Локдаун

Питер Мэй, 2020

Всемирно известный, любимый критиками и публикой, Питер Мэй вновь удивляет читателей своим криминальным триллером, описывая мир, скорого наступления которого никто не мог предвидеть и в котором мы все оказались в 2020 году. «Локдаун» – это виртуозно написанный роман, в котором каждый тщательно выверенный факт стоит на своем месте. «Локдаун» – это Лондон на фоне глобальной эпидемии. Эта книга, которая описывает опыт выживания в закрытом городе под угрозой смертельного вируса, была написана в 2005 году, но 15 лет назад показалась издателям неправдоподобной дистопией, а сейчас удивляет и пугает своим правдоподобием, которое до дрожи напоминает предвидение.

Глава 3

I

Воссоздание человека похоже на сборку пазла. Эми выдыхала воздух в тесную хлопковую маску и вдыхала запах разложения, исходящий от стола перед ней. Она вспомнила свою первую реконструкцию лица. Дело было в Манчестере. Она поехала туда на поезде и остановилась у родственников. Та женщина умерла уже три месяца назад. Ее череп медленно выварили в воде с моющим средством и хлоркой, но он все равно так вонял, что Служба судебной медицины сняла Эми для работы номер в гостинице. Не хотели, чтобы провоняла вся лаборатория или чей-нибудь кабинет.

Администрация гостиницы с подозрением относилась к копам в штатском, шныряющим туда-сюда, паркующим перед гостиницей машины без опознавательных знаков и посещающим девушку в триста пятом номере. Вероятно, ее приняли за проститутку. В общем, горничная пожаловалась на запах, и Эми попросили съехать.

Том разложил кости из портпледа на столе, прикрыл их чистой тканью и собрал приблизительно в нужном порядке. Остались только маленькие кучки ладоней и ступней. Позвоночник был разделен на шейный, грудной и поясничный отделы, но части были разложены в неправильном порядке. Как и ребра. Увидев схему скелета, приколотую к стене, Эми улыбнулась. Кости никогда не были сильной стороной Тома. С первого дня в медицинской школе его больше интересовали внутренние органы, сердечно-сосудистая система и мозг. Эми, в свою очередь, что-то привлекло в человеческом скелете. В конце концов, на нем строится все остальное. И это, как ни странно, в итоге привело ее к работе с зубами.

Она приступила к тщательному воссозданию ладоней. Маленьких детских ладоней. У взрослого двести шесть костей, и больше половины из них находится в ладонях и ступнях. А у ребенка — целых триста пять. Некоторые кости срастаются по мере взросления. Эми точно не знала, сколько костей у этого конкретного ребенка, но была уверена, что заметит, если каких-то не хватает.

Вместе с полудюжиной остальных работающих в лаборатории она вскинула голову, когда дверь распахнулась и вошла Зои. Все поняли, что та стоит на пороге, даже раньше, чем учуяли исходящий от нее запах сигаретного дыма.

— Маска! — выкрикнул кто-то.

Она забыла надеть маску обратно.

— Ой, простите. — Зои натянула маску на нос и рот. — Вы же знаете, что с таким же успехом можете заразиться, прикоснувшись к чему-нибудь, что трогал больной, — сказала она. — Это если никто не чихнет вам в лицо.

Зои была микробиологом, проходила последипломную практику в судебно-криминалистической лаборатории и любила щегольнуть знаниями. Но к этому времени пути заражения вирусом гриппа уже и так все знали. Вот почему правительство приняло чрезвычайные меры, чтобы остановить печать и распространение газет. Газета — идеальный носитель. Газета, которую передает больной, заразит другого читателя. Как только вирус окажется на ладонях, он может попасть внутрь тела через пищу или когда вы трете глаза. Теперь новости передавали только по радио, телевидению и интернету.

Зои подошла к столу Эми и посмотрела на скелет.

— Это же ребенок, да?

— Да.

Эми раздражало, что ее прервали, но она сдержалась. Теперь она почуяла сигаретный дым. Все лучше, чем запах немытого тела, окружавший Зои, пока она еще жила со своим приятелем. Однажды Зои призналась, что копается в корзине с грязным бельем в поисках какой-нибудь одежды, когда в ящике комода пусто. Она явно считала, что это забавно. А для всех остальных это объясняло запах. Но с тех пор как она переехала обратно к родителям, положение улучшилось. Похоже, теперь стиркой занималась ее мать.

— Вы в курсе, что собираются наладить массовый выпуск новых масок, которые стерилизуют патогены, когда инфицированный чихает или кашляет? Там будут тысячи крохотных дырочек, чтобы можно было дышать, и дыхание при выдохе не будет снова обдавать лицо. Но в этом вся штука — дырочки обработаны антисептиком, и он стерилизует все выделения. Умно, да?

— Еще как. — Эми пыталась разобраться в плюсневых костях правой стопы.

— Ты знаешь, сколько крохотных капелек выделяется при чихании?

— Миллионы.

— Ага, и в каждой вирус. Это как аэрозоль с инфекцией. Господи, ну разве не здорово, что нам дают курс «Гриппобоя»?

— Давай лучше надеяться, что мы не подхватим вирус.

Эми хотелось сказать, чтобы она отвязалась, но не в ее привычке было грубить. Неожиданно пришло спасение.

— Тебе разве нечем заняться, Зои? — Том смерил Зои своим фирменным надменным взглядом и встал за спиной Эми, так что она охнула от неожиданности.

— Да, доктор.

Зои побежала дальше по лаборатории.

Эми благодарно улыбнулась.

— Привет.

— Она прямо боль в заднице, — сказал он, понизив голос.

— Тебе виднее, — подняла брови Эми.

Том сморщил губы.

— Не такого рода боль. — Он оглядел скелет. — Как продвигается дело с нашим неопознанным ребенком?

— Пытаюсь узнать ее получше.

— Ее?

— Да. Это девочка. Но она не прожила бы так долго, если бы ее кости находились в том порядке, как ты их выложил.

Том сладострастно ухмыльнулся.

— Я-то все больше по плоти.

Эми завершила сборку пазла правой ступни.

— Раз уж зашла речь о плоти, как там Гарри?

Том возвел взгляд к потолку и театрально вздохнул.

— Ты же в курсе, я всю жизнь влюбляюсь в любителей женщин, а первый гей, ответивший мне взаимностью, оказался самым блудливым созданием на земле. А ты же меня знаешь. Я однолюб.

— Что я знаю точно, — уверенно заявила Эми, — так это то, что вы с Гарри не созданы друг для друга.

— Да… Вечно между нами встает чей-нибудь член.

Эми не смогла сдержать улыбку. Том всегда умел ее рассмешить, начиная со дня их знакомства в медицинской школе почти двенадцать лет назад. Удивительно, но первая встреча произошла в анатомической, когда Том отпустил грубоватый комментарий — мол, у него встал на преподавателя. И хотя специальности у них были разные, они дружили все время учебы и после нее. Эми не представляла, как сумела бы без него пережить кошмарные месяцы после аварии. Он был в буквальном смысле лучшим другом, о котором может мечтать девушка. И она терпела все его слабости и дурное настроение, позволяла ночевать на кушетке в своей квартире, когда Том в очередной раз расставался с Гарри. А это происходило регулярно.

Она неопределенно помахала рукой в сторону соседнего стола.

— Ты не мог бы принести мне вон ту зубную карту?

— Сама возьми.

Эми сердито покосилась на него, и Том наклонил голову и вздернул бровь. Эми подумала, какой же он симпатичный. Такая красота пропадает! Копна соломенных волос и голубые глаза. Том никогда не пытался ей угодить. Настаивал, что она сама способна о себе позаботиться. Он ей не раб, и она не калека. Возможно, именно потому сейчас Эми стала такой независимой. Она взялась за пульт управления на правом подлокотнике и развернула инвалидное кресло, передвинувшись к соседнему столу за зубной картой.

На другом конце комнаты кто-то громко чихнул, и все головы повернулись к Зои. В эти дни все стали гиперчувствительными к малейшему чиху. От чиха у кого-нибудь мог случиться и инфаркт. Зои подняла руку в извинении и улыбнулась.

— Ничего страшного. Честно. Я не слягу. Все дело в родительской кошке. У меня на нее аллергия.

II

Зону между улицей и ямой, в которой нашли портплед, разделили на квадраты. Между короткими колышками протянули тонкие белые веревки, почти как линии долготы и широты на карте. На холодном ветру, задувающем с реки, по периметру трепетали желто-черные ленты, огораживающие место преступления. Шесть человек в костюмах химзащиты, бахилах и полиэтиленовых шапочках двигались от квадрата к квадрату, каждый прочесывал свою зону поисков, любой выуженный из грязи крохотный предмет аккуратно клали в отдельный полиэтиленовый пакет.

Рабочие маленькими оранжевыми группками стояли поодаль в парке. Бетономешалки уехали, остались только холодные и молчаливые тяжелые машины и механизмы, дожидаясь вместе с остальными.

Правительственный чиновник сидел на заднем сиденье черного «БМВ», припаркованного на тротуаре у больницы, и курил одну сигарету за другой, наблюдая за работой через открытое окно сквозь растворяющиеся клубы дыма. Забравшись на перевернутый мусорный контейнер рядом с бывшей баскетбольной площадкой, Макнил прямо-таки чувствовал его ярость. Бригадир нетерпеливо зашагал к нему.

— Речь о наших бонусах, — сказал он. — Мы здесь рискуем жизнью и здоровьем только по одной причине — ради денег. А оплата зависит от того, успеем ли мы в срок.

Макнил обратил на него равнодушный взгляд.

— И когда срок?

— Через неделю. — Бригадир покачал головой. — И раньше-то было тютелька в тютельку. Но сейчас…

Макнил повел плечами.

— Какой смысл ставить нереалистичные сроки?

— Их ставил не я. Во время вспышки атипичной пневмонии китайцы построили за неделю целую больницу. Вот наши и решили, дескать, почему бы нам не поступить так же? А мы строим даже не больницу. Просто полевой госпиталь. В котором будет отопление и можно поставить койки. Где люди будут умирать.

— Деньги-то хоть приличные?

— Ну, по-другому все равно сейчас не заработать. И обращаются с нами хорошо, правда? Многие ребята тут из пригородов. С тех пор как кольцевую объявили внешней границей, мы знаем, что если уж попали вовнутрь, наружу не выбраться. Страшновато как-то, прям как в кино. Все эти солдаты с автоматами на мостах и эстакадах.

— Тогда где же вы живете?

Бригадир хмыкнул.

— Это часть сделки. Все крупные туристические отели пустуют. Так что у нас есть отдельное жилье, и еду постоянно готовят. Я с несколькими ребятами живу в «Ритце». Другие в «Савое». И мы останемся здесь, пока не закончится чрезвычайная ситуация. — Его улыбка слегка потухла, и он хмуро посмотрел на Макнила. — Если, конечно, уложимся в срок.

Вдалеке холодный январский воздух пронзила сирена скорой помощи. Еще одна жертва. Нужна еще одна койка. Все городские больницы были переполнены, но высокая смертность, по крайней мере, означала, что койки постоянно освобождаются. Болезнь сократила персонал как минимум на тридцать процентов. Работники системы здравоохранения подвергались самому большому риску, и среди них было больше всего жертв. Несмотря на «Гриппобой». Никто больше не ходил на работу. Лишь горстка магазинов открывалась всего на несколько часов в день. Общественный транспорт не работал. Аэропорты закрылись на неопределенный срок. Экономика столицы находилась в свободном падении, и остальной мир готов был пойти на что угодно, лишь бы город сдерживал болезнь. Главным образом, запретив въезд и выезд из Британии. Конечно, это только вопрос времени, когда вирус перекинется на остальной мир. Но если его сумеют сдерживать достаточно долго, пока не начнется производство вакцины…

Макнил вздохнул, посмотрел на фиолетовое, как синяк, небо и низкую черную тучу над головой и ощутил на лице первые капли дождя.

— Джек!

Макнил повернул голову в сторону фигуры в костюме химзащиты, пробирающейся через глубокую гусеничную колею в глине.

— Мы закончили.

Макнил посмотрел на часы. Все заняло меньше выделенных двух часов.

— Нашли что-нибудь?

Криминалист поднял полиэтиленовый пакет, и Макнил увидел в нем какой-то розоватый обрывок бумаги.

— Может, и нашли. А может, и нет.

— А что это?

Криминалист протянул ему пакет.

— Остатки билета на метро. Однодневный, поездка не в часы пик. Дату прочитать не смогли, но попытаемся извлечь что-нибудь из магнитной полосы.

Макнил взял пакет и поднял его ближе к свету. Текст на билете расплылся от дождя и испачкался в грязи почти до полного исчезновения. Один уголок был оторван. Метро закрыли почти два месяца назад. Если это все, с чем предстоит работать, то далеко дело не продвинется. Он вернул пакет криминалисту и спрыгнул с мусорного бака. А потом повернулся к бригадиру.

— Можете строить свою больницу.

III

Эми провела рукой по гладкому черепу и ощутила странное сочувствие к маленькой девочке. Никаких следов повреждений. Только врожденный дефект верхней челюсти. Невозможно определить причину смерти, разве что в тканях, которые отделил Том, обнаружатся следы яда. Эми подозревала, что такое вряд ли случится. С какой стати кому-то травить ребенка? Крохотное создание с хрупкими косточками? Девочка была крайне уязвима для любого сильного взрослого, совершенно беззащитна перед ним.

Несомненно было одно — ее убили. Зачем же иначе прилагать столько усилий, сдирая плоть с костей и уничтожая улики? И все же проделать это, а потом просто выкинуть кости на стройплощадке? Странная небрежность. Но об этом пусть беспокоятся другие. Эми сосредоточила все свои силы и опыт на том, чтобы ее опознать. В каком-то смысле вернуть к жизни и тем самым понять, кто ее убил.

Она заглянула в пустые глазницы и тотчас же поняла, что когда-то в них были темные и наполненные слезами карие глаза. Сейчас невозможно сказать, какого размера. Эми провела пальцами по высокой левой скуле и вниз, к челюсти, ощущая неровности и искаженную улыбку, которая когда-то играла на лице.

Эми осознавала присутствие нагнувшегося за ее спиной Тома. Его лицо было совсем близко.

— Не оглядывайся, сюда идет наш питекантроп.

Эми подняла взгляд и увидела идущего по лаборатории Макнила. Она бесстрастно посмотрела на него и задумалась, каким бы его считала, если бы они не были знакомы. Он был очень высокий — самая заметная его черта. Но не тощий. Пропорционально сложен. А значит, очень крупный мужчина. Уж точно не привлекательный в привычном смысле, но было что-то невероятно теплое в его зеленых глазах с оранжевыми всполохами. Ему не шла слишком короткая стрижка, но легкая седина на висках придавала благородства. Костюм сидел на нем слишком плотно, пальто было велико, и вообще он выглядел слегка помятым. Эми заметила, что шнурок на ботинке развязан. А потом увидела, что ботинки заляпаны грязью, Макнил оставлял за собой дорожку из подсохшей глины. Том называл его питекантропом. Естественно, Том его не любил, потому что считал гомофобом.

Эми не помнила, когда впервые увидела Макнила, так что теперь уже и не вспомнить первое впечатление. В памяти о событиях до аварии по-прежнему возникали странные мелкие провалы. Эти мелочи раздражали, иногда доводили до слез. Но только в одиночестве. Том не позволял ей жалеть себя. Но сейчас он стоял рядом, скрестив руки на груди, как защитник и страж, развернув вздернутый подбородок в сторону приближающегося Макнила, чуть ли не упрашивая его нагрубить своей бедной подруге-инвалиду. В конце концов, ведь именно Том устроил ее на работу сюда, когда она уже не могла жить как раньше.

Макнил остановился перед столом, не обращая на них внимания, и посмотрел на детский скелет. Потом перевел взгляд на Эми и едва заметно кивнул в знак приветствия.

— Так что ты можешь сказать?

— Вообще-то, немало, — Эми снова сосредоточилась на ребенке. Опять провела пальцами по лбу девочки, словно та еще жива. — Бедная девочка.

— Откуда ты знаешь, что эти кости — девочка?

— Откуда я знаю, что эти останки — девочка, — поправила его Эми, словно ребенок мог обидеться, что его назвали костями. — Одного, решающего фактора нет, — сказала она. — Это, скорее, несколько признаков, плюс немного чутья.

— Давай исключим из уравнения чутье, — попросил Макнил. — Будем придерживаться фактов.

— Ладно, — невозмутимо ответила Эми. — Факты. Места, где крепятся мышцы, у женщин обычно меньшего размера и менее развиты, чем у мужчин. — Она дотронулась кончиком пальца до бедренной кости. — Здесь ясно видно края, где крепились мышцы и сухожилия. — Она передвинулась к тазу. — Форма женского таза приспособлена для деторождения и имеет несколько характеристик, отличающих его от мужского. Например, бедра заметно шире.

Макнил позволил себе слабо улыбнуться при воспоминаниях. Он вспомнил, как мать описывала соседскую девчонку, рассматривая ее как потенциальную жену для сына, — мол, у нее хорошие бедра, чтобы выносить ребенка.

Эми подняла голову и уловила тень его улыбки.

— Вы находите это забавным, инспектор Макнил?

— Нет, мисс Ву.

Она долго не сводила с него глаз, прежде чем вернуться к костям на столе.

— Не считая общего вида, можно произвести кое-какие измерения тазовых костей, это поможет определить пол. Главным образом, разницу между длиной лобковой кости и седалищной, она известна под названием лобково-седалищный индекс.

— Ты же наверняка знаком с лобково-седалищным индексом, — вставил Том, и уголки маски приподнялись от раздражающей улыбочки.

— Естественно, — сказал Макнил, а потом обратился к Эми: — И ты сделала эти измерения?

— Да.

— И?

— Сами по себе они еще ни о чем не говорят. В конце концов, она всего лишь ребенок, а в ее возрасте половые признаки еще не вполне развиты. Но индекс все же указывает скорее на женщину, чем на мужчину. — Эми подняла голову девочки и мягко обняла ее ладонями. — Череп часто бывает лучшим индикатором. Для начала, он меньше, чем был бы у мальчика. Сосцевидный отросток и надбровные дуги у женщин менее выпуклые, а глазницы и лоб более округлые. — Она провела по этим изгибам, чтобы проиллюстрировать свои слова. Затем посмотрела Макнилу прямо в глаза. — Я процентов на девяносто пять уверена, что это девочка.

— А как насчет остальных пяти?

— Чутье. Но ты велел вычесть его из уравнения.

Макнил улыбнулся.

— Точно. Что еще можешь сказать?

— Могу сказать, что ребенок, по всей видимости, из какой-то бедной развивающейся страны, и у нее есть две заметные визуально характеристики.

— И как ты можешь сказать это всего лишь по груде костей? — опешил Макнил.

— Потому что она знает свое дело, мистер Макнил, — сказал Том с явной гордостью за Эми. — Эми была одним из лучших судебных стоматологов в Лондоне, до того как… — Он свернул не на ту дорожку, прежде чем успел опомниться, и теперь запинка лишь привлекла внимание к теме. — До несчастного случая, — поспешно добавил он. — А мастерство не пропьешь.

Эми покраснела и сосредоточилась на черепе.

— Видишь ли, это череп монголоида. Знаю, звучит не очень политкорректно, но все эти термины такие. Черепа могут быть негроидами, европеоидами или монголоидами.

— Мне всегда казалось, что слово «европеоид» больше подходит для робота-уборщика из «Звездных войн», — сказал Том.

Макнил не улыбнулся.

— А что значит монголоид? Азиат?

— Он самый, — ответила Эми. — Эскимосы, японцы, китайцы… Все они монголоиды. Себя я тоже назвала бы монголоидом.

Макнил посмотрел на ее раскосые карие глаза и высокие скулы, изящный подбородок и небольшой лоб и подумал, что скорее назвал бы ее красивой. Длинные и блестящие черные волосы Эми были откинуты за спину и связаны в хвост у затылка, а челка доставала почти до ресниц. Эми подняла взгляд, обнаружила, что Макнил смотрит на нее, и тут же снова занялась ребенком.

— Но больше всего о ней расскажут зубы. Монголоидные черты черепа в детском возрасте менее явные, но обычно у монголоидов лопатообразные верхние резцы. — Эми показала на оба зуба. — Кроме того, зубы более выпуклые, а у резцов короче корни.

— Но откуда ты знаешь, что она не такая, как ты? То есть, китаянка, азиатка по происхождению, но родилась и выросла в Британии?

Эми улыбнулась.

— Потому что у нее великолепные зубы. Никакого вмешательства стоматолога. Вообще. Ей оно было без надобности. Нет сахара в рационе, и зубы не портятся. Для десятилетнего британского ребенка такое нехарактерно.

— Ей было десять?

Эми кивнула.

— Да.

— Какова погрешность?

— Плюс-минус три или четыре месяца. Развитие зубов — очень точный индикатор.

Макнил на мгновение задумался над услышанным.

— Ты сказала, у нее были две заметные визуально черты.

— Она азиатка, конечно же. Но не из Индии или Пакистана. Скорее всего, китаянка. Знаю, тебе мы все кажемся на одно лицо, так что ты вряд ли отличил бы ее от меня в том же возрасте. За исключением одной очень интересной особенности. — Она помедлила, предоставив Макнилу с нетерпением гадать, что это может быть. — У нее была заметная заячья губа, — сказала Эми. — Именно так ты привык это называть. Мы бы назвали это расщелиной неба. — Эми развернула череп к Макнилу и наклонила так, чтобы лучше было видно. — Серьезный дефект в верхнечелюстной кости, к которой прикрепляются зубы. Расщелина может быть незначительной или серьезной, как в этом случае. Она бывает односторонней и двусторонней. Эта односторонняя. Видишь большой сдвиг задних верхних зубов? — Эми посмотрела на Макнила. — Боюсь, девочка выглядела очень необычно. Все поворачивали головы ей вслед. И вероятно, в школе ей немало доставалось от других детей.

Где-то в глубинах пальто Макнила совершенно не к месту затренькала электронная версия «Смелой Шотландии». Он выудил из кармана мобильный, и вся лаборатория прослушала ничем не заглушаемый рингтон. Когда Макнил доставал телефон чуть раньше, то видел два пропущенных звонка. Оба от Марты. Она оставила сообщения, но Макнил их не прослушал. Это снова звонила она. Макнил сбросил звонок, не ответив, и сунул телефон обратно в карман.

— Видимо, неважный звонок, — прокомментировал Том.

Макнил неловко передернул плечами.

— Жена.

— А-а, — отозвался Том. — Та, которая должна слушаться. — Он помолчал. — Или нет?

— Напишешь для меня отчет до ухода? — спросил Макнил у Эми.

— Конечно.

Он кивнул.

— Спасибо.

Макнил сунул руки в карманы и направился к двери. Том наблюдал за ним с нескрываемым презрением.

— Ты же настоящий гений, — сказал он Эми, — а максимум, на что он способен, это сказать «спасибо».

— Я же просто выполняю свою работу, Том. Многие и этого не сказали бы.

Том фыркнул.

— Он просто кретин. Вот уж не знаю, что в нем может найти женщина.

— Ты о его жене?

— Она наверняка слепая и передвигается с поводырем.

— Они разъехались.

Том с удивлением посмотрел на нее.

— Да ты просто кладезь ценной информации! Откуда ты это знаешь?

Эми вспыхнула, пожала плечами и повернулась к костям, чтобы скрыть смущение.

— Не знаю. Просто слышала, вот и все.