Дикая ведьма

Рейчел Гриффин, 2021

Когда однажды магия оборачивается смертью, Айрис Грей клянется никому не рассказывать, что она ведьма. И не важно, что Магический совет признал ее невиновной, не важно, что раньше ее магию считали чудом, – одна ночь на озере перечеркнула все. Переехав в штат Вашингтон, Айрис живет обычной жизнью, скрывая, что она ведьма. Чтобы справиться с тревогами и волнениями, она пишет заклинания, но никогда не применяет их. Ей нравится работать в заповеднике, которым управляет ее мать, но их стажер – студент-орнитолог Пайк Алдер – вызывает у нее лишь отторжение, ведь он ненавидит ведьм. Однажды Пайк говорит что-то особенно гадкое про ведьм, и Айрис решает написать для него жестокое проклятие. Но когда она собирается сжечь заклинание в огне, с дерева слетает сова и похищает его, а потом улетает из заповедника. Эта сова – мощный усилитель, и, если она погибнет, темные чары Айрис обрушатся не только на Пайка, но и на всех в округе. Айрис и Пайку приходится отправиться вместе в лес, чтобы найти птицу, от судьбы которой зависит его жизнь, но он не знает правды. В походе их будет подстерегать немало опасностей, и Айрис придется решить, как далеко она готова зайти, чтобы сохранить свои тайны.

Глава 2

Многие думают, что магия создается, появляется из ничего за долю секунды.

Но это не так.

Магия всегда рядом, она окружает нас. Она существует вместе со всеми атомами вселенной, и когда эти мельчайшие частицы собираются вместе, возникает реакция, которую многие назвали бы необыкновенной. Хотя в реакции нет ничего удивительного; само существование магии — вот что поражает.

Ведьмы могут видеть окружающую энергию и перестраивать ее для своих целей. Что-то вроде шестого чувства, которого нет у большинства людей. Мы можем собрать беспорядочные частицы и создать из них что-то потрясающее.

Магия рождается из вселенной, из тех звезд, что создали все сущее на нашей планете, и ее можно применять на растениях, животных или людях. Всем ведьмам легче дается какой-то один вид магии. Мы с мамой лунные ведьмы и наша магия сильнее всего действует на животных.

Именно наше шестое чувство, врожденная связь с окружающим миром, и дает нам магическую силу. Поэтому я могу успокаивать животных, чувствовать, что им нужно, и узнавать их лучше, просто дотронувшись до них.

Поэтому я всеми силами скрываю, кто такая, ведь ведьмы — это не те, кто разбрасываются заклинаниями, а те, кто видят вселенную иначе. Мы живем в одном мире с обычными людьми, но чувствуем его совершенно иначе.

Не то, чтобы ведьмам нужно скрываться, нет. Когда все узнали, что магию невозможно применять на других без их разрешения, общество с радостью приняло ведьм. Сейчас магия строго регулируется, особенно магия звездных ведьм, ведь их сила направлена на людей.

Ведьм стали меньше бояться и больше им доверять. Они открыто используют магию и их уважают за вклад в различные сферы жизни. Это длится уже несколько поколений и магия переплелась с повседневной жизнью. Звездные ведьмы помогают людям справляться с болью, а обладатели солнечной магии работают с фермерами по всему миру.

Но я убедилась, насколько хрупкой оказалась доброжелательность людей, и теперь не доверяю им. После суда над Эми, я больше не была Айрис. Я была ведьмой. И когда кто-то черной краской написал слово «ведьма» на доме, который мой отец так бережно и долго строил, он понял, что больше не может воспитывать дочь, в которой течет магия.

Но моя история не самая ужасная. Я видела, как люди обращались с Эми, и поняла, что лучше скрывать магию, которую так люблю.

И я скрываю.

Нам с мамой повезло. Наш дом стоит рядом с природным заповедником, и мы постоянно используем магию, работая с животными. Наша магия тихая и невидимая. Из-за нее нас вряд ли изгонят, нам не придется начинать все сначала и переезжать в другой город, чтобы сбежать от перешептываний и косых взглядов, и написанных краской слов.

Наш природный заповедник вернул меня к жизни, а мы пытаемся сделать то же для животных, оказавшихся здесь. Каждый день я радуюсь, что мы переехали сюда.

Я смотрю на часы. Через пятнадцать минут нужно приступать к работе, но мне хватит этого времени. После новостей об Эми чувствую себя уязвимой и незащищенной. Стоит только закрыть глаза, как возникают образы, которые так упорно пыталась забыть. Я до сих пор не простила Эми за то, что она уговорила меня поехать с ней и Алексом в домик на озере и не рассказала о своих намерениях. Я думала, мы полностью доверяем друг другу, но оказалось, что ошибалась.

«Отдай их земле».

Так часто говорила бабушка, когда меня переполняли чувства и казалось, что я рухну под их тяжестью. Она научила меня создавать заклинания и никогда не применять их — это вроде как писать кому-то письма, но не отправлять. Такие заклинания я делаю с детства и иногда только они успокаивают меня и не дают сломаться.

Я собираю сушеные травы у сарая позади дома — полынь, лаванду и мелиссу — и складываю их в кучку на земле. Потом кладу их в середину каменного круга поверх пепла от сожженных заклинаний, которые пишу, но не использую — все, что осталось от моих волнений, разочарований и страхов.

Я сажусь на землю у круга и приступаю. Я не звездная ведьма, но знаю, как написать заклинание, которое долетело бы до Эми и рассказало ей о моих запутанных чувствах и мыслях о той ночи. Я знаю, как собрать окружающую магию и отправить весточку Эми о том, что я желаю ей только самого лучшего, хотя и не знаю, как показать это. Хотя все еще расстроена.

Это я и делаю. Внезапно частицы магии вокруг дают о себе знать, и я притягиваю их. Они парят в воздухе у каменного круга. Я проговариваю про себя слова и магия преображается.

В воздухе разливается резкий металлический запах, но почувствовать его может только ведьма. Это аромат магии, заклинания, которое я создала для Эми, чтобы справиться с эмоциями.

Быстрым движением посылаю его в травы и соединяю их в одно целое. Чары цепляются за них. Живая сущность, которую могла бы отправить Эми, пожелай этого. Но магия регулируется, а потому не могу применить заклинание, лишь чтобы почувствовать себя лучше.

Это мой личный ритуал — заклинание ничего не сделает и просто растворится в земле. Неотправленное письмо. Но этого хватает и мои плечи расслабляются, пока выполняю обряд, которому меня обучила бабушка.

Оставшуюся магию посылаю прямо в травы. Частицы сталкиваются и нагреваются. Они кружатся и кружатся, и наконец начинают источать жар. Вспыхивает искра и падает на травы, воспламеняя их и унося закаливание с собой.

Поднимается струйка дыма, прохладный утренний ветер подхватывает остатки магии и превращает их в пепел. Заклинание и все мои чувства о той ночи теперь принадлежат земле, и, хотя, мое послание никогда не долетит до Эми, на душе у меня становится легче.

Поднявшись, отряхиваю джинсы и иду на работу. Бриз сегодня довольно сильный, и верхушки деревьев раскачиваются под свинцовым небом. Ветер треплет мне волосы и приятно холодит кожу. Умиротворение наполняет меня, и когда дохожу до служебного домика, неприятное тянущее чувство в животе немного ослабевает.

Пайк уже на рабочем месте, вешает пальто в подсобке. Как и каждое утро, провожу пальцами по выгравированному на деревянном столе логотипу — воющему на полную луну волку с горами позади него; по буквам, описывающим мечту, которую мама претворила в жизнь.

— Как ты? Лучше? — спрашивает мама, вскинув брови.

Она не проводит бабушкиных ритуалов и не одобряет того, что я пишу заклинания, которые, по сути, незаконны, даже если я никогда не применяю их. Мама верит, что магию нужно использовать только с какой-то целью, а создавать заклинания и не использовать просто расточительство.

Я пыталась объяснить, что такие обряды успокаивают меня, помогают справиться с чувствами и отпустить то, что не в силах изменить, но она не понимает меня. И все же не запрещает проводить их. Она не понимает этих ритуалов, но знает, как они важны для меня.

— Да, — отвечаю я и целую ее в щеку. — Прости, что опоздала.

Мама смотрит на часы.

— Всего на три минуты. Ничего страшного. Пайк вообще извиняется только, когда опаздывает минут на десять, — громко говорит мама, чтобы тот услышал.

— Эй, это несправедливо, — отзывается Пайк, выходя из подсобки. — Я всего пару раз опоздал, и то, когда писал курсовую. Вам повезло, что у вас работает такой прилежный стажер.

— Прилежный стажер, который опаздывает на работу, но все равно забегает в кафе, чтобы купить кофе, — замечаю я, и мама смеется, качая головой. Звонит ее сотовый, и она уходит в офис, чтобы ответить.

— Ого, вот это подстава, — говорит Пайк. — Все еще злишься из-за ленивцев, да?

— Ты считаешь, что твое время дороже моего и перекладываешь свою работу на меня. Злюсь ли я? — Обхожу стол и достаю из ящика баночку с витаминами. — Да нет, конечно.

Проверив, что мама не смотрит, снимаю крышку с ее термокружки и кидаю капсулу в кофе. Врач велел ей принимать витамины, но она вечно забывает об этом, а вот я — нет. Мама, конечно, вряд ли что-то скажет, даже если узнает, но она и так считает, что я слишком за нее волнуюсь, поэтому стараюсь добавлять витамины в ее кофе незаметно.

— Звучит как-то грубовато, — произносит Пайк.

— На то и расчет.

Закрываю крышку термокружки и прячу обратно витамины как раз в ту секунду, когда мама выходит из подсобки, не дав Пайку ничего сказать в ответ.

— Дэн звонил. Служба по спасению животных будет здесь с минуты на минуту. Они привезут волка, которого нашли у кряжа. Судя по всему, зверь очень плох. Мне нужна твоя помощь, Айрис. Пайк, займешься группой, которая приедет в десять часов?

— Да, конечно, — отвечает Пайк и идет готовиться к первым посетителям.

Мама делает большой глоток кофе и, взяв куртку, выходит из домика. Я следую за ней, не оглядываясь на Пайка.

— Волк совсем плох? — спрашиваю я.

Утро сегодня выдалось морозным, словно сейчас зима, а не весна, и я обхватываю себя руками. Мы с мамой пробираемся по грязи через лес, на нас обеих кепки с логотипом заповедника.

— Я мало что знаю, — отвечает она.

Верхушки деревьев покачиваются на ветру и несколько шишек падает на землю, когда проносится сильный порыв. Капли недавнего дождя блестят на папоротнике и мхе, янтарный сок выступил на стволах сосен.

Неподалеку раздается шуршание колес о гравий, и грузовичок Дэна показывается как раз в ту секунду, когда мы выходим из леса.

— Привет, Изобель, — здоровается Дэн, сидя за рулем. Он заглушает двигатель и выпрыгивает из машины, надевая куртку. — Айрис. — Он кивает.

— Привет, Дэн, — говорю я и подхожу к кузову.

— Что там у тебя? — спрашивает мама.

— Самец. Лет пяти. Сбила машина. Нашли его на востоке штата.

Я открываю кузов, и на меня смотрят бледно-желтые глаза. Серый волк лежит на боку, судорожно дыша. Мама отвлекает Дэна, чтобы я могла помочь зверю. Чувствую, как между нами крепнет связь, невидимая нить, связывающая нас вместе, и я позволяю волку увидеть мои намерения.

Он знает, что ему не грозит опасность.

Он знает, что я хочу ему помочь.

Он знает, что я постараюсь спасти его во что бы то ни стало.

Волк закрывает глаза, и я быстро осматриваю его. Правый бок весь в запекшийся крови, и рану невозможно разглядеть. Зажмурившись, прислушиваюсь к дыханию зверя и чувствую, как слабо он дышит. Звук его бешено колотящегося сердца эхом отдается у меня голове. Но внутреннее кровотечение уже замедлилось, и если мы с мамой поторопимся, то спасем его.

— Нужно перенести его в сарай, — говорю я. — Подгоню машину.

Я бегу к магазину, у которого стоит небольшая машина с грузовой платформой. Зеленая краска выцвела, логотип заповедника покрыт грязью, и название сложно прочитать. Я завожу двигатель и еду к маме и Дэну.

Мы осторожно перекладываем волка в машину и везем его в сарай, где у нас подготовлен длинный металлический стол. Когда-то мама стажировалась у ветеринара и освоила основы хирургии. В городе маму считают профессиональным ветеринаром, и она всегда успешно лечила животных.

Связь с животными подсказывает, что нужно лечить, и так мама и делает.

Мы укладываем волка на стол. Убедившись, что зверь не опасен, Дэн уходит.

Мама закрывает глаза и создает крепкую связь с волком, магией очищая его тело.

— Три сломанных ребра.

Пауза.

— Умеренное внутреннее кровотечение.

Пауза.

— Основные органы целы.

Пауза.

— Признаков заражения нет.

Мама открывает глаза и смотрит на меня.

— Начинаем.

Я пододвигаю стул и сажусь у стола. Волк скулит, и я осторожно подношу руку к его морде. Он нюхает мою руку и позволяет погладить его. Мама включает электробритву, чтобы выбрить волку бок, и он напрягается, услышав шум. Я посылаю ему еще магию, и он успокаивается.

Мы не можем призвать больше магии, чем уже есть в мире, хотя многие думают обратное. Ничего невозможно создать или разрушить. Магия существует, и мы лишь направляем ее. Многое из того, что мы делаем, сочетает магию и науку, магию и медицину, магию и исследования. Все работает в прекрасной гармонии, сохраняя в мире равновесие. Вот почему мама не может просто посмотреть на волка и исцелить его. Магия — это орудие, но лишь одно из многих.

И, конечно, мы не можем управлять животными, растениями или людьми. Магия работает вместе с природой, но не против нее. Я не способна заставить зверя сделать что-то против его воли, но могу открыть ему свои намерения, дать понять, что он в безопасности и послать ему магию, чтобы успокоить. Я могу попробовать направить животное — применить магию, чтобы уговорить, но все зависит только от самого зверя.

В конце концов, они дикие животные, какими и должны быть.

Выбрив волку бок, мама промывает рану, а я стараюсь успокоить зверя. Работать нужно вдвоем. Мама не может успокаивать и в то же время заниматься раной, а если перепуганный волк сбежит, беды не миновать. Поэтому я сижу рядом и глажу его, а моя магия обволакивает его, чтобы каждой своей частичкой он ощущал спокойствие.

Мама работает быстро. Остановив внутреннее кровотечение, она зашивает бок. Как только она заканчивает, чувствую, что сердцебиение волка замедляется, и он снова дышит свободно.

Он поправится.

Мы перевозим его в вольер на окраине заповедника, где ему не будут мешать другие животные, и он сможет спокойно набраться сил. Подбегает Зима и просовывают нос через металлическую ограду, пытаясь подобраться ближе к новому волку.

— Он не опасен, — говорю ей. — Он ранен. Пускай отдыхает и выздоравливает. Присмотри за ним.

Я могла бы прожить тысячу жизней, но никто не будет любить меня так же сильно, как Зима. Погладив волчицу по голове, иду в служебный домик, чтобы переодеться.

Пайк в домике ест бутерброд и читает книгу.

— Ты только не перетрудись, — говорю я.

Обойдя его, иду в подсобку, где лежит моя запасная толстовка. Стягиваю через голову перепачканную в крови кофту, и футболка задирается, оголяя живот.

Пайк смотрит на меня, и я ловлю его взгляд. От отводит глаза. Я надеваю чистую толстовку и оглядываюсь на него. Румянец заливает его светлую кожу. Он откашливается и кусает бутерброд.

— У меня сейчас перерыв на обед, — говорит он, возвращаясь к книге.

Книга большая, на левой странице нарисована сова, а на правой крыло.

— А до книг с текстом ты еще не дорос? — спрашиваю, заглядывая ему через плечо.

Пайк закатывает глаза.

— Это учебник, — отвечает он, не глядя на меня. — Для учебы, понимаешь? Не всем же так везет сразу после школы получить работу, которую не заслужил.

Школу я окончила в прошлом году. Мы с мамой говорили о колледже, но какой в нем смысл. Я и так знала все, что нужно для работы в заповеднике, а просиживать еще четыре года за партой, вместо того чтобы набираться опыта, работая на природе, мне не хотелось.

Я смотрю на рисунок совы. Словно живая. Все части тела подписаны. Темные глаза глядят на меня со страницы книги, напоминая о той северной сове. Я обхожу стол и надеваю непромокаемое пальто.

— Может мне и повезло, но я заслужила эту работу. Эта книжка не научит тебя чутью и доброте. Ты никогда не сможешь общаться с животными так же хорошо, как я.

— Может и нет, но я хотя бы стараюсь получить знания. А ты что делаешь? С людьми ты явно общаться не умеешь.

— Мне больше нравится общаться с животными, — отвечаю я, и мне неловко, что голос звучит тихо.

Но Пайк, кажется, ничего не замечает.

— Жаль, что ты не ведьма, так бы просто приворожила людей и все. Слышала, что ту девчонку из новостей освободили всего через два года? — Он качает головой. — Это же бред.

— Чем тебе так не угодили ведьмы? — стараясь выглядеть равнодушной, спрашиваю я, хотя вопрос дается мне нелегко. Но если Пайк будет у нас стажироваться, то лучше знать об этом.

Взгляд его карих глаз стекленеет. Несколько мгновений он смотрит в книгу, но мыслями он далеко.

— Я не доверяю магии, — наконец отвечает Пайк.

Отчего-то мне становится грустно. Я доверяю магии больше всего на свете, больше, чем многим людям. Покачав головой, я иду к двери.

— Ты чего так тяжело вздохнула? — вдруг шутливо спрашивает Пайк.

— А я вздохнула?

— И еще как. Словно я тебя достал, и ты решила поскорее уйти.

— Ты меня и правда достал. — Я тоже пытаюсь говорить шутливо, но тщетно — мой голос звучит зло и раздраженно. Возвращаюсь к столу и опираюсь на него. — Правда, почему ты терпеть не можешь ведьм? — Голос срывается, угрожая раскрыть мою тайну.

Мне хочется, чтобы Пайк сказал, что пошутил и вовсе не испытывает ненависти к ведьмам. Ладони у меня мокрые от пота. Внезапно снова вижу себя у папиного дома, на нем краской написано «ведьма». Не понимаю, почему быть ведьмой — это оскорбление? Почему другие не видят, как удивительна магия?

Пайк встает и вплотную подходит ко мне.

— Ты правда хочешь знать? — мягко спрашивает он.

Я лишь киваю в ответ. Сердце бешено стучит, и я тяжело сглатываю. Мне хочется, чтобы он засмеялся, сказал, что все это ерунда, шутка и не более того. Но Пайк не смеется.

Он наклоняется ко мне. Так близко, что я могла бы сорвать очки с его носа или потрепать его волнистые каштановые волосы. Так близко, что чувствую пряный запах чая.

— А я не отвечу тебе. Скажу лишь одно. Та девчонка из новостей. Жаль, что не она тогда сгорела.

Пайк разворачивается и выходит из домика прежде, чем я успеваю что-то сказать.