Вирус турбулентности. Сборник рассказов

Ольга Амалфеева, 2021

Реальные истории обычных людей, проживающих свою повседневную жизнь. Мгновения, фрагменты, сколки. Чужой жизни, так похожей на свою. Содержит нецензурную брань.

Цвет индиго

Очень странно, если лукавить, и промыслительно, если не зажмуривать глаза, устроена жизнь.

В четверг сидела на скамейке в центре зала Эрмитажа, озиралась кругом, и одна мысль бесконечно шепталась в голове и пульсировала в пространство как радиомаяк:"Что тут делать, если не знаешь библейской истории". К вечеру эта мысль пережилась и уступила место более накатанным.

А рано утром в пятницу, пока сонная, не успев выпить чаю и проснуться, возилась на работе с компьютером, не хотевшим включаться по обычной причине моего безответственного промазывания мимо клавиш, сбоку бесшумно возникла женщина и говорит:

— Я вчера была в Эрмитаже.

— Да, была, — cогласилось равнодушно наблюдавшее до того возню с компьютером моё второе я.

— И я не понимаю, что там делать, если не знаешь библейских сюжетов, — женщина заговорила громче, отрывистей и, отвернувшись от себя, сверкнула возмущенно глазами куда-то выше стеллажей.

Попривыкшая к таким фокусам, но всё же не настолько, чтобы не замечать их, каждый раз проверяя их знаковость на качество, приличное этому званию, я бросила копаться с машиной и встала ровно и параллельно, чтобы не быть неверно понятой, чтобы услышать всё и чтобы тот, кто устраивает такие встречи, увидел, что я опознала вполне, понимаю, что происходит, и готова это принять.

— Вы знаете, — ответила я женщине, — я вчера была в Эрмитаже, и не понимаю, что там делать, если не знаешь библейских сюжетов.

Женщина стала чуть обычнее и перевела на меня взгляд:

— Там на первом этаже выставка. На ней несколько полотен. На самом большом человек шесть что-то делают. Вокруг толпятся люди, и никто из них не знает, что там изображено.

— Они не спрашивают друг друга, что изображено, не потому что стесняются, а потому, что просто не подозревают, что изображено что-то общеизвестное.

— Не зная библейских сюжетов, ты вообще не понимаешь ни живописи, ни музыки, ни литературы.

— Каждое знаковое произведение ведёт диалог с Текстом.

— Я хочу это знать.

— Я знаю, с чего начать. Только у нас, скорее всего, нет таких книг, я не видела. Я Вам расскажу, какие поискать, а пока давайте всё же посмотрим, что есть у нас.

У выхода из стеллажного тоннеля освещенная полка с мифами народов мира отуманилась, а сумеречная с религиями мира светилась снизу жёлтой масляной краской. В густой солнечной луже плавал горячим блином в медном тазу красный фолиант с фиолетовыми обрезами. По лицу скользнуло упругим теплым светом, руки согрелись, от перелистываемых станиц разбегались фиолетовые брызги.

— Надо же. Даже не знала, что у нас такое есть, — я листала, проверяя на ощупь краски и степень покоя живописного текста. В тишине фундаментального я не сомневалась.

Боковым зрением я чувствовала, что постепенно мы с книгой остаёмся одни. Не отрывая глаз от страниц, наугад двинулась за женщиной, намереваясь заручиться дружбой свидетеля и хранителя. Но женщина возникла снова откуда-то сбоку и сказала:

— Не сегодня. Я потом приду, — и исчезла. Совсем как-то, не топая, не надевая куртку.

Ярко-синий берет, синие пытливые глаза, синяя кофта с мелкими пуговицами.

Я видела её первый раз и не запомнила номера читательского билета.

— — — — —