Гедонисты и сердечная

Ольга Новикова, 2007

Попытка найти чувство в отношениях, изначально предполагавших лишь чувственность, мучительна. Любовный многогранник, выстроенный героиней романа, показывает, что унижающий готов к роли унижаемого, а любовь тяжела для любящего так же, как и для любимого.

Глава 6

Филипп был уверен, что не заснет. Если бы сообразить, куда еще можно метнуться, где искать жену, — он бы вылетел из дома. А так… Раньше десяти утра делать в городе нечего.

Нервную трясучку обычно унимают алкоголем, но он-то уже опрокинул в себя грамм двести. Успокаивающее тепло продержалось недолго, ровно столько, сколько говорил по телефону…

Это чертово дубининское спокойствие!

Сколько раз Марфа плакала из-за его хладнокровного равнодушия…

Пообещал, что сделает для ее конторы аналитическую справку. Что-то там насчет стабилизационного фонда… Филипп не вникал — своих забот хватало. Студент пошел совсем беспардонный: дипломные работы присылает ночью, за несколько часов до защиты. Так этот Дубинин не лучше!

Сам ведь тогда позвонил Марфе и разрешил передать начальству свое согласие. Вечером перед Пасхой было дело. Дубинин — ни слова о празднике. Но она-то рада любому его звонку.

Загорелась… Не посчиталась с тем, что у шефа есть подстраховочная кандидатура на эту именно работу. И наплевала на то, что Мурат терпеть не может, когда его дома беспокоят по делам. Одной лишь думы власть знала — застолбить кандидатуру Дубинина.

А вип наш — тот еще тип — пропал и объявился дней через десять: ему, мол, еще нужно подумать, стоит ли браться за это дело. И просит прислать все материалы по электронке.

«Встретиться не захотел…»

Даже зрачки Марфы расширились от боли, когда она положила трубку и… понеслась к компьютеру. Выполнять дубининскую просьбу. Самоотверженно, как всегда. А потом плюхнулась в кресло и уставилась в телик. Но чем экран может увлечь-отвлечь эстетически отесанного человека… Так помрачнела, что веки покраснели и набухли. Прорвало — зарыдала.

Филипп уж и не знал, как ее успокоить. Попробовал открыть ей глаза на кумира. Греховно сотворенного. Мол, умелец, хитрован! На ровном месте сделал так, чтобы за него боролись. Как записная кокетка. Ну, под аккомпанемент рыданий разве скажешь, что ее просто подставили? Правда бывает непосильно тяжела, не станешь же грузить ее на и так поникшие плечи.

Есть у них секс или нет — ну сущая ерунда по сравнению с тем, как она ему предана.

Но в том, что Марфа предана Дубинину, не чувствовал Филипп никакого криминала…

Чтобы хоть как-то успокоить жену, он тогда и выдал: «Не переживай так, умница моя бедная! Я тебя люблю, и он тебя любит…»

Самоотверженность заразительна.

…Звонок!

Филипп вздрагивает, поворачивается на бок. Черт, больно! Он открывает глаза. Вместо моря, одетого пеной волн, в котором только что тонул, — Марфино кресло. Уснул одетый. Рука затекла. Локоть хрустнул, когда он вслепую стал шарить пальцами по кровати. Телефон запутался в скомканном покрывале. Нажал кнопку, а там — ровный гул равнодушного к человеку пространства.

Но где-то звенит…

Неотключенная трубка мягко приземлилась на подушку, и Филипп, прихрамывая, выскочил в коридор. Как раз в тот момент, когда в открытую входную дверь с неприятным скрежетом въезжала родная красная сумка, которую подталкивала чужая нога в адидасовской кроссовке. За ней из темноты прихожей, как из преисподней, — Мурат. К его плечу прижимается голова Марфы с открытыми, но какими-то бессмысленными, водянисто-виноградными глазами.

Мурат выпростал правую руку — поздороваться, и тело Марфы медленно, как в кино, стало оседать на пол. Филипп отчаянно засуетился и, конечно, подхватить не успел.

— Голова какая тяжелая… — забормотала Марфа, очнувшись от столкновения с твердым паркетом. — А где Даша?

— Она позавчера к Лильке уехала, на дачу. — Филипп обрадовался здравому вопросу. — К выпускным вместе готовятся, — пояснил он Мурату.

— Ой, извините! — Зажимая рот обеими руками, Марфа поползла в ванную. Видимо, сил не было подняться с колен.

Мужчины замерли. Стояли и слушали, как ее рвет. Бульканье сменилось судорожными всхлипами, между которыми расслышалось сиплое, задыхающееся: «Воды…»

Ну, теперь-то Филипп знал, что делать.

Хоть чуть подпорченное вино или просто лишний бокал — всегда одна и та же история. Даже в Париже Марфа умудрилась отравиться. Дорогое бордо, наверно, хранили неправильно. Ночь проспала, а с раннего утра принялась метаться в уборную — вернется, поворочается минут десять и снова бежит босиком, зажимая рот. Целый день потом на хозяйском диване искала позу, в которой голова трещит не так невыносимо. Вставала на коленки, упиралась лбом в твердую диванную поверхность… Попа на отлете…

Не смогла пойти на обед с кембриджским профессором.

Он потом при каждой встрече об этом вспоминал, жалел… А после взял и забыл, что приглашал Филиппа прочитать курс лекций на своей кафедре.

Поскорее бы выпроводить Мурата — при нем Марфе клизму не поставишь…

Легко получилось освободиться от соглядатая. Слишком легко…

Не будь Филипп так сосредоточен на своей миссии, он бы решил, что Мурат сбежал. Но в тот момент не до наблюдений было.

И про Дубинина он, конечно, не вспомнил.