Вихрь переправ: 1. Когда в окно постучится ворон

Ольга Васильевна Ярмакова (2024)

В день своего двадцатидвухлетия Матфею Катуню открывается: он — «Проснувшийся». Подобных ему мало, и у каждого свой прислужник, с которым можно говорить. Это узнает он от ворона, который «будит» его, и отныне парню предстоит жить в новой реальности. Ко всему прочему, Матфей способен понимать речь чужих прислужников, а это очень редкий и опасный дар. Ведь за такими, как он, веками охотятся две влиятельные организации. Вот только одна жаждет использовать дар в корыстных целях, а другая — уничтожить его носителя.

3. И снова ворон

Дверь его спальни была распахнута. Матфей, распознав знакомый хриплый говор и не желая преждевременно быть замеченным, замер в тени лестничной площадки, жадно вслушиваясь в каркающие отголоски, вылетавшие странными фразами из комнаты.

–… настоятельно советую, быть предельно осторожным и следить за своим подопечным в оба глаза, Рамар, — взволновано и торопливо говорил кому-то ворон. — Это не случайность. Уже четвёртый пропал. Возможно, охота, но может быть и нечто серьёзнее.

— Я тоже думал об этом, Гамаюн, друг мой. — К своему удивлению Матфей расслышал незнакомый, больше похожий на клёкот голос воронова собеседника, отчего взволновался ещё сильнее. — Слишком много совпадений для одного маленького городка. Слишком много. И в городе появились совы.

— Рамар, они что-то замышляют, — ворон понизил голос, и Матфей приблизился на несколько шагов к дверному проёму, затаив дыхание и надеясь расслышать каждое слово странного диалога. — Город заполонили галки, а ты, мой друг, прекрасно помнишь, чем это обернулось семьдесят лет назад. Они не остановятся, никогда. Они способны таиться годами, но они никогда не смирятся с ролью рядовых. Им подавай только первое место.

— Согласен, друг мой, — отозвался незнакомец. — Тревожные времена настали, недобрые.

— Эй! Что здесь происходит? С кем ты говоришь? — заинтригованный непонятным разговором, Матфей вбежал в комнату и был немало поражён — ворон по-прежнему сидел перед монитором ноутбука, а более никого поблизости не было!

— Кто это, Гамаюн? — послышался встревоженный голос неизвестного. — Тебе угрожают?

— Ничего подобного, Рамар, — невозмутимо доложил ворон светящемуся прямоугольнику монитора и пояснил с ноткой раздражения. — Это всего лишь мой подопечный. Малость невоспитанный, правда, но что ж поделать — у каждого свои недостатки. Крух.

Птица фыркнула и — да, ему точно не привиделось! — посмотрела на вошедшего человека с упрёком, а затем вздохнула, ну совсем по-людски, отчего Матфею стало окончательно не по себе.

Приблизившись к столу, юноша различил по обратную сторону работавшего экрана настороженно взиравшую на него птицу — полную противоположность ворона. Тёмное оперение головы, чуть встопорщенное, очевидно от волнения; полураскрытый крючковатый клюв и грозно зыркающие чёрные бусины глаз, выдающие гордый взгляд. Сомнений не было. Ворон общался через ноутбук с соколом, а не бездумно стучал клювом по кнопкам клавиатуры, как думалось ранее Матфею! Это открытие потрясло парня, он ухватился за спинку кресла дрожащими руками.

— Рамар, друг мой, перенесём нашу беседу на другой случай. Нынешние обстоятельства не позволяют продолжить наше общение. До связи! Крух! — прохрипел ворон и клацнул по клавиатуре.

— До скорой! — поспешно прокричал сокол, сверкнув аспидно-серым оперением. Монитор погас и стал непроницаемо-чёрным.

— И долго ты будешь стоять истуканом, молодой человек? Не надоело? — словно со школяром заговорил с Матфеем ворон.

— Ты умеешь общаться по видеозвонку?! Но как? Как такое возможно? — только и сумел выговорить хозяин спальни, плюхнувшись в кресло.

— Я много чего умею, но хвастать этим сейчас не собираюсь, — невозмутимо ответила птица, важно вышагивая перед сидевшим человеком по матовой поверхности стола.

— Но как же? — пробормотал Матфей. — Ты же — всего лишь птица.

— Ох уж эта мне биологическая дискриминация! — возмутился ворон и зашипел в точности, как Ксафан, когда ему кто-то очень сильно докучал. — Подумать, так только демоны достойны быть лидирующим классом, а зверьё должно ластиться в их ногах и быть благодарным за оказанную честь. Как бы ни так, молодой человек! Проснувшиеся да Спящие убеждены, что они — пик эволюции и кладезь мироздания. Тьфу! Скоро твой привычный мир рухнет и порежет осколками наивное представление обо всём, что тебе ведомо, чему я весьма рад. Крух!

В комнате снова стало душновато, несмотря на распахнутую настежь дверь. Матфей замер в кресле, отчаянно помышляя о побеге из спальни. Вероятно, ворон понял ход его трусливых мыслей и, встав напротив лица собеседника, заговорил уже иначе, более примиряющее.

— Послушай, молодой человек, я не собираюсь ссориться с тобой или пугать тебя. Отныне мы союзники по договору. До смерти одного из нас. Хорошо это или плохо — время покажет. Но с моей стороны, обещаю и гарантирую — нарушений условий не будет. Надеюсь и на твоё понимание этого вопроса.

— Договор? — Матфей посмотрел в сторону неприбранной кровати, тут же уловив на ней взглядом злополучный бумажный свиток.

— Да, возьми уже его и прочти, — одобрительно кивнула птица, — ознакомься с условиями. Давно пора это сделать, Матфей.

— Но там же ничего нет, — слабо возразил молодой человек, но всё же послушно поплелся к постели и изъял из складок-волн шерстяного одеяла бумажную трубочку.

— А ты разверни и посмотри ещё раз, — настойчиво потребовал ворон.

— Ладно, — ответил Матфей, настроенный крайне скептически.

Его глаза округлялись тем сильнее, чем больше он раскрывал лист. Ошеломлённый вконец трясущимися руками он развернул бумагу и замахал её проявившимися письменами перед вороном. Тот по-прежнему сохранял бесстрастный и важный вид.

— Но тут ничего не было! Не было ничего! — Вид у Матфея был самый, что ни есть очумелый и нелепый. Он взирал на чёрную птицу, словно та являла собой Дельфийского оракула или чудного мудреца, знающего все тайны мира. — Но как же так может быть?

— Молодой человек, настоятельно прошу, прикрой дверь, — терпеливо попросил ворон. — Мы рискуем привлечь внимание тех, кто будет лишним в нашей дальнейшей беседе. И прекрати кричать, меня утомил твой удивлённый тон.

Слова пернатого гостя возымели вразумляющее действие и Матфей умолкнув, кинулся к двери, плотно закрыв её. Ещё лихорадочно озираясь по сторонам, он поймал насмешливый взгляд пронзительно-синих птичьих глаз и уставился на ворона, ожидая дальнейших объяснений.

— Пока ты не ознакомишься с договором, я ничего тебе не скажу, — угадывая его мысли, заявила птица, — так и знай.

Матфей послушно кивнул и приблизил к лицу таинственный листок. Теперь, когда первая волна дрожи и потрясения сошла с него, он готов был внимать тому, что несли в себе строки текста, ещё недавно отсутствовавшего на белом развороте бумаги.

Союз верности и равенства

Данный договор, заключён меж Демоном, кто зовётся во миру Матфеем Катунем и Прислужником, вольным вороном Гамаюном из рода Чёрных, Лета 604372 от Времени Трёх Солнц, первого дня октября месяца.

Вступив в силу, соглашение даёт пожизненные гарантии обеим сторонам в честном и равном союзе, где вышеозначенные союзники до конца жизней своих обязаны друг другу: заботиться о взаимном благосостоянии, защищать жизни и не пытаться верховодить в данном союзе, ибо он оговорен на равном житии.

Ежели нарушен будет уговор союза, кровь, пропитавшая бумагу, вскипит и призовёт нарушителя к ответу.

Матфей Катунь Гамаюн Чёрный

Матфей пробежал глазами текст несколько раз, но ничего не понял. Внизу бумага хранила его корявую подпись и рядом смазанный символ в виде птичьей лапки, безусловно, выполненный кровью. Он поморщился, удивлённо хмыкнул, и, наконец, сдавшись, обернулся за ответом к тому, с кем отныне связывал его договор.

— По порядку, молодой человек, не всё разом, — произнёс ворон, видя, как изо рта человека готов вырваться легион вопросов.

— Что это за договор такой? Почему я в нём назван демоном? — вырвалось скороговоркой из уст Матфея. — И что такое прислужник?

— Я же просил по порядку, — досадливо пробурчал Гамаюн и вздохнул, ну совсем как человек. — Я и забыл, как же это нелегко разъяснять Проснувшемуся о сути настоящих вещей.

— Проснувшийся — это я? — догадался Матфей.

— Ну, хоть что-то до тебя доходит, — прохрипел ворон, и как показалось юноше, с явной долей сарказма. — Я уж опасался, что ты только в технических вопросах отлично разбираешься.

— Эй! Не каждый день к тебе в комнату залетает говорящий ворон, болтающий о демонах и соображающий в компьютере, — обижено возразил Матфей.

— Я не болтаю, молодой человек! Крух! Уясни себе раз и навсегда, — довольно резко каркнул Гамаюн.

— А я не тупой, — отозвался Матфей.

Парню тут же спор с птицей представился ещё той дичью, отчего он сконфузился. Препирательство с вороном — это уже тянуло на палату в одном особом учреждении, в котором можно получить прописку на всю жизнь.

— Я не говорил ничего подобного о твоих умственных способностях, — чопорно сообщил ворон, — лишь усомнился в догадливости. Но хватит пререкаться. Я должен успеть посвятить тебя в курс дела до прихода гостей.

— Ты знаешь о вечере? — удивился уже, наверное, в сто первый раз Матфей.

— Я же твой прислужник, вольный, между прочим, — снисходительно пояснил ворон, — и обязан знать о тебе всё.

— А я о тебе ничего не знаю, — вдруг осознал Матфей. — Кто ты и почему говоришь, как человек?

— Придётся начинать с самого начала, — вновь вздохнул Гамаюн и весьма тяжко. — Но прежде, чем мы доберёмся до демонов и прочей нечисти, тебе придётся кое-что принять и возможно с чем-то расстаться.

Левый глаз птицы скрылся под тёмным веком, в то время как правое око в туманной задумчивости взирало на недоумевавшего собеседника. Ворон застыл в раздумье, подбирая соответствующий пролог дальнейшему повествованию. Когда Матфей заподозрил, что пернатый рассказчик мог запросто впасть в дремоту и уже собрался его окликнуть, смеженное веко поднялось, и глухой, каркающий голос изрёк:

— Это тянется уже слишком давно. Так давно, что некому и вспомнить. Ни одна рукописная книга, ни один пергаментный свиток, ни один папирус и берестяное письмо не знают точной даты и причины, когда и от чего Племя разделилось на людиновское и демонское. Близнецами стали те, кто был единым целым. И вражда пролегла меж ними и нетерпимость лютая. Так и дошло до дней наших. Но Творцу, что создал в любви и заботе Племя детей своих, жаль было утерянного прошлого, и тогда одарил Он близнецов слепотой, дабы не поубивали они друг друга. С тех пор живут Разомкнувшиеся вблизи и не зрят о том, кто они, пребывая в наивном неведении. Но Проснувшиеся знают о том и хранят в тайне.

Гамаюн умолк, его правый глаз пристально следил за реакцией Матфея.

— Это был отрывок из работы грандиозного учёного, монаха-отшельника Луки Заокского, — торжественно произнёс ворон. — Бесценный труд, познавательная информация. Рекомендую, молодой человек, настоятельно рекомендую ознакомиться в самое ближайшее время с работой этого выдающегося просветителя. Именно его труды открыли и облегчили дороги последующим поколениям демонов.

— Погоди, погоди, — юноша поспешно оборвал хвалебную речь птицы. — Ты хочешь сказать, что демоны живут среди людей? Демоны? Духи?

— О-хо-хо, — разочарованно выдохнул Гамаюн и посмотрел на новоиспечённого союзника так, как учитель взирает на непонятливого ученика, когда приходится пояснять суть дела более трёх раз. — Молодой человек, главнейшее заблуждение — считать демонов чем-то вымышленным и лишённым физической оболочки. Людины и демоны наделены от природы равными достоинствами и недостатками, отличие же их зиждется на энергетическом уровне. Но об этом попозже. Не нужно считать, что демоны — это злые сущности, обижающие сплошь и рядом людей с тайной целью. Эти байки придумали церковники в стародавние времена, дабы воздействовать на тёмный и впечатлительный народ. И не об этом речь сейчас. Ты, Матфей, самый что ни на есть демон, и родители твои — тоже демоны. Это не так страшно, как кажется.

— Я — демон? — переспросил Матфей, отчего-то вдруг принявшись ощупывать своё лицо и главным образом тормошить светлые, как у матери волосы, при этом с таким видом, будто боясь обнаружить на себе нечто ужасное и противоестественное. — Но как же такое возможно? Я же человек. Я не могу быть демоном!

— Вполне можешь быть и есть, — кивнул ворон, — не ищи рогов и хвоста. Это сказки для малышни. Я же сказал, это демоны и людины отличны энергетически.

— А как же насчёт души? — Матфей ухватился за последний, как ему показалось весомый аргумент. — Что ты можешь сказать о душе?

— Душа, как душа, — прокаркал Гамаюн, — Между прочим, ад не под землёй. Это ещё одна сказочка. Ад на земле. Но как я погляжу, никто не страдает особо от пребывания во владениях Дьявола — ни прислужники, ни демоны.

Юноша нахмурился, нужно узнать больше. И тут одно странное словечко, несколько раз мелькнувшее как бы невзначай в вороньей речи, само напросилось на язык.

— Ты всё как-то странно называешь людей. Кажется, людины. Это что, старомодное название?

— Крух! Людины, ровным счётом, не имеют к человеку никакого отношения. Это зеркальная противоположность демонов, паразиты, вожделеющие занять чужие места. Не приведи Дьявол тебе наткнуться на этого клеща — вопьётся, присосётся и выкинет тебя за пределы, о коих даже мне неизвестно.

По тревожному и несколько сердитому выговору прислужника Матфей благоразумно решил отставить на потом эту информацию, твёрдо пообещав себе разузнать всё, что можно о таинственных паразитах. Но он не собирался так просто сдаваться, продолжая барахтаться в зыбких песках сомнений, коими внезапно стала до поры бывшая твёрдью почва его мирознания.

— А доказательства того, что ты сказал? Чем ты можешь доказать, что я не человек?

— Хорошо, мне даже по душе, что ты слепо на веру не принимаешь слова старого ворона, — с теплотой, столь нежданной Матфеем, произнёс ворон. — Так и быть, одарю тебя книгой. В хорошем состоянии книгой. Береги её, как я берёг.

Ворон развёл в стороны крылья — два шикарных иссиня-чёрных веера — и протяжно каркнув, вытряхнул, казалось из воздуха, прямоугольный предмет, который бесшумно упал в густой и высокий ворс испещрённого геометрическим орнаментом ковра.

Матфей оторопел и замешкался, тогда Гамаюн вновь протяжно прокаркал, чем и вывел из очередного ступора юношу. Тот с опаской дотронулся до таинственной вещи и тут же отпрянул.

— Смелее, молодой человек, — со смешком в голосе прохрипел ворон. — Это всего лишь книга. Она не царапается и не клюётся, в отличие от меня. Мужчина должен быть решительным и отважным. Придётся сильно поработать над этими слабыми сторонами твоей натуры.

Матфею нечего было ответить на это, спрятав от птицы глаза, он тут же подобрал предмет, дивным образом появившийся в его комнате, и внимательно принялся его осматривать. Действительно, это была книга средних размеров в превосходном оформлении: тёмно-бардовая обложка была выполнена из мягкой замшевой кожи, на одной из сторон которой золочёной вязью было выведено следующее название «Демоны и Людины. Крах Племени Творца». Автором значился некий Лука Заокский, о котором Матфей никогда прежде ничего не слышал.

— Страница сорок третья, прошу, — подсказал ворон.

Матфей неохотно откинул тяжелый край обложки, уж больно приятна была поверхность пальцам, они так и норовили ласкать и гладить бархатистую плоскость книги. Листы фолианта приятно удивили белизной, глянцем и отсутствием намёка на помятость. За книжкой следили должным образом, возможно, даже сдували пылинки.

Отыскав под бдительным взором ворона нужную страницу, Матфей обнаружил сверху заголовок «Внешние признаки демоновой сути у отроков». Под заглавием шёл следующий текст:

«Будучи отроками восьми — десяти лет от роду, замечают в доме шумы и шорохи разные, кои никто кроме них не слышит. Могут также распознавать тени, двигающиеся произвольно. Редки случаи, но всё ж такие есть, когда случается сие с детьми шести и даже пяти лет от роду. При проявлении наклонностей у отроков лучше всего игнорировать и делать всяческий вид, что того нет. Ничем не обострять отроческое внимание, иначе можно развить острейшую нервическую болезнь».

Дальше читать Матфей не стал, он захлопнул книгу и отложил её на кровать, где она тут же погрузилась в пышные волнистые складки одеяла.

— Я слышал их, — вполголоса произнёс молодой человек. — Я их слышал, а они мне не верили. Они врали мне. А я думал, что я ненормальный, не такой, как все.

— Они оберегали тебя от самого себя, крух, — каркнул Гамаюн. — И правильно делали. Иначе бы ты вырос неврастеником или ещё кем похуже. Может даже параноиком.

— После всего, что я выслушал сейчас — у меня все шансы стать сумасшедшим, — нервозно усмехнулся Матфей.

— Да брось, Матфей, — сипло отозвался ворон, — ничего с тобой не случится. Если ты, конечно, сам не вляпаешься в историю. А за дверью этого дома тебя всюду будут стеречь истории. Знаешь, такие ловушки-лужицы, будут лежать на твоём пути везде. Глаз да глаз! Тебе придётся учиться отличать обычную грязную лужу от замаскированных с гладкой поверхностью событий, в которые лучше не то чтобы носа не совать, но и лучше не касаться краешком ботинка.

Тут в дверь постучали, осторожно и даже несколько деликатно.

— Это мама, — шёпотом сказал Матфей.

— Пусть зайдёт, но при ней ни слова обо мне и о том, что я сказал тебе, — быстро протрещал ворон и, взлетев на подоконник, юркнул за полог шторы.

— Заходи, мам, — чуть громче нужного от волнения выговорил Матфей.

— Сына, я зашла спросить, не нужна ли тебе помощь? Ты громко разговаривал, мне показалось, что даже кричал, — Вида прошла в спальню сына и встала спиной к окну, где затаился Гамаюн. — Всё в порядке?

— Да мам, всё хорошо, я по телефону с Виком говорил, — принялся на ходу выдумывать Матфей, покрываясь приметным румянцем. Врать он не умел, этот явный недостаток передался ему по наследству от отца. — Извини, что громко. Я скоро спущусь и помогу тебе с уборкой в гостиной.

— Ты сперва у себя, сына, приберись, — иронично заметила Вида, критично окидывая взглядом комнату сына. — У тебя постель до сих пор не застлана. Бардак. Книга вон валяется.

Мать решительно направилась к кровати и хотела убрать воронову книгу, но Матфей опередил её старания и, не дав Виде завладеть ценным фолиантом, выхватил его буквально из материных рук и тут же спрятал за спину.

— Я всё здесь уберу, мам, — мягко, но настойчиво сказал Матфей. — Спасибо за помощь. Иди вниз, скоро я приду.

— А что это за книга? — спросила Вида, озадаченная неожиданной расторопностью и таинственностью сына.

— Это так, ничего особенного, — Матфей ещё более заметно побагровел. — Подарок друга.

— Подарок? — улыбнулась мать, — Виктор подарил или Юна? — на втором имени она сделала особое ударение, чем довела сына до неприличной красноты.

— Вик, Вик, конечно же, — поспешно закивал сын и стал мягко подталкивать одной рукою мать в направлении к двери, другою же по-прежнему скрывая книгу за спиной.

— Хорошо, хорошо, сына, — сдалась Вида и, переступив порог комнаты, добавила с особой улыбкой, — жду тебя внизу. Только не слишком отвлекайся на подарок Виктора.

— Ага, — ответил Матфей и только теперь приметил в тёмном уголке за порожком спальни кольца ужиного тельца. Змея явно подслушивала и наблюдала за кратким диалогом хозяйки с сыном.

— Мам, забери ужа, — окрикнул Матфей Виду, уже с громким цоканьем спускавшуюся по первым ступеням лестницы. — А то я могу наступить на него случайно.

Предупреждение предназначалось темному углу.

— Только попробуй, сш-ш-ш! — возмутился змей и, нарушив стройность своих колец, нехотя пополз следом за Видой.

— Везде уши! — прохрипел Гамаюн, как только Матфей прикрыл дверь спальни. — А этот змеиный народец! Да за ними глаз да глаз! Если бы не твоя мать, я бы его съел от греха подальше. Он наверняка нас подслушивал ещё задолго до прихода хозяйки.

— Он мне тоже не нравится, — сказал Матфей. — Никогда не понимал, зачем держать змею в доме, да ещё давать ей волю ползать всюду, где ей приспичит.

— Он прислужник твоего отца, поэтому она ему потакает, — пробурчал ворон. — Думаешь, хорёк резвится по всему дому, оттого что твой отец его обожает? Он тоже прислужник и дополнительные уши своей госпожи. Готов спорить на свои крылья, что родители узнавали обо всех твоих проделках раньше, чем ты успевал в них покаяться.

— Да, что-то было вроде этого, — согласился Матфей. — Но я никогда не думал…

— О, ты бы никогда и не узнал, если бы остался Спящим.

— Так, стало быть, это ты меня разбудил?

— Ну, не совсем так, — уклончиво произнёс ворон. — Ты готов был проснуться. Я лишь тебя взбодрил.

— Так это так называется? Взбодрил? Кхе-кхе, — Матфей издал нервный смешок.

— Не привязывайся к словам, — буркнул Гамаюн. — Главное, что ты очнулся от сна неведения. Но запомни: никому обо мне не говори. Ну, в том смысле, что я — твой прислужник, к слову вольный, и что нас связывает договор крови. Меня чуть позже ты можешь представить и объявить своим домашним любимцем. Тьфу! Как же я терпеть не могу эту формулировку раба! Но что поделать — конспирация превыше всего.

— Гамаюн, — Матфей впервые обратился к ворону по имени, — расскажи мне о прислужниках. Кто они и в чём их обязанность?

— Ты хотел сказать роль, — поправил ворон. — Вот что, молодой человек. На сегодня уроков достаточно. Запомни, что я тебе сказал. Теперь же приберись в комнате и ступай вниз, помоги матери. Негоже на женщину сваливать все домашние обязанности, тем более что праздник твой.

— Но как же…

— Продолжение завтра, — оборвал Матфея Гамаюн. — У меня тоже есть свои дела. Отдыхай, веселись, но никому ни слова о том, что узнал! Кстати, почитай перед сном книгу, если сил хватит.

При упоминании о книге, Матфей выудил занимательную вещицу из-за спины и прижал к груди.

— Спрячь её подальше от лишних глаз, — ворон покосился на дверь, намекая на недавний инцидент со змеем. — И никому не показывай, никому. Слышишь? Даже самому близкому другу, как бы ни чесался язык. Не упоминай, не намекай и не показывай. Три простых правила счастливой жизни.

— Но если мать и отец такие же, как я, то они в курсе. Разве не так? — спросил Матфей. — Я бы мог с ними…

— Нет! Нет и нет! — тут же с жаром возразил ворон. — Одно правило для всех: молчать о том, что знаешь, даже, если это известно всем вокруг.

— А что будет, если я нарушу это правило и расскажу кому-нибудь? — осторожно поинтересовался Матфей.

— А об этом я тебе завтра поведаю, молодой человек, — каркнул Гамаюн, выбираясь на оконный карниз. — И уж будь добр и умён, чтобы остеречься и не сболтнуть лишнего. Это не только в твоих интересах, но и в моих.

— Ладно, — согласился парень и, тут же спохватившись, крикнул вдогонку птице, перекочевавшей на ветвь клёна. — А завтра — это когда?

— Утром, юноша, утром, — прокаркал ворон и, увидев разочарованное лицо собеседника, усмехнувшись добавил, — но не рано. А то чего доброго, ты спишь, как медведь зимой, и я тебя не добужусь.