Дороги моря

Ольга Дехнель, 2021

Можно ли найти ответы на вопросы у моря? А у мертвых? Скарлетт – проводник между миром мертвых и миров живых, приезжает в дом у моря в поисках души погибшей бабушки. Или это все-таки попытка сбежать от призраков прошлого, старых связей, удушающих отношений с семьей и бывшими возлюбленными? Поставить привычную жизнь на паузу? Скарлетт задает себе и мертвым совершенно конкретные вопросы, но никто не торопится давать ей конкретные ответы. Может быть, стоит спросить живых? Или спросить себя? Скарлетт предстоит пройти не один круг внутреннего ада и встретить множество штормов прежде, чем она получит ответ на главный вопрос.

Глава 15

Я так долго танцую вокруг комнаты Альбы, не решаясь открыть дверь, что когда это, наконец, случается, то это как сдирать пластырь с раны, лучше одним резким движением.

Примерно так это и происходит.

Я распахиваю дверь, заранее зная, что меня там ждет — много, много, бесчисленное количество ее вещей и точно знаю, что меня там не ждет совершенно — ровным счетом никакого ее присутствия. Сюрприза не будет и волшебства не произойдет, но я все же попытаюсь. Когда я открываю дверь, я знаю, что Альба не будет ждать меня, но все равно поворачиваю голову, рассматриваю комнату под разными углами, отчаянно надеясь уловить ее, хотя бы боковым зрением, хотя бы ее беспокойную тень. Альбы, конечно, нет.

Но даже комната, даже комната до сих пор пахнет ей.

Здесь и любимая лежанка Бруно, и его расческа, и даже игрушки. Они просто вышли на минуту, знаете? Сейчас вернутся и будут приятно удивлены.

«Скарлетт, милая! Какой сюрприз. Красавица моя, моя красавица. Я так рада, что ты приехала.»

Голос Альбы в моем воображении так четок, что я даже склоняю голову для поцелуя, я давно переросла ее, я давно переросла себя в прошлом.

И в моем воображении Альба наглаживает меня по волосам, ее руки пахнут кремом, и они тоже похожи на мои. Я любила ее прикосновения, легкие, неуловимые, теперь почти не вспомнить.

Альба умела следить за собой и обозначить свое присутствие, кто-то рождается королевой, знаете? А процесс становления ей подтверждает каждым своим шагом.

Я перебираю ее вещи, и у косметики давно истек срок годности, я выкидываю ее беспощадно совершенно — это то, что сделала бы сама Альба. Ее никогда нельзя было назвать скучным словом «старушка», она ей не была, ей бы больше подошло «пожилая леди», «гранд-дама», Альбу можно было назвать массой вещей, и она не отличалась старческой тягой к накоплению.

Обожала хороший парфюм, люксовую косметику и до последних дней восхитительно смотрелась в костюмах, несколько раз даже появилась в фотосессиях знаменитых фотографов, из тех разумных ребят, что высказываются за равную репрезентацию. Женщина прекрасна в любом возрасте — Альба была тому живым подтверждением. У Альбы было много знакомых, но под конец жизни совсем не осталось друзей.

Я оставляю себе единственный пузырек ее парфюма — любимого, комната пахнет им до сих пор, чистый унисекс, Альба носила его легко, Альба по жизни шла легко, никогда не склоняла непокорной головы, Альба повторяла мне, «Подними глаза, малышка, иначе как мы увидим, что они сворачивают на нас шеи?»

Комната Альбы — моя картинная галерея, здесь даже мои детские рисунки и более поздние работы, и я на секунду испытываю то самое смущение, которое обычно переживают столкнувшись со своим неловким неуклюжим детством, кусаю губу, качаю головой, — Альба..

Альба бы погрозила мне пальцем, щелкнула мне по носу: «Тебе совершенно нечего стыдиться, Скарлетт! Мы все с чего-то начинали.»

Я прекрасно знаю, что сама Альба не родилась небрежным совершенством, над которым не властно время. Я помню ее в черном, мужского образца костюме и в черных же перчатках, когда она собирается на встречу с бывшим супругом.

— Как тебе?

Она поправляет белые волосы, она улыбается, а я аплодирую, — Ослепительно. Я бы, на его месте, точно умом тронулась.

Альба любила и умела сиять. Это маленький талант, который передается от женщины к женщине в нашей семье. Альба была огромной беспощадной звездой, ядерным светилом других миров. Мораг — не менее беспощадным светом операционной, парализующим и белым. Мне говорили, что, глядя на меня можно открыть новую вселенную, я — мириады далеких звезд. Мораг не признает, что она похожа на свою мать. И не признает, что я похожа на нее.

Тотальное непризнание — это начинает напоминать жизненную позицию.

Альба хранила ровно столько старых фотографий, сколько было нужно для того, чтобы это не стало неловким. С ее юных фото на меня смотрит молодая Мораг, на меня смотрю я, те же светлые волосы, те же голубые глаза, тот же блеск в них, та же улыбка — руки художника, но художником, по-настоящему, стала только я. Я перебираю снимки, Альба в движении, Альба постоянно в движении.

Однажды она говорит мне: О, я понимала толк в веселье, несомненно.

Представления о веселье у Альбы, судя по снимкам, были непередаваемые, Альба любила шум, Альба любила музыку, Альба любила.

Я, помню, спросила у нее: Как тебе удавалось? Суть в том, чтобы не останавливаться? Удается ведь до сих пор.

Улыбка у нее была непередаваемая, Альба могла выглядеть совершенно невинной и выдавать потрясающие вещи, глаза блестели, оставались хитрыми, как же я любила ее, как же я хотела быть на нее похожей.

— Секрет или суть в том, Скарлетт, — говорит она, — чтобы оставаться собой. И в том, чтобы искренне наслаждаться каждым моментом. Я обожала эту бешеную жизнь. Я обожала своих мальчиков. Я обожала каждый момент. Я любила саму идею о любви. Я любила любить. Что-то, что ты от меня наследуешь.

Я не успела смутиться, я думала, думала, думала. И вспоминала. И в моменты, в настоящие моменты, счастливые и грустные, мы обе были прекрасны.

Альба не слишком любила выбирать, ее ответом чаще было — я возьму все. С возрастом она несомненно стала разборчива, предпочитала классику, предпочитала оставаться ослепительной, в молодости же Альба неизменно брала все. И только лучшее.

На фото их трое, она, светловолосая и высокая, и два моих дедушки, я до сих пор сомневаюсь, кто именно был настоящим. Альба предпочла избавить себя от необходимости выбора и жила сразу с двумя, но я всегда точно знаю, что больше любила младшего.

И вообще любила.

Альба не давала развернутых комментариев относительно этой истории, и я так и не решилась спросить, неужели это до сих пор болит?

Но я знаю, что отцов Мораг ей так и не простила. Альба в бешеном круговороте своих мужчин не забывала о главном, Альба всегда говорила, что сначала нужно любить себя и только потом мужчину.

Мои знания отрывочны, я уверена только в том, что сначала их было трое и некоторые фото даже подписаны «три мушкетера», а первое, самое первое фото Мораг будет подписано (почерк Альбы я узнаю без малейшего труда) «наш долгожданный Д’Артаньян». Их было просто невозможно разлучить, это потрясающий симбиоз, Альба шутила: «Я была необходимой дозой эстрогена в этом дуэте». Когда я смотрю на них, яркая, улыбчивая Альба и строгие, утонченные братья, они действительно кажутся мне командой. Решительно неделимой. На фотографиях все чаще улыбается Альба, дедушки остаются невозмутимыми, но я вижу, как оба держат ее за руки, Альба хохочет.

И я все думаю, все спрашиваю себя, как же ей удавалось, что любовь жила в любом месте, в любом доме, в любом человеке, которых она выбирала. Альба не мыслила жизни без любви. И умерла одна. Разве такое возможно?

Возможно все. Мне ли не знать, в самом деле.

Чего Мораг так и не смогла простить своей матери — жизни на широкую ногу. Я признаю это со скрипом, но признаю, Альба не была блестящей матерью, но была потрясающей бабушкой. Мы учимся всему со временем, правда? Мораг не прощает ей легкого налета эгоизма, Мораг не прощает ей пятен на ее идеальной репутации, и многие детали, огромную часть правды о себе, Альба уносит с собой в могилу. Она все смеялась: «Да это же мерзость, сначала плачущие родственники, а потом пара поколений и эти могилы оказываются заброшенными и безымянными, я не хочу этого совершенно. Развейте мой прах над морем. Никаких могил. Это неэкологично, в конце концов!»

Я не знаю, чем именно занималась бабушка и ее «мальчики» в молодости, знаю только, что для одного из них это закончилось тюрьмой, Альба не любила об этом говорить, но любила о нем скучать. Старший брат вышел сухим из воды, получил все и остался с Альбой, этот брак не продержался долго, старший брат — дедушка, которого я не знала, был потрясающей историей о том, как деньги портят людей, и Альба не говорила об этом, господи, как же о многом молчала Альба. Не говорила ни о том, почему тетушка Изабель попала в немилость к отцу и потеряла покровительство своей семьи, не говорила, почему Альба не вмешалась, не говорила о том, почему они расстались и за что именно сидит младший брат дедушки.

Я знаю только голые факты, и когда копаюсь в письмах Альбы, нахожу от младшего дедушки — целую стопку. Ни слова о причинах и следствиях, только просьбы не ждать, ни слова о любви, но она капает, сочится из каждой буквы.

Мораг не прощает ей отца-преступника — она родилась через полгода после его заключения, Мораг не прощает ей массу вещей.

Мораг всегда хотелось потрясающе яркой, красивой, удивительной жизни. Мораг не прощает Альбе, наверное, и того, что несмотря на все ее попытки повторить Альбу ей не удалось.

Ключом к удивительной жизни стал мой отец. Но ведь чужую жизнь не проживешь?

И я уверена, Альба говорила ей об этом тоже.

Мораг говорила мне: «Замужество стало для меня избавлением, долгожданная свобода от дурацкой фамилии и всего багажа, что она приносила, от контроля отца, от железной руки матери тоже. Чистый лист, моя собственная, выстроенная жизнь. Твой отец.. Никогда не мешал. По-настоящему. (Но и не помогал тоже, остается непроизнесенным) Потом появилась ты, и..»

И стала кандалами, цепью на одной ноге, отрезаешь дорогу вверх. Я знаю, все знаю, все, что она хотела бы мне сказать, но по какой-то причине промолчала.

В кошельке Альбы остаются монеты — мелочь, я полагаю, кто-то его уже перебирал, наверное, Мораг. Она не взяла себе ничего из вещей Альбы и меня не было с ней в тот день, я не знаю, плакала ли она. Мне хочется верить, что да. Не потому что я преследую мысль сделать матери больно — мы давно миновали этот этап, и видеть ее, разбитую, больно уязвленную, не приносит мне никакого удовольствия. Но слезы, слезы очищают. И мне хочется верить, что она им это позволила.

В кошельке Альбы фото — мое детское, Мораг и младшего дедушки, история, записанная в моменте, и я чувствую ее внимание, чувствую, что она любила нас. В кошельке Альбы — ни одного старого чека или лишней бумажки, она ненавидела мусор и неразумное расходование пространства, в Доме на краю света до сих пор царит потрясающая чистота. Альбы нет. Никого нет. Я знаю, что здесь убираются раз в неделю, но помещение все равно не выглядит давно опустевшим. Просто Дом будто не подпускает к себе пыль и старость, боясь разозлить хозяйку. А вдруг вернется? И я говорю ему, шепотом: Никто не придет.

Дом вздыхает, молчит грустно. И отвечает также тихо, чтобы только я услышала.

Но ты же здесь.

В кошельке Альбы маленький листок со всеми ее данными, полное имя, адрес и группа крови, а также два номера: Мораг и мой старый, с комментарием «Дочь: Мораг. Внучка: Скарлетт. Звонить в случае экстренных ситуаций.» Я выдыхаю медленно, Альба всю жизнь меня спасала и в случае чего, обратилась бы ко мне сама.

Когда Альба.. умерла. Ушла. Оставила нас. Верить бреду, что ее нет, нигде нет, сколько ни ищи, все еще невозможно. Сознание противится. Но я понимаю, что она доверилась бы мне. Что если что вдруг..

Я не видела своего старого телефона, он остался с матерью, а я осталась в монастыре. Я только и знаю, что не обнаружила бы там сообщений от Илая. Но вдруг.. Вдруг пропущенный звонок от Альбы? Последнее сообщение? Хоть одно?

И вспоминаю тут же, как Мораг рассказывает, что телефон заблокировала, потому что с ним тоже творилась какая-то чертовщина.

И мне грустно, мне кусаче и больно от мысли, что Альба могла мне звонить.

И никто. Никто ей не ответил.

Как вышло, милая, дорогая, моя Альба, как вышло, что ты всю жизнь была здесь для меня, когда была нужна. Но умирать тебе пришлось одной?

Что бы ты мне сказала напоследок? Что бы ты мне сказала?

Я перевожу дыхание медленно, глаза влажные и в носу хлюпает, вдох. Выдох. О, Альба ненавидела пустого размазывания слез и соплей по лицу, я не помню ее плачущей.

Я помню, как мы с Илаем приезжаем сюда впервые, нам по шестнадцать, и он боится, жутко боится встретить ту же реакцию, что обычно встречает. Реакцию, к которой он привык, что-то, вроде того, чем неизменно награждает его моя мать и потому всю дорогу я шепчу ему в ухо, целую и кусаю, ловлю за руку, «Все будет хорошо, все будет иначе, вот увидишь.» Он сжимает мои пальцы в руке до боли, я шиплю тихонько, и он извиняется, Альба встречает нас, великолепная и сияющая. Илай хмыкает, наполовину немой от страха, все равно шепчет мне в ухо: «А ты с возрастом, кажется, станешь только лучше.»

Альба улыбается, рассматривает нас долго, как мы неловко держимся за руки, как смотрим на нее оба будто в ожидании приговора: — Альба, это..

Альба хохочет, смех у нее звонкий, она так и не разучилась смеяться, никогда, никогда не теряй этого, думаю я в эту секунду: — Это, полагаю, знаменитый Илай, который вскружил голову моей внучке и свел с ума мою дочь в совершенно ином смысле. От обеих я слышала достаточно. Чернявый какой, Скарлетт. Я в восторге.

Альба склоняет голову и смотрит на него долго: — А теперь, милая, подожди и дай мальчику сказать за себя хоть слово. Добро пожаловать, Илай. Рада вас видеть.

Каким правильным мир был в эту секунду, каким законченным, каким верным. Как ловко, с неповторимым щелчком все встало на свои места. И как эти каникулы прочно занимают место в моем сердце, все неповторимое, звонкое, соленое время на море, когда ты теряешь счет дням, поцелуем, любви и сделанным наброскам, внимательный взгляд Альбы, когда она думает, что я не вижу, и я потом много говорю с ней, спрашиваю, о чем именно она думала, мне так важно было.. Мне было так важно.

Как я по ней скучаю.

Альба, от которой мне остался Дом, по-настоящему Дом, с заглавной буквы.

И оглушительная пустота в душе. Никто и ничто мне тебя не заменит.

Милая, дорогая, родная.

Что бы мы сказали друг другу?

Почему ты меня не дождалась?

И там, где я ищу ее голос, я слышу только свой собственный, сплошные вопросы.

Там, где я ищу ее голос, ее ответы, я слышу только море.

Мы были влюблены в море, любили неповторимой любовью, в Доме на краю света жили Альба, Бруно, море и любовь.

Теперь остались только я, море и любовь к нему. Любовь возвращается, возвращается домой, потихонечку, по крупицам.