалось найти пропащую, которую, если бы не она, уж точно утащили противные мавки.

— Пойдём скорее! Ну же, идём!

— Да не тяни ты руку так — оторвёшь, — рассмеялась Полина, нагибаясь за корытом. — Давай, идём, расскажем всем, что со мной всё в порядке.

— Да, идём скорее! — девочку распирало желание скорее похвастаться своей находкой перед родными. — И я Майя, а не Машка, — с серьёзным видом добавила девчушка, не выговаривая букву «р".

— Извини, Марья, конечно, — ласково улыбнулась ребёнку Полина, перехватила корыто поудобнее и, обняв девочку за плечи, пошла в сторону деревни.

По пути Марья взахлёб рассказывала, как Ванька сегодня спрятал её куклу и она не могла нигде отыскать любимицу. Только когда девочка пожаловалась матери и та дала взбучку старшему сыну, он вернул куклу. А после, когда Марья погналась за Ванькой, чтобы проучить озорника, тот оступился на лестнице и подвернул ногу.

— Это его Макошь наказала за то, что он вечно мне подлянки всякие устраивает. Вот и поделом ему. Теперь будет дома сидеть и отец не возьмёт его с собой на Торг.

Полина слушала тараторившую девочку и улыбалась.

— И что же, тебе совсем не жаль брата?

— Жалко конечно, — девчушка сдвинула маленькие светлые бровки к вздернутому носику, вокруг которого рассыпались веснушки, — но всё равно, так ему и надо.

До деревни было десять минут ходьбы через поле, засеянное злаковыми культурами, которые уже начинали колоситься, наливаться силой, чтобы осенью дать людям свой богатый урожай. Из пшеницы люди будут печь мягкий белый хлеб, а излишек муки пойдёт на продажу. Из ржи будут сварены квас и пиво, которые так любят местные жители, а овёс используют для корма лошадям и прочей крупной скотине.

Конец ознакомительного фрагмента.