Древний Рим. Честь преторианца

Регина Грёз, 2022

Валентина хотела провести отпуск в Абхазии, но оказалась в Древнем Риме. Гвардеец Борат был предан императору, невзирая на все его чудовищные привычки. Когда во дворце появилась привлекательная и общительная чужестранка, солдат не смог оставаться безучастным к просьбам о помощи. В сердце Бората идет мучительная борьба перед воинским долгом и желанием защитить ту, что разбудила почти забытые мечты о семейном очаге.

Глава 7

Во дворце Фурия

Наше путешествие на Палатинский холм, где раскинулся мраморный дворцовый комплекс, проходило по узкой, кривой улочке, обе стороны которой занимали торговые лавки и трактиры. Пестрая толпа мгновенно расступалась перед могучими преторианцами, окружавшими повозку Цезаря.

Кроме солдат впереди шли слуги, расчищавшие дорогу ударами длинных хлыстов. То и дело бич со свистом опускался на спины и плечи нерасторопных горожан, но никто не осмеливался жаловаться, напротив, вокруг были слышны лишь крики приветствия:"Славься, Божественный!"

И все же мне показалось, что численность охраны слишком мала для такой важной персоны. Возможно, в тот день Фурий не желал привлекать к себе внимание, создавая пышный выезд.

А, может, каждый из его солдат стоил целую дюжину, взять хотя бы того сероглазого великана. Он иногда строго посматривает в мою сторону, явно не вполне доверяет. Цезарь заметил мой интерес и лениво пояснил:

— Это — Борат. Будучи легионером на Дунае, он спас мне жизнь.

Я резко повернулась к императору, удивленная тем, как легко он угадал ход моих мыслей. Но следовало что-то вежливо ответить, а не хлопать ресничками, как глупая кукла.

— Понимаю, почему вы решили приблизить этого солдата.

Фурий усмехнулся, откинувшись на пуховую пурпурную подушку, окантованную толстым золотым шнуром.

— Конечно! С тех пор я доверяю Борату самое дорогое, что у меня есть — мою жизнь. Вокруг заговорщики и убийцы, многие сановники хотят вернуть Риму республиканские права, но я стою за незыблемые основы имперского величия. Ну, скажи, ты действительно веришь, что кучка корыстолюбивых стариков способна сохранить и упрочить римскую славу?

— Я девушка из… гм… простого народа и ратую за ту форму правления, при которой будет хорошо всем слоям населения страны.

— А такое возможно? — насмешливо удивился Фурий, рассматривая свои розовые ногти.

Пришлось расширить социальную тему.

— Я за мир, порядок и процветание. Если крестьяне будут здоровы и сыты, то и правящим кругам не придется голодать. Примерно так…

Фурий наклонился ко мне, хищно осклабившись.

— Какой осторожный ответ. Из тебя бы вышел забавный оракул. А скажи-ка, девушка из народа, стоит ли мне начинать войну с Северной Галлией или достаточно того, что седьмому легиону удалось усмирить мятеж?

«Да что он пристал со своими хитроумными расспросами, еще бы угадать, что именно Фурий желает услышать от птички в своих когтях… кстати, руки-то у него белые, ухоженные, наверно, целый штат рабов следит за состоянием царственных телес».

Собравшись с духом, я отчеканила, что войны — это определенно большие траты и жертвы, и если есть возможность договориться полюбовно, лучше решить вопрос без кровопролития.

Фурий, кажется, остался разочарован моим тонким дипломатическим подходом к проблеме.

— Ты рассуждаешь как Сенека, такая же пустая высокопарная болтовня о ценности отдельной человеческой жизни. Чушь! Погибнет один простолюдин, его место займет другой, хвала Юпитеру, плебс обильно поставляет новых солдат, впрочем, для этого плебс и нужен.

— А еще сеять и убирать хлеб, выращивать скот и строить императорские апартаменты… — выпалила я, задетая явным пренебрежением Цезаря к его же электорату.

— Для этого есть рабы! — процедил Фурий, глядя в сторону и лениво помахивая раскрытой ладонью толпе.

— Так разве они ценят землю, которую обрабатывают в цепях? — горячо возразила я. — Разве любят виноградники Таррацины так же преданно и беззаветно, как местные крестьяне? Не будет ли вино, приготовленное рабами, на половину состоять из крови и слез?

— Молчи, глупая женщина! — прошипел Фурий. — Драма мне успела порядком надоесть. Тит Сергий и без тебя каждый день ноет о тяжелых податях и возможности бунта. А у меня в голове вертится сценарий новой навмахии в амфитеатре. Это будет грандиозное зрелище, даже сенаторы не видали подобного размаха, а чернь будет вопить от восторга и славить мое имя.

Я припомнила, что навмахией называли масштабные инсценировки морского сражения прямо на арене местного амфитеатра. Так вот о чем сейчас мечтает правитель Рима…

Фурий задумался, по его одутловатому лицу пробегала гримаса раздражения. А я замолчала, опустив голову, на чем свет стоит, ругая свое неуместное красноречие. Разве можно перечить диктатору? Уж лучше бы мне снова прочесть стихи. Ведь ради этого меня везут на Палатин. Говорят, у подножия холма находилась пещера, где волчица вскормила Ромула и Рема, будущих основателей великого города.

После полудня мы оказались во внутреннем дворе императорских покоев. Моим глазам открылся прекрасный сад — по дорожкам, щедро присыпанным белым морским песком, вальяжно прохаживались павлины. В густых зарослях высокого кустарника на разные голоса щебетали птицы, раскидистые пальмы и кипарисы стояли ровными рядами перед парадным входом.

Немного съежившись от волнения, я старалась не отставать от Фурия, но он вскоре забыл о моем присутствии, занявшись разговором с седым представительным мужчиной в белой тоге. Зато миновав гулкие пустые коридоры, я успела внимательно оглядеть большую светлую залу, пол которой, застилали пестрые ковры.

В стенах были пробиты ниши, где стояли позолоченные статуи олимпийских богов и богинь, выполненных в рост человека. Потолок украшала яркая роспись. Мозаика на полу изображала геометрические узоры и символические фигуры животных. В огромных терракотовых вазонах росли миртовые деревца и цветы.

В центре комнаты находилось ложе с изогнутыми ножками в виде когтистых звериных лап, на него-то и уселся Фурий, пока пожилой собеседник в тоге продолжал свой доклад, почтительно склонившись к императору.

Рядом с ложем располагались несколько величественных мраморных кресел с желтыми подушками, но никто не решался сесть без особого разрешения Цезаря. В зале остались только докладчик, которого звали Тит Сергий Катон, охранник Борат и я, не знающая, в какую щель забиться от нарастающего беспокойства.

А что, если Фурию будет недостаточно моих песенок и он начнет приставать? У владык его ранга неутолимый аппетит на всякого рода удовольствия и излишества. Не припомню в истории ни одного императора — аскета. Роль наложницы меня точно не устроит, а вот как этого избежать…

Когда Фурий наконец соизволил бросить на меня пренебрежительный взгляд, я едва стояла на ногах о слабости и была вынуждена опереться на широкую спинку кресла.

— Эй, как там тебя… не помню имени… чего ты трясешься? Может, ты больна лихорадкой и тебя надо как можно быстрее засунуть в мешок, а после вывезти за пределы дворца?

После такого откровенного заявления мне осталось только сказать правду.

— Простите, господин, кажется, меня шатает от голода.

Не знаю, что за блажь нашла на Фурия в тот вечер, видимо, он решил развлечься, пригласив к собственному столу уличную актрису. Или же владыка Рима имел мистический дар с первого слова или взгляда определять путешественниц во времени.

Поджав под себя ноги, я сидела прямо на ковре и с блюд, расставленных на низком прямоугольном столике, прямо руками брала крупные влажные сливы, гранатовые зерна и вяленые фиги, а чуть позже даже попробовала жареного лангуста. Фурий сам бросил мне розоватый мясистый кусочек со своей серебряной чаши — как тут откажешься.

Борат стоял за правым плечом Цезаря и всем своим обликом выражал спокойную сосредоточенность. Был чрезвычайно похож на верного пса, готового в любой момент перегрызть горло любому, кто посягнет на жизнь хозяина.

Конечно, у «пса» где-то во дворце есть своя конура и с императорской кухни перепадают косточки с остатками мяса, а то и кусочки пожирнее. Почему-то у меня мгновенно возникла резкая неприязнь к угрюмому телохранителю, а ведь именно он подхватил меня на руки, когда я падала со сцены.

Наши взгляды встретились, и в глазах Бората я прочла снисходительную усмешку. Ну, еще бы! Сейчас я выгляжу комнатной собачкой, ожидающей угощения.

Воистину жалкое зрелище — растрепанная девица пальцами запихивает в рот ломтики душистого хлебца с гусиным паштетом. Но как это вкусно… Царское лакомство! А что вилок и ложек мне вручить никто не догадался, так это сущие пустяки для голодного человека.

И плевать, что губы мои перемазаны маслом, а по локтю течет терпкий гранатовый сок. Может, я обедаю с владыкой Рима в первый и последний раз, а к вечеру меня за малейшую провинность казнят или отправят, куда Ганнибал слонов не гонял. Ой, даже страшно представить, что Фурий может со мной сделать, если не сумею его развлечь.

К счастью, самым мрачным прогнозам не пришлось сбыться, потому что после обильной трапезы, поглаживая надувшийся живот, Цезарь велел грузному бородатому слуге в длинной цветастой хламиде устроить меня в отдельных покоях «подальше от девок, но под присмотром». Хм, что бы это означало…

Перед тем, как покинуть зал, я поклонилась Фурию и поблагодарила за угощение, услышав ленивый ответ, перемежающийся зевотой:

— Позову тебя позже, еще раз прочтешь мне про то, как стихи убивают их создателя. Мне понравился смысл сказанного. Только в муках должно рождаться на свет истинное искусство, а порой за шедевр нужно платить жизнью.

«На сей раз спорить не буду, ваше величество, мне самой бы остаться целой».

Дворцовый раб-распорядитель привел меня в маленькое, но чистое помещение, недалеко от обеденной залы. Комната, где, по всей видимости, я буду гостить, изнутри была соединена с другой каморкой, но пока не решилась отворить деревянную дверь. Слишком много впечатлений для первого дня вблизи Цезаря.

Нужно скорее прилечь на жесткое ложе, застеленное толстым полосатым покрывалом и немного передохнуть. Я даже задремала, и позже меня разбудило легкое похлопывание по спине — пришла рабыня, чтобы проводить в термы.

Ну, конечно, перед тем, как размещать новую игрушку в императорском дворце, ее следует хорошенько вымыть, причесать и приодеть.

Молоденькая рабыня привела меня к небольшому бассейну, в котором уже весело плескались две пышнотелые девицы. Не очень-то хотелось лезть в общую ванну, но я безропотно сняла платье и шагнула на первую мраморную ступеньку, ведущую к воде. Брр… прохладно… Сейчас быстренько окунусь и назад. Надеюсь, мне уже приготовили полотенце или просто кусок ткани, в который смогу закутаться и согреться.

Соседки — купальщицы были весьма хороши, плотные тела точно выточены из розоватого мрамора, волосы у каждой забраны наверх и перевязаны алой лентой. Я коротко кивнула девушкам и уже собиралась подниматься наверх, как вдруг одна из них рассмеялась:

— Смотри-ка, новенькая потаскушка нас испугалась!

Я на мгновение замерла, а потом рывком выхватила из рук рабыни серую простыню и обмоталась ею на манер римской тоги, казалось, так я выгляжу более значительно.

— Мое имя — Валентина, я знаменитая актриса из далекой страны. Императору понравилось мое выступление на сцене, и он пригласил меня во дворец. А кто вы, позвольте узнать?

Ответила мне та, что выглядела немного старше, привлекательней и наглее:

— Я — Мелина из Остии. Мои услуги так приглянулись Прокту Септорию, что он выкупил меня из лупанара за двадцать золотых монет. А это Тулия, — красавица кивнула на соседку, — она работала на мельнице, пока ее не приметил один сенатор, правда, его казнили полгода назад, зато Тулия попала во дворец, и ей не приходится услаждать дряблого старца.

— Ага! У меня теперь работа поприятнее, чем пыхтеть над немощным крючком Глабра, — хихикнула девица, откровенно ластясь к соседке, — разве я виновата, что он никак не хотел твердеть, уж как я ни старалась.

Когда подруги начали целоваться, прижавшись друг к другу, как две влюбленные змеи, я в смятении отвернулась. Возможно, Фурий ничего не имеет против подобных забав своих наложниц. А кем еще могли быть эти дамы? Неужели и меня ждет участь бесправной игрушки для пресыщенного сластолюбца… Надо попытаться сбежать при первой же возможности.