Проводник

Андрей Расторгуев

Будьте осторожны, когда откликаетесь на объявления о приеме на работу. Особенно на те из них, которые не каждый-то и прочтет. Иначе рискуете попасть в чужой, негостеприимный мир, где вас не ждут, да так и норовят пристрелить или продырявить допотопной шпагой, а то и просто впиться в горло клыками.

Глава 5. Айдесима

— Из другого мира, говоришь? — Глаза собеседницы недоверчиво блеснули сквозь прищур. — И где же находится твой мир?

— Понятия не имею. — Заметив, что женщина хмурится, Николай поспешил объяснить: — Ну, не знаю я как сказать. Понимаете, наши миры существуют независимо друг от друга. Кое-где соприкасаются. В таких местах и можно переходить из одного мира в другой. Но как это происходит, ума не приложу.

— Ты же перешёл.

— Да, но сам не знаю как. Сдаётся мне, постарались ваши… Эти… Тот, с опалённым лицом.

— Вызывальщики?

— Угу. Я прямо на них нарвался. Видать, сделали там что-то, и меня перебросило.

— Странно… — Женщина задумчиво уставилась в дальний угол, куда практически не проникал свет.

Здесь, в тесном сарае, Николай оказался, когда их отряд вошёл в небольшую деревушку. Его посадили под замок, бросив охапку сена. Снаружи приставили солдат. А до этого часа четыре без малого пришлось трястись в телеге. Всю дорогу он то лежал, то сидел, то полусидел, созерцая проплывающий мимо унылый пейзаж и небо в зеленоватых разводах. Всё разнообразнее, чем вечно сгорбленная спина возницы перед носом да три неизменных всадника позади. Сказать по-правде, никакой дороги не было и в помине. Ехали по более-менее ровным полям и перелескам. Только у самой деревни под колёсами зашуршал гравий с песком.

Пока не остановились в ближайшем дворе, с Николаем никто даже не пытался говорить. Всё между собой болтали. Да и здесь он удостоился лишь нескольких коротких фраз от солдата, которому Айдесима дала какие-то указания насчёт пленника:

— Слазь. Пошёл вперёд. Прямо иди. Сюда давай.

Очень похоже, кстати, что «Айдесима» — вовсе не имя, а нечто вроде звания или титула. Подчинённые — а женщина, без сомнения, была у них за главного — то и дело раскланивались, обращаясь к ней подчёркнуто вежливо, с каким-то внутренним трепетом:

— Да, уважаемая Айдесима. Всенепременно, Айдесима. Как прикажете, Айдесима. Всё, что ни пожелаете…

Особенно усердствовал третий, до поры отсиживавшийся в лесу, приглядывая за лошадьми. Буквально из кожи лез, чтобы угодить своей командирше. Наверное, личный слуга. И одет проще, чем остальные, и не вооружён. Хотя какая-то коротенькая шпажонка, больше похожая на длинный кинжал, всё же висела у него на поясе.

Вот и выходит, что имя своей спасительницы Николай так и не узнал. Впрочем, вряд ли можно говорить о ней, как о спасительнице. Ну да, освободила. А потом что? Сама же и повязала. Будто своих мужиков ей не хватает…

Там, у леса, Николая раздели, явив придирчивому взору Айдесимы его заметно округлившееся после ухода на пенсию, ничем не прикрытое тело. Не то чтобы он стеснялся. От врачей, среди которых почему-то сплошь одни женщины, ещё не такое терпел. Продрог просто. Сказывалась проклятая сырость и промозглый воздух. Даже от слабого ветерка пробирал озноб. Родная, изрядно перепачканная и насквозь промокшая одежда, уже упакованная в холщовый мешок, была сейчас желаннее любой другой. Пусть даже самой сухой и тёплой.

Не в силах сдерживаться, Николай трясся всем телом, громко клацая зубами. И вид имел, наверняка, жалкий, раз уж Айдесима кинула слуге свой плащ, приказав укрыть им пленника. Плотная ткань, похожая на брезент, хорошо защищала от ветра и влаги. А мягкая подкладка бережно хранила тепло, не давая мёрзнуть. Тем и спасался в пути, пытаясь укутаться как можно плотнее. Правда, чертовски неудобно это делать, когда твои руки стянуты ремнями.

Чуть позже в сарай заглянула Айдесима, устроившая форменный допрос. Как положено, с аргументами и доказательствами, в качестве которых прихватила одежду Николая. Без прелюдий сразу взяла его в оборот:

— В твою сказку о потере памяти я не верю. Ты можешь, конечно, и дальше ничего не говорить, но вот что мы имеем. — Она показала ярлыки на поясе брюк и на воротнике рубашки. — На твоей одежде тайные письмена и знаки. Заклинания, которыми пользуются колдуны. Сам ты выглядишь чужаком. Нашли тебя у вызывальщиков распятым на колесе. Так поступают либо с жертвой для ритуального кровопускания, либо с одержимым. Идя по их следу, я наткнулась на место силы, где явно проводился вызов. Жертву зарезали бы там. Тогда кто привязан к колесу?

— Вероятно, тот, кого вызывали, — вздохнул Николай, прекрасно понимая к чему клонит его дознаватель.

— Вероятно, — повторила та.

— И кого же таким способом вызывают?

— Демонов.

— Разве я похож на демона?

— Нет. Но это и не важно. Для местных достаточно того, что выглядишь чуть по-другому. Что говоришь растянуто, словно тебе наш язык не родной. Что мыслишь не так, как все. Что носишь другую одежду. И прочее, прочее… В их глазах ты демон. Значит, надо тебя обезглавить и сжечь.

Весёлая перспектива, чёрт побери. Стоило сюда так рваться, чтобы закончить на плахе? Везёт, как утопленнику.

— Зачем вы мне всё это говорите?

— Хочется услышать правду.

— Разве вы не считаете меня демоном?

— Не говори ерунды. Я слишком хорошо их знаю, не будь я Айдесима.

Тяжело вздохнув, Николай мотнул головой:

— Боюсь, мне никто не поверит. Я сам себе с трудом верю.

— Предоставь судить мне об этом. Итак, я слушаю.

Он откинулся на сене. «Что ж, хуже не будет». И выложил всё, что вспомнил. Всё, что знал или мог знать…

Кажется, она поверила. Причём сразу и безоговорочно. По крайней мере, дала это понять. А может, ей попросту требовалось время, чтобы всё осмыслить. В любом случае Николай получил передышку вместе с миской застывшей каши, одеждой и относительной свободой, когда ему, наконец, развязали руки.

Каша была твердокаменная, но голод, как известно, не тётка. Съел всё, с трудом пропихнув этот крошащийся цемент в горло. Затем принялся разгребать вещи.

Вся одежда оказалась только местного покроя. Ни одной собственной шмотки. Даже вместо трусов, не имевших ни русского, ни импортного ярлыка, ему подсунули короткие кальсоны. С виду те же «семейники», но узковаты в бёдрах. Ещё были штаны без пуговиц, на завязках. Ладно, хоть с ширинкой. Просторная рубаха, чьи рукава-раструбы тоже стягивались вшитыми тесёмками. Такая же тесьма шла по воротнику. Ну, и короткий кожаный колет — как и всё прочее, на шнуровке.

Экзотический гардероб довершала пара поношенных ботфорт с мягкими голенищами, а к ним две портянки не очень свежего вида. Нет, всё чистое, но явно не новое. Даже думать не хотелось, кто щеголял в этих шмотках до него.

Штаны с рубахой висели мешком, колет не сходился на животе, а вот сапоги пришлись впору. Николай как раз топал по соломе, пробуя обнову, когда в сарай зашла Айдесима.

Критически оглядев пленника, она удовлетворённо хмыкнула:

— Совсем другое дело. Выглядишь, как местный зажиточный крестьянин. Осталось бороду сбрить.

— Разве у вас её не носят?

— В городе это признак дурного тона и нищеты. Рискуешь быть заколотым посреди улицы. А вот простолюдины наверняка решат, что перед ними одержимый, и забьют до смерти. Если не хочешь прослыть нечистым, то брейся.

С этими словами она бросила под ноги широкий нож с коротким лезвием.

А чего он, собственно, хотел? Фирменных «Джилетов» здесь нет. Используй то, что под рукою.

— Мне бы воду, — проговорил без особой надежды. — И мыло хоть какое…

Не успел закончить, как в сарае появился солдат. Поставил перед Николаем пустой казан и кувшин с горячей водой, из которого валил пар. На солому рядом с казаном легло свёрнутое полотенце, а сверху коричневый кубик самого настоящего мыла. Фантастика!

— Может, у вас и зеркало найдётся? — осмелел Коля.

Его тут же одёрнули:

— Не наглей. Хватит и этого.

Айдесима вышла вслед за солдатом. Прямая, решительная…

Так-так. Верят ему всё же не до конца. Осторожничают. Что ж, это как раз понятно. Попадись ему на Земле такая вот странная особа с россказнями о том, что попала сюда из другого мира, поверил бы? Чёрта с два! Нож бы точно не дал. Или она не боится обычной стали? Чем зеркало-то страшнее? Может, здесь это магический артефакт?

Он как раз брился, когда подумал об этом. Рука с ножом так и замерла, перестав скрести щеку. Спустя мгновение, снова поползла вниз, медленно срезая остатки мыльной щетины. Что-то не очень хотелось проверять свою догадку. По крайней мере, прямо сейчас.

Через полчаса молчаливый солдат повёл Николая в избу — простой бревенчатый сруб с маленькими оконцами да скрипучей, рассохшейся дверью. Разглядеть крестьянский дом во всех подробностях не удалось, поскольку на улице быстро темнело. Чуть позже, наверно, и побриться бы не смог. Разве только наощупь.

Миновав узкие сени, попал в кухню, если судить по громоздкой печи у стены и заваленному посудой столу. За ним, у самого края, на грубо сколоченном табурете сидела Айдесима, глядя на завораживающую пляску огня в открытом очаге.

Посмотрев на вошедших, она кивком отправила солдата за дверь.

— Садись, — показала на второй табурет, задвинутый под стол.

Николай положил перед ней свёрнутый плащ.

— Спасибо, — поблагодарил сразу за всё и уселся, сложив руки перед собой.

— Оставь себе, — отмахнулась женщина. — Одежду я всегда беру с запасом. Охота — дело довольно грязное.

— Охота?

— А чем ещё, по-твоему, заниматься Айдесиме в этой глуши?

Нет, она что, издевается? Откуда ему-то знать чем вообще промышляют всякие там Айдесимы. Извините, должностную инструкцию не читал. Может, они здесь живут.

— Не знаю, — признался честно. — Наверное, много чем. Вообще-то я здесь только первый день.

— А, ну-да, — безразлично бросила собеседница и опять уставилась на огонь.

Что-то уж слишком быстро подзабыла рассказанную Николаем историю. Лукавит? Наверняка. Мимоходом устроила очередную проверку. Теперь так и будет удочки закидывать. Лишний раз убедился, что ему до конца не верят.

Тогда с вопросами лучше повременить. А они так и просятся на язык.

Впрочем, один безобидный задать можно:

— Как мне к вам обращаться?

— Как и все — Айдесима. Другое у нас не принято.

— Это же не имя?

Её взгляд словно плетью хлестнул.

— Нет, не имя. Хочешь его знать? — холодно прозвучало в ответ.

«Осторожно, Коля, — зазвенел в голове предупреждающий набат. — С именами здесь, похоже, не всё просто».

Стараясь не подавать виду, как можно спокойнее проговорил:

— Если нельзя, то ничего, переживу. Просто там, откуда я родом, друг друга принято называть по имени. Моё, к примеру, вы уже знаете.

Губы Айдесимы тронула слабая усмешка. Лицо, резко очерченное светом очага, приблизилось почти вплотную.

— У человека может быть великое множество имён, — прозвучал её таинственный полушёпот. — Но лишь одно из них истинно. То, которое даётся свыше. Ты рискнёшь назвать своё?

— Я назвал целых три.

— Но есть ли там то единственное?

М-да, зря надеялся, что сумеет убедить Айдесиму своим откровением.

— Не верите, — вздохнул Николай.

— Не доверяю, — уточнила собеседница.

— И что нам с этим делать?

Она села ровно, не сводя с Николая пристального взгляда.

— Пока побудешь при мне. Посмотрим, что ты за человек или… нечеловек.