«Не встречайтесь с первою любовью»
Заметив, что мороженое в моей креманке совсем растаяло, Апаш барским жестом подозвал всё того же официанта и ткнул в меня пальцем:
— Даме вот этой — мороженого. Самого вкусного. Усёк?
Я засопротивлялась:
— Не хочу больше, спасибо.
Но паренёк уже ушёл, а Апаш снова разливал коньяк и меня не слушал. Когда он опять выпил, мне принесли мороженое, украшенное черешенкой и орешками, и я вновь завела разговор:
— Апаш, так вот, я тут с мужем, позавчера тебя увидела, и сегодня забежала на минутку узнать, как у тебя дела. Я же тебя с того самого лета и не видела больше. Ты тогда учился…
Апаш перебил меня:
— Учился, да не доучился. Бросил я это дело, Ань. Кому оно надо? Вон я, безо всякого образования имею и где жить, и что поесть, и выпить, причём вкусненько.
Понимая, что он пьянеет всё больше, я не стала ждать очередной его тирады и напрямую спросила:
— Почему ты не писал мне? Вернее, почему не ответил на моё письмо?
— Кто, я? — непонимающе уставился на меня Апаш.
— Да, ты. Я уже готова была трясти его за плечи от злобы и ненависти. — Я ждала ответа, а ты даже не отреагировал.
— Малыш, какое письмо? Я же писал тебе, я помню.
Я сложила руки в замок:
— Я была беременна и написала тебе об этом.
Он, казалось, облегченно вздохнул:
— Ах, это. Так я это… не помню, малыш. Но были какие-то обстоятельства.
Он снова выпил коньяку и хлопнул себя по лбу:
— Так, вспомнил. Ну, там такое дело, в общем, выяснилось, что батя мой и вправду сам того, а не на охоте.
Он много и беспорядочно жестикулировал, как все алкоголики. Теперь Апаш ещё сильнее размахался руками:
— Я тогда, короче, узнал…
Он прервался, так как в поле его зрения попал официант:
— Неси коньяк! — приказал Апаш.
Я поёжилась: столько выпивать до обеда, а потом работать до глубокой ночи, это, конечно, в таком возрасте, возможно, и получается. Но явно долго продолжаться не сможет.
Апаш забубнил:
— В общем, я как узнал, что он — сам себя, то я был в полной нирване. Мир рухнул, малыш. Потом узнал, что там ещё были всякие проблемы у него. Я в жизни так, малыш, разочаровался, ты не представляешь. Кинул я взор на институт, махнул рукой и свалил. Мне твоё письмо пацан потом привёз, да только я уже с горя замутил с одной бабой. Ой, пардон, девушкой. И она мне начала руки выкручивать, типа «хочу ребёнка, хочу ребёнка», и тут твоё письмо. Я, в общем, в жизни разочаровался.
Я за это «в общем», за пьянство, за неприглядный облик окончательно разозлилась на него:
— А не слишком ли много событий для такого небольшого периода?
Апаш, дождавшись очередную порцию коньяка, на этот раз закусил дольками лимона, отправив в рот сразу несколько, прямо пальцами собрав их с блюдца:
— Да, событий много было.
Я удивлённо уточнила:
— Но ведь ты потом даже никогда не попытался узнать, как моя жизнь и что с ребёнком.
Апаш погрозил пальцем:
— А вот это не надо. Я был в Москве осенью, видел тебя, не было у тебя никакого живота.
Я даже закашлялась от услышанного:
— Как? Почему я не знаю, что ты был в Москве?
Апаш пожал плечами:
— Потому что я просто подъехал с товарищем к твоему дому, сидел в машине и ждал. Потом ты вышла, вся такая на шпильке, в джинсах. Я сразу просёк, что ты пошутила.
— Дурак ты, Апаш, — сказала я.
Поднялась и пошла к выходу. Не заплатив. Пусть сам расплачивается. Не могла оставаться тут даже минуту. По пути мне пришлось обойти его сестру, которая спешила к Апашу:
— Павлик, ты снова нажрался, сволочь! — кричала она. — Я тебя убью. Вали отсюда к такой-то матери!
— Светик, прости, я задумался и не заметил, — канючил железнозубый Апаш и почему-то ржал при этом, периодически икая.
Она буквально схватила его за шиворот и стала толкать к машине. С головы её свалился фиолетовый шарф, и белокурые волосы рассыпались по плечам. Она хоть и была полной, но всё же оставалась роскошной женщиной. Вот и волосы казались шёлком, струящимся под солнцем. Сестра Апаша своими холёными руками пригладила своё золотистое богатство, снова намотала шарф вокруг головы, что-то сказала водителю, наклонившись к окошечку иномарки, и вернулась в ресторан.
Мне тоже пришлось возвратиться, увидев, что Апаш не успел заплатить за моё мороженое. Подойдя к официанту, я рассмотрела удивление в его раскосых глазах и уточнила:
— Что-то не так?
— Вы разве не гостья Павла Ильича? — спросил он.
— Нет, — ответила я, чуть помедлив. — Мы не знакомы с ним.
Парень сделал непроницаемое лицо, кивнул и рассчитал меня строго по чеку.
Сестра Апаша в это время шарила за стойкой. Вернее, не то что шарила, а устроила настоящий шмон. Она открывала все дверцы, вываливала какие-то коробочки, бутылочки, вопила, что везде грязь и бардак. То, что в ресторане в это время кроме меня завтракали ещё несколько посетителей, её нисколько не смущало.
Девчонка-официантка, проходя мимо меня, подняла глаза к небу и прошептала мне, словно извиняясь: «Светлана Ильинична сегодня не в духе». В этот момент эта «барыня» схватила за воротник рубашки паренька из числа обслуживающего персонала и так сильно потянула его, что воротник с треском надорвался. Парень отпрянул, а хозяйка, метнув в стену что-то стеклянное, заорала:
— Откуда битая посуда? Что про нас клиенты подумают? Кто не доглядел, что бокал отколот?
«Да уж», — подумала я, — «не просто барыня, а кровавая. Такая и шкуру живьём сдерёт, дай ей волю».
Наконец я покинула это заведение, оставив семейство Чайковских в прошлом навсегда.
Купив каких-то фруктов у женщины на углу и две сосиски в тесте, я поспешила в санаторий. Витя очень любил сосиски в тесте. Немного отвлекусь и расскажу, как он ждал каждый день эти сосиски. Ежедневно на пляже появлялись три женщины средних лет — две брюнетки и блондинка, которые продавали выпечку. Они кричали: «Сосиска в тесте! Горячая пицца!» Периодически рядом с продавщицами появлялся мужчина с сильным акцентом. Он носил фруктовые колбаски на верёвочке и кричал: «Чурчхэлла! Кто купит чурчхэлла, у того сэгодня будэт очэн хароший лубовный дело». И ржал после этого, как конь. Все, кто слышал его впервые, тоже смеялись и зачастую покупали эти колбаски из орехов и виноградного сока.
Так вот, Витя всегда покупал сосиску в тесте у женщины с белыми, сожжёнными перекисью, волосами. Бывало, что брюнетки несколько раз мимо проходили, но он терпеливо ждал «свою блондинку». Он говорил, что у неё очень вкусные сосиски, сразу видно, что она готовит с душой. И тесто у неё лучше. Как-то блондинка не пришла, и Виктор вынужден был купить сосиску в тесте у её напарницы. Он скушал трубочку без удовольствия, подытожив, что приготовлено «так себе».
Интригу держать не буду, просто скажу, что уже перед самым отъездом мы случайно узнали, что все сосиски и пиццы пекут в одном кафе, что притулилось по левую сторону от центрального входа на пляж. Женщины-продавщицы были посредниками — они приходили в кафе, брали сосиски для реализации в розницу. Витя очень расстроился, потому что почти две недели был жертвой собственных фантазий. Но это оказалось и смешно, к тому же добавился эпизод в копилку курортных историй, которые мы рассказывали друзьям после отпуска.
В тот раз я пришла с этими сосисками, Витя так им обрадовался, даже не спросил, куда я ходила. Вскипятив с помощью кипятильника чай, он съел эти две сосиски и стал таким счастливым! Солнце стояло в зените, и мы решили поваляться в номере часов до четырёх вечера. Я лежала рядом с ним, смотрела на него и думала, какая я всё же счастливая, что у меня есть мой Витя, а не какой-то пьяница Апаш.
Тогда у нас и получилась Ленка. Сколько ни считала, выходило, что как раз в тот самый день. Видимо, меня отпустило чувство недосказанности, я вырвалась из пут воспоминаний. Раскрепостилась. Расслабилась.
Позже я поделилась с Виктором, что именно в тот день мы зачали Ленку. Про Апаша я, естественно, умолчала. Виктор любил пошутить: «Это я от двух сосисок в тесте расстарался».
Но это было потом. Спустя много месяцев. А в тот день, выйдя с любимым мужем из номера, на пляж летела, как на крыльях. И вдруг слышу, какая-то женщина кричит другой:
— Лидка! Лидка Друнина, ты ли это? Вот так встреча!
Как устроены земные кладовки памяти, никому не ведомо, но именно в тот день фамилия незнакомой мне Лидки вытащила на свет строки из стихотворения любимого поэта Юлии Друниной «Не встречайтесь с первою любовью».
Я шла, оглушенная этим стихотворением, которое знала наизусть. Одно дело — знать, другое — стать его участником. В тот день я поняла его смысл иначе, примерив на себя.
