Зимопись. Путь домой. Буки

Петр Ингвин, 2020

Предпоследняя книга цикла "Зимопись. Путь домой", продолжение цикла "Зимопись". Сага о любви, верности и долге, завернутая в щекотливые приключения с провокациями на темы семьи и политики. Герой проходит путь от подростка-максималиста, у которого на все имеется ответ, до задумавшегося о жизни взрослого. Дизайнер обложки: Галина Николаиди.

Глава 5. Переправа

— После нашего ухода шатры и лошадей уберут, для этого придут специально вызванные люди. Не нужно, чтобы кто-нибудь узнал, что там происходило. Для тех, кто будет наводить порядок, это был просто лагерь царберов, которые ушли на тренировку или на особое задание. Никаких мыслей о том, на какое задание они ушли, ни у кого возникать не должно, и тем более не должно возникнуть никаких глупых слухов.

— А как отсутствие правительницы объяснят народу?

— Не надо думать о том, что тебя не касается.

Разговор прекратился — мы подходили к заливу. Открылась причина, зачем мы пришли сюда. На берегу, скрытый от чужих глаз, между деревьев стоял вытащенный на траву корабль. Точнее, челн, как говорят за рекой, а челн был именно оттуда — торговый, напомнивший мне незабвенный «Тазик», только без мачты и загнутых деревянных коньков спереди и сзади. Мачта и коньки прежде были, но их зачем-то срубили — даже с расстояния виднелись следы недавней работы топора.

Передовые части отряда, растянувшегося почти на километр, уже спустились к кораблю, где навстречу им вышел охранник. Это был не царбер, а какой-то войник, причем из семьи, где даже войника могли приодеть в чудесные доспехи — их изящество и красота отмечались издалека. Наверное, это не войник, а какой-нибудь царевич — на принца стражник не походил возрастом, напрямую говорившим о зрелости. И почему «стражник»? Скорее, хранитель корабля — великого чуда света для этой стороны реки. Царберы обращались к стражу-хранителю с почтением, он принимал их отношение как должное и показывал что-то сложенное рядом с кормой. Это оказались крепкие шесты, которыми царберы, навалившись как рычагами, мелкими толчками сдвинули корабль в воду.

Стражник-хранитель нашел взглядом царицу и направился в нашу с ней сторону. С Зоей, одетой почти так же, он ее не спутал. Видимо, знал лично. Или правительницы не ходят в рядах замыкающих. Я все еще строю логические догадки там, где истина кроется в сложившихся веками традициях и проверенных веками же способах выживания. По правде говоря, в большинстве случаев это одно и то же. Глупыми и необъяснимыми традиции становятся в зажравшихся обществах, и такие общества долго не живут.

— Приветствую. — Страж склонился на одно колено и опустил голову.

— Здравствуй, Ларик. — Царица жестом приказала ему подняться и по-родственному приобняла. Какая-то теплота ощущалась в этих объятиях. До меня дошло: Ларик (сокращение от Иллариона или здесь это нормальное имя?) — один из мужей правительницы. — Сигналы прежние?

— Показывают, что все чисто.

— Катапульта готова?

Ларик (мне странно было так называть серьезного дядю лет за сорок, бородатого, с пробивавшейся сединой) махнул рукой влево, на лесистый склон высокого берега:

— Собрана и пристреляна.

— Начинаем.

Жестом, разрешающим удалиться, царица отпустила Ларика, и тот поспешил в сторону, где пряталась катапульта.

Царберы отмыли сапоги от походной грязи и теперь топтались в нескольких метрах от привязанного к берегу покачивавшегося на воде судна. Во взглядах мелькал не то чтобы страх, а неприязнь. Я понял, что пловцы из них никудышные, такому их не обучали. На лицах читалось внушенное с детства: «Вода — смертельный враг».

Царица обернулась ко мне:

— Ты плавал на кораблях. Покажи пример.

«Плавал». Я усмехнулся. Плавает… гм. Поправлять, что корабли ходят (еще точнее — не корабли, а суда, поскольку корабли грузовыми не бывают), думаю, не стоит. Царица сказала «плавал» — значит, плавал, и мы все теперь тоже поплывем.

Жаль, конечно. Известно ведь: как лодку назовете, так она и поплывет.

О, лодка из поговорки — плавает. А корабли и суда — ходят. При первой возможности (как же я на нее надеюсь!) проконсультируюсь у моряков, с какого размера плавающий начинает ходить. Вот ведь, это же почти иллюстрация эволюции древних организмов из учебника биологии.

И еще. Здесь говорят «корыто», но из уст царицы прозвучало родное «корабль». Спасибо хотя бы за это. Мелочь, а приятно.

— Корабль попал к нам из гущи боя? — спросил я.

— Он цел и невредим. Пора грузиться.

— Невредим? А кому мешали мачта и коньки на носу и корме?

— От них избавились. Управляться с парусом не придется, бороться против волн — тоже, в результате уменьшились визуальные размеры — со стороны не так бросается в глаза.

— Весла есть?

— Внутри.

Я вошел в воду. Около корабля, широкого и плоскодонного, воды мне было по грудь. Даже невысокая Зоя дойдет, ей будет чуть выше шеи. Ничего, попрыгает. Остальной отряд состоял из высоких царберов и достаточно высокой же царицы, они пошли в воду вслед за мной. Я взобрался на борт по веревочной лестнице, свисавшей с левого борта у кормы. Внутри лежали длинные весла, рассчитанные на двух гребцов каждое. Не перегрузить бы корабль, чтобы не попасть в ситуацию Селиверста, оказавшегося между двух огней из-за желания взять на борт много товара.

Я сказал царице, уже стоявшей рядом со мной:

— За один раз лучше брать человек тридцать-сорок, иначе сядем глубоко и потеряем в скорости, и каждая мель будет нашей. По четверо в шесть рядов — на весла, еще несколько пусть расположатся ближе к корме.

— Слышали? — Царица обернулась к солдатам. — Четыре десятки со мной, остальные — следующими рейсами.

Четверо десятников рассадили солдат на весла. Через несколько секунд корабль начал движение — некультяпистое, разболтанное, но с каждым гребком все более ровное и уверенное.

Я с интересом наблюдал, как подают сигнал отправленным на другой берег разведчикам. В принесенный с собой деревянный ящик насыпали какого-то порошка, открытой стороной ящик обратили к противоположному берегу, царица чиркнула огнивом. От искры порошок вспыхнул, полыхнуло красным. Благодаря загораживающим стенкам ящика сигнал получился направленным.

На другом берегу сверкнул такой же огонек, только оранжевый. Мы двинулись прямо к точке, откуда нам просигналили. Гребцам приходилось прилагать усилия — течение норовило снести корабль с прямой траектории. Это вызвало вопрос царицы:

— Сколько человек нужно, чтобы на обратном пути корабль не унесло в сторону?

Я пожал плечами:

— Думаю, хватит шести… но лучше — восемь. Чем больше, тем получится быстрее.

— Лукерий. — Царица подозвала одного из десятников. — Твои вернутся за следующей партией.

— Будет сделано.

Я поинтересовался:

— А если разведчиков захватили, и сигнал подает враг?

— Цвет сигнала они не выдали бы даже ценой жизни.

Надеюсь, она знает, что говорит. Потому что иначе…

Здесь, на корабле, меня, наконец-то, вооружили. Вместо меча или копья мне вручили лук со стрелами. И никто не посмотрел косо. Когда на кону выживание, законы и традиции отходили на второй план. Каждый хотел вернуться назад живым, и если кто-то почему-либо умел обращаться с запрещенным в стране оружием, то это способствовало выживанию группы и, соответственно, полностью поддерживалось окружающими. Слабый человек — мертвый человек, говорит местный закон, а слабое общество — мертвое общество. А быть слабым — предательство. Обожаю местные законы, когда они используются не в вывернутом наизнанку смысле, а в том, в каком задумывались.

Еще я упросил выдать хотя бы нож, чтобы не оказаться беззащитным в ближнем бою. Царица приняла аргумент, и мне дали узкий граненый кинжал. Что же, это намного лучше, чем ничего. Не резать, так колоть. Тоже, кстати, признак прогресса, как и камуфляж. В свое время меч превратился в шпагу, когда поразить одетого в латы тяжелого рыцаря стало возможным только уколом в отверстия и в сочленения между пластинами. Мой нож напоминал мизерикордию, которой добивали поверженных рыцарей — помятых мечами, копьями, топорами и булавами. При встрече с тяжеловооруженным противником мне, чтобы победить, придется его обезоружить и повалить. Любопытно, как царица себе это представляла. Наверное, она считала, что ее и меня от рукопашной схватки охранят другие. Хотелось бы верить.

Гребцы успешно справлялись с течением, уносившим корабль вправо, и вскоре мы чиркнули дном по отмели у берега. Царберы схватились за оружие — не поняли, что происходит. Насколько же они далеки от всего, что связано с водой. Даже жалко их стало. Здоровые дядьки, а на воду смотрят как на что-то сверхъестественное, непонятное и враждебное.

Я первым спрыгнул в воду:

— Здесь неглубоко, чуть выше пояса. Прыгайте. Разгруженный корабль приподнимется и сойдет с мели.

Лишь после того, как вслед за мной первая десятка вышла на берег и встретилась с вышедшими навстречу разведчиками, последовал сигнал десятника, по которому вместе с еще двадцатью солдатами с корабля сошла царица. Лукерий со своей десяткой отправился в обратный путь.

Еще подходя к реке я понял, где мы находимся. Переправа осуществлялась в уже знакомых мне землях Западной границы, в широкой части реки недалеко от стремнины, охраняемой маленькой крепостью, где бесславно закончил дни император Егорыч. Будь сейчас светло, слева мы увидели бы высокие скалы с отвесными стенами.

Дождь напоследок облил нас мощным шумным водопадом и прекратился. Ветер медленно гнал тучи к югу. Царица, сидевшая рядом со мной во тьме под сенью деревьев, стала нервничать. Видимость все еще была минимальной, но если выглянут звезды или, что еще хуже, луна…

Вторая партия выгрузилась в течение получаса. Уставшая десятка Лукерия сошла на берег, обратно отправилась другая, не сидевшая на веслах по пути сюда.

Мне хотелось поговорить. Одновременно я мог отвлечь царицу, то и дело глядевшую на небо, от тяжелых дум. Не получилось. После первого же слова меня заткнули приказом соблюдать тишину.

Мне, до сих пор только и делавшему, что скрывавшемуся то от одних, то от других, как знатоку процесса казалось, что тихий шепот не повредит. Если противник заметит нас, то, скорее, по шуму передвижений или снующему через реку судну, чем по тихо сказанным словам, неслышимым даже солдатами по соседству. Но приходилось подчиняться. Я вместе со всеми смотрел, как прибыла третья партия, и корабль отправился за четвертой. Небо за это время почти очистилось. Еще немного, и на севере проявятся первые звездочки.

Когда корабль с четвертой партией подходил к нашему берегу, царица с облегчением выдохнула:

— Небеса на нашей стороне.

Она глядела вверх. От ставшей, наконец, различимой громады гор, в темноте воспринимаемых черной стеной, наползала новая туча, и из нее лило, как из ведра.

Над нами дождь снова начался, когда выгрузилась четвертая партия. Корабль отправился за последней. Прояснившийся было мир опять скрылся в шумящем мраке. Солдаты жались к деревьям, но в этом не было смысла — каждый и без того давно промок до нитки. Укрыться хотелось лишь для того, чтобы не текло по лицу и каждые несколько секунд не приходилось протирать глаза.

Когда загрузившийся корабль показался на середине реки, из-под соседних деревьев один из солдат вскрикнул:

— Справа!

В одном из киноужастиков, виденных мной в прошлой жизни, из шумящего штриховкой телевизора выползала девочка, душу зрителя при этом переполняла иррациональная жуть, животный страх порождал желание бежать и прятаться. Сейчас, вызывая такие же чувства, из пелены дождя так же появился веретенообразный челн. Я таких не видал. Я даже не представлял, что такие существуют, он словно сошел со страниц книг в жанре киберпанка, где мечи и доспехи соседствуют с электротехникой, а магия — с паровыми машинами и полетами на дирижаблях. Обводами напомнивший помесь паука с вытянувшимся в струнку червем, челн был обшит металлом или весь сделан из металла. Как и у нашего корабля, у него не было мачты и торчавших кверху загогулин на носу и корме. Нижняя часть представляла собой обычную большую лодку с множеством весел, сверху ее покрывал округлый навес из металла, похожий на крышку мыльницы, но с выпуклостью в задней части. По металлическому навесу дождевая вода скатывалась сразу за борт. Весла крепились в специальных уключинах в боковинах под навесом, поверхность между проемами для весел казалась рябой из-за мелких отверстий, оставленных для дыхания и ориентации. Такие же отверстия окружали по периметру заднюю выпуклость, которая, как понимаю, служила рубкой, где находились капитан и, возможно, стрелки. Правда, изнутри стрелять вряд ли получится — внутреннего пространства, чтобы натянуть луки, было мало, и амбразуры для прицельного огня по движущимся целям не подходили. До создания огнестрельного оружия конструкторы металлического корабля, надеюсь, не дошли. Очень надеюсь.

Таинственный корабль больше всего напоминал весельную подводную лодку, у которой рубку сдвинули на корму.

Грубо говоря, перед нами был водяной танк. Стрелы и копья его не пробьют, и при сближении на палубу не спрыгнешь — она скрыта под гладким корпусом из листовой брони. Плавучий танк был неповоротлив, сидел глубоко и не имел другого вооружения, кроме скрытого под водой острого носа. Ничего другого ему не требовалось, его строили для единственного удара, который гарантированно отправит противника на дно.

Бронзовая горбатая сороконожка скользила по вспучивавшейся от дождя глади воды со стороны стремнины. Встреча была неизбежна. Наш груженый последней партией корабль шел тяжело, он добрался только до середины реки и теперь не успевал ни вперед, ни назад. Солдаты на борту готовились к бою — по команде они закрылись щитами так, чтобы ни одна стрела не проскочила. Когда расстояние позволит, щиты распахнутся и в противника полетят копья.

Что бронированной лодке до копий? Новый противник требовал новых умений. Вымуштрованные быть лучшими воинами своего мира, царберы не знали, как бороться с техникой, созданной, скорее всего, умами другого мира. Или местными гениями, что тоже допустимо. Самое простое обычно оказывается правильным. Впрочем, чудеса случаются, иначе меня бы здесь не было.

— Сигнал! — выдохнула царица.

Закрывая от противника, уже знакомый мне ящик направили в сторону противоположного берега, царица что-то насыпала туда, чиркнуло огниво. От вылетевшей искры ящик на миг озарила синяя вспышка.

Примерно через минуту с берега выстрелила катапульта. Судя по подожженному фитилю на прочертившем небо снаряде, она метала местный аналог коктейлей Молотова — емкость с горючей смесью.

Первый снаряд не долетел до цели метров десять и сгинул в водах. Меня удивила дальнобойность. Любопытно, а можно таким способом перекинуть что-то через реку?

Вряд ли. Будь это возможно, катапульты всех видов и размеров давно стояли бы по обе стороны реки и обменивались взаимными ударами. Ширина реки спасала жителей от бессмысленной бойни.

Второй снаряд, запущенный еще через минуту, задел мокрую верхушку навеса и перелетел через него. Катапульту действительно хорошо пристреляли — насколько это вообще возможно. Точностью и эффективностью такого рода аппараты не отличались, иначе метательные аппараты завоевали бы мир задолго до пушек.

Кстати, бронзовую пушку можно отлить и при местном уровне технологий. Но на что она годится без пороха? Думаю, Клуб Землянок не отказался бы от огнестрельного оружия для защиты страны и, в первую очередь, себя. Факт, что пушек, ружей и пистолетов здесь не было, говорил, что для изготовления пороха не доставало составляющих. Будь торговые связи между народами более налаженными, проблема легко решилась бы. Кто первым сделает порох, тот завоюет мир.

Впрочем, кто-то и без пушек придумал, как более эффективно убивать в давно знакомых условиях. Водный танк имел множество недостатков, его опрокинет даже незначительная волна, или, если он сидит достаточно глубоко, любая мель станет для него последним пристанищем. И горючая смесь катапультного снаряда, если бы растеклась по корпусу, заставила бы экипаж спасаться от жара и дыма. И днем, наверняка, навес так сильно нагревался солнцем, что для боевых операций выбирали сумрак и даже, как сейчас, ночную тьму. И против течения бронированный весельный корабль должен двигаться настолько медленно, что вместо таранного удара по вражескому судну получилась бы мягкая стыковка. В общем, не идеальное оружие, как показалось на первый взгляд, а сплошное недоразумение.

Но бронированный монстр на всех веслах шел по течению. Нам просто не повезло.

Скорострельностью береговой коктейлемет не отличался, и третьего выстрела не последовало: бронзовое чудище приблизилось к нашему кораблю, и можно было попасть в своих.

Мощный удар приподнял корабль, раздался страшный треск, и деревянный корпус развалился.

Мы смотрели с берега. Предрассветный сумрак и дождь скрывали многое, но не все. Люди сыпались в воду, хватались за плавающие обломки. Тяжелые весла бронированного монстра добивали их. Доносились крики и захлебывавшийся вой.

Через полминуты все было кончено.

От наступившей тишины стало жутко. Сорок человек. В том числе — Зоя, всю жизнь рвавшаяся вверх и так бесславно опущенная судьбой вниз. На самое дно.

Водный танк кружил на месте побоища. Иногда какое-то весло поднималось… и столь же медленно опускалось: добивать было некого. Из сорока человек никто не умел плавать.

Царица молча глядела на реку. Солдаты вокруг нас ждали приказа. Приказа не было.

Я не понимал, почему мы не бежим и не прячемся:

— Не лучше ли нам уйти от берега как можно дальше?

Я ставил себя на место капитана водного танка. Первое, что должен сделать нормальный командир, когда обнаружит переправу врага — уничтожить врага любым способом.

— На берег никто высаживаться не будет. — Царица глядела, как одетый в бронзу корабль завершил последний круг и, убедившись, что живых не осталось, медленно двинулся вниз по течению.

Конец ознакомительного фрагмента.