Персонаж

Павел Сергеевич Ковезин

После смерти любимого человека главный герой обращается к психологу в попытке избавиться от мучительных воспоминаний и постоянных видений. Доктор советует ему начать писать, чтобы забыть о прошлом. Творчество становится для героя единственной отдушиной. Вскоре границы между настоящим и вымышленным миром стираются, а персонажи рассказов начинают просачиваться в реальность. Кто победит в этой борьбе – безумные персонажи или их собственный создатель? Книга содержит нецензурную брань.

Похитители жвачки

Некоторое время назад я работал консультантом в одном из книжных своего города. Работенка была не пыльная: переставлять с места на место книги, раскладывать пестрящую разными цветами канцелярию и консультировать ворчливых покупателей. Замечали, что большинство историй, в которых главные герои доходили до крайностей, начинались с того, что они были простыми людьми — офисными клерками, консультантами, менеджерами по продажам? Людьми, которых бытовуха вскоре съела с потрохами, не оставив даже косточек. В один день они сорвались с цепи, выпустили своих демонов наружу и стали тем, кем стали. Возможно, эта история одна из таких.

За час до конца рабочего дня я стоял возле канцелярии и рисовал в небольшом блокнотике, предназначенным для росписи ручек, всё, что придёт в голову. В этот раз я пытался нарисовать зайца, который покидает эту планету на воздушном шаре. Как бы я хотел быть на его месте. Я брал ручки разных цветов и молча черкал линии, уставившись в блокнот.

— Слышала, вчера по новостям говорили о подростках, которые избивали и мучали собаку? — стоя у кассы, я краем уха ловил диалоги заведующей и кассирши.

Заведующую звали Юлей. Это была стройная женщина чуть за тридцать, с каре и чуть выпученной вперёд верхней губой. Двумя передними зубами, которые бросались в глаза, когда она говорила, она больше напоминала бобра.

— Да что ты, — удивляется кассирша, — это ужасно. Куда катится этот мир, если даже дети способны на такое.

У моего зайца на рисунке появились уши.

— И наверняка им всё сойдет с рук. Завтра они могут пойти и точно также убить человека, а после со спокойной совестью лечь спать.

Я начал закрашивать красным нарисованный воздушный шарик.

— Да. Отморозков полно. Да вон, к нам каждый день заходят школьники, которые то книги выносят, то полные рюкзаки канцелярии. Или наркоманы. И фиг ты что с ними сделаешь.

— То-то и оно…, — она делает небольшую паузу. — Так! Юный Пабло Пикассо, — окрикивает она меня, — нам эти ручки ещё продавать.

Я резко повернулся и улыбнулся, пойманный с поличным.

— Всё, всё, — сказал я, резко вырвав из блокнота листок с рисунком и спрятав его в карман, — прошу прощения.

Рядом с Юлей и кассиршей сидела Настя. Ещё одна работница магазина. На ней — зелёная футболка с названием магазина, потёртые джинсы и кроссовки. Её короткие тёмные волосы были собраны в небольшой хвост. Я бросил на неё взгляд и слегка улыбнулся. Её алмазного цвета глаза смотрели даже не на меня, а куда-то вглубь. Она изучала меня, словно редкий экспонат на выставке. А после, не отводя взгляда, улыбнулась искренней улыбкой.

Пожалуй, с этого взгляда всё и началось.

Тогда мы ещё даже не были толком знакомы. Света, та самая кассирша, представила нас друг другу за несколько часов до той улыбки.

— Это Паша — новый стажёр, — она показала на меня рукой и поправила очки, спадающие на нос. У неё были длинные рыжие волосы и уже проступающие на лице морщины. — Паша — это Настя.

— Очень приятно, — кивнул я.

— Взаимно, — быстро ответила Настя и убежала расставлять книги.

Всё, что я понял за два дня стажировки в том книжном, что здесь до невозможности скучно. Изо дня в день мне приходилось раскладывать ластики, ручки, наклейки и прочую ерунду, на которую ведутся дети.

— Паш, давай разложим вон те стикеры, а то я сейчас усну, — сказала заведующая, закатывая глаза и подходя к канцтоварам.

— Может кофе?

— Не помогает мне твой кофе, — устало ответила она, — а заняться чем-то надо. Может, хоть красиво сейчас всё сделаем.

И следующий час мы убивали на то, что перебирали ластики в виде ананаса, кусочков лего, мороженого, кактусов, айфонов, с рожицами, с черепами, с котятами и прочим, строили пирамидки из самоклеек и ровно раскладывали бумагу для рисования.

— Ну что, — улыбнулась Настя, когда я сел с ней за кассу, — нравится тебе здесь?

— В целом, неплохо. Скучно, но атмосферно, — ответил я, скрестив пальцы. — Чувствую себя героем книги.

— Какой книги?

— «Похитители жвачки» Коупленда. Не читала? — я поднял на неё взгляд, сидя на маленьком неудобном стульчике.

— Нет.

— Она о канцелярском магазине «Скрепки», который стал для двух героев последним пристанищем, тихой гаванью, где они тратили свою жизнь ни на что. Сорокалетний писатель и двадцатилетняя девочка, мечтающая о смерти, которые ненавидят друг друга. Изо дня в день они перебирали канцтовары и размышляли о своей жизни. Тоже слегка скучно, но атмосферно.

— А причём тут жвачка? — улыбнулась Настя, убрав прядь тёмных волос за ухо.

— Ну, единственное, на что были способны эти люди — стырить жвачку из магазина. Не то что бы она была им очень нужна. Просто они хотели почувствовать бунт, протест, что-то в этом роде.

— Я один раз тоже украла жвачку из магазина, — засмеялась она.

— Правда?

— Я тогда была с подругой, и как-то, стоя у кассы, взяла жвачку и положила её в карман. Не знаю, зачем я это сделала. Я была маленькой и глупой. И, в общем, мама, когда увидела жвачку, начала выяснять, откуда у меня на неё деньги. И я ничего лучше не придумала, чем сказать, что мне её кассирша подарила.

— Кассирша подарила? Ты серьёзно?

Она истерично засмеялась и посмотрела на меня.

— Ну, так я же глупенькая была. Ничего лучше мне в голову не пришло. И что ты думаешь? Мама начала спрашивать, что за кассирша и в каком магазине.

— И чем всё закончилось?

— Да ничем, — отмахнулась Настя. — В магазин мы разбираться так и не пошли. А ты что-нибудь тырил?

— Да так, тоже в детстве пару сладостей прихватывал, — улыбнулся я, — но не более.

Именно в этот момент в магазин вошёл молодой человек с ребёнком. На нем была обвисшая белая футболка и широкие штаны. Волосы торчали во все стороны, взгляд молниеносно бегал по магазину. Он даже не вошёл, а буквально ворвался. Ребёнок бегал за ним. Мы с Настей озадаченно переглянулись. Я встал и решил проследить за ним, чтобы он ничего не выкинул. Доверия он не вызывал. Парень резко нагнулся, взял с нижней полки залежавшуюся там колоду карт и кинул её на кассу. Тяжело дыша, он расплатился за карты, взял их, схватил ребёнка за руку и выбежал из магазина.

— Он случайно не перепутал книжный с аптекой, а карты — с презервативами?

— Ну, может ему приспичило в карты поиграть. А может, он увидел тебя, испугался и передумал что-нибудь тырить, — ответила Настя.

— Ага, сейчас бы меня испугаться.

— А здесь у нас каждый день воруют, ты в курсе?

— Да, мне уже Света рассказала про злых школьников и наркоманов.

— Ха! Это да, а ещё у нас здесь одно время был чуть ли не притон.

— Притон? — удивился я.

— Те же наркоманы делали в книгах закладки. Потом кто-нибудь приходил и забирал клады. Но их потом поймали.

Я на некоторое время задумался об этой ситуации.

— Да, наверное, весело купить книгу с наркотиками внутри.

— Ага, — саркастически сказала Настя. — Кстати, а что ты вчера рисовал в блокноте? — вдруг повернувшись на стуле, спросила она.

— А, да так, ерунда, — отмахнулся я.

— Да я всё видела, показывай, — Настя протянула руку и улыбнулась.

— Ладно, — я просверлил её взглядом и достал из кармана маленький листок, который каким-то чудом ещё не успел выкинуть, — держи, это тебе.

— Заяц? — она расплылась в счастливой улыбке. — Как мило. Пожалуй, я это сохраню.

Мы обменялись быстрыми взглядами и продолжили работу.

Я подарил ей рисунки и на третий и на четвёртый день моей стажировки. Это уже превратилось в традицию. Рисовал я их заранее дома или прямо в магазине, пока никто не видит, — не имело значения. Это были милые миниатюры о нашей скучной жизни. Человечки, зайцы, сердечки, шарики и всё в этом духе. Она радовалась и забирала их с собой домой. Я не хотел клеиться к ней, строить отношения и влюбляться. Мы просто спасались от одиночества в этом царстве книг и бесконечных ластиков. Всё, что мне было нужно — раз в день рисовать рисунок и дарить Насте. Это был словно какой-то ритуал, про который знаем лишь мы. В остальном же, мы обсуждали покупателей, смеялись над неадекватами и переставляли с места на место книги.

На пятый день мы вместе закончили рабочий день и вышли из магазина. Точнее, сначала вышла Настя, а я, сбегав за вещами и попрощавшись со всеми, выбежал за ней. Я догнал её на перекрёстке, она стояла в ожидании, когда загорится зелёный на светофоре.

— Что ты так быстро убежала? — спросил я.

Она вытащила наушник из уха и посмотрела на меня.

— Что?

— Я говорю, далеко тебе идти? Давай провожу.

Настя слегка улыбнулась и едва заметно кивнула.

— Но сначала мы зайдём за пивом, — сказала она.

Непривычно было её видеть за пределами магазина. Зелёная форма сменилась обвисшей серой толстовкой, а хвост — свисающими почти до плеч волосами.

На улице уже стемнело, над нами загорались фонари, перед глазами мелькали огни фар.

— Давно там работаешь? — спросил я, ради поддержания диалога.

— Полгода скоро будет.

— Что было самое интересное за эти полгода?

— Интересное? — удивилась она. — Даже не знаю. Один раз женщина устроила скандал, набрасывалась на нас с кулаками. Другой раз наркоман вынес товаров на пять тысяч. Света, отчаянная женщина, догнала его и держала до приезда полиции. До сих пор удивляюсь, как ей это удалось. А так… ничего интересного. Что может быть интересного в книжном магазине?

— Вот я и спросил. Скучно же изо дня в день с ручками и стикерами возиться.

— Да нет, привыкаешь.

Мы дошли до ближайшего «Красного и Белого». Настя взяла из холодильника бутылку пива и направилась к кассе.

— Нет, секунду, — сказала она, вернулась к холодильнику и взяла вторую. — Так лучше.

— Тебя здесь ещё, случайно, не узнают?

Она бросила на меня презрительный взгляд.

— Нет. Я и не так часто пью. Но… что поделать. Надо отдыхать. Я в этом магазине пять два работаю…

— Ладно, ладно, — я поднял руки в сдающейся позе, — уговорила.

Мы дошли до следующего перекрёстка. Ей надо было в одну сторону, мне — в другую. Светофор отсчитывал сто двадцать красных секунд.

— Ну что, ты ещё не выкинула мои рисунки? — улыбнувшись, спросил я.

Она достала из заднего кармана сложенные пополам бумажки и показала мне.

— Ну ладно, тогда держи ещё один, — я протянул ей сложенный листок.

— Я думала, сегодня ты забыл, — тихо сказала Настя.

Сто секунд.

— Нет, но так может получиться, что больше их не будет. Меня позвали на стажировку на другую работу, от института. И, возможно, здесь я больше не появлюсь. Но это пока секрет. Ещё может ничего не получиться.

Она промолчала.

Девяносто.

— Может, дашь мне свой номер телефона? — улыбнулся я.

— Зачем тебе он? — хитро спросила она.

— Чтобы названивать по ночам и разговаривать о великом.

— Ну-у… разве что о великом, — посмеялась Настя и достала телефон, чтобы посмотреть номер. — Постоянно забываю.

Я переписал одиннадцать цифр.

Тридцать секунд.

— Ну всё, тогда жди.

— Обязательно. — Она посмотрела на меня как тогда, после первого моего рисунка. — Кстати, держи, — Настя вынула из кармана пачку жвачки и протянула мне.

Я взял жвачку и посмотрел на неё, не веря своим глазам.

— Только не говори мне, что ты… — начал я.

— Да, — быстро ответила она, — думаю «Красное и белое» не разорится. Удачи тебе на новой работе, — подмигнула она и, махнув мне рукой, начала переходить дорогу.

На светофоре горел зелёный.

***

Так вышло, что на другую работу я всё-таки устроился. Мне приходилось ездить в другой город, и, к сожалению, наши выходные с Настей не совпадали. Я звонил ей по вечерам несколько раз в неделю, узнавая новости из её магазина и рассказывая про свою работу. Это тоже стало своего рода ритуалом.

Но про старые ритуалы я не забыл.

Где-то в глубинах моего сознания загорелась лампочка.

Я вспомнил про потрясающую идею, которую, сама того не зная, мне подкинула Настя.

Каждый раз, когда я приезжал обратно, ближе к закрытию я заходил в магазин, здоровался со Светой и уходил в дальний угол, где меня никто не видел. Насти в это время уже не бывало на работе. Я открывал первую попавшуюся книгу и незаметно кидал в неё маленький листок. На следующий день я говорил Насте по телефону название книги и страницу. Система работала безотказно..

Я был постоянно одержим паранойей, которая заставляла меня оборачиваться по сторонам и вздрагивать от каждого шороха, боясь, что меня увидит заведующая или Света. Каждый раз, когда я иду на дело, я понимаю, что ничем хорошим это не закончится, что всё это — не более чем гонка за иллюзиями. Нам с Настей никогда не быть вместе. Но традиции нельзя нарушать.

Каждый вечер я нахожу подходящую книгу и делаю закладку.

Каждый вечер я делаю одного человека чуть более счастливым.