Шестерка Атласа

Оливи Блейк, 2020

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АЛЕКСАНДРИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО. Раз в десять лет только шесть самых талантливых магов могут заслужить место в самом известном тайном обществе – Александрийском. Избранные получат власть и престиж, о которых и мечтать не могли. Но какую цену им придется заплатить за честь быть членом этого общества? У каждого из новобранцев есть причины принять приглашение и бороться за место. Даже если это означает стать ближе, чем они могли себе представить, к своим опасным врагам. Даже если это означает быть преданными самыми, как казалось, надежными союзниками. Даже если это означает, что не все они переживут испытания…

Часть III. Битва

Каллум

Решение ответить Атласу Блэйкли согласием далось не особенно сложно. Если бы Каллуму было плевать на новый опыт, он бы удалился. Так он, собственно, по большей части и жил: приходя и уходя, когда вздумается. Те, кого эти выходки ранили, если и злились на его похожую на ртуть личность, долго обиды не держали. Каллум вообще делал так, что они сами приходили узнать его мнение. Поговорив же, они, с его подачи, легко соглашались вести себя рассудительно.

Каллум всегда знал, что термин, которым определяет его специальность диплом Эллинистического университета магических искусств, неверен. Под манипулистическую субкатегорию иллюзионистов чаще подпадали физики: люди, которые умели искажать вещи, превращать их в нечто иное. В умелых руках вода соглашалась стать вином, ну или хотя бы принимала его цвет и вкус. Одна из особенностей магии, как науки и ремесла, состояла в том, что в конце концов важны именно форма и вкус, а их назначение или первоначальную природу легко можно отвергнуть в пользу нужного результата.

Однако, похоже, Общество и Атлас Блэйкли знали то, чего не знали другие: специальность Каллума более точно определялась как очень мощный вид эмпатии. Неверному диагнозу Каллум не удивлялся; эмпатию считали чисто женским видом магии, и когда ее обнаруживали, то культивировали осторожно, по-матерински мягко. Было много женщин-медитов, способных манипулировать чужими эмоциями; зачастую они становились чудесными филантропами, чей вклад в медицину прославляли. Очень по-женски: обладать и магией, и святостью. Будь у Каллума время, он обвинил бы во всем ложность гендерной дихотомии.

У мужчин эмпатия проявлялась настолько жидко, что считалась вовсе не магией, а просто чертой характера. Когда речь заходила о даре убеждения, способности, которая потенциально могла развиться до уровня медитского навыка (и снабжалась смертным ярлыком «харизма»), то ее часто забывали в пользу примитивного образа жизни: учебы в каком-нибудь знаменитом университете смертных вроде Оксфорда или Гарварда, например, а следом удачной карьеры в смертной области. Порой мужчины-эмпаты становились генеральными директорами, адвокатами или политиками. Иногда тиранами, мегаломаньяками или диктаторами — и в данном случае, наверное, было даже лучше, что их талант не раскрывался полностью. Магия, как и большинство видов физической нагрузки, требовала должной тренировки, если хочется обращаться с нею правильно и подолгу. Пойми хоть кто-то из этих мужчин, что их природное качество можно отшлифовать, и миру пришлось бы гораздо хуже.

Само собой, есть и исключения, и в данном случае это Каллум. От семени любого распространенного в мире зла его (на благо все того же мира) избавило всякое отсутствие амбиций, которое, вкупе с любовью к изящному, гарантировало, что он не устремится к господству над миром или чему-то похожему. Голод в сочетании с любым навыком манипуляций — страшная сила. Основной закон человеческого поведения: когда низы получали необходимые инструменты, они принимались прогрызать себе путь наверх. Те же, кто родился наверху, как тот же Каллум, в обратную сторону не стремились. Когда вокруг тебя и так все красиво и позолочено, какой смысл что-то менять?

Посему ничто не побуждало Каллума соглашаться на предложение Атласа Блэйкли, но ничего и не отталкивало. Он мог пройти инициацию, а мог и не пройти; Общество могло впечатлить его настолько, чтобы он остался, а могло и разочаровать. Оно само по себе, разумеется, не впечатляло ничем. Каллум происходил из богатой семьи, а значит, успел повидать деньги во множестве естественных ипостасей: королевские, аристократические, капиталистические, грязные… Список он мог продолжать до бесконечности. А эта форма, александрийская, была чисто академической, хотя богатство, принадлежащее научной элите, частенько относилось к уже перечисленным, если не сочетало их все.

Право слово, из поколения в поколение, во всех системах знание бесконечно порождает знание, равно как власть бесконечно порождает власть. Не то чтобы Каллум хотел критиковать такой порядок вещей. Действительно ли он лучше, умнее, опытнее своих соперников или же просто родился с нужными ресурсами? Никогда, добиваясь успеха, Каллум себе таких вопросов не задавал.

Остальные пятеро тоже вернулись (что неудивительно), готовые принять предложение Атласа Блэйкли, — благодаря новому заклинанию перемещения. На этот раз оно выбросило их не в корпоративном конференц-зале, где проходила первая вербовочная встреча, но в прихожей пышного особняка, который так и дышал безошибочно узнаваемым изяществом, свойственным элитизму и унаследованному богатству.

Нет, правда, обхохочешься. Впечатление, будто Александрийское общество решило, что теперь, когда они все в теме, можно раскрыть перед ними карты. Каллум взглядом скользнул по балюстраде балкона на верхнем этаже и основанию большой лестницы, задержавшись поочередно на каждом из пятерых кандидатов. Лучше всего запоминалась американка по имени Либби Роудс — по тому, как часто и раздражающе она говорила, и, естественно, она же первой задала глупый вопрос.

— Мы сейчас в Александрии, правда? — спросила она, наморщив спрятанный за очень непривлекательной челкой лоб. Будь на то воля Каллума, он бы сделал ей совершенно другую прическу; собрал бы волосы наверху или сзади, лишь бы она только не теребила кончики прядей. — Что-то не похоже на Александрию.

Определенно. Интерьер постройки здорово напоминал убранство какого-нибудь британского загородного поместья. Изнутри площадь земель определить было трудно, но сам дом Каллум мог описать как величественный; а то, что мелькало в окнах — Н-образная конструкция с загнутыми внутрь крыльями, — намекало на причудливый итальянизированный декор поверх классического Тюдоровского кирпича. Прихожая на первом этаже, через которую они вошли, перетекала в галерею на верхнем, а потом уводила в завешанную приятными гобеленами гостиную; комнаты, шедшие дальше, были одна другой позолоченнее. В декоре чувствовалась тьма, в палитре преобладали зеленые и винные оттенки. Либо с последней модернизации дома минуло некоторое время, либо человек, ответственный за эстетику, чувствовал глубокую экзистенциальную тоску.

В любом случае обилие гостиных наводило на очевидные выводы — например, где находится дом. Жила семья Нова, конечно, в Кейптауне, однако ей неоднократно приходилось гостить у британской королевской семьи (некогда Нова близко общались с греческой монархией, отсюда и комфортное обучение в афинском Эллинистическом универе), и декор особняка показался Каллуму очень знакомым. Стены украшали портреты аристократов наряду с разнообразными викторианскими бюстами, и, хотя в самой архитектуре угадывалось греко-романское влияние, она несла очевидные маркеры романтизма, больше склоняясь к неоклассицизму восемнадцатого века.

Короче говоря, скорее всего, они где-то в Англии.

— Что ж, думаю, не грех сказать, что мы в пригороде Лондона, — подтвердил Далтон Эллери, чопорный помощник, аура которого читалась сразу: страх или запуганность. Каллум полагал, что Далтон испытывает навязчивое чувство умственной неполноценности, а больше ничем другим объяснить его бессмертную приверженность наукам он не мог. Если членство в Обществе дарило богатство и престиж, зачем торчать здесь, не пользуясь ими?

Впрочем, видя, что Далтон не больно-то парится, Каллум не стал размышлять над этим долго.

Вместо этого он присмотрелся к Тристану и Парисе, единственным интересным людям, которые, перемещаясь с остальными по дому, тайком переглядывались.

Либби, которая так колюче и безостановочно волновалась, что у Каллума начало сводить зубы, смущенно нахмурила брови.

— Но если это и есть Александрийская библиотека, как тогда…

— В ходе истории Общество несколько раз меняло ее расположение, — объяснил Далтон. — Конечно же, изначально она располагалась в Александрии, но вскоре переехала в Рим, а после в Прагу — до Наполеоновских войн, и в конце концов оказалась тут, примерно в Эпоху великих географических открытий, заодно с прочими благами капитализма.

— Еще ни разу, — пробормотал Нико, юноша-кубинец, который, к счастью, был не настолько высок, чтобы пробудить в Каллуме приземленные импульсы, — не слышал такой откровенной британщины.

— Да, это больше походит на Британский музей, — небрежно подтвердил Далтон, уводя их вверх по ступеням, — тем, как реликвии множества культур принудительно собраны под единой монархической крышей. Как бы там ни было, — продолжал он таким тоном, будто предыдущего заявления было мало и никто не удивился, — предпринимались бесчисленные попытки разместить библиотеку где-нибудь в ином месте. До 1941 года американцы предъявили весомый аргумент, желая перевезти ее в Нью-Йорк, но мы, разумеется, все знаем, что тогда произошло. В общем, как я уже говорил, вас всех разместят здесь, — сказал он, сворачивая за угол галереи, в очередную гостиную, а оттуда проходя в коридор с дверьми. — Ваши имена значатся на табличках у дверей, вещи уже в спальнях. После экскурсии вы встретитесь с Атласом, потом вас ждет ужин. Каждый вечер в половине восьмого звучит гонг, — добавил Далтон. — Этим вечером ваше присутствие обязательно.

Каллум заметил, как Тристан с Парисой обменялись еще одним заговорщицким взглядом. Может, они уже знали друг друга, как те двое американцев? Каллум немного подумал над этим, а потом решил, что они, как и остальные, прежде не встречались, но после знакомства еще виделись наедине.

Он ощутил приступ ревности, потому что не любил, когда кто-то успевал завести друзей прежде него.

— На что похож обычный день? — так и сыпала вопросами Либби. — У нас будут занятия или…

— В некотором смысле, — сказал Далтон. — Хотя, думаю, Атлас вас еще просветит.

— А вы разве не знаете? — спросила Рэйна, скучающего вида японка с кольцом в носу, у которой оказался неожиданно низкий голос. Она до этого еще ни разу не говорила и вроде как даже не слушала, зато пристально осматривала содержимое всех комнат.

— Что ж, каждый новый класс кандидатов немного отличается от предыдущего, — сказал Далтон. — Каждые десять лет выбор падает на разные специализации, и всякий новый круг адептов — это новый комплект навыков. Таким образом, исследовательские задания разнятся.

— Полагаю, вы не скажете нам, у кого какая специализация? — спросила Париса. Она сама излучала некоторую ауру убеждения, только направляла ее на Далтона. Знакомо; лжеинтеллектуальность всегда привлекает девчонок, загостившихся во Франции. Это такая же парижская мода, как короткие стрижки, минимализм в одежде и сыр.

— Решать, — произнес Далтон, — уже вам. Впрочем, не сомневаюсь, что вы скоро и сами все разузнаете.

— Мы будем жить вместе и совместно принимать пищу? Представляю, как мы скоро все перезнакомимся, аж тошно станет, — заметил Тристан, растягивая слоги, что вызвало у Парисы сдавленный и в высшей степени поддельный смех.

— Уверен, так и будет, — невозмутимо ответил Далтон. — А сейчас прошу всех сюда.

Спустившись, Далтон провел их лабиринтом величественных аванзалов в стиле неоклассицизма и остановился в особенно солнечной, пышной комнате. Ее обстановка шла вразрез с остальными частями дома; под раскрашенным куполом выгибалась наружу апсида, а напротив камина тянулась заставленная книгами стена. Рэйну, которая до этого незаинтересованно куксилась, вид богатой библиотеки будто наконец пробудил. Стоя позади остальных, она так и вытаращила глаза.

— Это раскрашенная комната, — пояснил Далтон. — Именно здесь вы будете видеться по утрам с Атласом и со мной, сразу же после завтрака в небольшой столовой при кухне. Самый короткий путь через сад в читальный зал и архивы — через эти двери, — добавил он, указав взглядом влево.

— Так это не библиотека? — спросила Рэйна и хмуро задрала голову, оглядывая верхние полки. Стоявший рядом папоротник опасливо сжался.

— Нет, — ответил Далтон. — Библиотека — для письменных работ. И, если будет угодно, для чая со сливками.

Нико, стоявший рядом с Либби, изобразил отвращение.

— Да, — согласился Далтон, дергая за выбившуюся ниточку на манжете. — Согласен.

— А здесь разве больше никто не живет? — спросила Либби, заглядывая с прищуром в дальний конец коридора. — Это же вроде как общество?

— Здесь размещены только архивы. Александрийцы обыкновенно приходят по записи, — объяснил Далтон. — Время от времени в читальном зале проводят встречи небольших групп. На это время вас попросят не беспокоить их, и их вас — тоже. Атлас принимает гостей в большой столовой или у себя в кабинете в южном зале.

— Это часть его хранительства? — без интереса спросил Тристан.

— Да, — ответил Далтон.

— Что это вообще значит? — Это был Нико.

— Хранитель — это еще ко всему прочему и стюард при архивах, — сказал Далтон. — Он отвечает за их сохранность и доступ просителей.

— Неужели вот так просто можно прийти и уйти? — Снова Либби.

— Разумеется, нет, — сказал Далтон, — хотя и это тоже зависит от вашей осторожности.

— Нашей? — переспросил Тристан.

— Вашей, — подтвердил Далтон, и Либби раскрыла рот.

— Но как…

— Далтон имеет в виду, — послышался елейный голос Атласа, — что я работаю с посвященными членами Общества, а когда речь заходит о посторонних, встает вопрос определенных мер безопасности.

Каллум и Тристан оглянулись первыми.

— Часть вашей работы как нового класса, — продолжал Атлас, — состоит в том, чтобы разработать протокол безопасности, соответствующий вашему коллективу. И, предупреждая вопросы, — он ободряюще улыбнулся Либби, — я буду рад объяснить, что это значит. Как и в случае со всеми самыми крупными тайнами, существует целый ряд людей, которые знают об Обществе. Годами кое-какие организации пытались ограбить нас, проникнуть к нам или даже погубить. Поэтому мы полагаемся не только на имеющиеся чары, но и на разработки класса кандидатов.

— Постойте, — сказала Либби, видимо, не в силах вообразить, как такой большой секрет может быть известен чуть ли не всем. — Это значит, что…

— Это значит, что первым делом вам всем предстоит обсудить ваши умения создавать магическую защиту, — подтвердил Атлас, и за их спинами материализовались стулья, стоявшие до этого за столом у камина. — Прошу, присаживайтесь, — сделал он жест, и все шестеро настороженно (Рэйна, наверное, настороженнее прочих) заняли места. — Надолго я вас не задержу, — успокоил их Атлас. — Сегодня во второй половине дня вам предстоит разработать коллективный план. Я здесь в основном для того, чтобы дать руководство, остальное — уже за вами.

— Кому-нибудь что-нибудь уже удалось стащить? — спросил Тристан, самый циничный из всех. А может, ему просто так везло первым делать подобные замечания.

— Или вообще добился хоть какого-то успеха? — вставил Нико.

— Да, — сказал Атлас. — И в этом смысле, я надеюсь, что ваши наступательные навыки отточены не менее оборонительных, поскольку вы получите распоряжение вернуть все, что отсюда вынесли.

— Распоряжение, — эхом пробормотала Рэйна, и Атлас посмотрел на нее с улыбкой.

— Распоряжение, — подтвердил он. — Вежливое. Отнеситесь к нему со всей серьезностью.

Даже это прозвучала благонравно, чему Каллум не удивился. Все тут было исключительно по-британски: от купола так называемой раскрашенной комнаты до ужина, на который их станут зазывать по сигналу гонга.

Либби, конечно же, робко подняла руку.

— И как часто от нас будет требоваться защищать… — Она помолчала. — Коллекцию?

— Что ж, это зависит от силы вашей системы. — В углу комнаты ненадолго мелькнул красный огонек. — Вот сейчас, например, — сказал Атлас, — была предотвращена попытка нарушить периметр Общества. Хотя, может, кто-то просто забыл ключи.

Он улыбался, а значит, скорее всего, шутил. У Каллума возникло чувство, будто Атлас Блэйкли отчаянно пытается им понравиться. Ну, или он просто был таким человеком, который ото всех ждал, что его полюбят.

— Что же до предмета… «коллекции», как вы ее назвали, мисс Роудс, — произнес Атлас, кивнув в сторону Либби, — подразумевая содержимое наших архивов, то это вопрос куда более сложный. Постепенно вы все получите доступ к записям Общества, и по мере того, как будете заслуживать доверие, вам будет открываться все больше. Каждая отпертая дверь приведет к следующей, которая, открывшись, приведет к другой. Метафорически, естественно.

На этот раз встрял Нико:

— А эти двери…

— Мы начнем с физических понятий. С пространства, — сказал Атлас. — С фундаментальных законов физики и того, как их обойти.

Либби переглянулась с Нико, и это стало первым разом, когда она при Каллуме не отреагировала на что-то в своей нелепой манере.

— Когда докажете, что вам можно доверить самые доступные из наших открытий, перейдете к следующему предмету. Пятеро посвященных, конечно же, продвинутся еще дальше в течение второго года, посвященного самостоятельной работе. Там предметы становятся более узкоспециализированными; Далтон, к примеру, — Атлас оглянулся на помощника, который мало не сливался с обоями, — работает в такой узкой области знаний, что доступ к этим материалам открыт только ему.

Париса, рассмотрел Каллум, нашла этот кусочек информации воистину любопытным.

— Он закрыт даже для вас? — спросила Рэйна, снова поражая Каллума тембром.

— Даже для меня, — подтвердил Атлас. — Мы, как общество, не считаем, что одному человеку необходимо знать все. Это и не реально, и не безопасно.

— Почему? (Снова Либби.)

— Потому, мисс Роудс, что жажда знаний бесконечна. Чем больше вы их получаете, тем меньше, как вам кажется, вы знаете. И так в нескончаемых поисках мужи часто теряют разум.

— А как насчет женщин? — спросила Париса.

Атлас кротко улыбнулся ей уголком рта.

— Им чаще хватает ума не искать знаний. — Его ответ прозвучал как предупреждение.

— Вот вы говорите «система»… — снова начала Либби, и Каллум вздрогнул, в который раз испытав раздражение. Ее тревога напоминала облако комаров: оно не то чтобы жалило, просто не давало покоя, и Каллум не мог спокойно сидеть на месте.

— Вас шестеро, — сказал Атлас, указывая на группу. — На каждом лежит одна шестая ответственности за безопасность Общества. Как разделить ее, решать вам. И, пока я не оставил вас решать этот вопрос, — добавил он, напугав Либби перспективой работать без руководства, — скажу, что, хоть в настоящий момент у вас и нет доступа к сокровищам, вы несете полноценную ответственность за их защиту. Разрабатывая план, помните об этом.

— Как-то это не очень логично, — бунтарски заметил Тристан, оправдывая ожидания Каллума. — Мы отвечаем за то, чего не видим?

— Да, — ответил Атлас и быстро кивнул. — Вопросы есть?

Либби открыла было рот, но, к несказанному облегчению Каллума, Нико остановил ее жестом.

— Отлично, — сказал Атлас и обернулся к Далтону. — Что ж, мы еще увидимся за ужином. Добро пожаловать в Александрийское общество, — добавил он, выпуская Далтона из раскрашенной комнаты первым, а после вышел и, склонив напоследок голову, закрыл за собой двери.

Рэйна

Некоторое время все шестеро, настороженно и молча, с любопытством приглядывались друг к другу.

— А ты тихоня, — заметил Тристан, оборачиваясь к Каллуму, блондину-африканеру, сидевшему слева от него. — Никаких мыслей по этому поводу?

— Срочных нет, — сказал Каллум. Внешность у него была типажная, напоминающая о стандартах старого Голливуда и неослабевающей чуме вест ернизации, которую Рэйна просто ненавидела, однако его голос звучал успокивающе, а жеманность чуть ли не убаюкивала. — Зато ты какой-то мнительный.

— Такая уж у меня, боюсь, природа, — беззастенчиво ответил Тристан.

Париса, как заметила Рэйна, пристально за ней наблюдала. Рэйна чуть вздрогнула, ощутив небольшое вторжение в свои мысли, а это уже огорчило стоявший рядом папоротник.

— Как странно, — сказала Либби, заметив реакцию растения. Она нахмурилась, присматриваясь к нему, а потом подняла взгляд на Рэйну — Так ты… натуралист, я угадала?

Рэйне вопрос не понравился.

— Да.

— Почти все натуралисты медитского уровня свои навыки контролируют, — заметила Париса, чем сразу выдала свою бестактность. Не то чтобы Рэйну ее поведение ошеломило: она видела, что Париса из тех, кто присутствие бесполезных людей просто не замечает.

С одной стороны, такое отношение раздражало, а с другой, оценка Парисы Рэйну не трогала. Личный опыт показывал: бесполезное и в дурных руках не сработает — поэтому Париса могла сколько угодно делать неверные выводы.

Настоящим вызовом для Рэйны была работа в группе. Им придется зависать в одном месте.

Рэйна уже жалела, что не осталась дома.

— Ой, я же не то хотела сказать… — Либби зарделась. — Я только… думала… э-э…

— Я не изучала натурализм, — подсказала Рэйна. — Я специализировалась на древней магии. Классической.

— О-о-о, — немного смущенно протянула Либби, а Париса прищурилась. — Как историк?

— Как историк, — эхом повторила Рэйна. Историк-одиночка.

Парису ее тон не смутил.

— Так ты свое собственное ремесло не развивала?

— А какая тут у кого специализация? — вмешался Нико. Надо сказать, очень вовремя, потому что Рэйна начала закипать, и Париса за свои намеки могла вот-вот получить удавку на шею в виде папоротника, который Рэйна якобы контролировать не в силах.

Впрочем, Нико не столько вступался за Рэйну, сколько хотел оживить беседу.

— Вот у тебя, например, — обратился он к Парисе, и та напряглась.

— А у тебя?

— Мы с Роудс работаем с материей. Физика силы, молекулярная структура, вот это все… Я, разумеется, лучше…

— Заткнись, — пробормотала Либби.

–…у нас у каждого есть любимая тема, но оба мы умеем манипулировать физическими свойствами материи. Движение, волны, стихии, — суммировал Нико, выжидательно глядя на Парису. — А ты?

— А что я? — небрежно ответила та.

Нико замялся.

— Ну, я просто подумал…

— Не понимаю, зачем делиться подробностями наших специализаций, — уныло вмешался Тристан. — Мы ведь соревнуемся друг с другом, разве нет?

— Так мы же работаем вместе, — ошеломленно возразила Либби. — Ты что, правда намерена весь год хранить свою магию в тайне?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Париса. — Всякий, кому хватит ума ее раскусить, возможно, довольно сообразителен, но что касается тонкостей…

— Мы не сможем работать в группе, ничего друг о друге не зная, — вкрадчиво попытался возразить Нико.

Он явно считал себя обаятельным и способным сплотить.

— Даже если кого-то в конце исключат, — сказал Нико, — я все равно не понимаю, в чем смысл расшатывать группу.

— Ты говоришь так только потому, что уже раскрыл свою специализацию, — пробормотал Каллум, улыбаясь уголком рта, за что понравился Рэйне еще меньше.

— Ну, мне-то стыдиться нечего, — чуть раздраженно ответил Нико, за что понравился ей больше. — И если только остальные не испытывают неуверенности в своих способностях…

— Неуверенности? — фыркнул Тристан. — То есть ты считаешь себя лучше всех?

— Я этого не говорил. Я только…

— Он и правда считает себя самым крутым, — сказала Париса. — Но кто думает о себе иначе? Разве что ты, — недружелюбно бросила она в сторону Рэйны… и с треском провалилась на самое дно списка потенциальных друзей.

— Я только подумал, что есть, наверное, какой-то способ прийти к компромиссу, — сказал Нико. — Нужно хотя бы примерно представлять, кто на что способен.

— Согласна, — ответила Рэйна, главным образом потому, что упирались Париса с Тристаном. Ей-то никакой разницы не было: все и так уже знали ее специализацию, вот она, как Нико с Либби (которая, слава богу, наконец-то умолкла), и решила выдавить признание из остальных. — Иначе физикам придется взять на себя львиную долю работы, а мне — тратить всю свою энергию на защиту…

— Не все упирается в грубую силу, — раздраженно заметил Тристан. — То, что у вас материалистическая специализация, не значит, что вам придется колдовать одним.

— Ну, ты уж точно не даешь мне повода для…

— Стоп, — прервал Рэйну Нико, чем немало смутил остальных. — Кто это делает?

Рэйне это не понравилось, но лучше уж Нико, чем Тристан.

— Делает что?

— Роудс уже должна была высказаться, — заметил Нико, скользнув взглядом в сторону Либби. Та удивленно моргнула, а Нико с подозрением пригляделся к Тристану, Парисе и Каллуму. — Но кто-то убедил ее молчать. Кто?

Тристан глянул на Парису.

— О, спасибо, — сухо произнесла она. — А ведь так и не скажешь.

— Ну, меня-то винить трудно…

— Это не я, — раздраженно отрезала Париса, и Рэйна с трудом сдержала улыбку. Мало того, что союз Тристана с Парисой уже дал трещину, так еще и специальность Парисы вскрылась: она читала мысли и эмоции людей.

— Кто-то из вас влияет на чужое поведение, — произнес Нико и, ощетинившись, добавил: — Так нельзя.

Оставался последний подозреваемый, и один за другим все обернулись к Каллуму.

— Расслабьтесь, — со вздохом сказал тот, апатично закидывая ногу на ногу. — Она переживала, и я ее отключил.

Либби моргнула и тут же вспылила:

— Как ты посмел…

— Роудс, — осадил ее Нико. — Здесь воздух слишком сухой.

— Заткнись, Варона…

— Так ты эмпат, — Рэйна взглянула на Каллума, — и это значит… — Она посмотрела в сторону Парисы. — … что ты читаешь мысли, — догадалась она, решив, что для общества, позиционирующего себя как самое продвинутое в своем роде, было бы нелогично пригласить две пары человек одинаковой специальности.

— Больше нет, — сказала Париса, зло посмотрев на Тристана. — Тут все уже щиты возвели.

— Никто их долго не удержит, — ответил Тристан, подозрительно глядя на Каллума. — Особенно если нам придется еще и эмоции свои скрывать.

— Это глупо, — сказала Либби, успешно избавившись к тому времени от влияния Каллума. — Послушайте, я буду последней, кто скажет, что Варона способен на разумные поступки…

— Кто-кто? — спросил Каллум, который, похоже, решил поиздеваться над ней.

— Я про… Нико… как угодно… Смысл вот в чем, — нетерпеливо выдохнула Либби. — Мы ничего так и не сделаем, если будем защищаться друг от друга. Я, мать вашу, сюда учиться пришла! — взорвалась она, что Рэйна восприняла с несказанным облегчением.

Либби, может, и раздражала, но она хотя бы не боялась настаивать на том, что правда важно. Система ценностей у нее была в полном порядке.

— Я наотрез отказываюсь, — дымилась Либби, — тратить свою магию на то, чтобы не пускать вас всех к себе в голову!

— Отлично, — небрежно заметил Каллум. — Я тогда обещаю никому из вас спуску не давать.

— Эй, — отрезал Нико. — Она права. Я бы тоже хотел кое-какой автономии для своих чувств, спасибо.

Тристан и Париса как будто согласились, хоть и не были готовы сказать этого вслух.

— Вряд ли надо объяснять эмпату, почему никто не хочет, чтобы с их эмоциями играли, — не уступала Либби.

Каллум вяло отмахнулся.

— Я, конечно, знаю, что вы переживаете, но не собираюсь вникать в ваши чувства. Впрочем, так и быть, обещаю вести себя хорошо, — добавил он, бросив на Парису хитрый взгляд, и та злобно посмотрела на него в ответ.

— Я ни на кого не влияю, — раздраженно сказала она. — По крайней мере, магически. Я же не манда какая-нибудь.

«Ну-ну», — громко подумала Рэйна, чем тоже заслужила злобный взгляд Парисы.

Обсуждение закончилось, и оставшиеся три члена группы посмотрели на Тристана, который — как запоздало сообразил Рэйна, — еще не раскрыл свою специализацию.

— Я… — Загнанный в угол, он напрягся. — Я что-то типа иллюзиониста.

— Ну да, как и я, — с сомнением протянул Каллум. — Это слишком уж общий термин, не находишь?

— Постой-ка, — сказала Париса, внезапно что-то вспомнив. — Тебя ведь зовут Каллум Нова? Из клана иллюзионистов Нова?

Остальные заинтересованно встрепенулись, и даже Рэйна не смогла скрыть любопытства. Корпорация «Нова», глобальный медиаконгломерат, который тайком — да и то не всегда — специализировался на иллюзиях; он доминировал как в смертной, так и медитской сферах, наиболее ловко действуя в индустрии косметики и красоты. Нова восхищали не только своей продукцией, но и беспощадным отношением к конкурентам. Они вывели из дела несколько малых компаний, постоянно подрывая медитские регламенты на использование магии в смертных продуктах.

Впрочем, не это заинтересовало Рэйну. До Парисы начало доходить, как она проворонила самого богатенького из кандидатов, и это привело Рэйну в такой восторг, что плачущий фикус Бенджамина в углу радостно дал плоды.

— Да, я Нова, — признал Каллум, не сводя глаз с Тристана, который так ни в чем и не признался. — Хотя, как ты уже, наверное, догадалась, иллюзии — это не смысл моей жизни.

— Отлично, — прорычал Тристан. — Я вижу иллюзии насквозь.

Рука Либби взметнулась к щеке, а Тристан вздохнул.

— Да, я его вижу, — сказал он. — Это просто прыщ, расслабься.

Затем Тристан не спеша обратил внимание на Каллума, который напрягся в тревожном ожидании. Восхитительно, подумала Рэйна. Лучше станет, только если Тристан раскроет всем, что у Парисы нос не свой.

— Я им не скажу, если ты не скажешь, — пообещал Тристан Каллуму.

На какое-то время в комнате повисло такое напряжение, что даже цветы насторожились.

А потом Каллум расхохотался.

— Давай тогда это будет между мной и тобой, — согласился он и, обняв Тристана, похлопал его по плечу. — А они пусть гадают.

Значит, есть «мы» и «они». Вот это уже не так радовало.

«Мама-мама-мама», — дрожа от ужаса, шептал плющ в углу, а стоявший рядом фикус зашипел.

«Мама злится, — хныкал филодендрон. — Они злится, о нет-нет-нет…»

–…нет смысла ссориться из-за этого, — говорила в это время Либби, и Рэйна тихонько сделала глубокий вдох в надежде, что зелень в комнате не взбунтуется. — Как бы мы ни относились друг к другу, нам все еще надо выработать хоть какой-то план безопасности, так что…

Не успела Либби Роудс начать командовать, как прозвучал низкий, громкий, взрывной звук гонга, и двери в раскрашенную комнату распахнулись. Как будто дом приглашал группу на выход.

— Похоже, придется отложить дела, — заметил Каллум и, не дожидаясь, пока Либби договорит, встал и вышел.

Тристан с Парисой у него за спиной переглянулись и двинулись следом; Нико тоже поднялся и, скривившись, позвал за собой Либби. Она, впрочем, не спешила и в отчаянии посмотрела на Рэйну.

— В общем, послушай, — начала она, переминаясь с ноги на ногу. — Понимаю, что была груба, ляпнула там про тебя, про натуралиста, но я просто…

— Нам необязательно становиться друзьями, — сказала Рэйна в лоб, перебив ее. Либби явно хотела предложить оливковую ветвь мира, но Рэйне хватало и живых ветвей, с которыми приходилось считаться; без метафорических она обошлась бы прекрасно. Друзей она заводить и правда не стремилась; она лишь искала побольше доступа к архивам.

Впрочем, двери запирать тоже не спешила.

— Нам просто нужно быть лучше их, — ворчливо заметила Рэйна, кивая в сторону остальных трех, и хотя бы это Либби уяснила.

— Понятно, — сказала она и, слава богу, последовала за Нико из комнаты, не дожидаясь Рэйны, которая поплелась следом под нытье потерянных растений.

Нико

Как ни противно было Нико говорить следующее, альтернативы он не нашел.

— Послушай, — обратился он к Либби, понизив голос, когда они огибали угол одного из запутанных коридоров. Узкие окна на первом этаже с видом на залитые закатным светом земли омывали интерьер золотом. — Мне нужна эта работа.

Либби, естественно, восприняла заявление в штыки.

— Варона, можно напомнить, что ты здесь не единственный, кому надо что-то доказать…

— Избавь меня от нотаций, Роудс. Мне нужен доступ. Особенный допуск, хотя пока еще не знаю, к чему. Мне необходимо увидеть как можно больше архивов Общества.

— Зачем? — тут же спросила Либби.

Когда дело касалось Нико, ее паранойя просто не знала границ. Он, разумеется, мог сказать, что большая часть исследований по отпрыскам нелюдей была древней и утраченной (или же незаконной и поверхностной), но ему не сильно хотелось откровенничать. Это ведь не его тайна, к тому же преступница-мамаша Гидеона в любой момент могла пробиться через наложенные Нико защитные чары. Время поджимало.

— Нужно, вот и все, — сказал Нико и, не давая Либби раскрыть рта, добавил: — Ты главное знай: я тут своего добьюсь, любой ценой.

— Нико, если ты пытаешься запугать меня…

— Я не… — Он в отчаянии умолк. — Роудс, твою ж налево, я пытаюсь работать с тобой.

— С каких это пор?

Ну не может такая умная девчонка быть настолько тупой!

— С тех самых, как заметил, что трое старших уже сбиваются в команду, — прошептал он, указывая на Тристана с Парисой, которые нагнали Каллума.

До Либби наконец стало доходить.

— Так ты хочешь подобия союза?

— Ты слышала, что сказал Атлас. Сперва у нас в программе материальная магия, — напомнил Нико. — Мы с тобой в этом перещеголяем всех остальных.

— Кроме разве что Рэйны, — сказала Либби, со страхом оглядываясь. — Правда, я не могу ее раскусить.

— Неважно, превзойдет она нас или нет. Роудс, мы с тобой в заведомо невыгодном положении. Есть мы и они. Если кого-то и выгонят, то явно одного из нас.

Она пожевала губу.

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Работать заодно. — Они так долго враждовали, что предложение звучало нелепо, однако Нико рассчитывал на гибкость Либби. — В любом случае так мы добьемся большего. — Поразительно, а ведь все четыре года преподаватели твердили им то же самое! — Нельзя давать остальным повода считать кого-то из нас расходником.

— Если кто и считает меня расходником, так это ты, — сказала Либби, и Нико тяжело вздохнул.

— Не придирайся. Я стараюсь вести себя как взрослый. — Типа того. — Или хотя бы думать прагматично.

Поразмыслив, Либби сказала:

— А вдруг союз с тобой не в моих интересах? Вдруг ты правда окажешься бестолковым…

— Я не бестолковый и никогда таким не был, — резко ответил Нико. — Но если тебе так угодно, то мы будем командой, пока нам это выгодно. Что скажешь?

— А когда выгода закончится?

— Сразу сожжем мосты.

Либби снова задумчиво помычала.

— Мне кажется, они просто кучка снобов, — пробормотала она, когда они вошли в зал в центре Н-образного особняка. — И я типа уже ненавижу Каллума.

— Держи себя в руках. Эмпаты могут много чего натворить с сильными эмоциями.

— Не надо мне про эмпатов лечить. — Предсказуемый ответ, хотя Либби уже, кажется, сдалась. — Просто это так глупо, что мы не можем работать все вместе, — пробормотала она себе под нос. — То есть зачем собирать столько талантов, если никто из них не хочет посмотреть, к чему это приведет?

Нико пожал плечами.

— Может, они еще перешагнут через это?

— А, ну да, это ведь так часто случается, — проворчала Либби, теребя от волнения челку.

Она явно была готова согласиться. Нико демонстративно ждал, пока она про себя все прикинет, и вот она закатила глаза.

— Ладно, — ворчливо уступила Либби, и Нико напомнил себе, что раздражаться тут не с чего: он получил желаемое, к тому же это доказало его правоту. — Значит, мы союзники, пока полезны друг другу, но в любой момент все может закончиться.

— Мне нравится твой энтузиазм, Роудс, — сказал Нико, а она в ответ проворчала нечто оскорбительное, впрочем, тут они наконец вошли в столовую.

Здесь, как и везде, все было отвратительно формальным, на стенах висело еще больше пасторальных пейзажей, а посередине стоял длинный стол — в самый раз для банкетов или мятежей. Нико постарался не думать, что предпочел бы он, хотя в такой компании банкет казался маловероятным.

Если не считать разбивки на партии, чувствовал себя Нико вполне уверенно. Это Либби боялась. Да, ее сразу же выбрал целью Каллум (предсказуемый сорт подонка), к тому же хрупкость не позволяла ей смириться с надменностью и равнодушием Рэйны. В личном моральном кодексе Либби Роудс было прописано бояться всего, чем нельзя управлять.

Дайте ей проявить себя и раскрыться, и она уже не будет такой мышкой: это Нико знал по опыту. Элизабет Роудс обладала многими качествами — бесполезными по большей части, — но когда оспаривали ее способности, сдержанностью даже и не пахло. Ну, хоть раз эта ее склочность послужит на пользу.

«Чем скорее ей представится шанс пройти испытание, тем лучше», — хмуро подумал Нико, наблюдая, как Каллум, Тристан и Париса очевидно заблуждаются: они решили, будто скрытность и больший опыт делают их неким закрытым клубом. Нико чуть ли не жалел, что счел Парису такой привлекательной, хотя не первый раз западал на девушку, главным свойством которой была неспособность впечатляться.

Хорошо еще, ужин выдался недолгим, и в конце трапезы Далтон сообщил, что завтра их ждет первый полноценный день. А сегодня их проводят в комнаты.

Свернув от столовой в сторону западной части Н-образного здания, Далтон отвел их в прихожую, где располагалась большая лестница. Их разместили в перестроенном крыле; восточная сторона второго этажа содержала формальные гостиные, часовню (ладно хоть, светскую), где на узком витражном триптихе изображались мудрость, справедливость и не то просветление, не то пожар, и очередной калейдоскоп белых мужчин в гофре. Их так называемый общий аванзал (пафосный термин для комнаты, которая скоро все равно заполнится разномастными носками) был обычной гостиной перед спальнями, а те, в свою очередь, собрались в едином, непримечательном коридоре. На небольших табличках у дверей виднелись имена кандидатов.

— Как будто снова в школе-интернате, — пробормотал Каллум Парисе, хотя, конечно, никто больше связи не уловил. Увидеть ее худо-бедно мог еще Нико, ведь как только подтвердился его статус медита, его отослали из Гаваны в Новую Англию, но ему хотя бы хватило осознания своего богатства, чтобы не указывать на это. В НУМИ обучалось полно студентов вроде Либби и Гидеона, которые до этого ходили в школы смертных; происхождение из магической денежной аристократии — это не то, чем принято бахвалиться, если только не желаешь вызвать у окружающих недоверие или антипатию. Для человека, который ощущал эмоции окружающих, Каллум проявлял ужасающую неосведомленность.

— Говори за себя, — пробормотала в ответ Париса, доказывая тем самым правоту Нико, хотя Каллум тут же усмехнулся.

— Вы люди взрослые, — сказал Далтон, уловив, к чему идет их приглушенный разговор, — поэтому правил нет. Постарайтесь только не наделать глупостей.

— Нет правил? — эхом повторил Тристан, глянув на Либби так, будто та от этих слов должна упасть в обморок. Тут он угадал: Либби всегда производила впечатление ябеды, а то, что одежда на ней была как со страниц весеннего каталога для универских старост (кардиган с квадратной горловиной, плиссированная юбка и туфли-балетки) этот образ дополняло.

— Посторонних в дом водить нельзя, — как бы уточняя очевидное, предупредил Далтон. — Никаких оговорок, ведь сюда все равно хода нет.

— Ты тоже здесь живешь? — спросила Париса.

— На территории, — уклончиво ответил Далтон.

— А если вдруг будут проблемы… — прощебетала Либби.

— Это не школа, — снова прояснил Далтон, — и посему тут нет директора, которого следует оповещать, если кому-то что-то вдруг не понравится. Я, — добавил он, — вам не учитель и не опекун. Если проблема и правда возникает, то решать ее вам шестерым. Еще что-нибудь?

Ничего.

— Что ж, ладно, спокойной ночи, — пожелал Далтон, и все шестеро разбрелись в поисках комнат.

Спальни, как и сам дом, были выдержаны в невероятно английском духе: в каждой стояло по одинаковой кровати под балдахином, среднего размера столу, гардеробу, отделанному белым мрамором очагу и пустому книжному шкафу. Комната Нико — первая налево — располагалась рядом с комнатой Каллума и напротив Рэйны. Либби неловко добралась до конца коридора вместе с Тристаном, что Нико не удивило. Она сильно боялась неодобрения, а Тристану вряд ли кто-то когда-нибудь нравился по-настоящему. Пока что решение Нико заключить союз с Либби не принесло ему популярности, но лучше пусть с ним мирятся материалисты, чем держат за шавку остальные трое.

Со сном Нико не медлил. Во-первых, Гидеон обещал навестить, а во-вторых, его сила практически полностью зависела от физической формы. Если в общих чертах, то магия — это как спорт; прибегая к ней, приходилось изрядно попотеть, и между подходами требовалось восстановиться. Нико сравнивал колдовство с Олимпиадами смертных: человек с природной склонностью мог работать по своей специальности на базовом уровне довольно легко, даже не запыхавшись, но для золота требовались изнурительные тренировки. И еще больше предстояло пахать для результата за пределами своей области. Можно, конечно, стать чемпионом во всех видах спорта, но так и сдохнуть недолго. Совершать подвиги сродни тем, на которые шел Нико де Варона, мог либо сильно глупый, либо сильно талантливый медит.

К счастью, он был и жутко талантлив, и чрезвычайно глуп.

— Это было офигительно трудно, — заметил Гидеон, проявляясь в подсознании Нико где-то посреди его предыдущего, полузабытого сна. Зато сейчас он очутился в бесконечной тюремной камере, на узкой койке, а Гидеон смотрел на него из-за решетки.

— Где бы ты ни был, — произнес он, — это крепость.

Нико, нахмурившись, огляделся.

— Правда?

— Я не могу к тебе проникнуть, — сказал Гидеон, указывая на прутья. — Да и Макса пришлось оставить снаружи.

— Снаружи чего?

— О, одного из миров. — Они еще в универе попытались составить карту царства грез, но не смогли: области мыслей было не так-то просто охватить, а миры подсознания простирались слишком широко и, запутанные, постоянно менялись. — С ним все будет хорошо. Уверен, он спит.

Нико встал и подошел к решетке.

— Вот уж не думал, что будет так трудно. — Хотя, если так поразмыслить, догадаться стоило.

— Тут полно охранительных чар, — сказал Гидеон. — Больше, чем можно было бы ожидать.

— Даже ментальных?

— Особенно ментальных. — Гидеон ущипнул невидимую гитарную струну. — Видишь? Тут поработал телепат.

Если Тристан прав в своих предположениях, то это, наверное, Париса. Хотя вряд ли показанные чары сотворила она. Скорее всего, то была нить в составе крупного телепатического барьера. Логично, воруют же не всегда что-то материальное.

Нико задрал голову, высматривая камеру наблюдения (или ее местную вариацию), и заметил ее в углу.

— Вот, — сказал Нико, указывая на нее. — Постарайся без громких обвинений.

Гидеон обернулся и пожал плечами.

— По правде, мне и сказать-то больше нечего. — Пауза, потом: — Avez-vous des problèmes? Tout va bien^[4]?

— Sí, estoy bien, no te preocupes^[5]. — Любой, кто следил за ними, мог бы, наверное, перевести, но смысл был не в том. — Думаю, не стоит встречаться слишком уж часто.

Гидеон склонил голову в знак согласия.

— Пока я тут, ты толком не спишь, — заметил он. — А судя по местной системе безопасности, энергия тебе понадобится вся.

— Да, — вздохнул Нико, — возможно. — Он постарался не думать, насколько тяжело пройдут следующие два года, когда даже в подсознании не останется и следов Гидеона, не дающего свихнуться.

— Либби тут? — спросил Гидеон.

— Да, где-то здесь. — Нико скривился. — Хотя тебе этого знать не положено.

— Ну, я же просто наугад предположил. — Гидеон склонил голову набок. — Ты ведь хорошо с ней обращаешься?

— Я сама вежливость. Не надо учить меня манерам.

Улыбка Гидеона стала шире.

— Tu me manques^[6], — сказал он. — Макс, естественно, твоего ухода не заметил.

— Ну еще бы. — Пауза. — Y yo también^[7].

— Без тебя так непривычно.

— Знаю. — На самом же деле разлуку Нико еще толком не прочувствовал. — Хотя бы тихо стало?

— Да, а мне тишина не нравится. Так и жду, что из уничтожителя мусора вынырнет мама.

— Не вынырнет, мы с ней поговорили.

— Вот как?

— Да, она неожиданно навестила меня в ванне, — признался Нико. — Но я бы сказал, что сумел ее убедить.

«В некотором смысле, — мрачно подумал он, — если защитные чары считаются».

— Николас, — со вздохом произнес Гидеон, — déjate^[8].

Гидеон знал, конечно же, — ему ли не знать, — что Нико от большой любви прячет правду, но опять-таки, Эйлиф была темой сложной. Нико все не мог взять в толк, как ей удается пересекать астральные планы так легко (впрочем, какая-нибудь книга тут, наверное, и дала бы ответ, с надеждой осознал он), однако если отбросить детали, то она разбойница и притом необычайная. Что бы Эйлиф ни делала — в смысле магии, — ей это удавалось невероятно ловко, и потому Гидеон постоянно пребывал под ударом. Рисковать Нико не хотел. Последний раз, когда она угрозами заставила сына выполнять для нее работу, то истощила его, и у него несколько дней кряду не прекращались припадки. В конце концов Гидеон упал неподалеку от Томпкинс-сквер-парк и загремел в больницу, не успев связаться с Нико. И это еще не говоря о том, как Гидеона во всех мирах преследовал и те, кого он обокрал (деталь, которую Эйлиф не упомянула, будучи либо преступно забывчивой, либо — что вероятнее — просто преступницей). Нико, впрочем, без ее объяснений знал, почему Гидеон не дает себе спать, почти месяц отдыхая вполглаза.

О таких вещах, как и о том, что без чар Нико не обойтись, вслух говорить было не нужно.

— Гидеон, я просто пытаюсь…

Договорить Нико не успел: прутья скомкались, Гидеон пропал, а, открыв глаза, он обнаружил себя в кромешной тьме. Кто-то тряс его за плечо.

— Тут кто-то есть, — произнес чей-то голос, и сонный Нико с трудом сел.

— Что? Это просто мой друг, он не…

— Да не у тебя в голове. — Рэйна, наконец сообразил он, разглядев ее очертания в темноте. — Кто-то проник в дом.

— Откуда ты…

— Тут растения в каждой комнате. Они меня разбудили. — Тоном голоса она как бы сообщала: хватит болтать. — Кто-то пытается вломиться, если уже не вломился.

— И что мне делать?

— Не знаю, — сказала Рэйна, нахмурив брови. — Что-нибудь.

Нико опустил руку на пол и ощутил вибрацию дерева.

— Колебания, — сказал он. — Тут и правда кто-то есть.

— Это я знаю. Я же сказала.

Что ж, лучше ему будет разобраться с этим в одиночку или почти в одиночку. Рэйна, пожалуй, оказала ему услугу, разбудив первым.

Только вот он обещал не делать ничего единолично.

— Буди Роудс, — подумав, сказал Нико и встал. — Она в последней…

— В последней комнате направо, я знаю. — Рэйна ушла быстро, не задавая вопросов, а Нико украдкой выбрался в коридор, мимо гостиной (названной в честь какой-то там архитектурной мишуры), прошмыгнул в сторону западного входа в галерею и прислушался. Это получалось у него хуже, чем у Либби: она была тоньше настроена на колебания материи, на звуки и скорость — поэтому он обратился к другим своим чувствам. Уловил где-то внизу разрушение.

Он вздрогнул, когда за спиной раскрылась дверь в гостиную, но увидел всего лишь Парису.

— Ты слишком громко думаешь, — известила она его с сильным отвращением, и в этот момент из своей комнаты выбралась наконец Либби.

— Может, стоит разбудить…

— В чем дело? — зло спросил Каллум, широким шагом выходя в коридор.

— В доме кто-то есть, — ответил Нико.

— Кто? — хором спросили Либби и Каллум.

— Кто-то, — ответили Нико и Рэйна.

— Много кого, — уточнила Париса, приложив руку к стене и читая обстановку в доме как по азбуке Брайля. — По меньшей мере три точки доступа скомпрометированы.

— Она права, — сказала Рэйна.

— Я знаю, что права, — прорычала Париса.

— Тристана разбудили? — спросила Либби. Она, как и следовало ожидать, испугалась.

— Сама буди, — безразлично ответила Париса.

— Нет, — сказал Нико, оглядывая с балюстрады зал — не движется ли там кто. — Роудс идет со мной.

— Чего? — хором спросили Либби, Париса и Каллум.

— Вы меня слышали, — ответил Нико и жестом велел Либби следовать за ним. — Рэйна, буди Тристана и скажи ему, чтобы догонял нас. Роудс, не отставай.

Либби взглянула на него, как бы говоря «не смей мной помыкать», но Нико уже отвернулся и двинулся дальше. Каллум пошел следом прогулочным шагом, показывая, что ни капли не напуган.

Но не успели они дойти до лестничной площадки большого зала, как поняли, что нарушение границ переросло в полноценное проникновение. А с галереи увидели, что у передних дверей поджидает засада — хорошо скоординированная группа, хотя Нико пока еще не мог понять, сколько в ней человек.

— Пригнитесь, — зашипел он, утягивая за собой Либби и делая предупредительный жест Каллуму.

В воздухе что-то просвистело — из прихожей и прямо в их сторону. Снаряд был куда крупнее пули, так что, наверное, не смертельный. Скорее всего, для временного оглушения, как и многое из магического оружия. Правда, боеприпасы такого типа стоили дорого и не приносили большой пользы, если ими стреляли вверх в неизвестную цель. Нико задумался.

— Да это тест, наверное, — низким ленивым голосом произнес Каллум. — Чтобы заставить нас работать в коллективе.

Возможно, подумал Нико, хотя вслух с Каллумом соглашаться не торопился.

— Прикрой меня, — сказал он Либби.

— Ладно, — ответила та, скривившись. — Не поднимай головы.

В НУМИ ежегодно проходили турниры физиков; нечто вроде игры с захватом флага, только правил было меньше, а допущений — больше. Нико с Либби никогда не играли за одну команду и под конец пересекались в финальном раунде, однако в группе работа всегда сводилась к принципу: один атакует, другой прикрывает.

Нико поднялся на ноги, а Либби накастовала вокруг него тонкий пузырь защиты, манипулируя молекулярной структурой воздуха. По большей части мир представлял энтропию и хаос; зато магия являла собой порядок, потому что давала контроль. Нико и Либби умели менять материю вокруг себя: брали тягу вселенной заполнять вакуум и гнули ее, искривляли, меняли. Они были естественными источниками энергии, двойными резервуарами для огромного электрического заряда и умели не просто подчинять силу, необходимую для взрыва, но еще и прокладывать путь с наименьшим сопротивлением.

Однако никакой батарейки не хватит на все. Сражение в одиночку — отличный способ потратить время и энергию, поэтому Нико предпочел раскинуть сеть пошире. Он изменил вектор трения в гостиной, отбросив захватчиков к дальней стене. Тут же к ним устремились тонкие побеги растений и крепко спеленали их.

— Спасибо, Рэйна, — сказал Нико, облегченно выдохнув, когда вернул баланс сил в комнате. Рэйна у него за спиной в ответ только пожала плечами.

Защитный пузырь Либби рассеялся.

— И это все? — спросила Либби. Нико про себя сосчитал тела в ловушке Рэйны — всего трое, и это подозрительно. Разве троих достаточно для того, чтобы вломиться в дом с той защитой, которую выявил Гидеон?

— Нет, — подсказала Париса, и Нико моргнул, забыв на мгновение о ее способностях, но потом решил, что сейчас не время тратить силы на сокрытие мыслей. — В восточном крыле, у столовой еще кто-то…

— И в библиотеке, — подсказала Рэйна, а потом раздраженно поправилась: — В раскрашенной комнате.

— Так где? — зло спросил Каллум.

— Ты вообще помогать собираешься? — Рэйна гневно посмотрела на него.

— Помог бы, если бы решил, что стóит заморачиваться. А так какой смысл напрягаться?

— В чем тут дело? — спросил Тристан; снизошел-таки и присоединился к остальным.

— Блэйкли нас проверяет, — ответил Каллум.

— Ты не знаешь наверняка, — возразила Либби и сосредоточенно нахмурила брови. Явно ощущала, что люди внизу вот-вот выдадут себя. — Все может быть по-настоящему.

— С этими что делать? — спросила Рэйна и указала на людей, извивавшихся в зеленых путах.

— Ну, — нетерпеливо сказала Париса, — раз уж они гости нежеланные…

— Варона, ты это слышишь?

Но не успел Нико ответить «да, Роудс, раз уж ты это слышишь, то и я, очевидно, тоже», как по ушам врезало странным, дезориентирующим звоном. Разум наполнился пустой белизной, что слепила даже закрытые глаза.

Нико смутно ощутил укол чем-то острым, будто его пронзили иглой. Что-то впилось ему в плечо, и захотелось отмахнуться, да только его словно парализовало: он ничего не видел, кроме белого света, и не слышал, кроме какого-то скрежета. В голове агрессивной опухолью, грозившей поглотить все, росло давление.

А потом звон ушел, и Нико, открыв глаза, увидел, как Либби пытается ему что-то сказать. «Варона, — прочел он по губам. — Варона, это война!»

Война? Нет, не война.

Он моргнул, и зрение прояснилось.

Волна.

Отлично. Нико поднял было правую руку, но, пошатнувшись от боли, переключился на левую. Ухватился за частичку звука и, размотав ее, словно кнут, ударил. Либби, которая уже вытащила его из-под парализующей звуковой волны, погасила чужую атаку.

–…никакой это не тест, — договорила она, а Нико осознал, что в плече болит вовсе не от укола. Рана кровоточила, а такие, насколько он знал, магическое оружие не оставляет. Он скользнул к основанию балюстрады и вгляделся между балясинами на то, что творилось внизу, тогда как остальные спрятались в укрытие, вжимаясь в стену с противоположной стороны.

— Это, — в ужасе проговорила Либби, — не поддельная рана!

— Огнестрел, — заметила Париса. — Кто бы это ни был, они не маги.

Логично, пусть даже сперва их атаковали магией; кое-какие ее формы можно продать смертному покупателю, лишь бы у него денег хватило, а вот медитов и так мало, нет смысла посылать на убой целую группу. Стволы дешевле и эффективнее, Нико сам только что убедился. Он раздраженно зарычал, сворачивая кровь взмахом руки.

— Общество не могло пойти на такое, — протестовала Либби. — Мы должны что-нибудь предпринять!

— Здесь по меньшей мере один медит, — сквозь стиснутые зубы процедил Нико и попытался подняться. Унимать боль он не собирался, потому что потратил бы на это больше энергии, чем мог себе позволить. Рана не смертельная, он займется ею позже. — Думаю, надо разделиться. Могу взять на себя остальных, если Роудс поищет медита.

— Остальных? — с сомнением повторил Каллум. — У тебя плечо в мясо. Это же не пистолет, а автоматическая винтовка. Вдруг это военный спецназ?

— Крайне тебе признателен, — съязвил Нико, и в этот момент снизу раздался еще выстрел. Нико прекрасно понимал, с чем имеет дело. — Никто не стал бы вооружать банду медитов калашами, — проорал он, перекрикивая грохот очереди, — так же, как никто не стал бы засылать сюда смертных без магического прикрытия. — Если это какой-то отряд военных, то ими наверняка командует медит. — А если наш маг умеет в волны, Роудс услышит его приближение.

— Тогда точно надо разделиться, — сказала Париса, которая хотя бы сохраняла хладнокровие. Она говорила как ни в чем не бывало, будто советовала надеть ветровку в прохладную погоду.

— Да, хорошая идея. Ты со мной, — предложил ей Нико. — Роудс может взять Тристана, а Рэйна пойдет с…

— Я остаюсь, — сказала Рэйна.

— Что? — хором спросили Каллум и Либби: он с насмешкой, она — с сомнением.

Рэйну это не проняло.

— Нико возьмет на себя больше людей. У меня есть боевой опыт.

— Правда? — Нико зло уставился на нее.

— Ну, я обучалась приемам рукопашного боя, — поправилась Рэйна, что прозвучало так, будто она всего лишь прочитала уйму книг по этой теме. — И потом, вы ведь все думаете, что я в своей области бесполезна, не так ли?

— Нет времени спорить, — напомнила Либби, не давая больше никому ничего сказать. — Париса, бери Каллума, — сказала она, лишь бы самой с Каллумом не идти, — Варона прав, Тристан может пойти со мной.

— Отлично, — равнодушно ответила Париса. — Я отыщу медита.

— Хорошо, а мы проверим точки доступа внизу…

Вот и славно, больше Нико ничего обсуждать не собирался. Рука к тому времени слегка онемела — видимо, потому что он мысленно уже отбивался от противников, забыв о ране.

В турнирах он был очень, очень хорош. Четыре года подряд его признавали лучшим, а Либби даже если старалась… ладно, она выкладывалась по полной, но Нико ни разу побить не сумела. Он любил адреналиновое опьянение, но потом все же собирался обратиться к врачу, с пулевой-то раной. По его не совсем скромному мнению, ему были многим обязаны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Есть проблемы? Все нормально? (фр.)

5

Да, я в порядке, не переживай (исп.).

6

Скучаю по тебе (фр.).

7

И я по тебе (исп.).

8

Перестань (исп.).