Зимопись. Путь домой. Буки

Петр Ингвин, 2020

Предпоследняя книга цикла "Зимопись. Путь домой", продолжение цикла "Зимопись". Сага о любви, верности и долге, завернутая в щекотливые приключения с провокациями на темы семьи и политики. Герой проходит путь от подростка-максималиста, у которого на все имеется ответ, до задумавшегося о жизни взрослого. Дизайнер обложки: Галина Николаиди.

Цикл «Зимопись. Путь домой», книга вторая

Глава 1. Пленение

Мы быстро двигались к крепости.

«Разговаривать запрещено. Допускаются просьбы, связанные с жизнедеятельностью, и жалобы на здоровье. Ответ действием, бездействием или отложенным действием — на усмотрение конвоя». Так нам объявили при поимке. Сейчас нас везли по дороге, меня — лежавшим со связанными конечностями поперек коня у одного из царберов, Зарине предоставили собственного коня, но под уздцы его вел другой царбер. Еще восемь конных и пеших солдат в желтых плащах во главе с децибалом охраняли со всех сторон. Позади ехала телега с припасами и разобранным шатром.

Удача, которую мы так долго держали за хвост, в конце концов нас покинула. Наверное, мы слишком на нее положились, расслабились, почувствовали себя всемогущими и неуязвимыми. Так бывает с людьми, вообразившими себя умнее всех. Везение — вещь хорошая, но рассчитывать на нее не стоит, она дама непостоянная, поматросит и бросит, как нас на «плохом месте».

Сколько мы ни заметали следы, а главного не заметили — наш путь лежал обратно к темному дому, преследователи поняли это давно. Пока одни из них, скрупулезно выискивая каждый след, шли по пятам через леса, болота и колючие кусты, другие ждали в конечной точке — у темного дома. Царберы не учли одного: нам нужен был не сам темный дом, а поселок Онавсюв, вернее — родник за поселком. До него мы добрались без проблем, во тьме пересекли дорогу, обошли жилье широкой дугой и, проползя через колючки, к рассвету оказались в нужном месте.

Когда черноту неба раскрасило в лиловый и оранжево-сиреневый, я нашел оставленный Маликом знак. От поселка к роднику через колючки вела тропинка, дальше располагалось нагроможденье камней, на которые, теоретически, можно было забраться, если не бояться свернуть себе шею. Один из камней, самый неприступный, возвышался метров на восемь — уже не камень, а, практически, скала. Сверху, наверняка, открывался чудесный вид на окрестности. Другое дело, что из любой точки тоже увидят того, кто заберется на вершину — потрескавшуюся, частично осыпавшуюся, грозившую рухнуть. Мне почему-то подумалось, что высшая точка — это и есть место перехода между мирами. То ли что-то замерцало в тот миг над скалой, то ли мне хотелось там что-то увидеть и подсознание подкинуло картинку желанного неясного марева, то ли оптическая иллюзия действительно существовала, но именно как иллюзия, то есть следствие утреннего тумана или еще чего-нибудь. Между камней росло единственное дерево, и на нем недавно кто-то вырезал с северной стороны два треугольника. О том, кем был «кто-то», можно не упоминать. Я, как договорено, отсчитал от знака пять больших шагов, там оказался камень, на нем — метка с указанием вперед, и уже под соседним камнем, я нашел вещи и оружие Малика.

У него все получилось. Он переместился. Иначе вернулся бы за вещами.

Вещи и оружие в схроне принадлежали только Малику, ничьих других не было. Значит, он находился далеко, когда его команда попала в засаду. Наверное, в то время он шел к нам с дядей Люсиком или от нас, и это спасло ему жизнь. «Если останусь жив, — вспоминались его слова, — вернусь с помощью. Вы, главное, дождитесь меня живыми и здоровыми, большего не требуется. Я не собираюсь задерживаться».

Если получилось у него, получится и у нас. Чтобы Малик понял, что мы отправились следом, я уложил в яму свою кольчугу и стальной меч Зарины.

Полнолуние давно прошло, и если оно играло некую роль в процессе перемещения, то для экспериментов нам придется остаться на пару недель или уйти, чтобы вернуться позже. Я, как всегда, надеялся на лучшее.

— Малик уже дома. Надо торопиться, скоро совсем рассветет, и нас могут увидеть.

— Нужно влезть туда? — Зарина повернулась к верхушке скального выступа.

Странно, ей на ум пришла та же мысль, что и мне. Наверное, неспроста. Интуиция. Возможно, все в мире взаимосвязано гораздо больше, чем нам кажется.

— Разденемся и спрячем одежду с оружием здесь, — я указал на лежавшие в яме вещи Малика. — Когда вернемся, они могут пригодиться.

«Когда». Нужно было сказать «если». Есть огромная вероятность, что несмотря ни на какие возможности и соблазны мы с Зариной сюда не вернемся. С Маликом я поговорю, чтобы спасал Шурика и дядю Люсика, но не устраивал побоища ради смещения Верховной царицы. Для всеобщего счастья нужна эволюция, а не революция, пролитая кровь никогда не делала людей счастливее.

А если мы все же вернемся…

От Святого причала добираться сюда несколько дней — это если без проблем в пути, спокойно, без хвоста из преследователей. Проявившись в этом мире, можно сразу двигаться предгорьями и лесами в сторону темного дома, в дороге питаться подножным кормом, а здесь приодеться и вооружиться.

— Я отойду на минутку. — Зарина шагнула в кусты.

Дзинннннь! — порвал предутреннюю тишь дребезжащий звон.

Зарина застыла на месте, ее обращенные на меня глаза округлились, губы приоткрылись в безмолвном крике отчаянья.

Звук колокольчика разнесся далеко и был слышен всюду — и в поселке, и за ним, и, наверное, даже в темном доме. На обоих постах его точно услышали.

«Вокруг темного дома установлены растяжки, — вспомнилось предупреждение. — Убранная с пути веточка или незамеченная на проходе тонкая нить могут освободить язычок спрятанного колокольчика…»

— Бежим! — Я завалил схрон и бросился к подножию высокого камня.

Зарина осталась на месте. Она смотрела в сторону поста — оттуда к нам неслись всадники в желтых и красных плащах.

Так мы попались. Нас обезоружили, святые сестры опознали Зарину, удостоверили ее личность перед солдатами царицы и вернулись на пост. Царберы, скрутив мне руки и ноги, повезли нас в крепость.

Утешало одно: Малик жив, и он может нам помочь. Если успеет.

Не успеет. Он не знает, что мы в плену. Я сам оставил в схроне свою кольчугу и стальной меч Зарины — наши самые ценные вещи. Для Малика это будет значить, что мы отправились следом. Но он отправится искать Шурика и дядю Люсика, заодно может обнаружить нас.

Опять я перекладываю свои проблемы на плечи мифического «дяди», который придет и все за меня сделает. Малик — это шанс, но шанс почти невероятный, такой же, как одновременное попадание молний в каждого из десяти конвоиров, причем мы с Зариной в этом аду должны остаться живыми.

Я думал, как сбежать, а царберы делали все, чтобы этого не случилось. Ночевки в пути проходили вне населенных пунктов и построек, башни и цекады мы проходили не останавливаясь, для сна к ночи выставлялся легкий шатер, под которым половина царберов спала вокруг меня и Зарины, а вторая половина бдительно несла службу. На ночь меня развязывали, но на лодыжку крепили металлический браслет с прикованным к нему бронзовым шаром на цепи. Шар весил больше двух десятков килограммов, длина цепи составляла примерно треть метра. С таким довеском далеко не убежать и как серьезное оружие, к сожалению, использовать нельзя, в лучшем случае — как одноразовое, после чего мне и Зарине ничего хорошего, естественно, не светило. Был бы вес шара поменьше, а цепь — длиннее…

К Зарине, как ни странно, настолько же плотного внимания не проявили, словно понимали, что без меня она не сбежит. Или как раз понимали и не трогали именно поэтому. Из прежнего моего побега царберы сделали выводы, и места ночевок вместе с тотальным молчанием конвоиров говорили, что новой возможности сбежать нам не дадут. Видимо, теперь за нас (а учитывая, что заковали только одного, то конкретно за меня) сопровождающие отвечали головой и терять ее не собирались.

В пути мы видели приготовления к войне: возводились наблюдательные вышки, прорубались просеки, из крепостных составляли отряды бойников, тренировавшиеся рядом с деревнями и теми башнями, которые мы быстро проехали. Ни с кем из знакомых (наверное, к счастью, потому что выглядеть побежденным не хотелось) в дороге мы не пересеклись, встречные гонцы или небольшие отряды царберов молча кивали нашим сопровождающим, те кивали в ответ, не прерывая движения. И наконец…

Открывшаяся глазам крепость поразила размерами и непредставимой мощью. Она оказалась именно такой, как ее изобразил в башне Дарьи неизвестный художник. Внешние стены из грубого камня вздымались на высоту пятиэтажного дома, зубцы и бойницы позволяли наблюдать сверху за подъезжающими и заблаговременно принимать меры. В сестыре, который для не обладающего огнестрельным оружием противника тоже был неприступным, каждый дворик и каждая башня представляли собой отдельную твердыню, а крепость была устроена по-другому: множество стен и башен окружали и защищали центр — замок Верховной царицы. Снаружи детально рассмотреть внутреннее устройство не получалось, было видно только, что за стенами и башнями возвышался следующий ряд еще более грозных стен и башен, за которым высился следующий… В общем, вид крепости впечатлил уже издалека. Даже отряду спецназа, обвешанному автоматами и гранатометами, не покорить каменную громаду, если не десантироваться сразу в покои царицы и, угрожая ее жизни, не потребовать капитуляции.

Такой отряд я наивно представлял, вспоминая обещание Малика вернуться с друзьями из нашего мира. Портал искусственных вещей не пропускал, и все же… Надежда, как известно, живет дольше ее носителя, вот и у меня так же. Хочется невероятного. Хорошо всяким Гарри Поттерам и прочим не-обращателям-внимания-на-физику. Сказал заклинание — и мир прогнулся под твои хотелки. Красота.

Мечтать об этом еще наивнее, чем мне о собственной армии с оружием двадцать первого века. Или о танке, который, вообще-то, в одиночку крепость не разгромил бы. Толщина стен и их продуманное расположение поглотили бы весь боезапас.

В крепости, насколько мне известно, хранились государственные запасы продовольствия, и с водой, наверняка, проблем нет — родники и колодцы позволят продержаться в осаде сколько потребуется. Снаружи стену опоясывал заполненный водой ров — непреодолимое препятствие для неумеющего плавать местного населения и почти непреодолимое для тех, кто умеет и зачем-то рискнет приблизиться. На многие километры вокруг крепости раскинулся каменистый пустырь, где не было ни воды, ни дров, ни еды для коней. Истинная Крепость с большой буквы. И потому что единственная, и вообще. Увидев ее, невероятную и могучую, вживую, я вообще писал бы ее только заглавными: КРЕПОСТЬ, и кто хотя бы однажды видел ее своими глазами, поймет, что я имею в виду.

Мощеная камнем дорога вела к подъемному мосту. Со стен и из башен за нами следили копьеносцы. Впереди, в открытых массивных воротах встречали несколько часовых, придирчиво осмотревших каждого и молча расступившихся. Цокали копыта, причем звуки менялись, словно под некоторыми камнями могли быть пустоты. Наверняка, у нас под ногами прятались всевозможные ловушки, ямы с кольями, шипы и прочие древние заменители современных мне мин.

За первыми воротами вновь оказался наполненный водой ров, подъемный мост через него был опущен. За вторыми воротами нас встретил закрытый глухой дворик, где на стенах с бойницами виднелись подготовленные сети, которыми накрыли бы сверху, посмей кто-то дернуться без приказа. Так же на стенах крепились котлы с чем-то, чего снизу не видно, но, думаю, внутри находились масло или нефть, то есть нечто горючее. Из книг и кинофильмов мне было известно, что в древности для обороны крепостей от штурма применялось кипящее масло, но здесь, как видно, обливали обычным и поджигали. Впрочем, могли предварительно и нагреть. Сюрпризов для желающего опробовать крепость на прочность на стенах нашлось бы немало, и копьями, маслом и сетями фантазия защитников, скорее всего, не ограничивалась.

Из дворика влево и вправо вели сводчатые ходы с обитыми металлом тяжелыми дверями, отворявшимися с помощью системы блоков, и с поднятыми решетками, состоявшими из прутьев толщиной в мою руку.

Дальнейший путь напоминал блуждания по лабиринту. Царберы, доставившие нас сюда, отчитались о нашей доставке и остались перед третьей стеной. Там Зарина спешилась, меня сняли с коня и развязали, нас придирчиво обыскали. Дальше в сопровождении шести абсолютно безэмоциональных, похожих на роботов стражников мы шли пешком. В пути нас еще трижды передавали с рук на руки — каждое подразделение отвечало за свой участок. Отрекомендовывали нас следующим образом:

— Приглашенцы Чапа Еленин и святая сестра Зарина, по требованию Ее Величества.

Слово «приглашенцы» позабавило, хотя настроение юморению никак не способствовало. Помнится, когда конвой размещал нас, пойманных в первый раз, в башне Ярославы, наш статус звучал как «гости Верховной царицы». После побега и второй поимки статус поменялся. И все же приглашенцы — не пленники. Это радовало.

После прохождения третьего ряда стен конвоиры снова сменились. С этими последними принявшими нас шестью охранниками мы прошли через скрытый среди стен изысканный цветущий сад и остановились у двустворчатой двери в каменное строение, которое могло оказаться как дворцом, так и башней, и просто красиво отделанной частью стены. С той точки, где, окруженные чудесными деревьями и цветами, мы стояли, определить это было невозможно.

Здесь нас еще раз обыскали. Наверное, чтобы исключить возможность подкупа стражников, которые могли передать нам что-то в пути.

Мы вступали в святая святых крепости. Несколько мраморных ступенек вели в просторный зал, освещенный сквозь многочисленные, покрытые витражами, узорчатые окна. Оказывается, стекла здесь все же используют. До сих пор вместо нормальных окон мне встречались лишь пустые проемы разной величины — климат позволял не закрываться на ночь или в непогоду. Правда, в местной школе говорили, что при морозах (иными словами, при температуре, которую здесь наивно считают морозами) нужно получить на складе ставни, но до этого ни разу не дошло.

Кроме сада, другими признаками богатства и роскоши крепость перед вотчинными башнями не выделялась, если не считать размеров. После небольших помещений башен и даже учебных «уйдиториев» сестыря зал, в который нас привели, поражал размерами. Но не обстановкой. Здесь царили те же минимализм и практичность, не было ничего знакомого по царским дворцам, знакомым мне по кино и фотографиям из прежней жизни — ни архитектурных изысков и лепнины, ни шикарных люстр, ни вычурной мебели. Пол — каменный, без украшений и особой обработки, стены и сводчатые потолки — тоже. Для освещения использовались настенные факелы, сейчас они не горели — хватало света из окон. Высокорасположенные большие окна ничуть не напоминали повсеместные бойницы, и сначала я даже удивился: как помешанная на безопасности правительница допустила такое безобразие? Стекла — явно не стрело-копье-непробиваемые, до такого здешний прогресс еще не дошел. Впрочем, наборные витражи, изображавшие цветной геометрический орнамент, скорее всего, выполняли роль тонировки: снаружи не видно, что происходит внутри, кто где находится и куда стрелять, если кто-то с губительными целями все же доберется до стен приемного зала.

На резном деревянном троне — единственном предмете мебели в гигантском помещении — восседала властительница страны: высокая, статная, не смотревшаяся мелкой даже среди шести громадных царберов-церберов, злыми псами ждавшими команды «фас» слева и справа от трона. Из тех, что следовали с нами, в зал нас ввели двое, остальные порог зала не пересекли.

Вид у царицы был, как и в прежние встречи, привычно усталый и даже, я бы сказал, больной. Или невыспавшийся — словно ее только что разбудили и вытащили из постели. Парадный доспех блестел позолотой, зубастая корона сверкала на изящном шлеме, прикрытые металлическими пластинами сапоги и полуперчатки облегали руки и ноги. Слева к трону прислонился отстегнутый меч в ножнах — сидеть с ним на троне с подлокотниками было невозможно. Меч — прямой и длинный, и мне показалось, что он должен быть стальным, как оружие святых сестер. Окажись он бронзовым, при такой длине царице с ним не управиться, иначе меч будет неэффективным, это я как бывший кузнец говорю. Инкрустированные золотом широкие ножны могли скрывать как толстый бронзовый клинок, так и тонкое стальное лезвие, а чтобы узнать правду, нужно вытащить его из ножен или чтобы меч в ножнах приподняли у меня на глазах, желательно — одной рукой. Если учесть, сколько внимания уделялось тому, чтобы с правительницей ничего не случилось, то меч просто обязан оказаться стальным, причем, наверняка, булатным. Также не удивлюсь, если под латами обнаружится еще и кольчуга. Хорошо, что свою кольчугу я спрятал с вещами Малика, иначе мне, при желании, могли приписать убийство какой-нибудь святой сестры. Тогда термин «приглашенец» сменили бы другим, гораздо более нехорошим словом.

Зарина преклонила колено и опустила голову, я сделал так же.

— Поднимитесь, — раздалось властно. — Зарина Варфоломеина, твои мотивы нам известны, поступки рассмотрены, и прегрешения прощены. Тебе не будет наказания. От тебя требуется только сотрудничество. Расскажи о своем спутнике.

Зарина бросила на меня быстрый взгляд.

— Это Чапа, — сказала она, — бывший невестор Тамары Варфоломеиной, моей сводной сестры. Он из долины за горами, его историю — как он преследовал стаю человолков, а затем жил с ними — знают, наверное, все. Мы познакомились в невестории.

Она умолкла. Вранье — не ее конек.

Тяжелый взгляд царицы не давал Зарине поднять лицо, а правительница словно бы знала правду, на губах висела тень не очень-то скрываемой усмешки.

— Почему ты сбежала с ним?

Побег — нарушение закона, то есть преступление, за которое убивают на месте. Вместо этого нас долго ловили, привезли в крепость и начали с того, что объявили о прощении одного из нас. Интуиция всколыхнулась: все не так плохо, как думалось. Царице от нас что-то нужно, иначе мы давно отдыхали бы от собственных голов. Нужно не сболтнуть лишнего и готовиться к торгу.

Словно гора с плеч упала. Я даже зажмурился, чтобы взгляд не выдал внутреннего ликования. Не знаю, поняла ли Зарина, что происходит. Наверное, нет. Ее голос оставался глухим, тон — бесчувственно ровным, бездушным:

— Я полюбила его. Побег стал единственной возможностью быть вместе.

В любом другом случае одного такого заявления хватило бы для смертельного приговора. Царицу же ответ будто бы успокоил. Она задала уточняющий вопрос:

— Если перед тобой встанет выбор: короткая и тяжелая жизнь с Чапой или долгая без него — что выберешь?

— С Чапой, — не раздумывая, объявила Зарина.

И в тот же миг ей тоже полегчало. Она сказала главное, и ей стало все равно, что будет дальше. Любовь можно прекратить физически, но ее нельзя убить.

Царица все поняла.

— Надеюсь, у тебя будет такая возможность. Сейчас все в руках твоего друга. Ваши судьбы, жизни и будущее счастье зависят от того, насколько он дорожит отношениями и чувствами, о которых ты поведала. Ты можешь отдыхать, когда понадобится — тебя позовут. — Повелительный жест приказал Зарине удалиться, и двое царберов тут же шагнули к ней, чтобы сопроводить на выход. — Тебе предоставят комнату, и ты останешься в крепости в статусе гостя до тех пор, пока твой друг не проявит себя лучшим или худшим образом. В последнем случае мне придется еще раз задать вопросы, с которых я начала разговор. Надеюсь, твой любимый человек сделает правильный выбор и приложит все силы, чтобы ваше счастье состоялось. Обещаю, что в таком случае прошлое будет забыто, и тебе, единственной наследнице доблестной Варфоломеи, удастся возродить славную фамилию.

Обо мне говорили в третьем лице, но меня это не задевало. Сейчас начнется торг. Мне предложат что-то, я для вида покапризничаю, набью себе цену, выторгую наилучшие условия, после чего, естественно, соглашусь. Потому что выбора нет. Жаль, что царица это понимает. Значит, условия сделки подразумевают некое задание, и нет никаких сомнений, что оно будет тяжелым и опасным. Скорее всего, опять, как в свое время царисса Ася по поводу пропавшей дочки, предложат сделать что-то выходящее за рамки местных норм. Это говорило о том, что царица в курсе моих похождений за рекой и, возможно, не только о них. Зато награда…

Зарине — преступнице по всем местным меркам — вместо казни вновь пообещали вотчину. Даже представить не могу, какого подвига или чуда за это потребуют.

Последний взгляд Зарины сказал, что она надеется на меня. Я так же молча уверил, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы мы были вместе. Ее вывели из зала.

Принеслось распоряжение:

— Чапа. Подойди.

Ближайшие стражи напряглись. По их знаку я после нескольких шагов остановился метрах в десяти от трона. По сравнению с размерами помещения это выглядело, словно я подошел вплотную.

Возникло ощущение, что правительница хочет поговорить без лишних ушей, но в условиях официального приема такой формат был недостижим. Я понял, что в словах потребуется искать второй смысл.

Царица неожиданно нахмурилась:

— У тебя есть, что сказать в свое оправдание?

— Зависит от того, в чем меня обвиняют.

Губы Верховной царицы растянулись в улыбку — механическую, от которой веяло холодом:

— А ты не знаешь?

Под пронизывающим взглядом я не отвел глаз:

— Нет.

— Тогда сделаем так: назови главную причину, и я выполню одно твое желание — любое, которое в моих силах и которое не вредит существующему положению вещей.

— Последнее перечеркивает все, что я мог бы сказать.

— Дерзко. Это хорошо. Тогда скажи, есть ли у тебя просьба, с которой ты хотел бы обратиться к Верховной царице?

— Есть. Я хочу, чтобы моя спутница и другие мои друзья не пострадали, в чем бы меня ни обвиняли.

— Я так и думала. Можешь не беспокоиться, положение тех, кто тебе дорог, зависит целиком от твоего желания сотрудничать.

Я не перечислял друзей, и царица этого тоже не сделала, ограничившись определением «те, кто тебе дорог». Известно ли ей, кого я имел в виду — поименно?

А если да?..