Софья и часы времени

Павел Николаевич Гарькавый, 2022

Существуют часы времени. Часы, по которым идёт вся наша жизнь, идут столетия, идут эпохи. По часам мы рождаемся, по ним умираем, по ним создаются и угасают цивилизации. По этим часам правят цари и президенты. Часы показывают, сколько быть ледниковому периоду, сколько гулять на земле динозаврам и во сколько сегодня подойдет автобус к твоей остановке. Часы показывают, где и когда быть какому-либо событию. С помощью часов можно останавливать время и даже путешествовать во времени. Часы охраняют люди, они называют себя хранителями и строго хранят свою тайну. Этот рассказ – про одну девочку, про магов и волшебство, про тех, кто живёт среди нас.

Глава третья. Дорога с Авдеем

Наступило утро. Солнце едва вышло из-за горизонта, осветив июньскими лучами бескрайние русские поля. Лёгкий ветерок нёс с Волги ночную прохладу, колыхая верхушки деревьев. Воздух, какой же здесь воздух! Без выхлопных газов автомобилей, без клубов пара и химикатов заводских труб! Лишь чистый запах полевой травы и хвойного леса. В деревне уже вовсю горланили петухи и мычали коровы.

— Софья!! Софья!! Нам пора! — сквозь сон услышала Соня голос и открыла глаза. Через дырявую крышу пробивались лучи света, в которых играли пылинки. Всё тот же сарай, тот же высокий стог сена, где она лежала с собакой. Альфа, навострив уши, прислушивалась к незнакомому голосу. Соня, поправив лямки комбинезона, постоянно сползавшие с худеньких плеч, и стараясь не шелестеть сухой травой, подползла к краю.

Неуклюжей походкой, переваливаясь с ноги на ногу, по конюшне ходил мужчина лет тридцати пяти, довольно пухлого телосложения, с большим округлым животом.

— Софья, нам пора в путь, давай выходи! — снова позвал незнакомец с беспорядочными русыми завитушками на голове и с пышными усами под толстым носом. Одет он был будто крестьянин с картинки из учебника по истории. Серая рубаха, перетянутая поясом, полосатые штаны, и запачканные босые ноги. Мужичок взял вожжи, хомут и вышел на улицу, где его ожидал чёрный конь.

— Какой смешной дядька! — прошептала девочка и посмотрела на рядом лежащую собаку. — Альфа, неужели мы до сих пор здесь, в этой крепости? Что же творится сейчас дома? Вдруг всё же меня ищет мама?

— Софья, слезай, нам нужно ехать, — повторил мужчина, в этот раз повысив голос. Крепко зная своё дело, он ловко стал запрягать коня. Поправил сбрую, затянул оглобли, натянул поводья, и в конце пробежал глазами по телеге, убедившись, всё ли на месте.

— Здравствуйте! — поздоровалась Соня.

— Ой! — от неожиданности вздрогнул незнакомец, обернулся и, разглядев девочку, сказал: — Вот ты какая! А я представлял тебя совсем маленькой, — улыбнулся он, сузив карие глаза, светившиеся добротой, выдавая беззаботный и простой характер этого человека.

— Меня попросил Афанасий Михайлович забрать тебя и отвезти на Сосновый остров к Белой Горе.

— Зачем? — спросила Соня.

— Ну, этого я не знаю. Он сказал, что будет ждать нас там.

— Вы Авдей?

— Ага! — мужчина покачал головой, и взяв увесистую охапку сена, бросил её в повозку. Девочка, что провела ночь на сеновале и привыкла к запаху сена, почувствовала новый аромат: откуда-то пахнуло полынью.

— Отсюда надо скорей выбираться, — продолжил Авдей, — если мы не хотим, чтоб тебя обнаружили.

— Почему?

— Да потому, что твоя странная одежда и эта пятнистая собака вызовут у стражи подозрения.

— Нормальная у меня одежда, — вполголоса возразила девочка.

— Нормальная или нет — это им решать. Коль не понравишься страже, вздёрнут на том столбе, да и делу конец, — Авдей почесал голову, — да глядь, после этого и ехать никуда не надо. Везти уж некого будет, — мужчина широко улыбнулся и указал на стог: — ты не стой, давай накидывай сена, дорога дальняя, сидеть будет мягче.

Девочка, вытаращив глаза и не задавая больше вопросов, осмотрела конюшню. Взяла вилы с черенком в полтора раза выше её роста и принялась таскать сено. После нескольких ходок куча в повозке едва прибавилась. Софья посмотрела на дорожку сухой травы, ведущую от стога к телеге, и, возмущённо скривив лицо, откинула в сторону вилы и принялась таскать руками.

— Готово! Запрыгивай! — скомандовал возница, посадив рядом с собой в телегу собаку. — Ну чего же ты ждешь, давай! — поторопил он Софью и натянул поводья. Девочка, с разбегу оттолкнувшись от колеса, юркнула в повозку, где её встретил тот самый горький запах полыни. Авдей накидал на неё сверху сена и приказал не шевелиться.

— Но, пошла! — Авдей слегка тронул поводьями бока коня, телега заскрипела и тронулась с места.

Едва они покинули конюшни, как их окружил гул просыпающегося города: удары топоров, скрежет металла. Софье ничего не было видно, лишь проблески света и мелькающие тени людей.

— Кто такой будешь? — остановил их неприветливый и хриплый мужской голос, прозвучавший над головой девочки. Телега остановилась.

— Я Авдей. По приказу воеводы, вот грамота.

Тишина, показалось Софье, длилась вечно, потом её нарушил смачный плевок, заскрипели дверные петли и отворились главные ворота.

— Пошёл! — грубо скомандовал стражник. Повозка тронулась, и они поехали дальше.

— Всё, вылезай! — добродушно проговорил Авдей, уминая под собой сено, чтобы усесться поудобней.

От яркого света Софья прищурила глаза, прикрыв их ладошкой. Солнце уже светило высоко. Будто увеличиваясь в размере, огненный гигант давал понять: наступает палящий, жаркий день.

— Да, жарко сегодня будет, — заговорил Авдей, — только отъедем от Волги, так и начнётся духота. Хорошо, в этот раз побольше воды взял, целой бочонок, а то в том месяце семь вёрст с жаждой ехал, в жару.

Девочка посмотрела на деревянную бочку, что плюхала водой позади в телеге, затем огляделась по сторонам. Волга, ночью тёмная и пугающая, утром открыла всю свою красоту голубой глади воды. По реке бегали блики солнца, прокладывая путь от одного до другого берега. В небе летали чайки, жадно высматривая в воде мелкую рыбёшку. Вдоль берега кипела жизнь, разнося шум, крики и весёлый звон далеко окрест. Между ветхими избушками и натянутыми рыбацкими сетями носились босые детишки, подгоняя на речку гусей.

Горожанки, одетые в длинные сарафаны, с плетёными корзинами в руках спешили на Волгу для стирки. Они громко спорили, кого-то обсуждая и сплетничая, стараясь перекричать друг друга. Рядом, подтрунивая над бабами и подстёгивая их шутками, смеялись мужики, неторопливо перебирая неводы с утренним уловом.

Бородатый мужик, сдвинув набекрень шапку, тянул с лодки очередную сеть, из крупной ячеи на землю выпала рыба, и большой потрёпанный кот, ждавший момента как бы спереть улов, не растерялся, прыгнул, зажал в зубах добычу и кинулся прочь под ругань рыбаков, раскидывая лапами песок. Юркнув под большое бревно избы и чувствуя там себя в безопасности, принялся за лакомство.

Бревно служило венцом и основанием стены старенькой рыбацкой избушки. Ряд таких же изб тянулся вдоль Волги — с маленькими окошками, просевшими крытыми соломой крышами, с плетёною изгородью, на коей сушились глиняные крынки.

Выше располагались дома из более крупного бруса, уже с деревянной крышей, те здания принадлежали людям побогаче. Самые дальние терема от Волги были большие, с пирамидальными крышами, окружённые высоким забором — купеческие и дворянские жилища. Всё это переплеталось изъезженными тропинками и дорожками, по которым в столь раннее утро уже сновал народ. Одни шли с косами на плечах, другие что-то тащили и везли в тележках.

Между кривой изгородью и оврагом, заросшим крапивой, на узенькой дорожке еле разъехались две телеги, в одной из которых сидели наши путешественники.

— Да!!! Неужели это Саратов? — тихо выдыхая, прошептала девочка, не переставая крутить головой по сторонам.

— Ну а ты што, никогда не видела столько люда в посаде? Ты сама с какой деревни? Небось с глубинки? — спросил Авдей, заметив, как девочка удивлённо озирается.

— Нет, нет, я из Саратова.

Мужчина усмехнулся и хотел что-то сказать, но тут его отвлекла Альфа, щёлкая пастью возле самого уха возницы: она пыталась поймать мошкару, вившуюся столбом над повозкой.

— Ну, перестань! — одёрнул пса Авдей, — всех не переловишь. Здесь мошкары столько, сколько сырой ночью комарья не бывает. Хаах-хааа, а когда поедем через поля цветочные, там лучше не шутить, пчёл столько, хоть самому под телегу лезь, — мужчина повернулся к девочке:

— Итак, меня зовут Авдей. Я сын Ратимира, того, что землю обойдя, с севера пришёл.

— Приятно познакомиться, — слегка замедлила девочка, думая про себя, какой север поминает Авдей да что за имена такие. — А я Софья, та, что с чердака и прямиком сюда попала, — девочка улыбнулась. — А это моя собачка Альфа. Вчера вечером мы были дома, потом бух-бах — и мы непонятно где. Потом странный дед, а потом кот, что сквозь стену прыгает. Ну и, конечно, стулья, что сами по себе бегают, будто на батарейках, — протараторила она.

— Каких таких бат-арейках? — переспросил мужчина, на что его собеседница лишь махнула рукой: — Да это не столь важно.

— Да… Странная ты какая-то, дивчина. Одежда и манеры твои странные, ты даже и говоришь странно, — размышлял вслух Авдей.

— Я странная? — удивилась Софья. — Нет, я вполне нормальный ребёнок, учусь в нормальной школе. Ну, правда, вчера заснула на уроке.

— Ну конечно! Вот, пожалуйста, поглядите, что за слова такие: уроки, школа? И почему ты спишь на уроке.. Это что, лежанка такая?

Девочка рассмеялась и снова махнула рукой:

— Ну вот вам пожалуйста. Уроки, это где я учусь и получаю знания. В моём времени все дети там учатся.

— Это в каком твоём времени?

— Ну там, в будущем.

— Ты тоже можешь путешествовать во времени, как Афанасий Михайлович? — удивился Авдей и повернулся к девочке.

— Нигде я не путешествую. Я совсем случайно попала сюда, — и Софья рассказала всё, что с ней произошло и как она оказалась в старом Саратове.

Павозка шла по пыльной степной дороге. Хотя крепость, дома и Волга давно скрылись за зелёными лугами, тракт всё так же был оживлён людьми и повозками. Чаще встречались крестьяне, с вилами да косами спешившие в поля. Но попадались и такие персоны, как толстый купец с округлыми щеками, одетый в пышный жёлтый кафтан. Он сидел поверх воза со шкурами и гончарной посудой. Купец с опаской крутил головой, высматривая, нет ли рядом лихача, что мог покуситься на его товар. За ним шли наёмные сопровождающие, они, нахмурив брови, злобно сжимали металлические губы.

На следующем пригорке попались возы со свежевырубленными сосновыми брёвнами, от них шёл такой аромат хвои, что его мог унюхать за десятки сажен даже самый заложенный нос.

— Гляньте, чтоб мне провалиться на этом месте! — раздался грубый голос мужчины крепкого телосложения с длинной рыжей бородой, он сидел на уложенных брёвнах в телеге, которую тянула четвёрка бельгийских жеребцов. Да, именно тех самых жеребцов, что рождены быть тяжеловозами.

— Да это же сам Авдей! — продолжал он, — сколько зим миновало, сколько жарких лет прошло после нашей последней встречи. Склоняю голову!

— Ох, какая встреча, Артемий, и я кланяюсь перед тобой, — Авдей, кивнув головой, продолжал: — Что же это вы? Всё лес рубите?

— Да, второй год возы тащим с самарской земли. Воевода требует расширять крепость. Гляди, скоро крупный городище вырастет.

— Да не… — отозвался мужик с другой повозки, — не вырастет, опять огнём обдастся да сгорит дотла, — он сопроводил слова хорошим плевком.

— Да глядь и правда опять всё сгорит, — согласился рыжебородый, — но нам велено, мы и возим. Я за это лето уже пятый раз везу, да и в том году двенадцать раз сходил. Так это, получается а-а-а…, — поглаживая грязную бороду, он приподнял кверху задумчивые глаза, пытаясь сосчитать, сколько всего сделал рейсов.

— Семнадцать! Семнадцать раз вы съездили, — влезла в их разговор Софья, и на неё все посмотрели. Артемий оставил свою бороду в покое и продолжил:

— Семнадцать разков. Верно, ладушка, говоришь. А если же изгорит Саратов, так и дальше возить будем, и снова строить.

— Нам велено, да нами сделано, — снова внёс своё слово человек с соседней телеги.

— Это так, — подхватил рыжебородый, — земли здесь плодородные, и звери богатую пушнину дают. А рыбы в Волге! Сколько невод ни бросай — всегда полный вытянешь. Да чтоб мне провалиться… Кому же я всё это говорю, ты же, Авдей, сын Ратимира, всё знаешь, что вокруг творится. Ты же везде — сегодня здесь, а завтра за сто вёрст, куда ветер подует, — улыбнулся наездник четвёрки лошадей. — Ну, а как твои дела, Авдей?

— Жизнь моя не мёдом мазана да и не в дёготь макана. И добра, и худа хватает, — Авдей заулыбался. — То там поживу, то туда поеду. Вот ночью вернулся с Астраханской земли. Десять дней там пробыл.

— Небось случилось там что?

— Илья Суханович полдеревни на уши поставил, сын у него пропал.

— Да ты что! А кто такой будет этот Илья?

— Ну тот, Илья Суханович, чьи мельницы на южных полях стоят.

— А…. тот весёлый толстяк, у которого на обозе заморские купцы хотели четыре воза муки купить, — рассмеялся рыжебородый, — эх он и хитрый лис, так он ещё их и в воровстве обвинил.

— Вот те перетрухнули! А чтоб дело до стрельцов не дошло, отдали ему бочку вина.

Оба мужика громко рассмеялись.

— Беда у него приключилась, а я как раз мимо проезжал, — продолжил Авдей. — Сын у него пропал. Думали поначалу — разбойники выкрали, но тишина, ни одной весточки о монетной выплате не пришло. Потом думали — зверьё в лесу поело. Да следопыты ни костей, не одеяния его не нашли. А оказалось, как я и думал…

— Ну, и? — в нетерпении перебил рассказчика рыжебородый.

— На днях его сыну пятнадцать годков исполнилось, уж взрослый совсем.

Влюбился он в соседнюю дивчину и отправился в Астрахань за подарком для неё. Отцу да матери побоялся сказать, вот и пропал на тройку дней, в дороге.

— Ха, вот детины пошли! Совсем отца не боятся, — поправляя вожжи, возмутился мужик на брёвнах, — Ну, а чем закончилось?

— После того, как отец погонял его коромыслом, мы отпраздновали, что нашёлся живой. — Авдей стал зажимать пальцы по очереди: — Второй день гуляли на смотринах, третий сватовство, потом венчание, женитьба. Семь дней плясали да праздновали. Да и я там был, как говорится, мёд-пиво пил…

— Авдей рассмеялся.

— Да глянь, какая удачная пропажа! — поддержал его смехом рыжебородый.

— Ну, смех смехом, а у меня две дочурки подрастают, нужно тоже готовиться, вот-вот сваты порог переступят. И что хочу сказать: одной четырнадцать, другой девять, хоть разница не большая, это э-э…, — рыжебородый задумался, высчитывая возрастную разницу.

— Пять! Пять лет, — снова встряла в их разговор Софья.

–Да. Пять, но разница налицо, — рыжебородый на мгновение замолчал и посмотрел на девочку. — А ты, дивчина, откуда такая умная? Овец научилась считать? Ну нет, слишком мала для пастушьего дела. Волки тебя первую съедят.

— Я Соня, — единственное, что успела сказать девочка, за неё продолжил Авдей, незаметно ткнув её в бок, дескать, молчи!

— Да, это Соня. Дочка кузнеца. Вот только что и научилась до двадцати считать, а корову до сих пор выдоить не может. Отклонённая она от дел, дурочкой родилась, — девочка с удивлением посмотрела на своего соседа в телеге.

— Намучилась с ней мать, вот и попросила меня, коль еду на север, отвезти её до близких родственников. Бабка её там живёт.

— Да.. Бывает же такое, — продолжал рыжебородый. — Нет, я своих дочерей с раннего возраста работе учу. В избе порядок, баня натоплена. Я не даю им вздохнуть спокойно, пущай с детства знают, как это всё тяжело даётся. А чуть заленятся, так я взглядом на розги кажу.

— Правильно, чуть дашь слабину — и всё, считай, пропало дитё.

— Эй, там! — с четвёртой или пятой повозки недовольно закричал мужик. — Ну что вы там встали, две версты до дома осталось.

— Что, опять колесо поломалось? — поддержал его другой мужской голос.

— Нет! — повернув голову назад, с хрипотой прокричал рыжебородой. — Нормально всё, едем дальше.

— Трогай, в баньку охота, — снова кто-то закричал.

— Ну, Авдей, прощаться не будем, ибо свидимся, да и ещё не раз.

–Да, Артемий, правда за тобой.

— А ну, пошли! — мужик натянул вожжи. Кони, выдавливая из-под копыт сухую пыль дороги, тронулись в сторону Саратова.

Тронулась и наша повозка с Авдеем, девочкой и собакой, что приморившись на солнце, положила голову на борт телеги и, крутя чёрными зрачками, наблюдала за происходящим вокруг.

— Спасибо вам за дурочку! Которую увозят из собственного дома, — накинулась на Авдея Соня, как только они отъехали подальше от встреченных возов.

Возница широко улыбнулся:

— Ну, это первая мысля, что пришла мне в голову. Мы же не можем каждому встречному говорить, что ты с другого времени. Афанасий Михайлович наказывал беречь тебя как свою голову. Поэтому мы должны держать это в тайне. Хотя бы пока не доберёмся до места.

— Ага. А там, в крепости, вы не оберегали. Сказали, если меня повесят, то вам и ехать никуда не нужно, — протараторила Соня.

Мужчина громко рассмеялся:

— Да кому ты нужна! Кто грех такой возьмёт — дитя вздёрнуть!

— Как? — злобно вскрикнула девочка. — Ты же говорил: одежда моя странная…

— Да, бывает, встретишь заморских гостей, те похлеще тебя одеты. А сказал я так, чтоб выехать поскорей, дорога дальняя.

Софья скривила обиженную физиономию, отвернулась.

— Да ну ты не дуйся!

Соня продолжала молчать.

— Ладно. Прошу прошения за такую шутку.

— Вообще-то я ребёнок и могла испугаться.

— Ну ты и испугалась. Вон как сено начала таскать, — Авдей продолжал смеяться.

— Я не испугалась.

— Испугалась.

— Нет!

— Да!

— Нет! — крикнула девочка.

Авдей больше ничего не сказал. Принял положение лёжа и зажал в зубах соломинку.

Софья, прищурив глаза, посмотрела в голубое небо и тоже ничего не хотела говорить. Дальше они ехали молча.

Время давно перевалило за обед. Солнце стояло высоко, обжигая палящими лучами землю. Наши путешественники продолжали ехать по пыльной сухой дороге, и уже больше часа им никто не попадался навстречу. То ли рядом не было населённых пунктов, то ли попросту люди не решались выйти на тракт в самый разгар жары. Лишь бескрайние степи и зелёные луга тянулись вдаль за край горизонта.

Притомившись зноем, путники сидели молча. Собака и Софья смотрели на прискучивших кузнечиков, прыгающих вдоль телеги. Авдей лежал на сене, не прекращая перебирать в зубах соломинку. В небе парил сокол. А в деревянной бочке, уже наполовину пустой, плюхалась вода.

— А зачем в телеге сухая полынь? — первая за долгое время спросила Соня, положив конец обидам.

Авдей приподнялся:

— Да это, чтоб спать можно было нормально. Её горечь хоть как-то отпугивает блох да клещей.

Девочка брезгливо посмотрела на сено.

— Да ложись, — усмехнулся Авдей, — нет здесь никого. Блохи заводятся, когда долго не моешься.

— Я как раз уже второй день не купаюсь, — с опаской сказала Соня.

— Второй день! — воскликнул мужчина. — Я уже шестой или седьмой день не мыт, и пока ещё и не совсем грязный.

— Сколько? Семь дней, и вы не грязный! — девочка засмеялась. — Нет, вы супер грязнуля. Вы настолько грязный, что вам часа два нужно в ванной сидеть.

— Ни в какой ваний мне сидеть не надо! Я тебя отвезу, вернусь домой и пойду в баню.

— А как часто люди здесь моются?

— Как люди не знаю, я же не смотрю за ними, но я стараюсь мыться часто. Раз в неделю это точно, по субботам.

Соня ничего не ответила, надула щёки и покачала головой.

Собака навострила уши. Вдали послышался чей-то грубый рёв, походивший на вой зверя. Все, кто сидел в повозке, замолчали и стали прислушиваться. Миновали ещё пару десятков метров. Рёв начал переходить в дружный хор, стали различаться слова какой-то, как показалось девочке, совсем нескладной песни.

Пережгла копытца тут кобылка,

За песочек солнышко-то жарко.

Несу я сам на голову злодея палицу тяжёлую,

Несу я сам на шею супостата саблю острую.

Изгоним мы врага с землице нашей

И будем, братцы, праздновать.

Будем пир закатывать, да баллады петь,

Столы поставим да скатертью накроем.

Вино остудим да чарки брагой наполним.

Впереди из-за пригорка появились вооружённые царские стрельцы. Человек сорок или пятьдесят здоровых высоких мужиков, шагающих в шеренгу по четыре человека, они заняли всю ширину дороги.

Авдей отдал команду коню. Повозка свернула на обочину, и толстые стебли травы зашуршали по днищу телеги.

Авдей, положив руку на грудь, наклонил голову в сторону марширующего войска.

Хоть на улице стояла жара, но все солдаты были одеты в красные кафтаны, на голове тоже красные шапки, по кругу отороченные мехом. На груди у каждого располагалась пышная борода. Положив на плечи длинные рукояти топоров (в их отполированной стали сверкали блики солнца и отражалось небо), они высокими сапогами поднимали дорожную пыль.

За стрельцами, сидя на вороных скакунах, ехали несколько всадников. Завершали вереницу повозки. Первая была забита под завязку дубовыми бочками. Вторая мехами. А на последней был собран каркас, обтянутый мешковиной, там висела тушка животного.

Оставив за собой дымку вьющейся в воздухе пыли, они прошли мимо. Авдей уже поднял голову и взялся за вожжи, чтобы выехать на дорогу, как к ним вернулся один из всадников. Девочка его внимательно разглядела. Он отличался от других большим шрамом на щеке и несколькими медными монетами, пришитыми к шапке.

— Приветствую вас! — окликнул всадника Авдей, поклонившись ему.

— Жаркий сегодня день, — воинственно заговорил незнакомец, натягивая вожжи, отчего конь, фырча, начал нетерпеливо топтаться на месте. — Слышали ли вы про набеги разбойников в этих землях?

— Нет, я последнее время ничего не слышал, всё тихо и мирно.

— А куда путь держишь?

— В сторону Самарской крепости, на земли Соснового острова к дальним родственникам.

— А звать как?

— Авдей.

— Значит, говоришь, Авдей, здесь тихо?

— Да, сударь, так оно и есть.

— Ну давай, Авдей, бывай! — проговорил всадник, ударил лошадь пяткой по рёбрам. Та фыркнула и галопом отправилась догонять войско.

Авдей вытер пот со лба и, отдёрнув вожжи, вывел телегу на дорогу.

— Самые что ни на есть царские стрельцы сюда пожаловали, — сразу же заговорил Авдей. — С самой Москвы путь держат. Эх, как же Махлайка всех замучил, что аж такие господа за ним пожаловали!

— А кто это такой, Махлайка?

— Федот Махлай, уж по батюшке не знаю, как его. Ну, в народе прозвали Махлайкой. Атаман и налётчик. Понравились ему земли Саратовские, вот он и устраивает сюда свои набеги, грабит людей. Сколотил банду бездельников и любителей лёгкой наживы, — Авдей замолчал, задрал свою рубаху и вытер пот с лица, пот, который от знойной жары уже скатывался капельками. — Вот и не даёт Махлайка покою люду местному, — продолжал он. — Сначала начали скот уводить, что на поле пасся. Потом осмелела его банда, почувствовала безнаказанность, да стали разбойники средь белого дня купцов да бояр обирать. Забирали всё — и лошадей, и товар, — ничем не брезгали. Ну, а потом вообще, храбрости набравшись, на маленькие деревушки стали нападать. Местные мужики, конечно, собирали дружину, искали их по лесам да засады ставили. Бесполезно всё, будто у них чутьё какое-то на острую саблю противника. Ну, а этой весной нарвались они на того, кого им стороной обходить нужно было. На боярышню одну, что с Самарской земли заездом здесь оказалась. Коней у неё забрали вместе с колымагой и всем, что в ней было. А её, извозчика и трёх лиц охраны не тронули, отпустили. Шли они пешком до первого постоялого двора. Как раз туда, куда мы сейчас путь держим. А у этой барыни родственники в Москве на царской службе у Фёдора Алексеевича. — Авдей снова прилёг. — Ну и, смотри, двадцати дней не прошло, как стрельцы саратовские дороги топчут. Ну, а этот, кто к нам на вороном подскакал — главный у них. Видела, сколько монет на его шапке пришито?

Софья покачала головой.

— Монеты говорят о том, что многих разбойников он в цепкую хватку виселице передал.

Девочка огляделась по сторонам. Задумалась.

Авдей посмотрел на девочку:

— Слушай, а расскажи про школу, мне интересно, я бы тоже хотел научиться считать, — попросил Авдей.

— Школа? — Софья сначала не поняла вопроса, ей было дико, что взрослый человек ничего не знает про школу, а ещё ужасней слышать, что он не умеет считать.

— Понимаете, школа — это куда ходят все дети, чтоб получить образование, научиться писать и читать.

Мужчина выплюнул изгрызенную соломинку, привстал и внимательно стал слушать девочку.

— Школа, это большое здание, — продолжала она, — там учат грамоте. Чтоб окончить школу, нужно пройти с первого по одиннадцатый класс. А это целых одиннадцать лет! Вот я сейчас в третьем классе.

— Ты даже умеешь читать? — удивился Авдей.

— Да, и не только. Я умею умножать и делить.

— Ты это сейчас что такое говоришь? — возмутился он.

— Я ещё, правда, немножко читала историю, — продолжала уже хвастаться девочка.

— Какую такую историю? — всё больше удивлялся её собеседник.

— Ну как какую? Историю России. Я немножко знаю про Вторую мировую войну, мне папа рассказывал. Я читала про Петра Первого, и про э…. ну как же, ну… а, Ивана Грозного. Ну, который был страшным и ужасным человеком, который убивал всех.

Мужчина, вытаращив глаза, посмотрел на девочку с изумлением:

— Отчасти правда твоя. В гневе Иоанн Васильевич был страшным! — согласился с рассказчицей Авдей, повысив голос. — Но всех подряд не убивал! Он был мудрым и благородным человеком. А ежели головы кому рубил — то по делу. И что прозвали его Грозным, так сами виноваты. Мы народ ленивый, нам пока плетью по спине не прилетит, мы в поля не выйдем. А он заставил. Заставил сеять поля. Он войска вон какие собрал да недругов нагнал. Ты глянь, какая территория открылась! — повышая голос, начал возмущаться Авдей. — А вы его там у себя, не зная где, в злодеи записали! Ну, а с реки Волги басурман изгнал, здесь раньше проехать нельзя было. А теперь, погляди, Русь какая стала!

Оба замолчали. Но в этот раз ненадолго.

— А у нас люди по небу летают, — заявила девочка, решив ещё больше удивить своего спутника. — У нас большие железные птицы, — продолжала она. — Самолёты их называют, туда люди садятся и летают по небу. Я сама летала с мамой и папой на море отдыхать. А ещё есть космические корабли, на них люди аж до самых звёзд летают.

Авдей сидел с ошарашенным лицом. Приоткрыв рот, он с удивлением слушал про невероятные чудеса и технику будущего. Слушая гостью из будущего, Авдей всё больше изумлялся. Утром он принял девочку за беспомощного ребёнка, который не может даже натаскать сена в телегу. А сейчас перед ним сидел рассудительный не по годам, умный собеседник, который мог и грамоту прочесть, и войско сосчитать, мог поддержать любой разговор, на любую тему.

Время прошло быстро. Солнце село, начинало смеркаться. Сумрак медленно окутывал всё вокруг, смешивая в одну пелену деревья, кусты, край горизонта. С уходом огненного гиганта земля стала остывать. Подул приятный свежий ветерок.

Девочка улеглась на сено, прислушиваясь к каждому шороху и к каждому хрусту веток. Кто там бродит в кустах? Дикий зверь или шайка бандитов, что наверняка до сих пор безнаказано шастает в этих лесах?

Ещё через пару часов небо озарилось миллионами звёзд, повисла большая медная луна. В лунном свете хорошо вырисовывалась дорога, по которой шла повозка.

Софью окутывал сон. Монотонная качка повозки укачивала будто колыбель. Девочка уже закрыла глаза и была готова заснуть. Но нет, не дал этого сделать Авдей.

— Мы прибыли, — оживлённо проговорил он. — Проведём сегодняшнюю ночь здесь в нормальных кроватях.

Девочка приподнялась, протёрла глазки и посмотрела вдаль. В темноте проявлялся большой дом, выдавая себя светом в окошках и тонкой струйкой дыма, уходящего в небо.

— Ах, какая здесь наваристая похлёбка! — Авдей вытер губы грязным рукавом. — Я знаю хозяина этого постоялого двора уже много, много лет. Когда мы с ним встретились, он был ещё юнцом, совсем молодым. Интересная у него жизнь, везучий он больно.

— Это как? — поинтересовалась девочка.

— Да, — возница махнул рукой, — долго рассказывать.

— Но до того домика у нас ещё есть время, — настояла девочка.

— Ну тогда слушай, — Авдей зевнул и начал свой рассказ.

Родители его были бедные крестьяне. Мать он не помнил, так как простился с ней ещё в юном возрасте. Зато хорошо усвоил наставления своего отца, человека честного и справедливого. «Митяй, не держи зависть к людям», — говорил ему отец, замечая, как юнец смотрит на барские терема. «Митяй, не стоит врать, враньё в любой момент повернётся против тебя». «Митяй, нельзя воровать — потеряешь больше сворованного». Или вот, бывало и такое в холодные зимнее вечера — похлёбки на всех не хватало, и отец снова принимался за своё: «Митяй, давай накормим младшего твоего брата да детей маленьких соседских, их там трое на лавке, а мы уж завтра что-нибудь покушаем». Митяй соглашался и сам считал это правильным делом — накормить стариков да детей.

Шли годы, барину нравился Митяй: пускай не особо умён, но честен и крепко знает скотоводство и земледелие.

И вот как-то летом послал его барин на ярмарку. Митяй закупился товаром, а на обратном пути, глядь, по полю зайчонок бегает. Авось догоню, подумал Митяй, бросился за ним вдогонку. Бегали они по полю, пока косой не запрыгнул в дупло давно высохшего большого дуба, ветви которого тянулись в разные стороны. Митяй засунул в дупло руку — зайца там не оказалось. Зато он нащупал кое-что другое.

— Что? — заинтересованно спросила Соня.

— Он вытащил горшок, полный серебра. Сел он на землю и стал думать, что с этим кладом делать. Ну и как думаешь, что он сделал?

— Я не знаю, — проговорила девочка.

— А он взял и положил его назад. Мал, не моё, и брать не буду. Вернулся домой. Лишь случайно через несколько месяцев барин узнал о такой находке и сразу же поскакал к старому дереву. А горшок по-прежнему лежал там, в пыли трухлявого дуба. Барин, конечно, сильно удивился, но и радости его не было предела. В следующую весну помещик засеял ещё одно поле рожью, купил лошадей да новые плуги и бороны. Начал строить свою собственную мельницу. В общем, благодаря тому горшочку барин хорошо обогатился. Но и для Митяя тот клад стал переломным моментом в жизни. Как-то позвал его барин к себе и говорит: «Ты человек хороший. Служил мне, как не служат пятеро. А монет мне принес столько, сколько не принесут и сто крестьян. Даю тебе вольную, тебе и твоей семье. Строй себе дом возле моего поместья и работай у меня теперь за монеты».

Митяй обрадовался, согласился работать на барина. Только дом захотел построить в поле у старого дерева, где и нашёл горшочек с серебром.

— Я тоже хочу найти клад, — оживилась Софья.

— Но это ещё не всё. Тут история продолжается. Познакомился он с одной девушкой, ох, красавицей! Полюбили они друг друга. А отец у неё купцом зажиточным был. Ну, любил свою дочку и желал ей только счастья. Узнал он, что дочь хочет выйти замуж за простого крестьянина Митяя. Сперва расстроился и был против. Но смирился, благословил их, и свадьбу сыграл, и монет дал на постройку дома. Уже через два года в поле у дороги стояла изба. Где они жили ни худо, ни богато, ни бедно.

— Да-а-а, — протянула девочка и зевнула.

— Но слушай дальше. Как-то сырой осенней ночью постучался к ним путник и попросился на ночлег. Они пустили его, накормили. А утром он их отблагодарил монетой. Вскоре за сто вёрст от их дома сторожевой пост начали строить, а при нём и базары, и ярмарки. А дорога эта единственная на Саратов. И по ней много люда за день проходит, столько караванов и купцов, и все просятся на ночлег в единственном доме на дороге, и все платят за тёплое гостеприимство и горячий обед. Через пять лет здесь стоял уже терем с харчевней, с отдельными светлицами, с конюшней на двадцать лошадей. Терем высокий, с резными полотницами и расписными ставнями, был он виден за много вёрст. Вот так честность и доброта отплатили Митяю, превратив крестьянского мальчишку в хозяина постоялого двора, известного на всю округу. Вот такая история, Софья. А там думай сама, то ли Митяй человек везучий, то ли место это в поле волшебное.

Конь, устало таща за собой повозку, заехал на постоялый двор. Терем выглядел старым, от былой красоты, что описывал Авдей, не осталось и следа — лишь тёмные посеревшие брёвна сруба, которые за сорок лет привыкли к капризам погоды, видели жару и холод, и проливные дожди. Рядом стоял покосившийся сарай, что с трудом держал соломенную крышу.

Конь, не дожидаясь приказа, послушно остановился посреди двора.

Девочка, спрыгнув с повозки, принялась разминать затёкшие ноги и спину после столь долгой поездки.

— Авдюшка! — закричал старичок, хозяин постоялого двора, и, несмотря на свой довольно преклонный возраст, шустро спускаясь с крыльца терема.

— Благой к нам человек приехал! — продолжал хозяин трактира и, ловко подхватив под руку Авдея, повёл его к дверям.

— Стой, стой, я не один! — остановил Митяя усталый путник, — со мной мои друзья, — он указал на девочку и собаку.

— Я очень рад! — дружелюбно прокричал старик, — прошу, заходите! — он замахал рукой, приглашая всех дом.

Внутри стоял запах спиртного перегара и ржаных лепёшек. От одной мысли, что их сейчас накормят, у девочки заурчало в животе.

— Ой кто приехал! — раздался женский голос. Старушка в сером сарафане и запачканном фартуке встретила их у входа, обняла Авдея. — Ой, поглядите-ка, какая лапочка! — продолжала лепетать старушка, перекинув взгляд на Софью, отчего морщины на её лице растянулись в улыбке. — Да что за кроха к нам приехала! Неужели это твоя дочка?

— Не-е-ет! — в один голос произнесли Авдей и Софья. — Мой папа далеко отсюда, — пояснила девочка, — и мама тоже далеко.

— Ну пойдём, пойдём, моя хорошая! — приобняв девочку, старушка проводила её за стол.

— Что, вы издалека едете? — спросила хозяйка.

— Из Саратова, — ответила Софья.

— Ох, далеко! Сейчас, сейчас всё будет, — хозяйка суетливо ушла на кухню.

Деревянная лавка довольно жёсткая, подумала Соня, привыкшая за целый день к мягкому сену. Зато не трясёт на кочках, да и кочек здесь нету. Девочка улыбнулась от мысли: какой бред лезет в голову от усталости.

Старик и Авдей задержались у входа, что-то оживлённо обсуждая. Они разговаривали, как говорят близкие люди после долгой разлуки, оба светились счастьем, радуясь встрече.

Софья огляделась. В трактире всё было из дерева. Деревянный пол, деревянный потолок, деревянные столы и стулья. При свете свечей и лучин было даже уютно.

Если не брать в расчёт троицу за соседним столом. Двое из них едва пытались вести диалог, но от выпитого силы были на исходе. Они хотели что-то сказать друг другу, однако теряли и путали слова. Их разговор больше походил на набор слов и бурчание губ под жирными и засаленными усами. Третий товарищ спал, положив голову на стол.

— Митяй не задерживай Авдея, он с дороги и голоден, — проговорила старушка, вернувшись с чугунком наваристой каши, и снова ушла. По трактиру разошёлся ароматный запах ячменя и мясных шкварок.

У Сони ещё больше заурчало в животе. А собака облокотившись на стул двумя лапами, приподняла мордочку.

— Фу, Альфа, не лезь! Сейчас нас накормят, — тихо проговорила девочка.

Наконец к столу подошли Авдей, и хозяин дома, держа в руках по деревянной кружке.

— Ну, благодарю вас за гостеприимство, — заговорил Авдей, а хозяин псердито перебил его:

— Чтобы я такого больше не слышал! Ты здесь дома, делай что хочешь, только за кухарство не берись, на это вон Марья есть.

Мужики засмеялись и, ударив деревянными чарками, сделали по глотку.

— Авдюшка, снова залепетала хозяйка, расставляя на столе тарелки с ржаным калачом, свёклой и репой, нарезанной в масле. — Милок, что же ты редко к нам приезжаешь? Мы уж старые, и нас всё больше радует визит дорогих гостей.

— Вы не серчайте на меня. Столько всего в последнее время случилось, что не мог я до вас раньше добраться. Но я даю слово: в августе приеду к вам жить. Вон конюшню новую построим, а то в той, гляди, крыша на лошадей упадёт. Вы ещё устанете от меня, — усмехнулся Авдей.

— Всё, договорились, первого августа буду с утра стоять на крыльце. — с радостью на лице произнёс старик.

Снова раздался треск кружек, бьющихся друг об друга.

— Слышали вы, что в этих землях шайка Махлайки орудует? — спросил Авдей.

— Да, слышал, — улыбнулся старик. — Да не только слышал, но и видел. Были они здесь, дней пяток назад. Конечно не вся банда, а шесть человек сюда заходило. Махлай сразу же мне представился и попросил испить. Марья дала крынку холодного кваса. Утолив жажду, они хитрыми глазами обежали по кругу, ни слова друг другу не говоря в полной тишине. Я уж думал — всё! Сейчас схвачу саблю да и эх…, в последний бой брошусь. Но тут самый высокий из них в сером кафтане, тот, что мне Махлаем представился, повернулся к шайке, тихо, но твёрдо сказал: «Уходим!». Все вышли, а он, откланялся — и за ними вслед.

— Эхх.. меня здесь не было, — Авдей стукнул по столу.

— Ну вот, смотри, Авдейка, продолжал старик, — хоть и шайка, но атаман благородный. Осмотрел гнилой скрученный терем, и на стариковь рука не поднялась. — Хозяин отпил. — Ну а то, что бояр грабят, так Бог с ними, у них не убудет.

— Нет, дед, они и на крестьянские деревни налетают.

Шурша сарафаном, вернулась хозяйка, на этот раз с большим кувшином и глиняной плошкой, похожей на сковороду, доверху наполненную жареными карасиками. Собака заскулила.

— Да я и про тебя не забыла, — проговорила старушка, протянув собаке чашу с мясными костями.

Через полчаса у старого трактирщика и Авдея заблестели глаза. Гость со смехом принялся рассказывать, как отпраздновал сватовство сына мельника с Астраханской земли. Вдруг в дверь жёстко и глухо застучали.

— Во, глянько, ещё гости пожаловали, — проговорил хозяин, хотел встать, но его за рукав остановил Авдей.

— Митяй, стой! Время позднее, вдруг это вернулись разбойники.

Старик сел на место.

— Ну нет, — хотел что-то сказать, но его перебил Авдей:

— Вдруг они вернулись, чтоб забрать хоть какие-то монеты.

— Нет, Авдей, я так не считаю, — спокойно заговорил трактирщик. — Наш с Марьей постоялый двор единственный здесь на сотню вёрст. А зачем им забирать наши гроши, если здесь можно хорошо поесть и попить? А если оставить нас в живых и не сжечь трактир, то можно вернуться сюда в любое время и отдохнуть.

В двери застучали настойчивее.

— Всё равно я не позволю объедать стариков, — Авдей встал, осмотрелся и подошёл к ближайшей лавке и, оторвав от неё ножку, направился к входной двери. — Сейчас я вам покажу! — сжав зубы зарычал он. Но тут дверной засов сломался, и дверь с грохотом отворилась настежь. В трактир вбежали двое высоких мужчин с острыми саблями.

Софья спряталась под стол.

Авдей рывком устремился к ним и уже взмахнул над головой дубинкой, как резко остановился и замер.

— Бажан! — крикнул он.

— Авдей! — отозвался незнакомец.

— Ух-ха-ха… Это так сегодня встречают гостей, — осклабился второй незнакомец, взглянув на лавку, нависшую над его головой.

Авдей опустил руки, его лицо расплылось в широкою улыбку.

Незнакомец убрал в ножны клинок и протянул Авдею руку. Они дружественно похлопали друг друга по спине.

— Митяй! — обратился другой незнакомец к трактирщику, откидывая грязные тёмные волосы назад, — отец, ты уж не серчай за выбитую дверь. Она у тебя всегда настежь, а тут, глянь, закрыто. Мы уж подумали, не случилось ли какой беды.

Девочка вылезла из-под стола.

Хозяин постоялого двора махнул рукой, встал и подошёл к ночным визитёрам:

— Да это я, дурень старый, даже знать не знаю, зачем запёрся.

Авдей, старик и двое незнакомцев обнялись и, похлопывая друг друга по плечам, посмеялись над случившимся.

— У нас гости! — закричал старик, — Марья неси ещё кувшин, нет два, три неси, да сколько сможешь донести.

Все уселись за стол. Авдей представил Соне гостей как своих хороших знакомых и лучших в мире бродячих музыкантов. Богдан сыграет любую музыку на любом инструменте, а Бажан складывает баллады, да такие, что уши тянутся кверху, а душа заливается музыкой.

Вечер выдался наивеселейшим. Софья снова выслушала историю про мельника и его сына, на этот раз с более красочными подробностями и весёлыми вставками. Потом снова про банду в этих лесах. Затем разговор зашёл о рыболовстве: кто какого размера вытаскивал осетра и сома. А после плавно перешли на обсуждение людей, которых девочка, конечно, не знала и знать не могла.

Всё это сопровождалось шутками и непристойными стишками, их девочка не понимала, а что понимала, приходилось краснеть. Авдей часто одёргивал и напоминал кучерявому поэту, что здесь ребёнок. Тот извинялся, но быстро забывался и продолжал шутить.

За соседним столом троица незнакомых постояльцев громко сопела, уткнувшись лбами в стол.

После очередного кувшина Авдей предложил спеть песню. Все замолчали.

— Ну, давай, Богдан, начинай, — обратился он к кучерявому мужику. Тот посмотрел на Софью, продолжая молчать. За соседним столикам раздавался храп.

— А, девочка! — Авдей дружелюбно ударил Богдана по плечу. — При этой девочке можно. Она и не такое видела. Ты знаешь, Соня по небу летала, и вся её семья летает на железной птице, это, как они там называются?

— Самолёты, — подсказала Софья.

— Да, точно сам-лёты. Так что при ней можно, — добавил Авдей.

На лице музыканта проявилась улыбка: — Ну, а что вы сразу не сказали? — грубым высоким голосом проговорил он. — А я уже сижу, не знаю как себя сдержать.

Весь стол засмеялся. Певец выпрямил спину, принял позу пианиста и начал постукивать по столу пальцами.

«Тук. Тук. Тук» Затем надул свои щеки, принялся выпускать губами воздух. Попадая в такт, будто басы ударных барабанов.

«Тук. Тук. Пах. Пах. Тук. Пах». Тут деревянные ложки, что лежали на столе, взлетели в воздух и стали стучать по столу.

«Пах. Пах. Тук. Цок. Цок». Софья привстала, не понимая, в чём дело. Но тут заскрипели скрипкой дверные петли.

«Пииииоо. Пах. Пах. Тук. Цок. Пииииооо». В воздух взлетели деревянные тарелки и начали биться друг об друга. Соседняя лавка приподнялась и застучала об пол глухим басом. Всё в округе заиграло. Что-то бьётся, что-то скрепит, стучит и звенит. Девочка открыла рот, крутила головой — как же всё это сочетается? Будто маленький оркестр, в котором ноты льются со всех сторон.

Черноволосый мужчина запел.

Эх, спою я про девицу,

Красотою как синица.

Что живёт одна в горах

И летает на санях.

Белый блеск её волос

Ослепит тебя до слёз.

Посмотрев в её глаза,

Ты забудешь про себя.

Кучерявый сильней застучал пальцами, музыка заиграла громче. Авдей встал, сдвинул позади стол, освободив место для танца, и потянул Софью за руку. Через мгновение в весёлом хороводе, стуча и отплясывая по деревянным полам, разошлись все гости. Два бродячих музыканта, кривляясь, подражали каким-то зверям, старый хозяин трактира в порыве танца закружил свою пожилую супругу. Даже собака, прыгая на задних лапах, пыталась подвывать в такт ударным инструментам.