Сувенир для бога

Павел Парфин, 2014

Книга Павла Парфина «Сувенир для бога» – путешествие по перпендикулярным мирам. История эта, случившаяся в начале 2000-х, начинается с хлопот для главного героя – молодого рекламиста Вальки Дьяченко. Его заказчик по прозвищу Хек, решивший заняться поставками сувенирной продукции, задает Дьяченко, казалось бы, риторический вопрос: зачем нужны сувениры. При этом традиционные способы применения Хека не интересуют. Ломающему голову Дьяченко попадает на глаза оригинальный сувенир – бронзовая фигурка единорога. Юноша незаметно прихватывает миниатюрную статуэтку с собой. Возвращаясь от заказчика, Дьяченко переходит перекресток, его едва не сбивает машина, и… Валька неожиданно попадает не то в другое время, не то в другое измерение. Черный всадник берет его в плен, после коротких, но опасных мытарств по степи Дьяченко оказывается в расположении племени воков – суровых воинов, поклоняющихся богу солнца Хорсу. К ужасу своему юноша узнает, что его готовятся принести в жертву… единорогу. А виной тому нежданно-негаданно стал сувенир – бронзовая фигурка единорога, найденная у пленника и принятая воками за знак свыше. Дьяченко бросают в клетку с реальным, живым единорогом, тот ранит пленника, и… Валька оказывается в новом измерении. На берегу моря Юфилодор он знакомится с мудрым ментором Любомиром, его прекрасной дочерью Амелиской и верными подданными Любомира – оленеголовыми отроками. Отроки здесь для того, чтобы обменивать жертвоприношения воков на души их соплеменников. В этом – священная миссия отроков, возложенная на них Богом. Души поставляют отрокам демоны – крысоподобные хлопы. Они обитают в таинственной бездне Юфилодора. Дьяченко становится очевидцем того, как хлопы появляются из морской пучины на необыкновенном подводном судне – тране, в трюмах которого томятся живые души. Коварные хлопы похищают юную Амелиску и возвращаются с ней в Юфилодор. Дьяченко, не задумываясь, бросается спасать девушку. Судьба забрасывает героя в третий мир, который неожиданно оказывается адом. У ада есть имя, такое же, как море, омывающее его снаружи, – Юфилодор. Его населяют демоны хлопы, их повелителя зовут Виорах. В Юфилодоре Дьяченко сталкивается с пленными душами, страдает оттого, что не в силах им помочь. К радости своей юноша встречает прекрасную Амелиску, взятую в полон хлопами. Между молодым человеком и девушкой вспыхивает пламенное чувство… Путь Вальки Дьяченко продолжается. На его глазах владыка ада руководит грозным таинством – превращает жертвоприношения, выменянные у отроков, в новых человеческих богов. Но случается непредвиденное: из сувенирного бронзового единорога рождается демон, наделенный свирепым нравом и чудовищной силой. Новое божество, получившее имя Оззо, стремится повергнуть самого дьявола – царя хлопов Виораха. Невольно человек становится защитником властелина Юфилодора, присоединяется к разноликой армии спасателей душ, отважно сражающейся с богами-демонами. Защищаясь от неукротимого Оззо, Дьяченко вынужден отступать к Звену – огненной реке, по которой спасенные души возвращаются в родные миры – живые миры людей… В конце концов, победив демона-единорога Оззо, с честью пройдя все испытания, выпавшие на его долю, Дьяченко тоже возвращается в свой мир – в родной город, на знакомый перекресток, где началось его удивительное приключение.

3

Очнулся Дьяченко от нестерпимого жара, дышавшего прямо в лицо. Конь под ним радостно всхрапывал. Невыносимо болело плечо и правая половина спины — туда вонзилась стрела. Осторожно, с каким-то необъяснимым усилием, будто они были склеены запекшейся кровью, Дьяченко разомкнул веки. Напротив полыхала стена огня. Ночь терпеливо замерла поодаль, как шакал, дожидающийся, когда насытится лев. Скрипнув зубами, Дьяченко оторвал от лошадиной холки тяжелую свою голову. С трудом огляделся — горело кольцо огня. Но еще ближе, маяча черными силуэтами на фоне красно-огненных всполохов, перед ним встали люди — плотным кольцом окружили его. Факелы в их руках казались звездами, упавшими с небес. В дрожащем, неустойчивом свете огня, подвластном каждому порыву ветра, лица столпившихся вокруг людей то и дело меняли черты. Пока Дьяченко смотрел на них, они успели побывать нежноликими юнцами — такими безоблачными созданиями они предстали перед незваным гостем вначале. Потом — солдатами с одной-единственной гримасой на лице, искаженном слепой, обращенной в пустоту ненавистью. Но вот уже смотрели на раненого Дьяченко смиренные, изможденные лица детей сохи и плуга — в их глубоких морщинах, изрезавших впалые щеки, сохли прошлогодние слезы. Потом было все: корчили козьи морды, дразнили обезьяньими ужимками, прельщали ангельской улыбкой, стращали черными глазницами, ввалившимися носами, лунками ртов, вечно хохочущих, орущих песню, в которой сплелись воедино хвала жизни и хула жизни, вызов смерти и призыв сплясать под ее черный бубен.

Бац-ц-ц-а-а-а! Бубен легок на помине! Легок, да звон его тяжел, будто густая россыпь медяков вдруг ударилась оземь и покатилась под ноги людей, под копыта коней. Бац-а-а-а! Кто-то настойчиво забил в бубен, вторя ему, раздались удары в барабан, низкие и глубокие, как зов преисподней. Сердце Дьяченко невольно застучало им в унисон, беспрекословно подчинившись их первобытной власти. Он вскрикнул, испуганный, обвел больными глазами толпу и обмер, встретившись взглядом с человеком с черной повязкой на левом глазу. Его вид был внушителен и полон неиссякаемой властной силы. Могучего сложения, с плечами широкими, как крылья орла, в высокой черной шапке с золотым наконечником, в великолепной тонкой кольчуге, тесно облегавшей его гордую грудь, огненно-алой в свете факелов, незнакомец неподвижно сидел верхом на луннобелом красавце жеребце. В первую же секунду Дьяченко понял, что перед ним особенный человек — может, большой военачальник или даже вождь неизвестного ему племени. Валька был потрясен его царственным видом, в особенности взглядом единственного глаза — тот был преисполнен такой необыкновенной внутренней силы, такого величия, что Дьяченко, не смея отвести взор, почувствовал резкую слабость во всем теле и в следующий миг лишился чувств…

Когда он открыл глаза, то увидел низко над собой лицо прекрасной юной девушки. Глаза ее были добры, они светились чудесным зеленым огнем: казалось, то колышется листва молодого, еще не истерзанного ветрами деревца. Она наклонилась еще ниже. В один миг щеки Дьяченко коснулось теплое дыхание незнакомки и ее светлый локон. Он тихонько вдохнул ее запах, необыкновенно земной и знакомый. В следующее мгновение до Вальки дошло: девушка обнаружила, что он пришел в себя.

В просторной палатке или шатре с малиновыми стенами и золотым сводом струился сладковатый аромат благовоний и свежих фруктов. Чаша с яблоками стояла справа от изголовья Валькиного ложа, мягкий свет разливали вокруг шесть свечей в высоких черных подсвечниках. Заметив признаки жизни на бледном лице странного человека, явившегося к ним явно из чужого мира, девушка улыбнулась ему и с детской непосредственностью хлопнула в ладоши.

— Где я? — с трудом выдавил из себя Дьяченко, но, к удивлению, не сразу понял, о чем же он сейчас спросил. Слова, произнесенные им, прозвучали на неизвестном ему языке.

— Ну наконец-то! — вновь ударила в ладоши девушка. Голос ее, низкий и глубокий, никак не вязался с ее хрупкой, изящной статью. И снова Дьяченко подивился тому, что, не разобрав ни единого ее слова, он понял их смысл — словно незримый переводчик засел в его непутевой голове.

— Ты жив, незнакомец. Теперь можно позвать Коло-ксая, он уже заждался…

— Постой! — неожиданно даже для самого себя взмолился Дьяченко. — Кто ты?! Ну кто ты, о Господи?! Где я?!

Дьяченко было плевать, что он по-прежнему не узнает своего голоса. Девушка прекрасно его поняла. Улыбнувшись, жестом попыталась успокоить его.

— Отец назвал меня Гойтосирой. А самого его люди зовут Коло-ксаем. Что значит «Солнце-царь». Вот уже двадцать пять лет он правит племенем воков, добиваясь вместе со своим народом славы и расположения богов. Вот уже восемьдесят девять лет в один и тот же день воки приходят сюда. Оставив на время дома и хозяйство, стариков и детей, добро и скот, они проходят две сотни миль, чтобы принести жертвы богу солнца Хорсу. Теперь никто не скажет, кем был заведен этот вечный порядок, которому подчинялись наши предки, которому подчиняемся мы, а в будущем — наши дети и внуки. Никто не знает этого… Но каждый вок, если ты спросишь его, точно скажет тебе, сколько жертв положено принести в дар солнечному Хорсу — шесть. Не больше и не меньше.

Девушка нежно коснулась пальцами щек и лба Дьяченко, затем опустила указательный палец ему на губы.

— Тебе выпала большая честь. Одной из шести жертв уготовано быть тебе, вернее крови, омывающей изнутри твое тело.

— Нет!! При чем тут я?! — заорал Дьяченко. Гго бросило сначала в холод, затем в жар; пот и слезы брызнули из глаз, выступили из пор; он задыхался от ужаса, охватившего его; он почувствовал себя безнадежно беспомощным, тонущим в бурном потоке; в безотчетном порыве он отбросил руку девушки, изогнулся всем телом, будто его спину вдруг обожгло невыносимое пламя… Черты лица дочери царя неожиданно посуровели, стали жесткими, утратив очарование юного личика. Гойтосира вдруг схватила руками шею Дьяченко и стала сжимать. Он хрипел, извиваясь, как уж, в ее не по-девичьи сильных руках.

— Почему я-я-я… Я-я-я не могу… Я-я-я должен…

Гойтосира разжала пальцы — так же резко, как схватила ими за горло. Дьяченко едва не поперхнулся, жадно глотнув большую порцию воздуха. Закашлял, выпучив глаза. При этом стараясь не упустить из виду опасную девицу. Откуда-то она извлекла обломок стрелы — той самой, Валька узнал ее, которой он был ранен.

— Тебе спасли жизнь. Теперь ты должник. И если ты не успеешь выполнить долг, твоим детям и внукам придется сделать это — и так до шестого колена… Но даже не это обязывает тебя пожертвовать жизнью и кровью своей. Даже не это, — девушка задумалась. Ее лицо неприятно осунулось, приобрело неживой, свинцовый оттенок. Его вдруг обезобразили старческие морщины: казалось, дотронься сейчас до дряблой, лягушачьей кожи, и она сойдет под руками, как маска… В следующую секунду глаза Гойтосиры вспыхнули пронзительным, сумасшедшим зеленым огнем — изумрудная лава вмиг поглотила черные островки зрачков.

«Ведьма!» — пронеслось в голове Дьяченко. Он инстинктивно попятился от нее, хотя деваться было некуда — разве что провалиться сквозь ложе. Хлестнув гневным взором, девушка остановила Вальку одним коротким жестом: откуда ни возьмись в ее руке возник игрушечный единорог — мутновато-желтый, с неизменно яркой янтарной бусинкой на кончике рога. Короче, тот самый сувенир из офиса Хека. Гойтосира улыбалась — вновь лицо ее было молодым и прекрасным, губы призывно приоткрылись, снежно-белая полоска зубов влажно светилась. Дьяченко почувствовал, как мгновенно откликнулась его плоть, как улетучился страх, как враждебность и недоверие уступили место жажде — жажде греха. Продолжая таять под ее зеленым всепроникающим взором, Дьяченко уже был готов отдать жизнь за одну-единственную ее любовь. «Ведьма», — с надеждой прошептал он.

Не отводя взора, Гойтосира улыбалась все шире, на ее верхних клыках мерцали алмазы.

— Этого медного Оззо нашли в твоих одеждах, — молвила она, поднося почти к самому Валькиному носу бронзового единорога. Но все внимание Дьяченко, вновь напрягшегося, собравшегося в комок, в эту минуту было приковано к другой, правой руке девушки: в ней Гойтосира сжимала роскошную, украшенную щедрой жменей сверкающих камней рукоять ножа или кинжала.

— Это всего лишь сувенир… — едва слышно прошептал Дьяченко. В его бедном сердце опять поселился страх, рассудок слабыми молоточками забил тревогу — слишком поздно забил.

— Сувенир? Мне не знакомо значение этого слова. Думаю, ты лжешь, малодушно пытаясь спасти свою жалкую жизнь. Но я не верю ни единому твоему слову! А-ха-ха-ха! Ты послан нам судьбой! Лучшее тому доказательство — эта удивительная медная фигурка! Никогда еще ни одному воку не приходилось держать в руках ничего подобного! Бронзовый Оззо — это знак! Он ясно и недвусмысленно свидетельствует о твоей неизбежной жертвенности, о твоем священном предназначении. Будь мужественным, будь полнокровным, как река в половодье. Твоей крови жаждут тысячи душ воков! Это были отважные воины. Они отдали жизнь за свободу нашего племени: одни сделали это вчера, другие — а их большинство — так давно, что уже никто и не вспомнит. Но все они одинаково нуждаются в твоей защите — защите твоей крови! Ведь души воков-воинов, отправившись в мир иной, стали там добычей отроков — мерзких демонов с оленьими рогами и обманчиво-сладкой, ангельской внешностью. Отроки — о, как я их ненавижу! — крича, Гойтосира распахнула изящный ротик — вдруг с ее правого клыка упала алая капля. Дьяченко вздрогнул, он не мог пошевелить пальцами ног — те внезапно отнялись.

— Если мы сейчас не поторопимся, — горячо задышала-зашептала Гойтосира, — оленеподобные демоны утопят в Юфилодоре души воинственных и справедливых воков. Если мы не поторопимся, о пришелец с бронзовым Оззо, знаком, ниспосланным нам великим и всемогущим Хорсом, если мы не поспешим, души моих предков навсегда сгинут на дне озера демонов, где тени питаются душами живых, где злые боги прут из влажного, вязкого мрака, точно речной сорняк, где правит бог всех демонов и падших ангелов Хоре!

— Хоре?! — ошарашенный, воскликнул Дьяченко. Ему показалось, что он ослышался. — Но ты же сама назвала его богом солнца!

— Ни слова больше! — девушка перебила его, ничуть не смутившись, заткнув ему рот молниеносным, пламенным поцелуем. — Теперь или никогда! — взмахнув правой ногой, как птица крылом, она ловко оседлала тело Дьяченко, безошибочно отыскав его мужское естество, одной лишь волей своей и жаром юного тела заставила его подчиниться своему желанию. Когда Дьяченко, окончательно потеряв голову, утратив врожденную способность к самосохранению, достиг невыносимо нежных глубин и уже был готов щедро поделиться с ними самым сокровенным, что у него было после жизни — своим семенем, — красавица Гойтосира едва не перерезала ему горло. В бешеном ритме двигая неутомимым, как у кошки, телом, жадно глотая стоны и признания молодого пришельца, девушка, вновь по-волчьи оскалившись, занесла над ним исключительной красоты смерть… Но ударить ножом не успела — в шатер царя Коло-ксая ворвался… сам Коло-ксай! Со свитой и верными воинами.