Роза и кинжал

Рене Ахдие, 2016

Продолжение романа «Ярость и рассвет». Эпическая история любви, вдохновленная книгой «1000 и 1 ночи». Бестселлер The New York Times. «100 лучших фэнтези романов всех времен» по версии журнала TIME. Когда-то Шахразада поклялась отомстить кровавому тирану за гибель своей подруги. Но теперь она не считает его чудовищем и безжалостным убийцей, потому что знает: на халифа было наложено смертельное проклятие. Ради своей возлюбленной Халид обрек на гибель целый город. Его королевство на грани войны с многочисленной армией врагов. Шахразаде необходимо раз и навсегда снять проклятие и остановить бессмысленное кровопролитие. Но для этого ей придется рискнуть всем, чтобы спасти свою единственную и настоящую любовь.

Ни единой капли

«Избавься от груза, Шази. И лети, — звучало в голове напутствие подруги, разносясь по ветру, точно тайное воззвание. — Лети».

Шахразада расположилась в центре шатра, не обращая внимания на шум снаружи. На шаги новых воинов, прибывших в поселение. На звуки надвигавшейся войны. А вместо этого сосредоточилась, сидя на пыльном полу, согнув колени и скрестив лодыжки.

Сосредоточилась на самом уродливом коврике в мире: цвета ржавчины, с темно-синей каймой и центральным орнаментом из черно-белых завитков. С потрепанными, пожелтевшими кисточками с двух сторон. И подпалинами на двух других углах.

Коврик с собственной историей.

Хотя сам он был совсем маленьким, едва достаточным, чтобы уместить пару сидящих рядом человек.

Шахразада задумчиво склонила голову набок, затем сделала глубокий вдох и положила ладонь на поверхность коврика.

Покалывание, напоминавшее онемение после длительной неподвижности, начало нарастать вокруг сердца. Ощущение волной жара пронеслось в крови, перетекая в пальцы.

Хотя в этот раз Шахразада знала, чего ждать, она все равно вскрикнула, когда угол коврика приподнялся, и невольно отдернула руку. Волшебный предмет тут же безжизненно растянулся на полу.

«Избавься от груза, гусыня, — словно наяву прозвучал в ушах голос подруги. — Или ты потеряла способность слышать вместе со способностью брать себя в руки?»

— Я тебя слышала и в первые тысячу раз, зануда, — с легкой улыбкой пробормотала Шахразада воспоминанию Шивы, после чего потянулась и взяла с низкого столика поблизости пустой стакан и кувшин с водой. До середины наполнила сосуд, поставила в центр черно-белого орнамента самого уродливого в мире ковра и прошептала: — Время для серьезного испытания.

Затем снова положила ладонь на ткань. Как и раньше, в груди начало нарастать странное ощущение, которое постепенно распространилось до пальцев. Края коврика приподнялись и свернулись внутрь, а сам он взлетел в воздух, сначала по углам, а потом и целиком.

Шахразада встала на колени, двигаясь осторожно, чтобы не прервать контакт. Стакан держался посередине центрального орнамента. Не пролилось ни единой капли. Медленно выдохнув через нос, девушка повела руку вправо. Коврик послушно последовал в том же направлении, паря на уровне плеч. Вода в стакане оставалась спокойной, как безмятежная гладь озера.

Тогда Шахразада решила предпринять еще кое-что.

Она резко встала и подняла руку к куполообразному потолку шатра, ожидая, что коврик выйдет из повиновения, однако он тут же взлетел следом, хоть и быстро, но плавно, даже грациозно, трепеща, будто под порывами легкого бриза, пока не поднялся над головой Шахразады и не коснулся ее пальцев — волнами, набегавшими на невидимый берег, — после чего так же плавно опустился на пол, подчиняясь приказу.

Она повторила эксперимент дважды, командуя: вверх и вниз, снова и снова. Ни разу коврик не прервал контакт с ее рукой, ни разу не вышел из-под контроля, без усилий неся стакан, как невесомого пассажира, опускаясь и поднимаясь мягко, словно облако.

Вода лишь несколько раз слегка качнулась, но так и не пролилась. Казалось, жидкость танцует под неслышную плавную мелодию.

Наконец Шахразада велела коврику распластаться на полу, словно наяву слыша голос подруги, которая перестала отчитывать ее и рассмеялась — певуче, нежно. Дразняще.

«Теперь твоя очередь, гусыня».

Шахразада улыбнулась про себя, приняв решение, что завтра ночью снова испытает волшебный коврик. Но на этот раз без стакана.

***

Этим утром баба́ выглядел лучше. По крайней мере, Ирса так думала. Он уже не казался таким истощенным и бледным, а также сумел проглотить смесь воды и трав с меньшими усилиями, чем вчера.

Может, он скоро очнется?

Ирса поморщилась и смахнула со лба прилипшие пряди. Наверняка она уже стала похожа на одного из оборванцев Рея: на воротнике чернела грязь, за ушами скопился песок. Испустив обреченный вздох, девушка скрутила свою каштановую косу в узел на затылке.

Во имя всех святых, почему в шатре отца так жарко? Словно в пекарне в самый разгар летнего дня. И как только баба́ выносит эту духоту?

Ирса снова вгляделась в землистого цвета лицо отца, затем вытерла пот с его лба и прошептала:

— Пожалуйста, очнись. Сегодня мой день рождения. Снова увидеть твою улыбку или услышать голос стало бы лучшим подарком.

Она поцеловала отца в лоб, собрала вещи, направилась к выходу из шатра и настолько погрузилась в раздумья, что не заметила высокую мужскую фигуру снаружи.

— Ирса.

Она резко остановилась и обернулась, едва не упав из-за поспешных движений. Затем козырьком приставила ладонь ко лбу, чтобы заслонить глаза от безжалостных солнечных лучей.

— Я долго ждал тебя здесь, на жаре, чтобы осведомиться о самочувствии после вчерашнего испытания, — тихо сообщил Рахим аль-Дин Валад. — Но вижу, что меня не замечают.

— Да. То есть нет. — Ирса почувствовала, что к щекам прилил румянец. — Я хотела сказать, что не намеревалась…

— Я шучу, Сверчок, — натянутый смех юноши прозвучал невесело.

— Лучше не надо, — сурово заявила она, недовольная, что Рахим употребил ее ненавистное прозвище, хотя и знал, как она этого не любит.

Он усмехнулся, чуть суховато, будто порвалась пергаментная страница, но Ирса почувствовала необычайное спокойствие от этого звука. Ее всегда успокаивали самые странные вещи. Например, своеобразное выражение лица Рахима.

— Я в порядке, — еще сильнее покраснев, заверила она. — Могу ли еще чем-то помочь?

— Разве люди общаются с тобой, только когда им что-то нужно?

— Нет, — отрезала Ирса. Почему Рахим всегда задает столько вопросов? И почему ее это так раздражает? — Они общаются со мной лишь по необходимости. Или же когда думают, что это мне что-то необходимо, вот как ты сейчас, — парировала она. — Но полагаю, что принимать солнечные ванны тоже полезно для здоровья.

Как только последняя реплика слетела с губ, Ирсе тотчас захотелось вернуть сказанное. Что с ней такое? Так разговаривать с Рахимом после всего, что он для нее сделал в последнее время! Учил скакать на лошади по палящей жаре вместо того, чтобы составить компанию Тарику или другим воинам. И вчера помог выручить Шахразаду.

Не было абсолютно никаких причин грубить ему. Не считая собственной глупости.

— Если мне не изменяет память, — еще один сухой смешок, — то Шази тоже срывалась на окружающих в свой пятнадцатый день рождения.

Рахим помнил о ее празднике?

Ошеломленная этой мыслью, Ирса сумела лишь выдавить, запинаясь:

— Я… Это Шази рассказала?

Она остро ощущала близость Рахима, отчего кровь шумела в ушах, а по телу разливалось тепло, совсем как вчера, когда он передал ей поводья, и их руки соприкоснулись.

— Нет, — покачал головой собеседник и замолчал, пережидая, пока уляжется порыв ветра, бросавший песок в лицо, после чего отряхнул свои волнистые волосы и добавил: — Ты думала, что я забуду?

— Нет, просто считала, что никто и не вспомнит о моем дне рождения.

Рахим уставился на Ирсу с тем же успокаивающим выражением лица, и она снова покраснела, но постаралась скрыть смущение, приглаживая волосы… И тут же поняла, что так и не развязала косу, поэтому сейчас наверняка выглядит, как попрошайка из подворотни. Широко распахнув от ужаса глаза, девушка быстро раскрутила узел на затылке, распустила волосы и попыталась привести их в порядок, насколько это было возможно.

— Что ты делаешь? — Ее поведение наконец выбило Рахима из колеи, и он захлопал своими невероятно густыми ресницами.

— Пытаюсь не выглядеть, как уличная оборванка.

— Что? — Рахим недоуменно нахмурился, отчего между бровями залегла вертикальная складка. — Но зачем?

— Потому что девушки должны быть красивыми! — выпалила Ирса, раздраженно вытирая лоб рукавом. — А не потными и вонючими.

— Существует такой закон?

— Нет, но… Ты такой… въедливый, — снова не сдержалась Ирса.

И вообще-то она сказала правду. Зачем задавать столько вопросов? И быть таким вежливым и участливым?

В глазах Рахима заплясали лукавые искры.

— Да, мне уже говорили. — Он взглянул на Ирсу так, как никогда раньше не смотрел, и после секундного колебания произнес: — Я кое-что тебе принес.

— Что? — Она подошла ближе, так, чтобы оказаться в тени высокого юноши, и убрала ладонь ото лба. — И почему?

— Вот. — Рахим достал из-под коричневой ткани риды свиток, перетянутый пеньковой веревкой, и протянул имениннице. — Я взял его на время у Омара, так что это не подарок, но… Подумал, тебе может понравиться… — Он пожал плечами.

Несколько секунд Ирса просто ошеломленно смотрела на вытертый пергамент, и только заметив, что Рахим собирается задать очередной вопрос, опередила его:

— Что это?

— Омар рассказал, как ты придумала смешать чай, молоко и травы, чтобы напоить отца. В этом свитке содержится информация о лекарственных растениях и их свойствах. Я решил, что тебе может понравиться нечто подобное. Принести чернила и пергамент, чтобы делать выписки? Или… — он снова пожал плечами, — я помогу, хотя мой почерк оставляет желать лучшего.

Ирса застыла, будто громом пораженная. Если она чего-то и ожидала от всегда благоразумного Рахима, то точно не этого. Он вручил ей подарок?

— Э-э… полагаю… В смысле, да, конечно. То есть я имела в виду, что сама сделаю выписки.

— К твоим услугам, — юноша рассмеялся, и снова его голос хоть и прозвучал сухо, но согрел душу Ирсы.

Когда Рахим развернулся, чтобы уйти, она ощутила внезапное желание попросить его остаться. Но с какой целью?

Будто почувствовав смятение Ирсы, Рахим оглянулся и поинтересовался:

— Ты… Ты планируешь сегодня вечером посетить общее собрание после военного совета?

— А Шахразаде тоже разрешат прийти? — уточнила она, хотя всем сердцем желала согласиться сразу.

— Не думаю, что кто-то станет возражать. Ее поддерживает Тарик. Кроме того, на посиделках возле костра никто не будет обсуждать ничего важного. А еще, уверен, многим не терпится собственными глазами взглянуть на знаменитую Шахразаду. Но если она решит явиться, то должна быть готовой ко всеобщему вниманию, — предупредил Рахим, в очередной раз проявив себя заботливым другом.

— Я передам. И… прослежу, чтобы сестре ничто не угрожало. — Ирса подняла глаза, встречая взгляд собеседника.

Спокойная. Решительная. По крайней мере, она надеялась, что кажется таковой со стороны, хотя на самом деле могла производить впечатление и полной безумицы — учитывая всклокоченные волосы и нервно прижатый к груди свиток про лекарственные растения.

— Ничего другого я от тебя и не ожидал, — серьезно кивнул Рахим и задумчиво посмотрел на девушку. — Tavalodet mobarak, Ирса аль-Хайзуран. Пусть ждут тебя впереди еще сотни дней рождений.

— Благодарю, Рахим аль-Дин Валад.

Он склонился в вежливом поклоне, а когда выпрямился, слегка улыбнулся в своей привычной манере — так, словно знал что-то неизвестное всем остальным. Что-то очень важное.

— И возвращаясь к нашему разговору: тебе не о чем волноваться.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не просто красивая, — Рахим вздохнул. — Ты интересная. Никогда не забывай об этом.