Запах яблок

Ольга Гронская, 2021

Впервые я влюбилась когда мне было пять. Он был другом отца и совладельцем семейного бизнеса. Внеземной. Сильнее, больше никого нет… А когда мне исполнилось пятнадцать семью убили. Кто и почему не разбирались, дело было темное и запутанное. Пытаясь сбежать от воспоминаний, я переехала, поступила в университет и устроилась в стриптиз клуб, чтобы не умереть от голода. А там… Я ведь даже не узнала его спустя столько лет, да и он вряд ли. Ведь кем я была для него в прошлом, надоедливой девчонкой без двух передних зубов… Но каким-то чудом моя извилистая тропинка жизни привела именно к нему…Содержит нецензурную брань.

Глава.7. Утекающая жизнь

Полгода назад

Вода лилась с неба стеной, беспросветная темнота окутала небо. Ресницы от дождя стали тяжелыми, мешая открыть глаза, но мне этого и не хотелась. Я сжала руку Макса и почувствовала, как она дрожит. Мой единственный родной человек, как бы он не старался казаться сильным, я знаю, что которую ночь его подушка впитывает слезы. Теперь мы остались вдвоем, только он и я, и я не представляла, как теперь жить.

Земля комками повисла на лопате, худощавый парень со впавшими щеками старался стряхнуть вязкую массу. Когда ему наконец-то удалось это, он воткнул ее в землю, в двадцати сантиметрах от холмика, накрывавшего могилу моей матери. Я зачем-то стала рассматривать парня: среднего роста, угловатые плечи проступали через куртку камуфляжной расцветки, уши слегка оттопырены, подбородок выступает вперед. Цвет глаз, наверное, темный.

— Готово, — равнодушно брякнул тот, переводя дух. Для его массы слишком тяжелая работа. Он вдруг стал мне противен. То ли потому что не проявил должного сострадания к двум детям, оставшимся без матери, то ли внешность его настолько гладко сочеталась с местом, куда проклятая судьба привела нас сегодня. «Ты уже не ребенок», — напомнило мне подсознание. «Для меня ты всегда будешь маленькой девочкой» — опроверг его слова голос мамы, которая так любила повторять эту фразу, а я по дурости все пыталась доказать ей свою зрелость.

— Мамочка моя!!! — из груди вырвался крик, хоть я и обещала себе быть стойкой, но это произошло против воли. Я упала на мокрую землю, дождь колотил по спине, будто хотел добить. Ему было мало раздавленной души, обезумевшее небо желало увидеть распластанное в грязи тело. — За что?! — прокричала я богу, — ненавижу тебя! Ненавижу!

За спиной кто-то всхлипнул, я обернулась и увидела Макса. Он сжал зубы, пытаясь сдержать рвущиеся на волю рыдания. Затем подошел, присел на колено и обнял меня всем своим существом.

— Тоня, Тонечка, — брат зарылся лицом в мои волосы и заплакал в голос. Я вдруг поняла, что много лет не видела его слез.

Мой маленький мужчина, он всегда был таким стойким, с того самого 2013 года, когда бог забрал бабушку, старшую сестру, а затем и отца. Возможно, он плакал после, конечно плакал, ведь тогда ему было всего девять. Просто я этого не видела.

— Все будет хорошо Макс, я клянусь. Все проходит, и это пройдет, нужно только потерпеть.

А будет ли? На самом деле я не была в этом уверена, но что еще я могла сказать. Я утратила веру семь лет назад, в тот проклятый год, и не вспоминала о боге с тех пор, так что клятва, данная брату, не стоила и ломаного гроша.

— Эта боль не пройдет, я знаю, я не смогу без нее.

— Ты сможешь, обязательно! Ты гораздо сильнее чем думаешь, сильнее чем я!

Кажется, мы простояли вечность, склонившись над могилой женщины, которая подарила нам жизнь, наполняла ее светом и любовью, дарила уверенность и защиту в каждом дне. Теперь она ушла, и все это исчезло вместе с ней, словно исчезло будущее, а впереди ждал лишь мрак. Когда я наконец подняла голову, то поняла, что вокруг нас никого не было. Коллеги, соседи, учительница Макса и работники похоронного бюро, все исчезли. Завтра для них настанет очередной день, полный обыденных хлопот, встреч, звонков и смеха. Я помассировала колени и потянула за руку брата.

— Нужно уходить, совсем темно.

— Нет! Я не пойду, я хочу быть с ней!

— Ее больше нет, Макс.

Брат оглянулся и не поверил моим словам.

— Как это нет?

— Только в твоем сердце.

— Я не хочу, пусти! — Макс вырвал руку и продолжил стоять над бугорком.

— Совсем стемнело, на кладбище нет не единого фонаря.

— Я не боюсь мертвецов, пусть хоть все разом восстанут, мне все равно!

— Мама не встанет вместе с ними. — Я дотронулась до плеча брата, оно было таким хрупким. — Пожалуйста, пойдем. Мы вернемся к ней завтра, обещаю. Дай ей отдохнуть, она настрадалась перед уходом.

— Мамочка… — прорыдал брат, но все же поднялся. Я взяла его за руку и настойчиво повела прочь, постоянно оглядываясь, будто видела могилу в последний раз, так же, как и лицо мамы утром, перед тем как закрыли крышку гроба.

Дома было оглушающее тихо. Черные тряпки на зеркалах выводили меня из себя, в воздухе стоял запах воска, хотя свечи зажгли лишь однажды. Я зашла в кухню и распахнула дверцу холодильника. Я не хотела есть, я не чувствовала не только голода, хотя и не ела три дня, с момента смерти мамы, я не чувствовала вообще ничего. Не знаю почему, но я взяла с полки оставшийся черенок копченой колбасы, кусок сыра и бутылку «Кагора». Сахара в нем было столько, что сводило рот, и я начала пить прямо с горла, присосавшись, словно умирающий от жажды скиталец в пустыне. Затем увидела лежащую на подоконнике пачку Мальборо, мама курила красный. Я без раздумий подкурила сигарету и затянулась. До этой самой секунды я не держала в руках сигареты, но никотин так мягко прошел по горлу, словно я курила всю жизнь. Мне вдруг стало легче, толи наркотик оказался силен, толи сигареты и впрямь отвлекали.

Кое-как уснув под утро, я лишь больше устала, два часа не дали мне желанного покоя. Весь не продолжительный сон я пыталась отбиться от Дианы, хотевшей затащить меня в море. У нее была синяя кожа и заплывшие белки глаз, но во сне они хотя бы были. Она все кричала мое имя, Тоня, Тонечка, мама нас зовет… Утром я не нашла в себе сил сходить к ней на могилу, хотя делала это каждый свой приезд домой, раз в полгода на каникулы. Тогда мне придется зайти и к отцу с бабушкой, а теперь и к маме. Слезы вновь брызнули из глаз. Брат зашел в кухню и включил плиту.

— Кофе будешь? — я не узнала его голос. Он словно повзрослел на несколько лет всего лишь за одну ночь.

Глаза все еще красные, кожа бледнее обычного, но его руки не дрожали как мои. Он вдруг забрал сигарету, затянулся и вернул мне.

— Поедешь со мной в Питер. Завтра же заберем документы из школы.

— Второе полугодие десятого класса.

— Знаю. Привыкнешь к новой школе, заодно отвлечешься. Я не оставлю тебя с ними, — имея ввиду пьяницу тетку и ее мужика. Единственные родственники, оставшиеся у нас, но лучше бы их не было.

— Экзамены.

— География? Можешь собирать вещи, — почему-то раздраженно произнесла я.

Макс не ответил и разлил кофе по кружкам. Дымящиеся чашки стояли перед нами, но мы просто смотрели на них, словно чего-то ждали.

— Сейчас бы зашла мама и сказала, что мне еще рано пить такой крепкий кофе.

— Сперва, поешь, говорила она мне. — Голос дрогнул, и я вновь разрыдалась.

Брат обнял меня, плечо стало влажным, и я ответила на объятия.

— Мне Диана приснилась, ни как в прошлый раз, без синяков и с глазами, почти как настоящая. Она так кричала, так звала…

— Она всегда зовет тебя, прикажи ей больше не приходить!

— Она ведь наша сестра.

— Ее нет уже шесть лет, это не нормально.

Я сделала глоток, кофе остыл. Я люблю горячий, только что вскипевший и дымящийся. Тем не менее, я выпила всю кружку и наполнила по новой.

Я страдала меньше чем брат. За пять лет в университете я отвыкла от дома и близости мамы. Брат жил с ней вдвоем в нашем доме, разделенном на две квартиры. Во второй жила тетка — сестра папы. Год назад она притащила какого-то мужика и теперь устраивала каждодневные пьянки.

— Мне никто не снится, только папа, один раз, после той ночи.

— А мне он не снится. Я хочу продать дом, — перевела я резко тему, не зачем с этим тянуть.

Брат не ответил, но по тому, как он нахмурился, я видела, не согласен.

— Я не оставлю тебя здесь, — шестнадцатилетний подросток в курортном поселке Сочи с пьющей теткой, ни за что. — Ты единственный родной человек, я тебя не оставлю с ней! — повторила я, давая понять серьезность намерений, когда брат собрался воспротивиться.

— Но это наш дом.

— Именно поэтому лучше продать его, чем оставить на попечение этим алкашам. Выгнать их мы не можем, у нее доля.

— Давай выплатим ей ее часть!

— Чем? У тебя есть миллион? У меня нет.

Макс устало вздохнул и вышел из кухни.