Моя чужая

Ольга Гринвэлл, 2022

Что делать, если в тебя влюбились сразу два парня? Перед Олей встал сложный выбор, ведь и Артём, и Никита ей одинаково дороги. Разум молчит, а сердце неистово бьётся рядом с каждым из них. Кому же из них придётся отступить и стать лишним – властному и циничному Артему или великодушному и дипломатичному Никите?

4

Первая любовь меняет всю твою жизнь. Ее не забудешь, как ни старайся. Та девушка стала твоей первой любовью и, что ни делай, останется с тобой навсегда.

Николас Спаркс (Дневник Памяти)

Никита

Я сам зашёл за Олей. Она ждала меня, стоя в такой же тесной прихожей как и у нас.

— Никит, можешь помочь мне с косой? Никак не могу вплести ленту.

Я уже хотел было возразить, что не имею понятия как это делается и, да ну на фиг эту ленту, но девчонка на меня смотрела такими глазами, будто была уверенна, что я прекрасно с этим справлюсь. Подавив вздох, я принялся за дело. Хорошо, что это не требовало особого ума и через пять минут мы были готовы к выходу.

— Куда идём? Или едем? — я потряс мелочью в кармане брюк. — Можно прокатиться на трамвае.

— Если бы у тебя было денег больше, чем только на трамвай, мы могли бы пойти в Измайловский парк на карусели.

— Айда, — я мотнул головой. — Думаю, что на парочку аттракционов нам хватит.

Мы выбежали из подъезда. Дик уже поджидал нас. Оля на мгновение остановилась, развела руками.

— Ох, я совсем забыла про колбасу для него. Он же ждёт.

— Ладно, на обратном пути, — я схватил ее за руку. Времени у нас было не так уж и много.

В трамвае мы заняли самые последние места и сидели, болтая под тренькающие звуки колёс и посвистывания рельсов. Вагон был полупустой и мы, не стесняясь, громко смеялись. Мне казалось, что Оле со мной интересно — она с удовольствием слушала о моей жизни в Афганистане и даже выразила желание научиться языку фарси.

— Никит, а кем ты хочешь стать когда закончишь школу? — спросила, когда мы уже шли по дорожке парка. Лицо ее сделалось серьёзным, словно это был вопрос жизни и смерти.

— Дипломатом. — Она с пониманием кивнула. — А ты? — хотя я уже знал — ей нравится медицина.

— А я хочу быть ветеринаром.

Я остановился.

— Погоди… Всего лишь ветврачом? А почему не людским?

— Ну… я люблю животных, мне их жалко, особенно когда они болеют. Кто-то же должен ухаживать за ними.

— Да, ты, наверное, права. Тоже люблю животных, но мама против.

— Аллергия?

Я только покачал головой. Нет, у мамы нет никакой аллергии. Просто с ее работой никогда не знаешь, где окажешься через месяц. Не будешь же таскать за собой в разные страны питомцев? Внезапно я подумал, что и сам запросто могу уехать и больше никогда не увидеть Олю.

— Ты что так на меня смотришь? — словно сквозь вату донеслось до меня.

Я поёжился.

— Задумался на секунду.

Не говорить же этой девчонке, что вдруг понял, что влюбился в неё. А она уже смеялась, глядя как какие-то мальчишки выделывают па на роликовых коньках.

В парке мы провели несколько часов и, хотя денег у меня едва хватило на одну карусель, нам все равно было весело.

Серая туча, внезапно выдвинувшись из-за леса, нависла над нами и разверзлась проливным дождём. Я скинул с себя ветровку, набросил Оле на плечи, и мы бросились к ближайшему летнему кафе, под крышей которого уже собрались пережидавшие дождь посетители парка. Ольга была на пол головы ниже меня, мы стояли тесно прижавшись друг другу, стиснутые толпой. Её подбородок упирался мне в ключицу и от этого мне было ужасно жарко. Я старательно разглядывал толпу, уговаривая себя, что все, что чувствую сейчас — какая-то чушь и несуразица. Ольга всего лишь семиклассница, вертлявая хохотушка с косой и атласной лентой в ней, которую мне самому пришлось вплетать в ее волосы.

… которые пахли невинной свежестью и одуванчиками.

…от которых немыслимо щекотало в носу.

…тонкие, как шёлк, и мягкие как пух жеребёнка ламы.

— У тебя синие губы. И трясутся. — Только сейчас заметил, что Оля подняла лицо и разглядывала меня. — А ещё… — она замолчала.

— Что ещё?

— Да так, ничего…

Я ещё крепче завернул плечи девчонки в свою хоть и промокшую, но все же хоть как-то защищавшую от дождя ветровку.

* * *

Дождь прекратился также внезапно, как и начался, и люди стали расходиться небольшими стайками в разные стороны. Нам надо было торопиться домой — успеть до прихода с работы Ольгиной мамы.

Трамвай был наполнен вымокшими под дождём людьми, и от исходившего от них пара и влаги стекла вагона запотели. Тихонько посмеиваясь, мы с Ольгой чертили на них смешные рожицы и закорючки, совершенно позабыв, что тоже насквозь мокрые.

* * *

Оля

Дик стоял около подъезда и нетерпеливо вилял хвостом. По всей видимости, ему негде было спрятаться от дождя. С его серой шерсти струйками стекала вода, и выглядел он жалким и худым. К тому же я вспомнила, что утром так и не вынесла ему поесть. Мама собиралась на работу, сидела перед зеркалом и следила за мной. Повертевшись у холодильника, я так и не решилась стащить что-нибудь съестное для пса. Ей не нравилось, что я проводила много времени с бездомной собакой и тем более прикармливала ее.

— Голодный? — Никита присел перед Диком, потрепал его по загривку.

Удивительно, но этот парень словно читал мои мысли. Сегодня, пока гуляли, он постоянно опережал меня и говорил то, что я только-только собиралась сказать. Наверное, поэтому мне было так с ним легко и просто. Всего за несколько дней Никита словно стал моим братом-двойником, и мне пришлось признать, что с ним интереснее проводить время, чем с закадычной подружкой Риткой. За последнюю неделю мы едва с ней виделись, и, кажется, она начала на меня обижаться.

— Давай зайдём ко мне? Мама вчера сварила целую кастрюлю борща, отольём Дику немного. — Никита выпрямился, прищурил свои зеленые глаза. — А ещё лучше отведём его ко мне домой и накормим.

— А Маруся не будет против?

— Мама? Ты что? Конечно, нет.

До нашего этажа мы добрались пешком, громко хохоча и перепрыгивая через две ступеньки.

— Интересно, сколько ему лет? — наблюдая, как Дик, высунув язык, следует за нами, спросила я.

— Как будущий ветеринар тебе желательно пролистать все справочники, — Никита взял Дика за морду и разжал его зубы. — Вот смотри — зубы уже не такие и белые. Передние резцы на верхней челюсти уже сточились. Думаю ему года три — четыре.

— Откуда ты все знаешь?

Парень пожал плечами и нажал кнопку звонка.

— Читал.

За дверью послышались торопливые шаги, затем замок заскрежетал, и вскоре мы увидели улыбавшуюся Марусю.

— А это что за водяные? — она, по-прежнему улыбаясь, распахнула дверь. — Ну входите же. Боже, да вы вымокли до нитки! Оленька, тебе ещё не хватало простудиться! Сейчас чай с малиной заварю.

Маруся заторопилась на кухню, загремела посудой.

— Ма, Дика покорми, — крикнул Никита, а сам открыл дверь в свою комнату.

— Не обращай внимания, я не успел прибраться, — парень смущённо развёл руки.

Я огляделась. Ничего себе — не успел прибраться! Да его комната по сравнению с моей была идеально чистой. Все вещи лежали по местам, вокруг ни пылинки. Наверное, ему никогда не приходилось выслушивать отповедь Маруси за разбросанные вещи и бумаги.

— А почему твоя мама не волнуется, что ты тоже можешь простудиться? — выпалила я вертевшийся на языке вопрос.

— Хм, — он пожал плечами. — Ну, наверное, потому что я мужчина и сам могу позаботиться о себе. Обычно болеют слабаки. Ну а девчонки относятся к слабому полу, — он хитро улыбнулся.

— Выходит, я слабачка?

Он рассмеялся и щёлкнул меня по носу:

— Нет, ты просто девчонка.

Маруся заглянула в комнату. В руках она держала пушистый шерстяной плед.

— Никит, укутай Олюшку как следует. А я мигом принесу вам чай.

— Спасибо, мам, я сам.

Никита вышел вслед за Марусей, а я, завернутая в тёплый, немного колючий плед, стала разглядывать комнату друга.

Аккуратно застеленная кровать, на стенах, поклеенных светлыми обоями, большая картина, на которой нарисована долина с красными маками-светлячками, около окна — секретер, а на нем кактус в горшке и фотография какого-то мужчины, чем-то смутно напомнившего Никиту. Может, его отец? На противоположной стене — полка с книгами. Все вперемешку — словари, пара томиков Конан Дойла, какие-то учебники и даже сказки. В углу притулилось кресло и старенький торшер с оранжевым абажуром. Просто и ничего лишнего. Моя комната была совершенно другой, комбинация дискоклуба, модельного агентства, избы-читальни и пряничного домика. Впрочем, у многих моих подружек комнаты были точно такие же. Единственное отличие — я ненавидела розово-сиреневые тона, а предпочитала тёплые земляные.

Никита вернулся с подносом, на котором стояла вазочка с какими-то восточными сладостями и дымились две чашки с чаем. Маруся умела печь столько различных вкусностей, что мне казалось, я уже прибавила пару килограммов с тех пор, как мы начали дружить с Никитой.

— А где Дик? — я вдруг вспомнила о собаке и почувствовала, как краснею от стыда — совсем забыла о нем.

— Мама покормила его, теперь он лежит около двери на коврике.

— Твоя мама такая добрая… — Он согласно кивнул, закидывая печеньку в рот. — Моя давно бы уже выгнала Дика на улицу. Она не любит собак.

— Ее можно понять, Оль. Собаки бывают чересчур надоедливые, крутятся под ногами, лизнуть норовят. А многие их просто боятся.

Я закусила губу, задумалась. Никита, наверное, прав. Вообще, мне казалось, он всегда прав. Такой рассудительный, у него всегда есть ответ на любой вопрос. И все объяснит досконально. Классный он! Здорово, что мы с ним друзья.

* * *

Уже поздним вечером, после того как мама в который раз проверила, сплю ли, и удалилась к себе, я вылезла из-под одеяла и забралась на подоконник. В открытое настежь окно врывался одуряюще-свежий воздух, пахнувший листвой и ещё чём-то, что будоражило все внутри меня. Я мечтательно улыбалась, представляя Никиту сидящим сейчас в кресле и читающим одну из своих книжек. Или может… может, он так же, как и я, сейчас сидит на подоконнике, и тоже наслаждается тем же самым воздухом, ласковым ветерком и думает обо мне… Ах, как же хочется знать. Я смежила веки, мысленно представляя его. Взлохмаченные тёмные волосы, загорелое скуластое лицо и ярко-зеленые глаза с длинными тёмными ресницами. Тряхнув головой, сжала разгоряченные щеки ладонями. Мамочки, я, кажется, влюбилась в своего соседа!

* * *

Проснувшись утром, я первым делом побрела в кухню, там царила непривычная тишина — мама еще спала. Воспользовавшись этим, я открыла окно, позволяя ветерку ворваться внутрь. Я ненавидела утреннюю суматоху, спешку, окрики. Глянув на циферблат, поняла, что долго насладиться покоем мне не удастся — совсем скоро прозвонит будильник, а следом хлопнет дверь маминой спальни, она выскочит оттуда взъерошенная, с тёмными кругами из-за несмытой с вечера туши под глазами. Она будет делать все одновременно — умываться, готовить завтрак и одеваться, перемежая все это бормотанием ругательств.

Мама работала в большом супермаркете кассиром и, несмотря на лучшие возможности и нелюбовь к своей работе, бросать ее не собиралась. Когда я была совсем маленькой, она иногда брала меня с собой, заставляя сидеть в тесной комнатушке в течение многих часов. А я иногда тайком выходила оттуда и издалека наблюдала за ее работой. На работе мама была совсем другой — улыбка не сходила с ее лица, а глаза светились. К сожалению, к концу рабочего дня от ее хорошего настроения мало что оставалось, и всю дорогу до дома она пилила меня за любой промах или невпопад сказанное слово.

От звука будильника я вздрогнула, хотя это было ожидаемо. Сейчас начнётся! На всякий случай включила чайник — хоть чай будет готов к тому времени, когда мама будет почти готова к уходу из дома. Только бы пережить этот мучительный час! Вот у Ритки совсем все по-другому в семье. Мама — тихоня, отец — или читает какие-то умные книги, или ремонтирует что-то из техники. Я завидовала подруге — мне хотелось иметь папу. С тех пор как мама выставила отца с чемоданчиком в руках за дверь, от него не было ни слуху, ни духу.

— Ольга, — крик мамы вырвался из спальни. — У нас что, нет в запасе чистых полотенец? Да что ж за ядрена феня! Чай сделай, опаздываю! — Уже слышалось, как в ванной льётся вода, фырканье. Неужели когда я вырасту и начну работать, тоже буду так же пробуждаться и готовиться к рабочему дню? — Оль, а Оль, ты не видела мои духи? На полочке стояли…

Я заранее втянула голову в плечи. На днях я отдала их Ритке — они давно ей нравились, и там все равно оставалось на донышке. К тому же у них был приторный запах каких-то цветов.

— Не знаю, — пришлось соврать.

Мама как угорелая вылетела из ванной.

— И не забудь сделать домашку по английскому! Глаза мне будешь ещё закатывать!

Я быстро глянула на часы — осталось двадцать минут до ухода родительницы. Я понимала отца — не каждый ужился бы с моей мамой. Нет, я, конечно, любила ее, как, должно быть, и она меня, но между нами не было ни нежности, ни понимания. Иногда мне казалось, что я вообще появилась на свет случайно и была нежеланным ребёнком. Особенно я стала остро это ощущать сейчас, когда познакомилась с Марусей. Теперь, когда я зачастила к соседям и видела совсем другие отношения. Казалось, эта женщина была готова обнять весь мир, была всегда приветлива и ее глаза лучились радостью и покоем. Ее лицо никогда не омрачала гримаса недовольства. Отношения между ней и ее сыном полны доверия и понимания, вызывали зависть, и порой мне хотелось, чтобы она удочерила меня. Эх, мои глупые детские фантазии.

— Олька, я пошла! — раздался голос мамы из прихожей. — Не забудь про инглиш.

— Хорошо, мам. — Английский меня не очень волновал. Никита вызвался мне помочь, и я только и ждала момента, когда смогу пойти к своим соседям.

* * *

Никита

Мы сидели за столом. Кухню наполнял утренний аромат корицы и кофе, я доедал оладьи, которые полюбил в последнее время. Мама нетерпеливо поглядывала на часы — торопилась по своим делам.

С минуты на минуту должна позвонить в дверь моя соседка. Мы планировали прогулку в Измайловском парке. Она так расписала красоты березовой рощи и тропинок, что мне не терпелось убедиться в правдивости ее слов. Ещё я хотел предложить ей быть моей девчонкой. Вчера вечером мы обсуждали это с мамой. Наш разговор случился за ужином. Сначала она лукаво улыбалась и исподтишка поглядывала на меня, а потом неожиданно, так что я чуть не подавился, спросила:

— А ведь ты влюбился, Никит? — вопрос заставил меня покраснеть до корней волос. — Тебе нравится Оля?

— Ну да, классная девчонка. Тебе же она тоже нравится?

— Нравится, конечно, но только, думаю, не так как тебе. — Я молча жевал жаркое, стараясь не поднимать глаз от тарелки. — Да, ладно, — она потрепала меня по руке. — Не смущайся. В этом нет ничего необычного. Оля и вправду хорошенькая и очень милая. Надеюсь, ты не сказал ей о своих чувствах?

— Нет, а должен?

— Лучше не надо. У вас хорошие дружеские отношения и лучше их такими и оставить. А если хочешь ей нравиться, то просто веди себя достойно, и не только с ней, но и с другими людьми.

— Спасибо, мам, за совет, но я по-другому и не могу.

— А когда пойдёте в школу, ты должен защищать ее от других мальчишек, носить ее тяжёлый портфель…

— Рюкзак.

— Ну, рюкзак, что там у вас.

— Мам, у нас и так с ней всё хорошо.

Она слегка улыбнулась.

— Вот и вырос ты у меня, сынок, уже влюбился…

Я вскочил из-за стола смущенный. Зачем она говорит мне это? Я и так об этом только и думаю в последнее время, ночами просиживая у распахнутого окна и представляя, как Оля тоже не спит и думает обо мне.

В тот вечер лёг спать поздно и ещё долго не мог уснуть — думал и представлял, как скажу Оле, что она мне нравится, и как было бы здорово предложить ей более чем приятельские отношения.

И вот уже утро, подружка должна была прийти с минуту на минуту, а я так ничего и не решил, да и не готов к такому разговору. Кинулся к зеркалу, пригладил непослушные волосы, поправил рубашку, с недовольством потрогал прыщ, выскочивший на лбу. Ждал ее, и когда раздался долгожданный звонок в дверь, все внутри затрепетало.

На ней был белый топик, голубые джинсы, волосы убраны в конский хвост. В руках Оля держала тетради и учебник по английскому языку, и я вспомнил, что вчера обещал ей помочь с заданием. Протянув их мне, сказала:

— Давай по-быстрому, и пойдём гулять.

— Пойдём, — открыв дверь в свою комнату, кивнул в сторону письменного стола. — Присаживайся. — Оля озадаченно уставилась на меня. — В чем у тебя загвоздка?

— Да никак не могу разобраться с Present Past.

— Это ерунда, — мне было приятно, что смогу ей помочь. — Сейчас на двух пальцах объясню.

— Давай ты лучше сам напишешь, а объяснишь как-нибудь потом.

Теперь я удивлённо смотрел на неё:

— Нет. Я так не согласен. Если я буду делать домашку за тебя, то никакой пользы не выйдет. Проще объяснить, тогда ты сможешь делать все без моей помощи.

Я видел, как ее губы надулись, а брови сошлись на переносице:

— Тогда мы не успеем в парк. И никакой рощи тебе не видать как своих ушей.

— Ну что ж, — упрямо мотнул головой. — Значит, не увижу. Садись, лентяйка.

Оля плюхнулась на стул, сложила руки на груди, недовольная.

* * *

Время шло быстро, мы не заметили, как прошел час. Сидели, склонив головы друг к другу. Я рассказывал правила, приводил примеры, она старательно записывала в тетрадь, слегка высунув от усердия язык. А я вдыхал свежий, чуть сладковатый аромат ее золотистых волос и готов был провести за этим столом ещё столько же времени.

От яростного лая, перешедшего в вой, мы оба вскинули головы.

— Дик! — воскликнула Оля, меняясь в лице.

Я уже стоял у двери, наскоро вдевая ноги в ботинки.