Жемчужина Тамерлана

Ольга Баскова, 2021

У древнего могучего воина Тамерлана был свой секрет. Он завоевал многие земли и народы благодаря необычной жемчужине, которая помогала ему в бою. Но судьба драгоценности оказалась намного длиннее жизни воина. В наши дни у обыкновенной пенсионерки из приморского городка украли сокровище, а затем убили ее, прикрепив к груди бубновый туз…

Глава 1

Самарканд. Июнь, 1941 г.

Возле мавзолея Гур-Эмир, в котором находилась гробница Тамерлана, построенного Великим эмиром для старшего внука и представлявшего собой величественное здание с гигантским ребристым куполом, с утра было многолюдно. Видные ученые — историки и антропологи, вытирая обильный пот (на улице стояла жара), оживленно разговаривали, обсуждая архитектуру мавзолея:

— Говорят, этот купол изобрели еще во времена Тимура…

— Нет, у нас уже бытует версия, что он привез его из Дамаска…

Оператор Карим Маликов, именно ему оказали честь запечатлеть на пленку важное событие, сжимая в потной руке кинокамеру, подошел к профессору Александру Ивановичу Кириллову, высокому тучному мужчине с венчиком седых волос на лысине.

— Александр Иванович, можно вас на минутку?

Профессор, что-то обсуждавший с коллегой, таджикским историком Махмудовым, недовольно посмотрел на Карима.

— Ну, что такое?

— Мне нужно с вами поговорить. — Маликов был бледен, под глазами залегли черные полукружья. — Немедленно поговорить, понимаете?

Кириллов важно кивнул:

— Говори при моих друзьях, у меня нет от них секретов.

Махмудов, блестя влажными антрацитовыми глазами, с любопытством уставился на кинооператора.

— Что случилось?

Карим вздохнул, откинул назад прядь непослушных смоляных волос и заговорил:

— Я вчера зашел в чайхану… Там уже сидел какой-то старец в белой чалме… Он будто ждал меня, понимаете?

Ученые переглянулись. Александр Иванович хмыкнул:

— И что? Он произвел на тебя впечатление?

Карим нахмурился:

— Думаю, на вас он тоже произвел бы впечатление. Этот старик знал, кто я и зачем приехал в Самарканд.

Махмудов рассмеялся:

— И только? Да пол-Самарканда знает, что в город приехали ученые, чтобы вскрыть гробницу Тамерлана.

Маликов замотал головой, и черная прядь опять упала на смуглый лоб.

— Он знал, как меня зовут. Знал, что я кинооператор…

— Мальчик мой, — недовольно проговорил Кириллов, — прекрати задерживать нас всякой ерундой. Разве ты не обращал внимания, сколько народу толкается у гостиницы, где мы остановились? Твой старец мог увидеть тебя и поинтересоваться, кто ты. Ему, разумеется, ответили, потому что никто не делал из этого тайну.

Карим помрачнел:

— Хорошо, но это не все. Он сказал мне, что мы не должны вскрывать гробницу Тамерлана, потому что она проклята. Существует предание: если кто-нибудь когда-нибудь осмелится это сделать, разразится кровопролитная война. — Он закрыл глаза и процитировал: — «Кто вскроет могилу Тамерлана, выпустит на волю духа войны, и начнется война такая кровавая и страшная, какой мир не видал во веки вечные».

Коллеги снова переглянулись и рассмеялись.

— Ты вроде неглупый человек, — буркнул Александр Иванович и промокнул лысину несвежим платком. — Неглупый и немолодой, а несешь околесицу. Да, нам известно: в древности люди верили, что с мертвыми шутки плохи. Но мы живем в такие времена, когда правит бал наука.

— Расслабься, дорогой, и забудь о своем старце, — подхватил и Махмудов. — Коллега, мне кажется, пора приступать.

Кириллов наклонил голову, и оба прошествовали к группе молодых ученых, державших в руках разные инструменты для вскрытия могилы. Группа миновала знаменитое нефритово-черное надгробие Тамерлана и направилась в подвал, где и находились все захоронения.

Профессор поймал любопытный взгляд хорошенькой черноглазой девушки-узбечки, судя по всему, студентки, смотревшей на него с восхищением.

Подмигнув студентке, Александр Иванович распорядился начинать и подозвал Маликова. Кинооператор настроил кинокамеру и приготовился снимать.

Могила Тимура находилась в центре подвального помещения мавзолея; ее надгробье представляло собой очень массивную, грубо отесанную плиту серого известняка, поверх которой на ганчевом растворе была прикреплена другая, тонкая плита из оникса, покрытая тончайшим резным узором посвятительной надписи. Погребальная камера, сложенная из массивных известняковых блоков, хорошо пригнанных между собой, прямоугольная, три метра шириной и метр глубиной, как оказалось после вскрытия, вмещала в себя деревянный гроб, формой ничем не отличавшийся от современных.

Когда студенты, в том числе и черноглазая красавица, хорошо расчистили могильную плиту, надписи на ней удалось разобрать.

— На древнеарабском, — прищурившись, заметил Махмудов и перевел: — «Все мы смертны. Придет время, и мы уйдем. До нас были великие и будут после нас. Если же кто возгордится и вознесется над другими и потревожит прах предков, пусть постигнет его самая страшная кара».

Карим дрогнул. Камера, стрекотавшая, как кузнечик, чуть не выпала из разом ослабевших рук.

— Вот видите! — вскрикнул он с надрывом, и профессор назидательно ответил:

— Разве ты не слышал, что такие надписи — обычное дело для древних могил? В те времена люди считали, что надписи подобного рода являются магической печатью, защищающей прах от надругательства? Но мы атеисты и не верим в подобную чертовщину. — Он подмигнул студентам, и те принялись работать дальше.

Они довольно быстро вскрыли крышку гроба, обнаружив костяк, лежащий на спине, с вытянутыми, сведенными в кистях, руками и вытянутыми ногами. Голова некогда могучего воина покоилась на правой щеке.

— Обратите внимание, — вмешался Махмудов, который, затаив дыхание, следил за работой молодых ученых, — его голова была повернута в сторону Мекки.

Ловкие руки историков и антропологов бережно очищали кости и вытаскивали из гроба. Маликов стрекотал камерой, чувствуя, как по лицу стекает пот, но не от жары, а от предчувствия какой-то беды.

Когда желтоватые кости покинули саркофаг, Карим явственно услышал голоса, доносившиеся будто с неба: «Руссиш, дойчланд, руссиш, дойчланд». Голоса лезли в уши, будто иголками вонзались в мозг.

Кинооператор закрыл глаза и прерывисто задышал. Кружилась голова. Ему показалось: еще немного — и он упадет в обморок.

Преодолев приступ тошноты, Карим взял себя в руки и сосредоточился на вскрытой могиле. Ученые уже складывали кости в специальные ящики, студенты копошились на дне саркофага.

Шатаясь, Маликов подошел к Александру Ивановичу, тихо переговаривавшемуся с известным антропологом.

— Значит, вы уверены, что сможете восстановить внешность Тимура? — спрашивал он.

Антрополог улыбался и поглаживал седую бородку:

— Вам известно, что я постоянно этим занимаюсь. Череп отлично сохранился.

— Простите, — Карим тронул Кириллова за локоть. — Я чувствую, что произойдет что-то страшное, если мы не возвратим все в могилу. Прах Тамерлана нельзя было трогать.

Александр Иванович покачал головой:

— Мы ничего не будем возвращать, и это даже не обсуждается. Вы закончили съемку?

— Да, но… — Маликов поднял руку, словно призывая к благоразумию, но профессор лишь коротко бросил:

— Отлично. Кажется, мы закончили.

Он позвал Мамудова, и они направились к выходу.

Карим беспомощно проводил их глазами. Он понял, что все его усилия предотвратить катастрофу оказались напрасными.

Красивая черноглазая студентка Фатима сидела в Историческом музее и кропотливо перебирала землю, извлеченную из могилы Тамерлана. К заданию профессора она всегда относилась очень внимательно и сейчас, смахивая капли пота с гладкого чистого лба, перетирала в длинных изящных пальцах маленькие комочки. Ее однокурсник Али возился в картотеке, изредка поглядывая на девушку. Он давно и безнадежно был влюблен в красавицу Фатиму, но она этого не замечала. Несчастный юноша много раз пытался заговорить с ней, пригласить в кино, однако Фатима прерывала его попытки. Его успокаивало одно: девушка, по разговорам ее подруг, никому из молодых людей не отдавала предпочтения. Она мечтала окончить университет и сделаться известным ученым-археологом. По мнению Али, зарыть в научных статьях и бумагах такую красоту с ее стороны было преступлением.

Просмотрев еще несколько карточек, юноша вновь обратил свои взоры на даму сердца и заметил, что из комочка земли выпало что-то матово-блестящее, и Фатима подхватила это и спрятала в карман белой блузки.

Неужели присвоила какую-то ценность? Парень не мог смолчать.

Он отодвинул ящик с картотекой и подошел к девушке.

Она посмотрела на него своими раскосыми черными глазами, в которых не было и тени испуга.

— Ты что-то хочешь, Али?

Парень смутился, покраснел как рак и, заикаясь, выдавил:

— Я видел… Вернее, мне показалось… Ты что-то нашла в земле?

Фатима не изменилась в лице, не растерялась. Она спокойно придвинула к нему газету, на которой потрошила землю, и проговорила:

— С чего ты взял? Впрочем, сам взгляни. Тут ничего нет.

И все-таки какие-то необычные нотки в ее голосе заставили парня усомниться в искренности девушки.

— Но я видел… Ты что-то спрятала в кармане. Можно посмотреть?

Она медленно встала и, подойдя к нему, обдала горячим дыханием. Али потерял дар речи. Ее глаза находились совсем близко от него, руки обвили шею.

— Там ничего нет, — прошептала она, и его прошибла крупная дрожь и желание обладать красавицей. — Впрочем, если ты настаиваешь, я могу кое-что показать. — Ее пальчики проворно стали расстегивать пуговицы на блузке. — Но на это лучше посмотреть не здесь и не сейчас. — Она припала жадным ртом к его трепещущим губам.

Али забыл обо всем на свете: прикосновение губ прекрасной Фатимы могло свести с ума кого угодно.