«Дева со знаменем». История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк

Ольга Тогоева

История Жанны д’Арк – героини Столетней войны – одно из ключевых «мест памяти» для французской культуры. Начиная с XV века ее изображения неоднократно воспроизводились художниками, графиками, скульпторами, граверами и карикатуристами. В своей книге Ольга Тогоева прослеживает, как в разные исторические периоды менялись подходы к иконографии Орлеанской Девы и как подобные изменения были связаны с политической культурой Франции. По этим совершенно вымышленным, часто странным, а порой и просто фантастичным изображениям автор предлагает изучить симпатии и антипатии французов эпохи Средневековья, Нового и Новейшего времени, их взгляды на общественные процессы, актуальные политические события, религиозные и социальные проблемы. Французские короли эпохи позднего Средневековья, кардинал Ришелье и Наполеон Бонапарт, партийные лидеры и государственные деятели современной Франции – все они на протяжении шести столетий использовали образ Жанны д’Арк, обыгрывая те или иные существующие о ней мифы или создавая собственные легенды. Ольга Тогоева – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

Глава 4

Сомнительная святая

Когда я была сделана, без различия

Осторожному королю, другу Божьему,

Подчинялись повсюду во Франции,

Кроме как в Кале — сильной крепости.

Это было правдой³⁸⁵.

Слова эти были выгравированы на памятной медали, отчеканенной в 1451 г. в честь Карла VII и знаменующей скорое окончание Столетней войны. После взятия Руана в 1449 г. отдельные стычки и масштабные сражения с противником происходили все реже, и удача везде сопутствовала французам. Так случилось 15 апреля 1450 г. при Форминьи, где, благодаря активному использованию артиллерии, английская армия, находившаяся в Нормандии, была практически уничтожена. Так произошло 17 июля 1453 г. при Кастийоне — в последней крупной битве Столетней войны, в которой англичане также потерпели сокрушительное поражение. Еще через три месяца, 19 октября 1453 г., французы заняли Бордо, и военные действия между двумя королевствами были наконец полностью прекращены³⁸⁶. И хотя никакого мирного договора, подводящего итог столь давнему противостоянию, так и не было заключено³⁸⁷, Карл VII мог с полным правом носить отныне когномен «Победитель» (Victorieux)³⁸⁸.

Окончание, пусть отчасти и формальное, Столетней войны и состоявшийся в 1455–1456 гг. процесс по реабилитации Жанны д’Арк не только укрепили положение французского монарха и обелили память о его главной «помощнице» в глазах современников. Они, по всей видимости, положили также начало открытому обсуждению соотечественниками Орлеанской Девы вопроса о ее возможной святости. По мнению Режин Перну и В. И. Райцеса, «Сводное изложение» инквизитора Франции Жана Бреаля, подводящее итог слушаниям 1455–1456 гг., являлось первым шагом к признанию данного факта³⁸⁹. Сходную позицию занимал и Пьер Тиссе, полагавший, что показания свидетелей на процессе по реабилитации отражали определенный сдвиг в восприятии девушки в кругах, близких к участникам ее реабилитации, причем не только среди образованных французов, но и среди простых обывателей³⁹⁰.

Что же касается более поздних откликов на эпопею Жанны д’Арк, то и здесь уверенность в ее подлинной святости высказывалась регулярно. В «Кратком изложении истории Франции», преподнесенном в 1458 г. Карлу VII, королевский секретарь Ноэль де Фрибуа настаивал, что «Дева, без сомнения, пребывает в Раю»³⁹¹. Официальный историограф герцогов Бургундских Жорж Шателен утверждал в стихотворной «Коллекции удивительных событий, случившихся в наше время» (1464–1466 гг.), что выдающиеся военные подвиги девушки снискали ей нимб святой³⁹². Тома Базен, епископ Лизье и один из ближайших соратников Карла VII, в своей «Истории», законченной в 1472 г., отмечал, что не следует удивляться трагической гибели Девы, ибо таков удел всех мучеников, начиная с Иисуса Христа, его пророков и апостолов³⁹³. Эти и подобные им рассуждения³⁹⁴ позволили в свое время Филиппу Контамину высказать предположение, что идея канонизации Жанны д’Арк во второй половине XV в. буквально витала в воздухе³⁹⁵.

Тем не менее, от того периода у нас не сохранилось ни одного «портрета» Орлеанской Девы, где была бы визуализирована идея ее возможной святости. Единственная миниатюра, на которой французская героиня оказалась изображена с нимбом над головой и которую историки XIX — начала XX в. традиционно датировали XV столетием, в действительности являлась грубой подделкой (ил. 14). Читающей публике она была впервые представлена в иллюстрированном издании «Жанны д’Арк» Анри Валлона³⁹⁶, не сомневавшегося в исключительных качествах своей героини³⁹⁷, всеми силами ратовавшего за ее скорейшую канонизацию³⁹⁸ и пытавшегося любым способом подтвердить необходимость данного политического решения³⁹⁹. Однако все подлинные изображения Орлеанской Девы, относящиеся к XV в., — уже знакомые нам рисунок Клемана де Фокамберга, инициалы к различным рукописям, миниатюры к «Защитнику дам» Мартина Ле Франка и к «Вигилиям» Марциала Овернского — идею ее святости никак не развивали.

Ил. 14. Неизвестный художник. Дева Мария, Христос, архангел Михаил и Жанна д’Арк с нимбом над головой. Подделка XIX в.: Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrée d’après les Monuments d’Art depuis le quinzième siècle jusqu’à nos jours. 3 éd. P., 1877 (вклейка).

Более того, именно во второй половине XV столетия во Франции произошли существенные изменения в самих принципах историописания. Под влиянием итальянского гуманизма в кругах парижских интеллектуалов формировались устойчивый интерес к проблеме личной ответственности человека за любые его деяния и, как следствие, склонность к использованию героического дискурса для описания событий прошлого⁴⁰⁰. Изложение, таким образом, должно было следовать строго за главным персонажем истории, которым в подавляющем большинстве случаев оказывался тот или иной правитель. Преимущественно этот принцип построения сочинений, посвященных в том числе периоду Столетней войны, мы и наблюдаем в хрониках, создававшихся во Франции в 1450–1490‐е гг. Важно учитывать и то обстоятельство, что их авторы были не просто лояльны королевской власти — чаще всего они входили в число наиболее приближенных к особе монарха людей.

Так, Жиль ле Бувье герольд Берри, автор «Хроники», охватывающей события 1402–1455 гг., в 22 года поступил на службу к будущему Карлу VII и оставался его верным соратником на протяжении всей своей жизни. Именно дофин назначил его герольдом, а в 1451 г., после отвоевания Нормандии и Гиени, Жиль получил должность гербового короля французов (roi d’armes des Français) — первого в истории страны⁴⁰¹. Обязанный карьерой и положением в обществе своему высокому покровителю, Бувье избрал соответствующий стиль изложения при составлении хроники. В описании всех без исключения событий Столетней войны центральное место отводилось Карлу VII: это он собирал войска, укреплял их дух, руководил сражениями⁴⁰². Имя Жанны д’Арк Герольд Берри вспоминал лишь от случая к случаю и даже не упомянул о ее участии в коронации дофина в Реймсе⁴⁰³. Утверждая, что появление девушки на исторической сцене расценивалось окружающими как «Божественное чудо», хронист тем самым хотел всего лишь дополнительно подчеркнуть законность претензий Карла на французский престол⁴⁰⁴.

На сходных позициях стоял и Пьер Шуане, личный врач и астролог Людовика XI, по заказу монарха и, возможно, при его личном участии составивший в 1481–1482 гг. «Розарий войн» (Rosier des guerres) — наставление дофину (будущему Карлу VIII), также включавшее историческую хронику⁴⁰⁵. События Столетней войны и правления Карла VII Шуане излагал с опорой на сочинение Жиля ле Бувье⁴⁰⁶, а потому его главным героем вновь оказывался сам король, а Жанна д’Арк появлялась на листах рукописи лишь эпизодически. Она вновь отсутствовала в сцене коронации⁴⁰⁷ и при описании важнейших военных операций, на ее долю оставались лишь поражения — неудачный штурм Парижа, пленение под Компьенем и гибель в Руане⁴⁰⁸.

Идентичная манера повествования была присуща и Роберу Гагену, выпускнику Сорбонны, доктору канонического права, декану факультета декретов и одному из основателей университетского издательства. Долгие годы находясь на службе у Людовика XI, а затем у Карла VIII, Гаген не раз отправлялся по их поручению с различными дипломатическими миссиями⁴⁰⁹. А потому и его «Компендиум о происхождении и деяниях французов» (Compendium de origine et gestis francorum), опубликованный в 1495 г., в действительности был посвящен исключительно деяниям королей: даже победа под Орлеаном оказывалась здесь делом рук лично Карла VII и описывалась как решающее событие в его дальнейшей судьбе⁴¹⁰.

Ни в одном из этих сочинений идея святости Жанны д’Арк не рассматривалась вовсе: в официальном, прокоролевском историописании военные свершения девушки к концу XV в. явно отошли на второй план, и «Вигилии на смерть Карла VII» Марциала Овернского, посвятившего Орлеанской Деве немало строк, оставались на подобном фоне любопытным исключением. Сложившаяся ситуация дала многим современным специалистам по études johanniques (исследованиям, посвященным эпопее Жанны д’Арк) повод утверждать, что с этого момента соотечественники как бы «забыли» о своей героине и «вспомнили» о ней только в XIX столетии⁴¹¹. И все же, несмотря на радикальные изменения в понимании и интерпретации прошлого и смену общего политического климата в стране, во Франции существовал по крайней мере один город, уже в XV в. превратившийся в подлинное «место памяти» о Жанне д’Арк. Этим городом был, конечно же, Орлеан, для жителей которого девушка навечно осталась главным действующим лицом Столетней войны.

***

Именно во второй половине XV — начале XVI в., когда французские историки так редко упоминали о том, какую роль сыграла Дева в освобождении своей родной страны от захватчиков, в Орлеане был создан весьма внушительный корпус текстов, преимущественно или исключительно посвященных Жанне д’Арк. К нему относились уже неоднократно упоминавшиеся ранее «Дневник осады Орлеана» (Journal du siège d’Orléans), «Хроника Девы» (Chronique de la Pucelle), «Мистерия об осаде Орлеана» (Mistere du siege d’Orleans), «Компиляция о миссии, победах и пленении Жанны Девы» (Compilation sur la mission, les victoires et la capture de Jeanne la Pucelle), а также «Хроника 8 мая» (Chronique de la fête du 8 mai)⁴¹². Насколько можно судить, все эти тексты создавались уже после процесса по реабилитации Жанны д’Арк 1455–1456 гг.⁴¹³, на что указывала масса подробностей, заимствованных авторами из материалов слушаний и, в частности, из показаний военных компаньонов французской героини, описывавших ее действия в ходе снятия английской осады с города. Опора на эти сведения определила и особенности трактовки личности самой девушки в корпусе орлеанских текстов. Их авторы не просто упоминали о ее возможной святости — они утверждали, что это непреложная истина, приводя в подтверждение своих слов доводы, опиравшиеся на систему доказательств, принятую в канонизационных процессах⁴¹⁴.

Первым из них, безусловно, являлась оценка буквально всех без исключения деяний Жанны д’Арк как чудесных, т. е. подтверждавших Божественный характер ее миссии. Вслед за показаниями Жана де Нуйомпона и Бертрана де Пуланжи, которые сопровождали девушку из Вокулера в Шинон на встречу с дофином Карлом и подробно рассказали о проделанном пути на процессе по реабилитации, орлеанские авторы расценивали это путешествие по занятой противником территории как нечто исключительное, как «небывалое предприятие», в благополучный исход которого никто не верил⁴¹⁵.

Не менее удивительными и заслуживающими определения «чудо» (miracle) были и последующие события: встреча с Карлом и узнавание его в толпе придворных⁴¹⁶; раскрытие так называемого королевского секрета (содержания молитвы дофина о спасении королевства)⁴¹⁷; удачное окончание допросов девушки, которые проводились по приказу Карла членами университета в Пуатье⁴¹⁸; переправа французского войска через Луару⁴¹⁹; и, конечно же, освобождение Орлеана⁴²⁰.

Каждому из этих чудесных деяний предшествовало «пророчество» (prophécie), которое давала Жанна д’Арк и которое в обязательном порядке исполнялось, что для орлеанских авторов являлось еще одним неоспоримым доказательством святости девушки. Так, по их мнению, она верно предсказала благополучное завершение путешествия из Вокулера в Шинон⁴²¹; положительное решение, вынесенное университетскими докторами относительно характера ее миссии⁴²²; смену ветра при приближении к Луаре, что позволило королевскому войску без проблем переправиться в Орлеан по воде⁴²³; смерть английского военачальника Гласдейла⁴²⁴; удачную атаку на крепость Ла Турель⁴²⁵ и многое-многое другое⁴²⁶.

Все это давало орлеанцам основание прямо называть Жанну д’Арк в своих сочинениях «святой девой»⁴²⁷, «Божьим творением»⁴²⁸, «святой рукой Господа»⁴²⁹, «[девушкой,] преисполненной святости»⁴³⁰ и уподоблять ее местным, официально канонизированным святым — Эверту и Эньяну. Автор «Хроники 8 мая» сообщал, что своих небесных покровителей жители регулярно видели на крепостных стенах: их молитвами — а также удачными военными операциями, осуществленными Девой, — город и был в конце концов спасен⁴³¹.

К сожалению, нам не известно, имелись ли хотя бы в одной оригинальной рукописи сочинений, созданных в Орлеане и посвященных деяниям Жанны д’Арк, миниатюры или инициалы с ее изображением⁴³². Тем не менее на волне неподдельного интереса, проявленного местными жителями к своей освободительнице во второй половине XV столетия, именно в их городе был установлен первый официальный и предназначенный для всеобщего обозрения памятник Орлеанской Деве, вполне, как кажется, подтверждавший идею ее возможной святости.

***

В действительности скульптурная группа, появившаяся на мосту через Луару, призвана была в первую очередь увековечить главное событие Столетней войны, с точки зрения орлеанцев, — снятие английской осады с города 8 мая 1429 г. Воспринимаемая как истинное чудо⁴³³, эта победа положила начало уникальному местному празднику, впервые проведенному при участии самой Девы и с тех пор отмечаемому ежегодно⁴³⁴. Памятник занимал одно из центральных мест в «топографии» торжеств. В 1650 г. местный знаток древностей Симфорьен Гуйон специально отмечал в своей «Истории церкви, диоцеза, города и университета Орлеана», что религиозная процессия и примкнувшие к ней горожане, покинув после утренней службы 8 мая собор Святого Креста, обходили город по тем улицам, которые существовали на момент осады 1428–1429 гг.⁴³⁵, и делали обязательную остановку на мосту перед памятником Жанне д’Арк, где предавались молитве⁴³⁶.

И все же, несмотря на столь важную роль, которую играла данная скульптурная группа в празднике 8 мая на протяжении нескольких столетий⁴³⁷, об обстоятельствах ее создания мы не располагаем практически никакими достоверными сведениями. Неизвестным остается, когда и кому она была изначально заказана, кто ее оплатил и как выбиралось место для ее установки.

По мнению Шарля дю Лиса, издавшего в 1613 г. сборник поэтических произведений, написанных в честь Жанны д’Арк, и присовокупившего к ним тексты различных коммеморативных табличек из тех французских городов, где бывала при жизни его героиня, памятник в Орлеане был установлен в 1458 г. В подтверждение своих слов он приводил запись некоего «Д. Парана, доктора Сорбонны», якобы лично видевшего скульптуру на мосту⁴³⁸. Однако, кем являлся в действительности этот человек и когда именно он побывал в городе, Шарль дю Лис не уточнял. В 1648 г. те же сведения воспроизводились в «Истории и древностях Орлеана» Франсуа Лемэра, ссылавшегося уже на самого Шарля дю Лиса⁴³⁹. Но уже в 1650 г. Симфорьен Гуйон высказывался относительно даты установления памятника более осторожно: он полагал, что это произошло «спустя небольшое время после [вынесения] знаменательного решения», т. е. после окончания процесса по реабилитации Девы⁴⁴⁰. Более того, немецкий врач и географ Иероним Мюнцер, в 1495 г. проезжавший через Орлеан и отметивший его «великолепный, в двадцать арок» мост через Луару, ни словом не упомянул о какой бы то ни было возвышающейся на нем скульптуре⁴⁴¹. И хотя 1458 г. по-прежнему периодически возникает в исследованиях в качестве «точной даты» создания первого памятника Жанне д’Арк⁴⁴², в современной историографии отныне принято считать, что его появление следует отнести к самому концу XV в. или к первым годам XVI в.⁴⁴³

Кто являлся заказчиком скульптурной группы, сказать также очень сложно. Симфорьен Гуйон полагал, что это были местные жители (les Orleanois)⁴⁴⁴. Понтус Хетерс, автор «Истории герцогов Бургундских в шести книгах» (1583 г.), посетивший город в 1560 г. и лично видевший памятник на мосту, утверждал, что он был установлен на средства «девушек и матрон Орлеана»⁴⁴⁵. По мнению Франсуа Лемэра, заказчиком являлся сам Карл VII, желавший увековечить в бронзе встречу в Шиноне, в ходе которой Дева раскрыла ему тайное содержание его молитвы о спасении Франции: вот почему оба персонажа оказались изображены коленопреклоненными⁴⁴⁶. В XIX столетии эти две гипотезы слились воедино, и Шарль Офрер-Дюверне, не ссылаясь при этом ни на какие документальные источники, заявлял, что король, пойдя навстречу настойчивым просьбам горожан увековечить память об их освободительнице, выдал разрешение на возведение памятника, а все расходы взяли на себя «дамы и незамужние девицы Орлеана»⁴⁴⁷.

Ил. 15. Памятник Жанне д’Арк в Орлеане (до 1567). Гравюра XVI в.: Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrée d’après les Monuments d’Art depuis le quinzième siècle jusqu’à nos jours. 3 éd. P., 1877. P. 378.

Время не сохранило для нас, к сожалению, и имя человека, изготовившего первый вариант скульптурной группы. Известно лишь, что в своем изначальном виде она представляла собой Распятие, у подножия которого возвышалась фигура скорбящей Девы Марии, а по бокам от нее в безмолвной молитве застыли Карл VII и Жанна д’Арк (ил. 15). Именно в таком виде созерцал памятник Понтус Хетерс⁴⁴⁸, а также «доктор Паран», упомянутый Шарлем дю Лисом⁴⁴⁹.

Однако в 1567 г., в ходе Религиозных войн, Орлеан был захвачен гугенотами, полностью уничтожившими скульптуру. Она была восстановлена только в середине XVII столетия, когда ее подробно описал Симфорьен Гуйон. Отныне, правда, памятник выглядел совершенно иначе (ил. 16):

Образ, отлитый в бронзе и [представляющий собой] скорбящую Богоматерь у подножия Креста, сжимающую в объятьях тело Спасителя и [окруженную] статуями короля Карла VII, с одной стороны, и Девы, с другой, также отлитыми в бронзе⁴⁵⁰.

На сей раз заказчиками выступили мэр и эшевены города, которые наняли местного художника Гектора Леско, пообещав заплатить ему за «восстановительные работы» огромную сумму в 130 турских ливров, не считая расходов на материалы⁴⁵¹. В новом виде памятник просуществовал до Революции: осенью 1792 г. муниципалитету Орлеана было предложено уничтожить скульптуру как «оскорбляющую чувство свободы французского народа»⁴⁵². Власти города пытались противодействовать данному решению, упирая на то обстоятельство, что памятник Деве представляет собой «славное свидетельство» способности французов «освободиться от английского ига»⁴⁵³. Однако 21 сентября решение о сносе скульптурной группы было принято, и представители муниципалитета добились лишь того, чтобы одна из пушек, на изготовление которых пошел весь металл, носила имя Жанны д’Арк⁴⁵⁴.

Ил. 16. Памятник Жанне д’Арк в Орлеане (до 1792). Гравюра XVII в.: Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrée d’après les Monuments d’Art depuis le quinzième siècle jusqu’à nos jours. 3 éd. P., 1877. P. 379.

***

Имеющаяся у нас весьма скромная информация, собственно, и объясняет тот факт, что изучался первый официальный памятник французской героине крайне мало. Единственной специальной работой, посвященной его иконографии, остается упоминавшаяся выше статья Оливье Бузи, настаивавшего, что прототипом для данного образа Девы — как и в случае с «портретом» Клемана де Фокамберга — послужила библейская Дебора⁴⁵⁵. Об этом, по мнению ученого, свидетельствовали ее распущенные волосы — одно из главных иконографических отличий любой женщины-пророка — а также наличие знамени⁴⁵⁶.

Подобная трактовка, как я уже отмечала, вызывает определенные сомнения. Связаны они прежде всего с иконографией самой Деборы, которая была не слишком распространена в Средние века и раннее Новое время и не предполагала наличия перечисленных выше атрибутов, поскольку библейская героиня изображалась обычно в женском платье, с покрытой головой, без оружия и доспехов, пусть даже и верхом на боевом коне. Однако Дебора выглядела довольно сомнительным прототипом для орлеанской скульптурной группы еще по одной важной причине — из‐за общей композиции избранной сцены, отсылавшей, скорее, к иконографии Нового, а не Ветхого Завета, что было совершенно очевидно для наблюдателей уже в XV–XVI вв.

В первом варианте орлеанского памятника, просуществовавшем до 1567 г., современники без особого труда опознавали сцену Распятия. Во втором, разрушенном в 1792 г., — сцену Пьеты с фигурой Девы Марии, прижимающей к груди Тело Сына. Об этом, в частности, сообщал английский писатель и мемуарист Джон Ивлин, посетивший Орлеан в апреле 1644 г.:

На одном конце моста [возвышаются] крепкие башни, а примерно в середине и сбоку [установлена] статуя Девы Марии, или Пьета, с мертвым Христом на коленях, [выполненная] в натуральную величину. С одной стороны от креста стоит на коленях Карл VII в полном доспехе, с другой стороны — Жанна д’Арк, знаменитая Дева, также вооруженная как солдат, в сапогах со шпорами и с распущенными как у женщины-воина волосами, которая освободила город от наших соотечественников, его осадивших⁴⁵⁷.

Данная композиция, близкая по смыслу сцене Оплакивания, в полном соответствии со средневековой иконографией, традиционно оказывалась лишена многочисленных дополнительных персонажей⁴⁵⁸. В орлеанской скульптурной группе (причем в обоих ее вариантах) в качестве «вспомогательных» выступали всего два героя прошлого, оплакивавшие смерть Спасителя, — французский король Карл VII (справа от Богоматери) и Жанна д’Арк (слева от нее).

Иконография Пьеты и Оплакивания широко распространилась в искусстве Западной Европы в XIII в. и оставалась востребованной вплоть до XVII в.⁴⁵⁹ А потому, видимо, мы можем с большой долей уверенности предположить, что неизвестный автор первого памятника и Гектор Леско были хорошо знакомы с подобными изображениями. В их скульптурах, однако, вызывает сомнения трактовка образа самой Жанны д’Арк. Не совсем ясно, какую аналогию применили в данном случае орлеанские мастера.

По всей видимости, прототипом для них могла стать все же не Дебора, героиня Ветхого Завета, а, скорее, Дева Мария — особенно если учесть, сколь многие французские и иностранные авторы XV–XVI вв. уподобляли ей героиню Столетней войны. Об этом свидетельствует также и то, что Богоматерь очень часто, как в Средние века, так и позднее, изображалась с распущенными волосами, символизирующими ее чистоту и непорочность⁴⁶⁰. Впрочем, вполне возможным представляется и сравнение с самим Иисусом Христом, ибо и оно, как мы помним, постоянно возникало в текстах, посвященных Жанне д’Арк, где она провозглашалась новым Спасителем Франции⁴⁶¹.

Тем не менее, как мне представляется, речь в данном случае шла не о главных персонажах любого из вариантов Пьеты, а о тех, кто в них отсутствовал, но в обязательном порядке появлялся в сценах Оплакивания. Поза, которую придали освободительнице Орлеана местные мастера, удивительным образом перекликалась с положением, которое занимала в сценах Распятия, Снятия с креста и Оплакивания Мария Магдалина — одна из главных свидетельниц казни Христа и, возможно, самая популярная после Девы Марии святая на протяжении всего Средневековья⁴⁶².

Как отмечала Рут Каррас⁴⁶³, в образе Марии Магдалины — такой, какой ее знала Западная Европа в IV–XV вв., — в действительности соединились сразу три персонажа Нового Завета: женщина, которую Христос исцелил от злых духов и которая первая увидела Его после Воскрешения⁴⁶⁴; сестра Лазаря и Марфы, «избравшая благую весть, которая не отнимется у нее»⁴⁶⁵; и, наконец, не названная по имени в тексте Евангелия от Луки грешница, омывшая ноги Иисуса своими слезами в доме фарисея Симона⁴⁶⁶. Все без исключения средневековые авторы придерживались мнения, что грехи Марии Магдалины носили исключительно сексуальный характер. И хотя она никогда не описывалась как профессиональная проститутка, ее почитали как покровительницу раскаявшихся и вставших на путь исправления публичных женщин⁴⁶⁷. Однако если речь заходила о годах, предшествовавших обращению Марии Магдалины в христианство, ее распутный образ жизни упоминался всегда.

Именно так выстраивал ее историю, к примеру, Одон Клюнийский (ок. 878–942), делая особый упор на том, что девушка родом из богатой и достойной семьи пользовалась прекрасной репутацией, но погубила ее своими греховными деяниями⁴⁶⁸. Ту же версию использовал для своей «Золотой легенды» и Иаков Ворагинский (1230–1298):

Мария Магдалина получила имя по названию замка Магдал. Она вела происхождение от знатных родителей, потомков царского рода…. Поскольку Мария предавалась плотским усладам, а Лазарь посвятил себя воинской службе, благоразумная Марфа достойно управляла имением брата и сестры, заботясь о нуждах воинов, слуг и бедняков… Известно, что суетным благам сопутствует жажда наслаждений. Поэтому, чем больше, не зная счета своим богатствам, Магдалина блистала роскошью и красотой, тем глубже тело ее погружалось в разврат. Погубив свое доброе имя, Мария заслужила прозвище Грешницы. Когда Христос проповедовал в разных землях, Мария по вдохновению Божию пришла в дом прокаженного Симона, где, как ей сказали, возлежал за трапезой Господь. Будучи грешницей, Мария не осмелилась сесть среди праведных, но расположилась у ног Господних. Она омыла их своими слезами, утерла волосами и умастила драгоценным миром… Она была той Марией Магдалиной, которой Господь оказал столь много благодеяний и явил столь великие знаки любви. Он изгнал из нее семь бесов и воспламенил любовью к Себе (Лк 8, 2), приблизил ее к Себе и пользовался ее гостеприимством (Лк 10, 38–42). Он позволил ей заботиться о Себе в пути и всегда милостиво оправдывал ее. Господь оправдал Марию перед фарисеем, назвавшим ее нечистой, и перед сестрой, назвавшей ее праздной, и перед Иудой, назвавшим ее расточительной… Она была у Креста в день Страстей Господних (Ин 19, 25) и, приготовив бальзамы, пожелала умастить ими Его тело (Мф 28, 1; Мк 16, 11; Лк 24, 1–10; Ин 20, 1). Она не бежала от Гроба, когда удалились ученики (Ин 20, 11). Ей первой явился Господь и, как апостола, послал к апостолам⁴⁶⁹.

К эпохе позднего Средневековья образ Марии Магдалины — образ богатой красавицы, утратившей доброе имя по причине распутства, — превратился в сочинениях западноевропейских авторов в общее место⁴⁷⁰. В иконографии прямой отсылкой к ее статусу блудницы являлись длинные распущенные волосы: на миниатюрах французских кодексов XIV–XV вв., изображавших обращение самой знаменитой библейской грешницы к праведной жизни, символом этого часто служило ее пострижение. Не менее показательным оказывался и красный (или рыжий) цвет платья Марии Магдалины, также намекавший на сексуальную природу ее грехов⁴⁷¹.

Впрочем, красный цвет в эпоху Средневековья мог обладать и в высшей степени положительными коннотациями. В некоторых европейских городах местным проституткам запрещалось использовать его в одежде именно потому, что «принадлежал» он прежде всего Деве Марии. Согласно апокрифическому «Протоевангелию Иакова», будущая мать Христа ткала багряницу, что возвещало «прядение» тела Младенца из ее крови⁴⁷². Иными словами, трактовка образа Марии Магдалины в этот период по-прежнему оставалась двойственной, о чем ясно говорилось в тексте «Золотой легенды»:

Магдалина происходит от manens rea — пребывающая виновной. Или же Магдалина означает крепкая, либо непобедимая, либо величественная. Эти имена указывают, какой она была до обращения, какой — во время обращения и какой стала после него. Ведь до обращения она оставалась виновной и была осуждена на вечную муку. В обращении, вооружившись покаянием, она стала крепкой, или непобедимой. Магдалина наилучшим образом укрепила себя доспехом покаяния: сколько бы ни было в ней грехов, столько раз она принесла себя саму во всесожжение за эти грехи. После обращения она стала величественной по обилию благодати, ибо, когда умножился грех, стала преизобиловать благодать⁴⁷³.

В начале XV столетия ту же мысль развивал св. Бернардин Сиенский: «Следуя примеру пресвятой Магдалины, пусть бесплодная и пустая мирская любовь преобразится в полноту святой любви»⁴⁷⁴.

Возможно, именно эту амбивалентность теперь уже героини Столетней войны хотел подчеркнуть Гектор Леско, переделывая по собственному усмотрению памятник на мосту через Луару и превращая французскую героиню во вторую Марию Магдалину в сцене Пьеты или Оплакивания Христа.

Как свидетельствуют сочинения, посвященные Жанне д’Арк и созданные в Орлеане во второй половине XV в., местные жители были отлично знакомы с материалами и обвинительного процесса 1431 г., и процесса по реабилитации 1455–1456 гг. И в тех, и в других документах неоднократно заходила речь и об обвинениях в проституции, выдвинутых против девушки⁴⁷⁵; и о ее любви к красивой и дорогой одежде, оружию, упряжи для боевых коней, доспехам⁴⁷⁶; и о ее чисто женской привлекательности, служившей поводом для попыток (реальных или выдуманных свидетелями) ее изнасилования в тюрьме⁴⁷⁷. Все эти сведения не могли не оказать на жителей Орлеана воздействия, вот почему памятник их святой Деве вызывал столько вопросов.

***

И тем не менее аналогия между одним из наиболее противоречивых библейских персонажей и «практически святой» Орлеанской Девой лишь на первый взгляд выглядит странно. Если взглянуть несколько шире — учитывая всю раннюю иконографию Жанны д’Арк, — это впечатление рассеивается. Проблема заключается в том, что — в отличие от французских сочинений, созданных в тот же период и отражавших в целом исключительно положительное отношение авторов к своей героине, — практически все дошедшие до нас изображения свидетельствуют о в высшей степени двойственном прочтении ее эпопеи. Они, скорее, указывают на амбивалентное восприятие Девы ее современниками и их ближайшими потомками, нежели рисуют некий образ героини или святой.

Подобная амбивалентность могла быть выражена разными способами. Первый и самый доступный вариант, предпочитаемый миниатюристами XV в., заключался, естественно, в указании на несоответствие общественного положения и пола Жанны основному роду ее деятельности, т. е. ее военной и политической карьере. Ярким примером подобного двойственного прочтения служил уже упоминавшийся выше инициал из парижской рукописи конца XV в., содержащей материалы процесса по реабилитации 1455–1456 гг.⁴⁷⁸ В него оказался вписан еще один «портрет» французской героини — не простой крестьянки в подобающем ее социальному статусу женском платье, но юной девушки, отправляющейся воевать, на что указывали боевой топор у нее в руке и меч у пояса (ил. 9, с. 57).

Более изощренный вариант визуализации двойственного отношения к Жанне ее современников мы находим на рассмотренном нами во всех подробностях рисунке Клемана де Фокамберга (ил. 7, с. 26). Воспринимая свою героиню прежде всего как одного из военачальников французской армии, секретарь Парижского парламента представил ее в кольчуге, опоясанную мечом и с личным штандартом в руках, но в женском платье и с длинными распущенными волосами. Более того, он, как мы теперь знаем, вложил в руки Девы знамя с монограммой Иисуса Христа, подчеркнув тем самым свою уверенность в ее близкой победе⁴⁷⁹.

Однако наиболее интересными, с данной точки зрения, представляются, безусловно, иллюстрации к «Вигилиям на смерть Карла VII» Марциала Овернского. Как я уже упоминала, их автор уделил внимание всем ключевым, с его точки зрения, моментам эпопеи Орлеанской Девы, и почти на всех этих миниатюрах вновь бросалась в глаза двойственность ее образа. На подобное неоднозначное его прочтение указывал прежде всего тот факт, что художник запечатлел Жанну в красном платье: в нем она «красовалась» даже в сцене казни на площади Старого рынка в Руане⁴⁸⁰. Эффект усиливали длинные распущенные — как у Марии Магдалины — волосы, которые также присутствовали у девушки на большинстве ее изображений в рукописи «Вигилий»⁴⁸¹. Иными словами, здесь оказывался представлен в высшей степени амбивалентный образ французской героини, интерпретировать который было возможно, лишь обратившись непосредственно к тексту Марциала Овернского, для которого Жанна д’Арк являлась «Божьим ангелом», т. е. персонажем абсолютно положительным. Однако сказать, что именно думал о ней миниатюрист, иллюстрировавший парадную рукопись «Вигилий», оказывалось уже значительно сложнее⁴⁸².

***

Как мне представляется, именно эта, легко считываемая по иным изображениям XV в., двусмысленность образа Орлеанской Девы отразилась и в интересующем нас первом ее официальном памятнике. Фигура Марии Магдалины — раскаявшейся блудницы, ставшей святой, — вполне могла быть избрана в данном случае в качестве прототипа. Ведь именно так — в красном платье, с распущенными рыжими волосами — и представляли ее многочисленные художники эпохи Средневековья и Нового времени⁴⁸³. И если изображения Жанны д’Арк на миниатюрах Гектор Леско мог и не видеть, то с иконографией Марии Магдалины он был, безусловно, знаком⁴⁸⁴. Конечно, при создании бронзовой статуи Девы цвет неминуемо терялся, однако сам образ — длинные распущенные волосы и коленопреклоненная поза — никуда не исчезал. И при всей общей положительной концепции памятника (ведь в качестве второго «плакальщика» выступал сам Карл VII) и здесь присутствовал намек на все еще существовавшие, вероятно, у орлеанского скульптора сомнения относительно героического (или святого) прошлого той, кого он увековечил.

Любопытно, что двусмысленность памятника понимали, вероятно, многие из тех, кто имел возможность видеть его лично. И если Жан де Лафонтен, посетивший Орлеан в 1633 г., отмечал лишь общую «убогость» статуи Жанны⁴⁸⁵, то Даниэль Поллюш в 1778 г. обращал особое внимание на ее распущенные волосы:

Эта знаменитая девушка [представлена здесь] в костюме мужчины и отличается от него только длиной волос, перевязанных неким подобием ленты и ниспадающих ниже пояса⁴⁸⁶.

Тем не менее, скульптурная группа Гектора Леско получила необыкновенную известность в последующие годы и даже столетия. Правда, французские художники и граверы, похоже, старались всячески смягчить скрытую символику памятника. Именно такую попытку мы наблюдаем, в частности, на гравюре Леонара Готье 1611 г., ставшей фронтисписом к труду Жана Ордаля⁴⁸⁷ (ил. 17). В среднем регистре — прямо под изображением коленопреклоненной Жанны д’Арк с распущенными длинными волосами — художник представил аллегорическую фигуру Девственности (Virginitas) с цветком лилии в правой руке — знаком чистоты и непорочности, символом самой Богоматери.

Ил. 17. Леонар Готье. Жанна д’Арк. Фронтиспис к изданию: Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc Lotharingae vulgo Aurelianensis Puellae Historia. Pont-Masson, 1612.

Благодаря именно этому изображению, бессчетное количество раз воспроизведенному на фронтисписах и иллюстрациях к разнообразным жизнеописаниям Жанны д’Арк XVII–XIX вв.⁴⁸⁸, памятник, установленный в ее честь в Орлеане, оказался прекрасно известен европейцам Нового времени⁴⁸⁹. Как следствие, именно он явился прародителем одной из двух самых известных иконографических схем, согласно которым в последующие века изображали героиню Столетней войны⁴⁹⁰. Однако с прочтением данного образа все же произошли любопытные метаморфозы: желая уйти от его явной двусмысленности, художники и скульпторы отныне радикально изменили общую композицию сцены. Эти изменения мы видим уже на одном из самых ранних «повторов» орлеанского памятника — на знаменитом полотне Питера Пауля Рубенса «Молящаяся Жанна д’Арк», созданном около 1620 г. (ил. 18). Здесь перед зрителем представали уже не сцены Пьеты или Оплакивания, но их, если можно так выразиться, «усеченный» вариант — изображение одинокой, предающейся молитве девушки, в облике которой уже практически ничто (за исключением, быть может, распущенных рыжеватых волос) не напоминало о двойственном восприятии ее образа.

Ил. 18. Питер Пауль Рубенс. Молящаяся Жанна д’Арк. Ок. 1620 г.

Ил. 19. Памятник Жанне д’Арк в соборе г. Туля (Франция). 1890 г. Фотография автора.

Однако наиболее востребованным данный вариант «портрета» Жанны д’Арк оказался начиная со второй половины XIX в., когда во Франции развернулись ожесточенные дебаты о необходимости ее официальной канонизации⁴⁹¹. Именно так изображали свою героиню Лор де Шатийон («Жанна д’Арк посвящает свое оружие Деве Марии», 1869 г.), Феликс-Ипполит Люка («Ангел Жанны д’Арк», 1887 г.), Поль-Ипполит Фландрен («Молитва Жанны д’Арк в церкви г. Севр», 1901 г.)⁴⁹². Именно в этой позе она была представлена в соборе города Туля, памятник для которого в 1890 г. изготовила фирма Пьерсон из Вокулера (ил. 19).

Наконец, точно так же Жанна оказалась запечатлена в церкви Сакре-Кёр в Париже, эскизы мозаик для которой были созданы Люк-Оливье Мерсоном и Марселем Имбсом в 1911–1917 гг. Впрочем, строительство и отделочные работы в церкви затянулись: они велись вплоть до 1923 г., и к этому времени Орлеанскую Деву уже успели канонизировать (что произошло 16 мая 1920 г.). А потому в ее образ, изначально «зеркаливший» фигуру Девы Марии, были внесены существенные поправки: Жанна обрела нимб над головой, что отныне подтверждало ее официально признанную святость.

Таким образом, традиция изображения коленопреклоненной Девы, начавшаяся, возможно, с весьма сомнительной в ее случае отсылки к истории Марии Магдалины, уходила все дальше и дальше от столь двусмысленного прочтения ее образа. «Портрет» Жанны д’Арк со временем превратился в каноническое изображение святой, предающейся молитве в уединении часовни. Да и сами эти «портреты» во многих случаях перебрались из художественных салонов под церковные своды. Отныне перед собравшимися на службу прихожанами представала набожная девушка, преданная избранному делу, на которое ее направил сам Господь, и по праву получившая официальное признание как святая покровительница Франции.

Примечания

385

Цит. по: Фавье Ж. Столетняя война. С. 596.

386

Там же. С. 587–596.

387

На континенте во владении англичан вплоть до 1558 г. оставался только город Кале с окрестностями. Именно там в 1475 г. высадился с 20-тысячной армией Эдуард IV, надеявшийся возобновить военные действия. Однако, не дождавшись помощи от Карла Смелого, герцога Бургундского, английский король смог дойти лишь до Амьена, где согласился начать переговоры с Людовиком XI. Перемирие, заключенное в Пикиньи 29 августа 1475 г., считается договором, который подвел дипломатическую черту под событиями Столетней войны: Bock N., Simonneau H., Walter B. L’information et la diplomatie à la fin du Moyen Age: l’exemple de Picquigny (1475) // Publications du Centre européen d’études bourguignonnes. 2013. Vol. 53. P. 149–164.

388

Beaune C. L’historiographie de Charles VII, un thème de l’opposition à Louis XI // La France de la fin du XV^e siècle. Renouveau et apogée / Publ. sous la dir. de B. Chevalier et Ph. Contamine. P., 1985. P. 265–281, здесь Р. 266–267, 270.

389

Pernoud R. Vie et mort de Jeanne d’Arc. P., 1956. P. 272; Райцес В. И. Жанна д’Арк: факты, легенды, гипотезы. Л., 1982. С. 88.

390

PC, 3, 180.

391

«Jehanne la Pucelle que je croys sans doubte estre en paradis» (Fribois N. de. Abregé des croniques de France / Ed. par K. Daly, avec la collaboration de G. Labory. P., 2006. P. 171).

392

«En France la très-belle, / Fleur de crestienté, / Je vis une pucelle / Sourdre en auctorité / Qui fit lever le siège / D’Orliens en ses mains, / Puis le roi par prodiege / Mena sacrer à Reims. / Sainte fut aourée / Pour les oeuvres que fit» (Chastellain G. de. Recollection des merveilles advenues en notre temps // Oeuvres de Georges Chastellain / Ed. par K. de Lettenhove. 8 vol. Bruxelles, 1863–1866. T. 7. P. 187–205, здесь Р. 188). В примечаниях Кервин де Леттенхов, издатель собрания сочинений Ж. Шателена, отмечал разночтение, присутствовавшее в другой рукописи «Коллекции»: Жанна была названа здесь «почитаемой как святая» (sainte fut renommée): Ibid. P. 188, note 4.

393

«Sed nullus admirari racionabiliter poterit, qui sine ulla hesitacione credit sanctum sanctorum Dominum ac salvatorem nostrum, sanctos prophetas et apostolos a Deo missos ob doctrinam salutis et fidei Deique voluntatem hominibus insinuandam et evangelizandam… triumphali martirio hanc vitam finisse mortalem» (Basin Th. Histoire de Charles VII. Т. 1. P. 164).

394

См. также: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 266–274.

395

«Ce qui est sûr, c’est qu’au milieu du XV^e siècle, les exploits de Jeanne passaient encore et toujours pour miraculeux et que beaucoup voyaient en elle la pure et innocente victime politique des Anglais et de leurs partisans. L’idée de canonisation n’était-elle pas plus ou moins envisagée dans certains milieux?» (Contamine Ph. Naissance d’une historiographie. Le souvenir de Jeanne d’Arc, en France et hors de France, depuis le «procès de son innocence» (1455–1456) jusqu’au début du XVI^e siècle // Contamine Ph. De Jeanne d’Arc aux guerres d’Italie. Orléans, 1994. P. 139–162, здесь Р. 148–149).

396

Wallon H. Jeanne d’Arc. Edition illustrée d’après les Monuments d’Art depuis le quinzième siècle jusqu’à nos jours. 3 éd. P., 1877 (вклейка).

397

«Bonne fille, c’est le cri de tous; honnête, chaste et sainte» (Wallon H. Jeanne d’Arc. 2 vol. P., 1860. T. 1. P. 2, курсив мой — О. Т.); «Jeanne a été, par toute sa vie, une sainte, et par sa mort, une martyre» (Ibid. T. 2. P. 282, курсив мой — О. Т.).

398

Анри Валлон полагал, что материалы процесса по реабилитации Жанны д’Арк можно рассматривать как основу для подготовки документов, необходимых для ее канонизации: «Quand l’Eglise le voudra faire selon le mode qui lui appartient, le travail ne saurait être bien long: les enquêtes sont, dès à présent, entre les mains de tous, par l’édition des deux procès… Quel plus grand témoignage en effet à la gloire des saints que des actes mêmes de leur martyre?» (Ibid. T. 1. P. 77).

399

О позиции А. Валлона, бывшего не только влиятельным историком, но также одним из творцов конституции Франции 1875 г., несменяемым сенатором и министром образования и культов, см.: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 499–503, 509–514. Подробнее о поддельных «портретах» Жанны д’Арк и прочих «реликвиях», связанных с ее именем, см. далее: Глава 11.

400

Ouy G. Les relations intellectuelles entre la France et l’Italie à la fin du XIV^e et au début du XV^e siècle // Les Humanistes et l’Antiquité grecque / Textes rassemblés par M. Ishigami-Iagolnitzer. P., 1989. P. 79–90; Idem. Humanism and Nationalism in France at the Turn of the Fifteenth Century // The Birth of Identities. Denmark and Europe in the Middle Ages / Ed. by B. McGuire. Copenhagen, 1996. P. 107–125; Monfrin J. Etapes et formes de l’influence des lettres italiennes en France au début de la Renaissance // Monfrin J. Études de philologie romane. Genève, 2001. P. 839–858.

401

Tyl-Labory G. Gilles le Bouvier // Dictionnaire des lettres françaises. Le Moyen Age. P. 539–540.

402

Например, в пассаже, посвященном взятию Суассона, Шато-Тьерри и Провена на пути к Парижу, имя Жанны д’Арк не упоминалось, хотя именно она, если довериться источникам первой половины XV в., настояла на необходимости вернуть столицу Франции после церемонии коронации в Реймсе. Однако, по мнению Жиля ле Бувье, одержанные победы были делом рук исключительно Карла VII: «Après se partit de Rains et vint à Soissons et de là à Chastiau Thierry et à Provins, lesquieulx il mist en son obeissance» (Bouvier J. le, dit le Héraut Berry. Les chroniques du roi Charles VII / Publ. par H. Courteault et L. Celier. P., 1979. P. 139).

403

«Il fut grandement acompaigné des seigneurs de son sancg et barons de son royaume, comme du duc d’Alençon, du conte de Vendosme, du seigneur de Labreit… et de moult d’autres barons» (Ibid.).

404

«Tous les docteurs dessusdiz estoient d’oppinion que son fait, ses ditz et sa parolle estoient ditz par miracle de Dieu» (Ibid. P. 133).

405

Krynen J. Sur la culture historique des rois: Louis XI et le «Rosier des guerres» // Liber amicorum. Études offertes à Pierre Jaubert / Textes réunis par G. Aubin. Bordeaux, 1992. P. 399–410.

406

Hellot A. Sources de la chronique du «Rosier des guerres» // Revue Historique. 1885. № 29. P. 75–81; Krynen J. L’impire du roi. Idées et croyances politiques en France, XIII^e–XV^e siècle. P., 1993. P. 488.

407

«Et de la s’en alla a Reims ou il fut grandement acompaigne des seigneurs de son sang et des barons de son royaulme comme du duc d’Allencon, conte de Vendosme, le sire Delabret, bastard d’Orleans… et de plusieurs austres» (Rosier des guerres // BNF. Ms. fr. 442. Fol. 154). Ср.: прим. 2 на с. 124.

408

«Et fut la pucelle blecee devant Paris… Pendant lequel siege ladite pucelle fut prinse par ung picart. Et icelle vendue aux angloiz par ledit de Luxembourg… Oudit an les angloiz furent mourir la pucelle a Rouen» (Ibid. Fol. 154v–155v).

409

Collard F. Un historien au travail à la fin du XV^e siècle: Robert Gaguin. Genève, 1996. P. 47–84.

410

«Ad hunc modum dissoluta obsidio est: et ciuitas ab hostis potestate erepta. Quod maximum momentum ad Caroli fortunam fuit» (Gaguin R. Compendium de origine et gestis francorum. P., 1497. Fol. 118).

411

См., к примеру: Winock M. Jeanne d’Arc. P. 680; Sniter C. La guerre des statues. La statuaire publique, un enjeu de violence symbolique: l’exemple des statues de Jeanne d’Arc à Paris entre 1870 et 1914 // Sociétés & Représentations. 2001. Vol. 11. P. 263–286, здесь Р. 264.

412

«Хроника 8 мая» дошла до нас в двух рукописях. Наиболее ранний вариант хранится ныне в Ватиканской библиотеке, см. издание: La délivrance d’Orléans et l’institution de la fête du 8 mai. Chronique anonyme du XV^e siècle / Ed. par R. Boucher de Molandon // Mémoires de la Société archéologique et historique de l’Orléanais. 1884. T. 18. P. 241–348. Второй экземпляр хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург): Journal du siège d’Orléans. Chronique d’établissement de la fête du 8 mai // РНБ. Fr. F. IV. 86.

413

Проблема датировки этих памятников подробно рассмотрена в: Тогоева О. И. Кодекс Fr. F. IV. 86 (РНБ) и круг орлеанских источников о Жанне д’Арк второй половины XV — XVI в. // Вспомогательные исторические дисциплины. СПб., 2016. Вып. 35. С. 385–401.

414

Vauchez A. L’influence des modèles hagiographiques sur les représentations de la sainteté, dans les procès de canonisation (XIII^e–XV^e siècles) // Hagiographie, cultures et sociétés, IV^e–XII^e siècles. Actes du Colloque organisé à Nanterre et à Paris (2–5 mai 1979). P., 1981. P. 585–596; Weinstein D., Bell R. M. Saints and Society: The Two Worlds of Western Christendom, 1000–1700. Chicago; L., 1986. P. 283–285.

415

«Environ ces jours arriva dedans Chinon Jehanne la Pucelle et ceulx qui la conduisoient, fort esmerveillez commant ilz estoient peu arriver sauvement, veuz les perilleux passaiges qu’ilz avoyent trouvez, les dangereuses et grosses rivières que ilz avoyent passées à gué, et le grant chemin qu’il leur avoit convenu faire, au long duquel avoyent passé par plusieurs villes et villaiges tenans le party Angloys… esquelles se faisoient unnumerables maulx et pilleries» (Journal du siège d’Orléans. P. 46). «Ne en ma vie je ne pensoie / arriver sans empeschement, / et avons trouvé plaine voye; / tousjours Anglois, incessament, / mais onques ne se sont offers / de nous faire nul desplaisir, / par passaiges, ports et travers / du tout, nous en sommes sailliez / de tout mal et de tous perilz, / qui est une chose impossible» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 9881–9890). Подробнее см.: Тогоева О. И. Путешествие как миссия в эпопее Жанны д’Арк // Одиссей. Человек в истории — 2009. М., 2010. С. 91–115.

416

«Luy feit la reverence, et le cognut entre ses gens, combien que plusieurs d’eulx faignoyent, la cuidant abuser, estre le roy; qui fut grant apparance, car elle ne l’avoit oncques mès veu» (Journal du siège d’Orléans. P. 47). «Le roy estoit bien accompaigné, et combien que plusieurs faingnissent qu’ils fussent le roy, toustesfois elle s’adressa à luy assez plainement, et luy dist que Dieu l’envoyoit là pour luy ayder et secourir» (Chronique de la Pucelle. P. 273). «Vous estes cil que je queroye, / vray roy de France par sus tous» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 10031–10032).

417

«Et deppuis mesmes déclaré au roy en secret, présent son confesseur, et peu de ses secrets conseillers, ung bien qu’il avoit faict, dont il fut fort esbahy; car nul ne le povoit sçavoir sinon Dieu et luy» (Journal du siège d’Orléans. P. 48). «…elle dist au roy une chose de grande conséquence, qu’il avoit faicte, bien secrète» (Chronique de la Pucelle. P. 274). «Chier sire, vueil a vous parler / comme il m’est en commandement, / que Dieu m’a volu reveler / de ses secrectz aucunement» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 10037–10040). «A quoy elle respondit: „Sire, se je vous dy des choses si secrettes qu’il n’y a que Dieu et vous qui les saiche, croirez vous bien que je suis envoyee de par Dieu?“» (Compilation du manuscrit 518 d’Orléans sur la mission, les victoires et la capture de Jeanne la Pucelle. P. 59).

418

«Elle fut examine de plusieurs eveques et seigneurs en plain conseil et en tout son faict ne fut trouve que tout bien» (Chronique d’établissement de la fête du 8 mai. Fol. 71v). «Je suis de ce consentement / Que soit ramenee vers le roy, / Et luy dire tout plainement / Que c’est euvre de Dieu, je le croy» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 10365–10368).

419

«Qui estoit une chose merveilleuse et failloit dire que ce fut miracle de Dieu» (Chronique d’établissement de la fête du 8 mai. Fol. 71v–72).

420

«…et luy dist… qu’il luy baillast gens, et elle lèveroit le siège d’Orléans» (Chronique de la Pucelle. P. 273). «Apprez lesquelles parolles, le roy luy fist demander qui la mouvoit a venir devers luy. A quoy elle respondit qu’elle venoit pour lever le siege d’Orleans, et pour luy aider a recouvrer son royaulme, et que Dieu le voulloit ainsy» (Compilation du manuscrit 518 d’Orléans sur la mission, les victoires et la capture de Jeanne la Pucelle. P. 57).

421

«Par quoy lors louèrent Nostre Seigneur de la gràce qu’il leur avoit faicte, ainsi que leur avoit promis la Pucelle par avant» (Journal du siège d’Orléans. P. 46). «Ladicte Jeanne congneut bien la crainte et doubte qu’ils faisoient; si leur dist: „En nom Dieu, menez-moi devers le gentil daulphin, et ne faicte doubte, que vous ne moy n’aurons aucun empeschement“» (Chronique de la Pucelle. P. 273). «Enffans, n’ayez de riens soussy. / En nom Dieu, nous eschapperons, / je le vous promés tout ainsi, / n’empeschement ne trouverrons» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 9157–9160).

422

«Elle demanda où on la menoit; et il luy fut respondu que c’estoit à Poitiers. Et lors elle dist: «En nom Dieu, je sçay que je y auray bien affaire; mais Messires m’aydera; or allons, de par Dieu» (Chronique de la Pucelle. P. 275).

423

«Laquelle chose fut dicte à la dicte Jeanne, qui dist: «Attendez un petit, car, en nom Dieu, tout entrera en la ville». Et soudainement le vent se changea» (Chronique de la Pucelle. P. 284).

424

«Et la fut accomply la prophecie que on avoit dict audit Clacidas» (Chronique d’établissement de la fête du 8 mai. Fol. 74v).

425

«Et lors elle luy respondit: „Tout est vostre, et y entrez!“. Laquelle parolle fut toust après congneue prophécie» (Journal du siège d’Orléans. P. 86).

426

См. также: Тогоева О. И. Жизнь как чудо. Стилистические особенности первых хроник о Жанне д’Арк // Человек читающий: между реальностью и текстом источника / Под ред. О. И. Тогоевой и И. Н. Данилевского. М., 2011. С. 163–175.

427

«Creurent tous fermement qu’elle estoit saincte pucelle et envoyée de Dieu» (Journal du siège d’Orléans. P. 117).

428

«C’estoit une créature de Dieu» (Chronique de la Pucelle. P. 295).

429

«Dame Jehanne, / que ces faiz sont deliberez / de Dieu, comme la sainte manne» (Mistere du siege d’Orleans. V. 16174–16176).

430

«Remplye est de devocïon, / saincté et debonnereté, / que a toujour mes mencïon / en sera de sa sainteté» (Ibid. V. 16069–16072).

431

«Car en celuy temps fut recite par aulcuns des anglois estant pour lors oudict siege avoir veu durant yceluy siege deux prelatz en habit pontificat aller et circuir en cheminant par sus les murs deladicte ville d’Orleans» (Chronique d’établissement de la fête du 8 mai. Fol. 76). Тот же пассаж повторялся в «Мистерии об осаде Орлеана», где Господь лично посылал двух святых на помощь Жанне д’Арк: «Vous, Euverte, et vous, Aignan, / Allez a Orleans la garder, / Et aydez sur toute rien / a la Pucelle, et entendez. / Gardez la ville et deffendez» (Le Mistere du siege d’Orleans. V. 12581–12585).

432

Мы не располагаем оригиналом «Дневника осады Орлеана», который неизвестный автор вел с начала противостояния с англичанами осенью 1428 г., и даже самая первая копия, снятая с этой рукописи примерно в середине 60‐х гг. XV в., не сохранилась. Отсутствует у нас и оригинал «Хроники Девы»: ее текст был впервые опубликован в 1661 г. Дени Годфруа, который не указал, каким манускриптом он для этого воспользовался. Обе рукописи «Хроники 8 мая», как полагают исследователи, также являлись более поздними копиями. Текст «Мистерии об осаде Орлеана» свидетельствует о том, что над ним трудились в разные годы сразу несколько авторов, а ее единственный манускрипт был переписан набело по имевшимся, очевидно, в распоряжении последнего редактора черновикам только в начале XVI в. Что же касается «Компиляции о миссии, победах и пленении Жанны Девы», то ее единственный дошедший до нас экземпляр также не был оригиналом. Подробнее см.: Тогоева О. И. Кодекс Fr. F. IV. 86 (РНБ) и круг орлеанских источников о Жанне д’Арк.

433

Анонимный автор «Хроники 8 мая» писал, что взятие его родного города англичанами означало бы практически гибель всего королевства: «Et aussi plusieurs autres villes en font solempnité car si Orleans fust cheu entre les mains desditz Anglois le demourant du royaulme eust esté fort blessé» (Chronique d’établissement de la fête du 8 mai. Fol. 76v).

434

Тогоева О. И. Долгое торжество: праздник 8 мая в Орлеане в политической истории Франции XV–XXI вв. // Событие и время в европейской исторической культуре (XVI — начало XXI в.) / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2018. С. 150–178.

435

Это обстоятельство также специально оговаривалось в тексте: «Ainsi on va en ordre de procession faire le tour ou circuit de la Ville, comme elle estoit lors qu’elle fut delivrée» (Guyon S. Histoire de l’église et diocèse, ville et université d’Orléans. Orléans, 1650. P. 261–262).

436

«Sur le pont d’Orleans devant la belle Croix on fait la première station, à laquelle on chante le Respons» (Ibid. P. 262).

437

Подробнее см.: Тогоева О. И. Между собором и городской площадью: топография праздника 8 мая в Орлеане (XV–XXI вв.) // Вестник РГГУ. Серия «Литературоведение. Языкознание. Культурология». 2020. № 5. С. 71–86.

438

«Nomen Iohannae Darciae hic exaratum literis Hebraicis, Graecis, et Latinis, ut in titulo crucis Christi (quam ipsa unicè coluit). Cuius nominis unaqueque litera numerum sublignatum prisco more denotat. Et numeri singuli antiquo, seu Romano caractere designati, simul iuncti, annum a Christo nato M CCCC LVIII conficiunt, quo monumentum istud in memoriam ipsius Ioannae Darciae, Urbis Aureliae ponti constitutum est… D. Parent, doct. Sorb.» (Lis Ch. du. Recueil de plusieurs inscriptions proposees pour remplir les Tables d’attente estans sous les statuës du Roy Charles VII et de la Pucelle d’Orleans… et de diverses poesies faites a la loüange de la mesme Pucelle, de ses freres et leur posterité. P., 1613. P. 2).

439

Lemaire F. Histoire et antiquitez de la ville et duche d’Orleans… Augmentée des antiquitez des villes dependantes du chastelet et bailliage d’Orleans. 2 vol. Orleans, 1648. T. 1. P. 187, 203.

440

«Les Orleanois… peu apres ce celebre iugement, erigerent sur le bord du Pont à l’entrée de leur ville l’Image de bronze de Nostre-Dame de Pitié representée au pied de la Croix, tenant le Corps du Sauveur en son giron, et d’un costé la Statuë du Roi Charles VII et de l’autre celle de la Pucelle pareillement de bronze» (Guyon S. Histoire de l’église et diocèse, ville et université d’Orléans. P. 255–256, курсив мой — О. Т.).

441

Michaud-Fréjaville F. Images de Jeanne d’Arc: de l’orante à la sainte // Cahiers de Recherches Médiévales. 2005. Т. 12 spécial: Une ville, une destinée. Recherches sur Orléans et Jeanne d’Arc. En l’honneur de Françoise Michaud-Fréjaville. P. 249–257, здесь Р. 250.

442

В последний раз эта ничем не подтвержденная информация оказалась воспроизведена в монографии Гейл Оргелфингер 2019 г.: Orgelfinger G. Joan of Arc in the English Imagination. P. 161.

443

Франсуаза Мишо-Фрежавиль полагала, что памятник не мог появиться ранее 1502 г. Именно в это время Эньян и Этьен де Сен-Месмен, прокуроры города, ответственные за содержание моста через Луару, заказали и оплатили возведение постамента, на котором следовало затем установить некий крест. Возможно, речь шла об интересующей нас скульптурной группе, тем более что родной дед братьев де Сен-Месмен являлся соратником Жанны д’Арк в дни снятия осады с города, а затем свидетельствовал на процессе по ее реабилитации: Michaud-Fréjaville F. Images de Jeanne d’Arc: de l’orante à la sainte. P. 249–250. О датировке памятника см. также: Brun P.‐M. Le premier monument à Jeanne d’Arc // Dossiers d’archéologie. 1979. T. 34. P. 70–76; Pessiot M. Illustre ou infortunée. Figures de Jeanne d’Arc au début du XIX^e siècle. P. 18; Heimann N. Joan of Arc in French Art and Culture. P. 7.

444

См. прим. 3 на с. 132.

445

«Positam fuisse hoc tempore opera sumptuque virginum ac matronarum Aurelianensium in memoriam liberatae ab ea urbis Anglorum obsidione» (Pontus Heuterus. Rerum Burgundicarum libri VI // Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 4. P. 448, курсив мой. — О. Т.). В 1612 г. информацию П. Хетерса приводил и Жан Ордаль, никак ее не комментируя: Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc Lotharingae vulgo Aurelianensis Puellae Historia. Pont-Masson, 1612. P. 123.

446

«Ce qui emut tellement le Roy, qu’il reconnut que c’estoit Dieu qui avoit donné cette revelation à la Pucelle, parce qu’il n’en avoit parlé à aucun homme. En memoire dequoy le Roy Charles VII fit mettre l’an 1458 sur les Ponts d’Orleans ces images et statuës de Bronze» (Lemaire F. Histoire et antiquitez de la ville et duche d’Orleans. T. 1. P. 187).

447

«Charles VII, sur leurs vives instances, leur accorda l’autorisation d’ériger un monument à la Pucelle. Les dames et les demoiselles d’Orléans en firent tous les frais» (Aufrère-Duvernay Ch. Notice historique et critique sur les monumens érigés à Orléans en l’honneur de Jeanne Darc. Orléans, 1855. P. 13).

448

«Vidi ego meis oculis, in ponte Aureliano trans Ligerim aedigicato, erectam hujus Puellae aeneam imaginem, coma decore per dorsum fluente, utroque genu coram aeneo crucifixi Christi simulacro nixam» (Pontus Heuterus. Rerum Burgundicarum libri VI // Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 4. P. 448, курсив мой — О. Т.).

449

См. с. 131–132.

450

См. прим. 3 на с. 132.

451

«Par devant Girard Dubois, notaire du roy nostre sire en son Chastellet d’Orléans, est comparu Hector Lescot, fondeur,… lequel a confessé qu’il avoit entreprist et entreprent des maire et eschevins qui luy ont baillé et baillent à faire ce qui s’ensuist. En ce qui convient refondre et ressoulder les effigyes Nostre-Dame de Pitié et la Pucelle, qui soulloient estre d’ancienneté sur les ponts de ceste ville… Et ladicte Pucelle et tout le contenu cy dessus, ycelluy preneur rendra reparré… moyennant la somme de syx vingt dix livre tournoys que lesdictz maire et eschevins on promis payer» (Marchés pour la restauration du monument de la Pucelle à Orléans // Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 221–225, здесь Р. 222–224).

452

«La section de Saint-Victor vous propose de faire démolir le monument de Charles VII, monument qui insulte à la liberté du peuple français» (Destruction du monument de la Pucelle à Orléans // Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 239–243, здесь P. 240).

453

«Le Conseil général de la commune d’Orléans, sur la pétition des citoyens…, estime que le monument de la Pucelle, loin de pouvoir être regardé comme un signe de féodalité insultant à la liberté du peuple français, n’annonce au contraire qu’un… témoignage glorieux de la valeur de nos ancêtres qui ont délivré la nation française du joug que les Anglais voulaient lui imposer» (Ibid. P. 241).

454

«Les figures en bronze, formant le monument de la Pucelle, seraient employées à la fabrication des canons, et que pour conserver la mémoire du monument de la Pucelle, un des canons porterait le nom de Jeanne d’Arc, surnommée la Pucelle d’Orléans» (Ibid. P. 242–243).

455

См. выше с. 40.

456

Bouzy O. Images bibliques à l’origine de l’image de Jeanne d’Arc. P. 239.

457

«At one of the extreames of the bridge are strong toures; and about the middle neere one side, the statue of the Virgin Mary, or Pieta, with a Christo Morto in her lap, as big as the lif. At one side of the Crosse kneeles Charles the VII^th arm’d, and at the other Jane d’Arc the famous Pucele arm’d also like a Cavalier with boots ans spurs, her hayre dischevel’d as the Virago who deliver’d the Towne from our Countrymen, what time they beseig’d it» (The Diary of John Evelyn / Ed. by E. S. de Beer. 6 vol. Oxford, 1955. T. 2. P. 137).

458

Покровский Н. В. Евангелие в памятниках иконографии. С. 452–454; Дзуффи С. Эпизоды и персонажи Евангелия в произведениях изобразительного искусства / Пер. В. Ю. Траскина. М., 2007. С. 313–326; Паскале Э. де. Смерть и воскресение в произведениях изобразительного искусства / Пер. М. А. Юсима. М., 2008. С. 164–167.

459

Upton J. M. Petrus Christus: His Place in Fifteenth-Century Flemish Painting. University Park; L., 1990. P. 51–88.

460

Покровский Н. В. Евангелие в памятниках иконографии. С. 124–127; Степанов А. В. Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия. СПб., 2009. С. 22–32, 37–42, 61–62, 97–101, 376–377, 393–397, 402–408.

461

См. выше: Глава 1. См. также: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 235–266.

462

Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident dès origines à la fin du Moyen Âge. Auxerre; P., 1959. О двойственной связи, установившейся в этот период между двумя святыми, см., в частности: Warner M. Alone with All Her Sex: The Myth and the Cult of the Virgin Mary. N. Y., 1985. P. 224–235.

463

Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend // Journal of the History of Sexuality. 1990. Vol. 1 (1). P. 3–32, здесь Р. 17. См. также: Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident. P. 2–6.

464

«Воскресши рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов» (Мк 16: 9).

465

«У нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его» (Лк 10: 39).

466

«И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром. И, ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк 7: 37–38).

467

Saxer V. Le culte de Marie Magdaline en Occident. P. 55, 221–224, 267; Jansen K. L. The Making of Magdalen. Preaching and Popular Devotion in the Later Middle Ages. Princeton, 2001. P. 34, 172, 176–184, 322–323.

468

«Fuit igitur secundum saeculi fastum clarissimis beatissima Maria natalibus exorta, quae… a Magdallo castello Maria Magdalene nuncupata est. Quam non solum germinis dignitas, verum etiam patrimonii jura parentum excessu splendidam reddiderunt: adeo ut duplicatus honor nominis excellentiam circumquaque diffunderet… Sed quia rerum affluentiam, interdum voluptas comes sequitur, adolescentioris vitae tempora, lubricis supposuit discursibus, solutis pudicitiae frenis» (S. Odo abbas Cluniacensis Sermo II. In veneratione sanctae Mariae Magdalenae // PL. T. 133. Col. 713–721, здесь Col. 714).

469

Иаков Ворагинский. Золотая легенда / Пер. И. И. Аникьева, И. В. Кувшинской. 2 т. М., 2017–2018. Т. 2. С. 71–72.

470

Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend. P. 21–23; Jansen K. L. The Making of Magdalen. P. 168–177, 333–334.

471

Karras R. M. Holy Harlots: Prostitute Saints in Medieval Legend. P. 26–28; Jansen K. L. The Making of Magdalen. P. 130–134, 157–167.

472

См. выше с. 78.

473

Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Т. 2. С. 70–71.

474

S. Bernardini Senensis Sermo 46 // S. Bernardini Senensis Opera omnia. 9 vols. Quaracchi, 1950–1965. Vol. 2. P. 73.

475

См. выше с. 113.

476

Этому сюжету была посвящена отдельная статья в списке обвинений, составленном в 1431 г. прокурором руанского трибунала Жаном д’Эстиве: «Item dicta Iohanna abusa est revelacionibus et propheciis quas dicit se habere a Deo, convertens eas ad lucrum temporale et questum; nam, per medium huiuscemodi revelacionum sibi acquisivit magnam coppiam diviciarum et magnos apparatus et status in officiariis multis, equis, ornamentis, ac eciam pro fratribus et parentibus magnos redditus temporales» (PC, 1, 263).

477

См. выше с. 116.

478

Procès de condamnation et de justification de Jeanne d’Arc, précédés de la chronique du siège d’Orléans // BNF. Ms. lat. 14665. Fol. 340.

479

См. выше: Глава 1.

480

BNF. Ms. fr. 5054. Fol. 71. См. также: Ibid. Fol. 60v, 62, 66v, 70.

481

Ibid. Fol. 55v, 60v, 62, 71.

482

В XV в. мнение миниатюриста уже далеко не всегда совпадало с мнением автора текста, который он иллюстрировал. Художник все чаще полагался на собственный жизненный опыт и отстаивал свою точку зрения: Alexander J. J. G. Medieval Illuminators and Their Methods of Work. New Haven; L., 1992. P. 144–149.

483

Такую Марию Магдалину мы наблюдаем на полотнах Уголино Лоренцетти (1350), Луки Синьорелли (1490), Альбрехта Дюрера (ок. 1500), Ганса Бальдунга Грина (1517). О рыжем цвете волос как о еще одном признаке занятий проституцией см.: Пастуро М. Рыжий // Пастуро М. Символическая история европейского Средневековья. С. 210–224; Тогоева О. И. Короли и ведьмы. С. 223–238. Любопытно, что на миниатюре из «Вигилий» Марциала Овернского, изображавшей сцену казни, Жанна д’Арк была также представлена с рыжими волосами: BNF. Ms. fr. 5054. Fol. 71.

484

Как отмечал Джонатан Александр, конец XV в. ознаменовался расширением кругозора европейских художников, их знакомством с особенностями различных национальных школ и, как следствие, ростом заимствований в изобразительной манере: Alexander J. J. G. Medieval Illuminators and Their Methods of Work. P. 124–142.

485

«En allant sur le pont, je vis la Pucelle; mais, ma foi, ce fut sans plaisir. Je ne lui trouvai ni l’air, ni la taille, ni le visage d’une amazone… Elle est à genoux devant une croix, et le roi Charles en même posture vis-à-vis d’elle; le tout fort chétif et de petite apparence. C’est un monument qui se sent de la pauvreté de son siècle» (Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 222).

486

«Cette fille célèbre est en habit d’homme, et distinguée seulement par la forme de ses cheveux, qui sont attachés avec une espèce de ruban, et qui tombent au-dessous de la ceinture» (Polluche D. Essais historiques sur Orléans ou Description topographique et critique de cette capitale et de ses environs. Orléans, 1778. P. 110).

487

Гравюру сопровождала надпись «Статуя, установленная на мосту в память о Жанне, Орлеанской Деве» (Statua in memoriam Johannae virginis aureliae ponti superposita): Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc.

488

Их полный перечень см. в: Lanéry d’Arc P. Livre d’or de Jeanne d’Arc. P. 77–80, 138–139, 591–592, 600, 679–682.

489

Например, он упоминался в «Хронографии» Петера ван Опмеера (1611), цитату из которой приводил Жан Ордаль. Правда, житель Амстердама полагал, что памятник был установлен в честь Карла VII и Жанны д’Арк «сенатом Орлеана»: «Gratitudinis ergo posuere Regi Ioannaque aeneas statuas in ponte Ligeris S. P. Q. Aurelianus» (Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc. P. 142).

490

О второй иконографической схеме см. далее: Глава 5.

491

Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 491–517.

492

Jeanne d’Arc. Les tableaux de l’Histoire. P. 59–60, 67, 81–91, 104–107.