970

Ольга Волкова

С первых минут жизни, с первым вдохом просыпается маленькое счастье, зародившееся в утробе матери девять месяцев назад. А если всего лишь шесть месяцев назад? А если малыш не смог сделать свой первый вдох? А если с первых минут его жизни началось не счастье, а ужас, боль и страдание? А если?.. Тогда начинается борьба, война со смертью и с самим собой. И маленькое счастье все же проснется, если мама будет рядом, не отпустит, сохранит и сбережет.

***

В июле мы благополучно съездили в отпуск. А через два месяца, ровно в двадцать шесть недель беременности, ночью у меня начались схватки. Я в панике позвонила Ирине Владимировне.

— Что вы мне звоните? Я в отпуске, — проговорила она недовольным голосом, — поезжайте в больницу.

В пять утра мы уже были в приемном покое отделения патологии перинатального центра. Схватки уже были частыми, но воды еще не отходили. На кресле меня посмотрел сонный доктор и заключил, что раскрытие уже семь сантиметров. Кто не знает — при раскрытии в девять сантиметров уже можно смело рожать.

— Оформляй на выкидыш, — сказал доктор медсестре и, зевнув, удалился.

Я страшно перепугалась и начала плакать. Напомню, что на тот момент было всего шесть месяцев беременности.

— Чего ты рыдаешь со своим выкидоном? — огрызнулась на мои слезы медсестра и начала заполнять карту.

Упоминание об Ирине Владимировне, которая, кстати, была заведующей этим отделением, не произвели на нее никакого впечатления.

— Где работаешь?

— Нигде.

— Понятно, — фыркнула медсестра.

— Аборты были?

— Нет.

— Беремености были?

— Да, две.

— А говоришь, абортов не было, — гаркнула на меня тетка.

— Где работает муж?

— В Краевом суде.

— Должность, — голос тетки вдруг потеплел.

— Судья.

— Ну, что вы так плачете, — уже ласково, перейдя на «вы», пропела злая женщина. — Сейчас мы вас положим в палату, и все будет хорошо.

Метаморфоза, случившаяся с медсестрой, меня крайне возмутила. А если бы я была обычной женщиной, а не женой чиновника, мне отказали бы в помощи? Но я была в таком состоянии, что выяснять отношения мне в голову не пришло.

Заплаканая, я вышла в коридор, где ждал меня перепуганный муж, забрала у него сумку с вещами и отправила домой к детям.

***

Меня поместили в палату, где спали две женщины, и положили под капельницу. Так я пролежала неделю. Мне постоянно капали генепрал, препарат, который останавливает схватки.

Женщины в палате оказались очень приветливые. Одну звали Ника, она ждала второго ребенка и вот-вот должна была родить.

— Красивое у вас имя. Это сокращенное от «Вероника»?

— Нет, — смеялась Ника, — мама хотела назвать «Нина», отправила отца за свидетельством о рождении, а он, видимо, перепутал и вместо «Нина», вписали «Ника».

Через пару дней Ника отпросилась у врача домой отпраздновать свой день рождения. На следующий день ее привезли с сильным кровотечением, и в этот же день она родила маловесную, но вполне здоровую девочку.

Я помню, как ее везли по коридору на каталке в родзал. Она лежала совершенно бледная и истекала кровью.

— Ника, держись! — кричали мы ей вслед.

Тогда мне вдруг подумалось, что я так же буду лежать на каталке и истекать кровью по дороге в родзал.

Вторую соседку по палате звали Мадина, она ждала четвертого ребенка. Ингушка по национальности, Мадина рассказывала, что у нее уже есть сын и две дочки. Но муж настоял на четвертом ребенке, так как сыну обязательно нужен брат. Так требует их обычаи.

Надо сказать, за всю неделю, пока я лежала в этом отделении, Ирина Владимировна ни разу не побеспокоилась о моем самочувствии.

Капельницы с генипралом не помогали. Схватки возобновлялись, как только капельницу снимали. Тем не менее, каждый день мне делали УЗИ, которое показывало, что с ребенком, как впрочем, и с водами, все в порядке.

— Ребеночек тянет ручки к выходу, — улыбалась врач, — торопится выйти.

Это приводило меня в ужас. До родов еще целых три месяца. При этом у меня не взяли ни одного анализа, чтобы узнать, что со мной происходит.