Последний аккорд

Омар Суфи

Войны, революции, метаморфозы двадцатого века через призму истории одного города – все это вам расскажет… пианино фирмы «Рёниш». Сделанный в Германии музыкальный инструмент в тысяча девятьсот четвертом году начинает долгое путешествие в отдаленный уголок Российской империи – на Кавказ. Там он будет учить музыке детей аристократов, развлекать пьяных посетителей в ресторане, нести культуру рабочим в заводском клубе, служить музыкальному гению, и много чего еще ему предстоит пережить.

Автор — ash.

Корректор Мария Устюжанина

⠀ На обложке картина Оксаны Золатаревой «Старое пианино»

© Омар Суфи, 2020

© Мария Устюжанина, корректор, 2020

© На обложке картина Оксаны Золатаревой «Старое пианино», 2020

ISBN 978-5-4498-8651-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Путешествие в Россию

Моя история начинается на заре двадцатого века. Меня создали в Лейпциге — культурном и музыкальном центре Германии, а можно даже сказать и всей Европы. Извините мой немецкий национализм. Я знаю, к чему позже он привел. Но, видите ли, объективно говоря, то, как меня создавали, дает все основания для бахвальства. Вообще как создаются в Германии вещи — это искусство. Достаточно простому обывателю вспомнить автомобиль «Мерседес». Впрочем, постараюсь воздержаться от возлияний по поводу моей родины.

Я сделан на всемирно известной фабрике по изготовлению фортепиано «Рёниш». Она была основана Карлом Рёнишем в 1845 году в Дрездене, столице Саксонии. Позже он перенес свою деятельность в Лейпциг. Еще бы — ему ни оставалось ничего другого как переехать в музыкальную столицу Германии. Столько положительных отзывов о его роялях и пианино! Да, нами восхищались в Австро-Венгрии, Франции и России. Нас трогали Ричард Штраус и Эдвард Григ, Джакомо Пуччини и Сергей Рахманинов, и многие многие другие.

Меня лично изготавливали несколько лет. Мою чугунную раму отливали лучшие мастера — кстати, это именно мой создатель Рёниш придумал чугунную раму для фортепиано. Да, моя деревянная начинка, конечно, уступает инструментам фирмы «Босендорф». Там настоящее дерево. Наша же деревяшка прессованная. Ну все равно, наше звучание ни хуже… Не думаете, что я завидую. Зависть — это человеческое. Хотя эволюционисты утверждают, что многие человеческие чувства имеют корни в животных порывах. Дарвиновские теории о борьбе за выживание. Короче о Дарвине потом…

Мастер Маркус Хундхаммер собирал мои последние детали. Другой мастер Ульф работал над моими струнами. Я и мои собратья — это произведение искусства. Поэтому наша фирма стала назначенным поставщиком в королевские дворы Саксонии (позже Германии), Швеции, Австро-Венгрии, Испании и России.

Так что, с момента изготовления я был благословлен — мои создатели были мастерами своего дела. Вот только про одно я могу и должен пожаловаться. Меня создали в качестве пианино, а не рояля. Мне с рожденья было предназначено быть инструментом в частных домах и небольших клубах. Мне не было место в концертных залах — на моих клавишах не будут играть крупные симфонии; разве что отдельные фортепианные партитуры к ним.

А еще говорят, что Создатель породил всех равными. Не получается как-то. Вот кто-то рождается в семье короля, и становиться потом тоже королем. Кто-то рождается в семье бедного башмачника, и у такого ребенка почти нет шансов стать в будущем королем. Хотя, впрочем, бывают разные случаи — вот, к примеру, Сталин. Но это редкие случаи. Также и со мной. Никаких равных стартовых возможностей.

Я — пианино. Инструмент хорошей фирмы «Рёниш». Но пианино, а не рояль. Впрочем, я не возражал бы быть пианино в богатых домах Лейпцига, Франкфурта, Вены, Парижа — можно и Праги. Да вообщем-то неважно где. Главное, что бы ты нашел себе применение. На тебе играли, и ты получал удовольствие. Ну и приносил пользу окружающим…

А теперь перейдем к моим путешествиям по жизни — долгому, неожиданному и полному приключений.

Я и мои собратья были готовы к продажи в августе 1903 года. Я бы конечно предпочел остаться в Лейпциге — городе, где творили Бах, Шуман, Мендельсон и Вагнер.

Однако, судьба распорядилась иначе…

После завершения изготовления я и несколько моих собратьев были тестированы настройщиком Мартином Хансом. И прямо в тот день я услышал, что Мартин Ханс получил предложение работать в России. «Рениши» поставлялись в Россию, притом, включительно, ко двору его Императорского Величества. Россией тогда правил последний российский царь Николай Второй. Так что там было немало моих собратьев; в Санкт-Петербурге был даже специализированный магазин нашей фирмы. Я и подумал, что Ханс едет туда работать.

Ему обещали большую зарплату, и он быстро согласился. У Мартина было четверо детей, так что, предложение пришлось кстати. Проверив нас, настроив как положено, Мартин Ханс похлопал меня по крышке и сказал: «В путь-дорогу собирайся, вместе будем путешествовать».

Через несколько дней три рояля и десять пианино, включая меня, были готовы к отправке в Россию. Ну что вам сказать? Конечно, на родине всегда лучше. Но люди и предметы из мира искусства всегда любят путешествовать по миру. Творческие люди черпают вдохновения от путешествий, а мы же — предметы, несем и распространяем определенную культуру по всему миру. Так, европейская музыка со своими инструментами оказалось в Японии, а оттуда пришла икебана, театр Кабуки и прочее.

Так что, я вполне смирился с тем, что мне придется покинуть Германию. Нет, я не был сильно расстроен. Я был горд тем, что я буду представлять саксонское производство и германскую культуру заграницей. Более того, я даже был по-своему заинтригован путешествием в Россию. В одном был уверен, что я там не останусь без дела. Российское музыкальное искусство было всемирно известно. Мы все знали кто такой Чайковский и Рахманинов.

Да я знал, что это путешествие в один конец. Такие тяжелые инструменты как рояль и пианино обычно не перевозят из одной страны в другую. Значит, Россия должна была стать моей второй и вечной родиной до тех пор, пока время не разрушит меня.

Мы пролежали на складе еще пару месяцев. Уже в январе 1904 года нас погрузили на повозки и повезли на железнодорожную станцию. Большой пыхтящий паровоз встретил нас протяжным гудком. На станции было полно народу и мне сразу на душе стало легче, когда я увидел кучу других предметов, которые отправляли из Саксонии в разные концы света. В вагоне вместе с музыкальными инструментами везли мебель и ткацкие станки. Все товары в нашем вагоне предназначались для России.

Мы сперва пропутешествовали в Берлин, а потом оттуда направились к российской границе. На границе состав проверяли таможенники — мы там задержались несколько часов. Пару вагонов отцепили и оправили куда-то в другое место. Но с нашим было все в порядке.

Первым большим городом, через который наш вагон проехал, была Варшава. Я все продолжал радоваться. Хоть мы направлялись в сторону несколько иной цивилизации, чем моя родная саксонская, но было много схожего. Кроме того, связи России с Германией настолько многогранны, что невозможно не увидеть множество параллелей и влияние… немецкое, конечно. А вообще-то скажу, что недаром утверждают, что российское государство основали варяги — то бишь германские цари… Простите… Я знаю, что я опять увлекаюсь… Меня могут обвинить в пангерманизме. Но это слово потом стало нести такой тяжелый груз и оттенок. Но если вдуматься, то ничего в этой концепции плохого нет, если только его не преломлять через призму нацизма, как, увы, это сделали нацисты.

Я просто имею в виду, что германские народы создали высокоразвитые общества. Они оказали положительное влияние на многие окружающие народы в плане экономического и культурного развития. Возьмите финнов, славян — поляков и чехов, мадьяр, ну и русских. Здесь вопрос не только в том, что первые русские цари были варяги… Да, я знаю, вы будете спорить, что они не были варягами. Да бог с ними царями! И даже не в том, что после Екатерины в крови русских царей было больше немецкой крови, чем русской. Просто, сами русские приглашали много немецких ученых и мастеров в Россию, а мы там работали от души на благо Великой России. Просто немец не может делать что-то тяп-ляп… Все! На этом я прекращу свои возлияния по поводу своей родины и продолжу рассказ…

Еще раз простите. Музыка не имеет национальностей и границ. Просто пока мы ехали в вагоне, все эти мои собратья пианино, рояли и даже ткацкие станки то и дело говорили о Германии и её растущем влиянии. Так что волей-неволей я попал под это влияние.

В начале февраля мы, наконец, добрались до Санкт-Петербурга. Все вы, наверно, слышали, что этот город был построен по воли Петра I на болотах, и от того в столице царской России ужасно сыро. Русские известны своим упорством, иногда вопреки логике. То есть, говоря о столице, невозможно не задаться вопросом — земли, что ли, не хватало? Ну, понимаю, что размещение столицы на севере имело символическое и стратегическое значение для Петра, который претендовал на северные территории и воевал со шведами. Ладно, а потом? С упорством русские расширяли город, боролись с потопом. Впрочем, Санкт-Петербург как нельзя лучше характеризует дух русского народа. Это символ авторитаризма — царь указал, так и построили этот город — хоть у черта на рогах. Это символ бойцовского духа русских — борьба со стихией. Это символ богатой культуры — ведь это же музей под открытым небом. Ну, можно еще найти много другой символики в Санкт-Петербурге.

Видите, я уже стал проникаться патриотическим духом по отношению к моей второй родины. Но должен отметить, что одновременно я стал беспокоиться насчет своего пребывания в Санкт-Петербурге. Дело в том, что несколько дней мы пролежали в вагоне. Я так боялся, что мои струны и клавиши отсыреют. На дворе было минус 15 градусов — январь. Никто не мог понять, почему нас не разгружают. Россия…

Наконец, на пятый день двери вагона открылись. Вместо грузчиков, которых мы ожидали увидеть, были солдаты, которые, ругаясь матом, стали быстро разгружать все прямо в снег. Рядом был какой-то солидный мужик — кажется, представитель фирмы, который отвечал за перевозку и просил быть поаккуратней с музыкальными инструментами. Впрочем, его никто не слушал. Один из пианино, кстати, который находился рядом со мной (мы с ним так сдружились) уронили, и он буквально разбился на глазах. Я был до смерти напуган. Но благодаря этой жертве с другими вещами стали обращаться более осторожно. Выгрузили вагон быстро, и потом военные его отогнали куда-то. Мы остались еще несколько часов на лютом морозе. Я прямо чувствовал, как мои молоточки начинают сыреть.

Наконец появились повозки с гражданскими носильщиками. Мы ничего не понимали. И уже услышав разговор носильщиков, я понял, что началась война. Какой ужас! Самая смертельная вещь для искусства, для музыки и всего прочего, включая людей.

В феврале 1904 года началась русско-японская война и нам на «счастье» выпало прибыть в русский хаос как раз во время начало конца Российской империи. Тогда мы еще не знали, чем все это кончиться и когда. Не совсем я разбираюсь, из-за чего началась этой война. Войны в целом начинаются из-за территорий. Иногда из-за амбиций королей. Я только чуть выше упомянул икебану. Ну, видите, помянул — вот те на…

Как я понял, этот переполох на вокзале был вызван войной — сперва нас никто не разгружал, а потом военным срочно понадобились вагоны и нас в спешке выбросили на открытый мороз. Хорошо, менеджеры «Рениша» были люди собранные и быстро организовали перевозку — ведь товар-то недешевый.

Нас доставили в хорошее складское помещение неподалеку от Академического переулка — я стал постепенно знакомиться с этой изумительно красивой и одновременно суровой столицей большой империи. Меня радовало, что я попал в такое место. О России в Европе говорили разное — были разговоры о медведях, плохих дорогах и тому подобное. Но увидев Санкт-Петербург — эту цивилизацию, я понял, что скучать тут не буду.

Мы все — рояли и пианино, начали успокаивать друг друга. Да, пришлось пережить несколько неприятных часов и даже потерю друга, но что делать. C’est la vie¹… В России я уже стал использовать французский, вместо того чтобы сказать «das ist…» Сразу скажу, что больших предубеждений у меня против французов нет. Они были лидерами континентальной Европе… до недавнего времени, когда мы отвоевали у них Эльзас и Лотарингию.² Они, конечно, готовят лучше всего, но так любят задираться своим французским — вином, сыром… Ну хватит об этом.

После того как мы разместились на складе, защищенным от лютых российских морозов и сырости петербургских улиц, для нас главное теперь было быстро найти себе применение. Мы надеялись, что в российской столице нас быстро купят. Ведь в такую даль обычно из Германии отправляли товар, если только были заказчики. Но к нашему большому удивлению нас никто не покупал и даже никто не навещал целую неделю.

Через неделю дверь в склад открылась и я — ба! — увидел Мартина Ханса. Сразу на душе стало весело. Его сопровождали еще двое — один восточной внешности, а другой типично славянской — он переводил Мартину на немецкий то, что говорил другой восточной внешности мужчина на ломаном русском.

Они стали говорить не о музыке, к нашему сожалению, а о начавшейся войне. «Я думаю, что сейчас не самое лучшее время перевозить товар на Кавказ. Железные дороги работают на военных. Так что даже не знаю, когда сможем перевезти все эти инструменты». Мартин Ханс отвечал: «Мое дело настраивать инструменты. Чем больше они будут лежать, тем больше они расстроятся. Их потом можно будет, конечно, настроить. Может лучше продать здесь в Санкт-Петербурге». «Нет, нет, — запричитал восточный человек. — Я обещал клиентам и притом „Рениш“. На Востоке никто не торопиться. Так что немного подождем и потом отправим. Кроме того, одно пианино хотела дочь Елизаветпольского губернатора».

Этот разговор не на шутку встревожил меня, да и думаю другие инструменты тоже. Как я понял, нас собирались отвезти на Кавказ — это где-то на Востоке, как сказали эти люди. Что там мы будем делать?! В какую дыру нас везут? С другой стороны успокаивало то, что человек с восточной внешностью упомянул Елизаветпольскую губернию. Я не знал, где эта губерния, но звучит вполне по-европейски — Елизаветполь. Хотя просторы России велики — может это где-то в Азии?

Мартин Ханс и двое других людей удалились, оставив нас в тревожном неведении. Мы все стали бесперебойно говорить о том, что услышали. Многие соглашались, что нам суждено отправиться в черту на кулички. Правда, одно пианино отметило: «Куда бы нас ни отправили, мы должны быть горды. Мы несем высокую миссию по распространению культуры, притом европейской. Да и к тому же мы представляем нашу родину — великий Дойчланд³».

Да, конечно, он прав, но между нами говоря, хочется все же быть среди своих и, по крайне мере, в своей цивилизации. Черный рояль в углу пробубнил, что раз его тоже ведут туда, значит, там есть большие дома, может даже концертные залы. Там есть губернатор — так, что не пропадем, там есть европейская цивилизация.

Не знаю, не знаю, я лично настроился на Санкт-Петербург и все с нетерпением ожидал, что вот двери откроются и меня повезут в один из прекрасных домов, коими полон этот северный город. Я хотел звучать, излучать музыку, энергию. А вон тебе на… Сидишь на складу и ждешь когда же тебе заберут куда-то в тридевятое царство — donnerwetter!⁴

В таком томительном ожидании мы пролежали на складе еще пару месяцев. В апреле, когда весна в Санкт-Петербурге начала подавать первые признаки, нас наконец-то вытащили. На улице нас ожидали несколько повозок. Три пианино и два рояля погрузили на них — на этот раз аккуратно. Видать носильщики были профессионалы — может из музыкальных магазинов.

Было больно и обидно проделать такой огромный путь в столицу империи и покидать его, так и не увидев всех прелестей столичной жизни. Увидеть Лондон и умереть… Так называется книга одного писателя. Это детектив. Забегая вперед скажу, что я видел эту книгу у своего очередного хозяина восемьдесят лет спустя…

Мы опять были на вокзале. Ни одного знакомого лица… и ни одного веселого. Кажется, дела на войне шли не ахти хорошо. Впрочем, доступа к информации у меня не было. Одно дело, когда ты в квартире, а совсем другое, когда пылишься на складе.

Вы, наверно, почувствовали, что я был задет. Я — «Рёниш», проделавший такой путь из Саксонии в Россию, оказался несколько месяцев не востребован. Мои невеселые мысли были прерваны гудком подъезжающего паровоза. Мне удалось буквально на минутку переговорить с ним. Он приближался медленно на перрон, пыхтя черным густым паром и скрипя колесами. Он-то мне и сообщил, что на фронте нехорошо. На железных дорогах хаос. Так что, смотри, береги себя — таково было его напутствие. Впрочем, в нашем мире вещей, в отличие от людей, мы были полностью зависимы от наших владельцев. Для верующих, коим являюсь я, все зависело от Бога. Это люди имеют определенную долю свободу… или им так кажется, что они имеют свободу. Некоторые считают, что человек обладает определенной свободой, другие считают, что все от Бога. Не буду вдаваться уж в такие теологические тонкости.

Итак, мы начали далекое путешествие в Елизаветполь.

Примечания

1

Такова жизнь (фран.).

2

Имеется в виду война 1870—71 года, когда Германия завоевала указанные территории в войне с Францией.

3

Германия (нем.).

4

Черт побери (нем.).