Госпитальер. Путь проклятого

Павел Шилов, 2023

Франция. Конец XI века. По всей Европе слышится призыв Папы Урбана II к освобождению Гроба Господня от неверных. На этом фоне начинается история главного героя – юного графа Гийома де Ла Валлета, чьё рождение стало началом древнего пророчество о проклятом воине. Путь благородного рыцаря будет лежать в Святую землю, где во время штурма Иерусалима он обретёт свою судьбу и своё предназначение…

Пролог

Рим. Базилика Святого Петра.

Декабрь 1079 года.

Зима ‒ время смерти и надежды! Небо затянуто плотными густыми облаками, а сильный, холодный дождь барабанит по земле и камням.

Ночи длятся долго, и призрачные тени с порывами ветра летают среди вымокших стен хижин и лачуг. Зловещий гул и тысячеголосое эхо наводят страх на Вечный город, а жители молятся Святой Марии, чтобы беды и бесы обходили их стороной.

Сады вокруг базилики ещё помнили годы жестокости цезарей и императоров, погрязших в алчности, жестокости и разврате. Кровавый цирк Нерона будут помнить в веках, и людские проклятия никогда не будут забыты среди семи холмов Ромула и Рема.

Мученическая смерть апостола Петра, распятого на кресте вниз головой в месте порока и греха, стала лишь началом пути христианства в этих местах. Впереди предстояло пережить много гонений, страшных пыток и казней последователям Иисуса Навина. Их спасением стали катакомбы, скрывшие верующих и праведников от солдат Римской империи.

«Откровение Иоанна Богослова» стало для христиан надеждой, но тогда ещё никто не мог предполагать, что его «Апокалипсис» будет происходить на этой земле из века в век.

Декабрьская тёмная ночь пристально наблюдала за Вечным городом, оглядывая строгие холмы.

Кардинал Винченцо Бароне стоял наверху башни базилики Святого Петра и смотрел на тёмное небо. Каждый поздний вечер он забирался по крутой каменной лестнице, ожидая предсказанного знамения.

Сильный свист ветра пробирал его до костей своим холодом, но кровообращение в постаревшем организме продолжало бороться и отгонять объятия вечности как можно дальше.

Старость даётся человеку для мудрости, но только не каждый способен её познать!

Тело покрылось гусиной кожей от очередного холодного и сырого потока ветра, но он продолжал смотреть на небо и тихонько шептал молитву. Кардинал держал в руке галеро, чтобы его не унесло стихией, а седые волосы на голове трепетали перед мощью стихии.

Небо молчало, не желая делиться с клириком своими замыслами, словно готовясь к какому-то очень важному свершению.

Дневной холодный дождь, взявший паузу на пару часов, возобновился. Сырость вызывала у кардинала сильный кашель, от которого толком ничего не помогало. Эфирные масла из различных аббатств облегчали состояние старого Винченцо, но не приносили исцеления.

Этому миру, где царит тьма и искушения, не говоря уже о скоротечности самой жизни, не стоящему и ломаного гроша, нужен был герой, способный подарить надежду!

Лоб кардинала, исчерченный морщинами, говорил о том, что он не только клирик, но и человек, обладающей самобытной мудростью, основанной на знаниях теологии и изречениях наследия общественных деятелей и полководцев, давно почивших в бездне Римской империи.

Красную моццетту поверх сутаны трепал ветер, а пальцы в перчатках дрожали от сырого холода.

Небо кардинал Винченцо расценивал как зеркало, отражавшее происходящее на земле и в людских душах. Возможно, поэтому сады Эдема стали недоступны человеку!

Он не хотел думать, что пришествие на землю Сына Божьего и его страдания на кресте за род людской были бессмысленными и напрасными, но иногда втайне от всех признавал, что грешен сам.

‒ Nel nome del Padre, del Figlio, del Spirito Santo, ‒ произнёс шёпотом кардинал, зажмуривая глаза от сильных порывов ветра.

Старость ‒ это особое время! Господь даёт человеку какие-то годы, чтобы понять, переосмыслить и, осознав, попытаться исправить часть своих ошибок! От смертного одра ещё никто не уходил. Воинам, к примеру, гораздо проще! Однако, сбежать на войну слишком просто, вместо того чтобы искупить собственные прегрешения перед теми, кто в самом деле этого достоин.

Путь к Богу не бывает лёгким! Эта дорога больше напоминает узкий и осыпающийся при ходьбе каменный мостик, перекинутый над адской бездной.

Вспоминать о прошлом кардинал Винченцо не любил. Рано остался сиротой, его забрали к себе в аббатство монахи-бенедиктинцы, дав ему пищу, кров и образование. Достижение кардинальского сана стало лишь стечением обстоятельств и большой любви к своему делу, помимо поиска истины, которая всегда оставалась рядом в тени большей части жизни.

Вой ветра и его порывы усилились, расчищая на небе небольшой участок, образовывая круг. Бесконечность собиралась напомнить о своём участии, но не стремилась устраивать очередной потоп, ведь ковчега уже никто не мог успеть построить.

Взгляд кардинала застыл на россыпи звёзд среди декабрьской ночной тьмы. Их строгость и в тот же момент игривость завораживала, от этого действа невозможно было отвести глаз.

Звёзды закружились в неспешном хороводе, начиная превращаться из круга в крест.

Холодный пот проступил на сыром от дождя лбу, а старый кардинал продолжал неотрывно смотреть на небо. Объяснить данное явление Винченцо Бароне не мог, хотя очень многое знал о звёздах, давая злым языкам возможность упрекнуть своё благочестие в тяге к еретическим учениям.

Память старого человека не так хороша и не в силах обладать совершенством, иногда изменяя своему хозяину. Однако кардинал не мог забыть небольшого отрывка из одного старого манускрипта, случайно найденного одним паломником в пещере близ далёких синайских гор.

‒ Он пришёл! ‒ тихо промолвил старый кардинал, не в силах сдержать своего восторга, но и не имея возможности сбросить с себя большую часть прожитых лет. Молодость давно осталась в прошлом, и, попятившись назад к каменной лестнице и едва не оступившись, стал спускаться по ступеням, а по его холодным от ветра и дождя щекам текли слёзы радости.

‒ Господь спасёт этот мир! ‒ пребывая в восторге и одновременно натягивая на голову галеро, тихо говорил кардинал. ‒ Господь спасёт! ‒ придерживаясь за каменные выступы и спускаясь по ступеням, повторил Винченцо Бароне, ощущая прилив сил и веры, которая терялась изо дня в день, когда он наблюдал, как люди страдают от голода, холода и тяжёлых болезней.

Кардинал оказался в узком коридоре, более похожем на тонкую кишку, где горело несколько факелов, освещавших путь из башни.

Резкая боль в пояснице, как всегда, некстати дала о себе знать, пронзив будто стрелой пяту Ахиллеса, и Винченцо Бароне прижал ладонь в красной перчатке над правой ягодицей. Коротко всхлипнув от боли, кардинал вспомнил о бесполезности большинства настоев на травах и мазях на основе животного жира, избирательно помогавших от этой старческой напасти.

‒ Ибо каждому воздастся по вере его! ‒ стиснув зубы от очередного проявления болевого синдрома, прошипел Винченцо и продолжил, прихрамывая, идти по коридору.

До выхода во внутренний двор оставалось совсем немного, но истинная радость может заглушить любую боль, подарив короткую иллюзию свободы среди бесконечного рабства на фоне житейских обстоятельств.

Монахи, прибывшие из Мессины, испугались вида старого кардинала и подняли головы к небу, где яркие звёзды на чистом клочке ночного неба образовали подобие креста. Их руки лихорадочно сплелись, словно они узрели самого Господа, но были не в силах промолвить хотя бы «Отче наш».

Высохший фонтан, украшавший внутренний двор, молча наблюдал за происходящим, но не был готов заполниться на фоне этого явления святой водой.

Монахам в коричневых истрёпанных балахонах было уже не до разгрузки гужевых лошадей и повозок с провизией, которые они привезли с благословенного юга, где голод и холод не были главными проблемами.

Головы монахов, поднятые кверху, и глаза, неотрывно следящие за необычным явлением на чистом клочке неба, согревали их уставшие от тягот жизни сердца и дарили надежду. Языки покорно начали шептать молитву во славу Божью, а правая рука аббата приготовилась перекреститься.

‒ Господь спасёт свою паству! ‒ утирая слёзы радости на щеках, остановившись, произнёс кардинал Винченцо и снова поднял голову кверху, чтобы навсегда запомнить благословение небес, которое ожидал из года в год на протяжении долгого времени.

Кто-то обязательно не забудет упомянуть тот факт, что человеческое сумасшествие существовало всегда, но никогда одно и тоже помешательство не случалось у группы людей одновременно. Потеря рассудка схожа с бичом центуриона, заставлявшего дрогнувших легионеров держать строй и собираться «в черепаху». Стать рабом иллюзий легко, достаточно просто перестать сопротивляться и больше ни во что не верить и не надеяться на чудо.

Сумасшествие всегда было подобно бичу центуриона, заставлявшего легионеров держать строй и боевой дух. Человек не хочет что-то делать, но природа загоняет его душу в узкие рамки собственных иллюзий.

Кардинал Винченцо прошёл мимо охраны, углубляясь в лоно базилики, где языки пламени факелов освещали насмешливые лица караульных сержантов, давно привыкших к чудаку в красной сутане.

Старый кардинал, чуть прихрамывая, зашёл в центральный неф, приволакивая за собой правую ногу, не желавшую подчиняться воле своего хозяина. Он свернул к лестнице, слыша раскатистый смех караульных сержантов, не решавшихся никогда рассмеяться Винченцо Бароне в лицо.

До покоев папы оставалось совсем немного, и кардинал не мог не поделиться данной радостью с Его Святейшеством, а что о нём подумают слуги, никогда не волновало Винченцо Бароне, в прошлом сироту, прошедшего многие круги земного ада до того, как он попал в аббатство.

В эту ночь караул у покоев папы несли рыцари Гюнтер и Маттео, потомки разорившейся знати, коих становилось всё больше и больше на просторах Европы, уставшей от болезней, голода и нищеты, где кроме церкви и сеньоров не жил настоящей жизнью никто!

Рыцари повскакивали со стульев с подлокотниками у входа в покои Его Святейшества, звеня своими кольчужными доспехами, покрытыми белой туникой, и учтиво склонили головы перед старым кардиналом.

Винченцо Бароне ввалился в покои папы, не обращая внимания на уговоры телохранителей подождать до утра, и рухнул на четвереньки на ковёр работы персидских мастеров, споткнувшись о порог.

Храп и тревожный сон Его Святейшества резко прервался и он, медленно продирая глаза, сел на кровати с белым, расшитым золотистой нитью бархатным балдахином.

‒ Святый Боже, что случилось? ‒ пытаясь сбросить с себя сонное состояние тихо спросил папа Григорий VII.

‒ Ваше Святейшество… Ваше Святейшество… Я видел! Я видел! ‒ с болью в пояснице поднимаясь на ноги с ковра, запинаясь говорил кардинал.

‒ Что ты опять увидел на этой башне? ‒ с недовольством, но в то же время с некоей долей понимания в голосе снова спросил папа. Он отбросил толстое одеяло и опустил ноги вниз, пытаясь попасть стопами в туфли. Его взгляд замер на языках пламени, пожиравших в камине недавно подкинутые Гюнтером дрова.

‒ Он пришёл! Он пришёл! ‒ с огромной радостью на морщинистом лице и слезами на глазах наконец-то ответил кардинал и рухнул на колени рядом с кроватью Его Святейшества, тут же сплетя пальцы рук. Взгляд Винченцо Бароне застыл на распятии, висевшем на каменной выбеленной стене в стороне от камина.

‒ Кто на этот раз пришёл к тебе Винченцо? ‒ сбросив с себя остатки сна и встав с кровати, спросил папа и принялся укутываться в тёплый кафтан. ‒ Надеюсь, это был не очередной чёрт из твоих сумасбродных сказок. Когда-нибудь я сожгу эти дьявольские книги из библиотеки! ‒ с лёгкой долей негодования в голосе продолжил Его Святейшество, остановившись рядом с кардиналом и протянув ему свою правую руку.

Кардинал прижался своими обветренными губами к «перстню рыбака», символу папской власти, и вернул свой взгляд на распятие, висевшее на стене.

‒ Ты можешь мне спокойно всё объяснить? ‒ перекрестившись, спокойно спросил папа.

‒ Я был на башне, как всегда, и смотрел на тёмное небо. Поднялся сильнейший ветер, и на клочке разорванных дождевых облаков появился клочок чистого неба, где яркие звёзды образовали знамение, похожее своим видом на крест. Всё произошло именно так, как в том манускрипте, про который я вам говорил, найденный аббатом в пещере близ синайских гор! ‒ с неописуемой радостью в голосе и, стирая окостеневшими пальцами рук слёзы радости с высохших от прожитых лет щёк, ответил кардинал и перекрестился.

‒ Винченцо, а ты точно ничего не путаешь? ‒ принявшись вспоминать текст из манускрипта, спросил Его Святейшество.

‒ Это невозможно, когда ждёшь этого долгие годы! Вы сами помните, Ваше Святейшество, те слова. Пророчество гласит, что судьба будет жестока к нему, но дух Божий не оставит его в самых страшных испытаниях и дарует ему силы, чтобы выполнить предначертанное и спасти души грешников, ‒ на одном дыхание продолжал говорить кардинал Винченцо, неотрывно смотря на распятие, висевшее на каменной стене покоев папы.

Свет Божий очень схож с выгоревшей лучиной, которая никогда не затухнет, только узреть его дано не всем.

Папа Григорий VII перекрестился и, встав на колени рядом с кардиналом Винченцо, принялся читать «Отче наш».

Как и все люди на этой земле, Его Святейшество имел свои пороки и свои угрызения совести, мучившие изо дня в день. Он был ещё не настолько стар, чтобы почувствовать холодное дыхание приближавшей смерти, но страх очень часто посещал душу папы.

Закончив молитву, Его Святейшество поцеловал свои персты и медленно поднялся с колен.

‒ Ступай к себе, Винченцо! Только время сможет дать ответ на то, что ты видел. Всё в руках Божьих!