Быть войне! Русы против гуннов

Максим Кисляков, 2014

Новый боевик о предыстории Руси и подвигах наших далеких предков. Славянские племена объединяются вокруг священного Перунова капища, создав первое русское государство – Русколань. Но чтобы стать наследниками великой Скифской державы, русы должны восстать против кочевников-гуннов и сбросить ненавистное иго. А значит – БЫТЬ ВОЙНЕ! Первой Отечественной войне в нашей древней истории.

1

Вокруг приднепровская степь. Торговый караван тяжело взбирается на огромный холм. Могучие волы натужно ползут вперед, клонят к земле рогатые головы. Земля под копытами стонет, подрагивает, пыль стелется густым покрывалом. Вереница груженых повозок поскрипывает, раскачивается из стороны в сторону.

Полуголые, худые, как жердь, погонщики щелкают плетями по хребтам гигантских животных, те всхрапывают, рассекают воздух исполинскими рогами, многоголосое мычание растворяется в горячем воздухе.

В голове каравана — трое вооруженных всадников, мощный торс закрывает кольчужная рубашка, на груди пламенеет вплетенное в кольца выпуклое солнце из желтого металла.

Глаза дружинников грозно поблескивают из-под прорезей железных полумасок. Длинные мечи бряцают по обтянутым железом ляжкам седоков. Большой каплевидный щит перекинут за спину.

С боков в клубах пыли устало топает пешая охрана, лица хмурые, в грязных разводах, от строя несет крепким потом. Многие шлепают по раскрасневшим шеям — прогоняют назойливых кровопийц. Потертые кожаные безрукавки одеты на голое тело. У всех по длинному — в полтора человеческого роста — копью.

Когда добрались до макушки холма, среди дубняка и высокого папоротника что-то зашевелилось, зашелестел кустарник, громко треснула сухая ветка. Конь под дружинником заржал, встал на дыбы, копыта молотят воздух.

— Тпру! — скомандовал воин, с трудом удерживая взбесившегося скакуна. — Ты чего?

Кто-то громко свистнул. Ему вторят с другой стороны, потом еще и еще… Слышится нарастающий конский топот. Через мгновение из чащи на поляну вылетел храпящий конь, из-под копыт испуганно взметнулись в небо несколько жирных куропаток, одна хромает на крыло — копыто достало зазевавшегося пернатого.

Всадник невелик, но лицом злобен, глаза люто сверлят, орлиный нос с шумом втягивает воздух, за плечами болтается круглый щит.

Из-за деревьев взвизгнуло. Стрела звонко рассекла воздух, с треском вонзилась в передний край одной из телег.

Испуганно замычали волы, встали как вкопанные, кони шарахнулись в стороны. От резкой остановки одна из повозок сильно накренилась, тюки с дорогой заморской тканью бухнулись в пыль. Посыпались бранные слова. Несколько воинов тут же подскочили, плечами уперлись в края повозки.

Следом, круша кусты, проломились еще несколько степняков, кони под ними шатаются, роняют пену. Всадники с гиканьем и свистом завертели перед караваном круг, пальцы привычно натянули тетиву.

Йошт испуганно смотрит поверх голов на беснующихся гуннов, у тех рожи желтые, злые, глаза раскосые, нагло смеются. Один, два, три, пять… десять! Йошт взмокшими ладонями сжимает потертую рукоять меча, затравленно оглядывается по сторонам, в глазах немой вопрос.

Рядом переговариваются:

— Опять они…

— Но они ли? Эти малой шайкой — их не больше десятка! — не нападают. Сотнями — да, а тут… Осмелели?

Из живого кольца выскочил всадник и понесся в противоположную сторону, навстречу замершим дружинникам. За ним спешат еще двое.

— Урус, ха-ха! Плати дань, урус! — заорал гортанным голосом кочевник в кольчужной рубашке. Явно трофейная. Голову накрывает кожаный колпак с металлическим ободом, к верхней губе сползает носовая стрелка. — С вами купец едет, знаем-знаем. А за купца дань берем. Урус, плати два коня золотом и езжай дальше. Мы никого не тронем, дун-ха.

В передних рядах русов покатился неодобрительный ропот. Йошт облизнул внезапно пересохшие губы, вдруг онемевшими пальцами сжимает древко копья. Кто-то поблизости хмыкнул, послышался скрежет металла о металл — широкий в плечах детина медленно тянет из ножен меч. Но рядом стоящий седобородый воин крепко сжал ему руку — наполовину обнаженный клинок замер на месте.

Вдруг кони дружинников шарахнулись в стороны — степняк зарычал и дернул вперед коня, едва не врезался в них:

— Чего молчишь, урус? Дань платить не хочешь?

Один из дружинников с кряхтением спешился, земля гулко отозвалась под тяжестью сапог, руки стянули с бритой головы металлический шлем, по виску предательски скользнула струйка пота. Ратник побрел к купеческому становищу, на ремне покачивается шестопер — знак воеводы. Йошт приметил: тяжело дается шаг. Вдруг горечь стыда за воеводу сжала сердце, Йошт опустил глаза.

В середине каравана в полуоткрытой повозке купец трусливо жмется в угол. Лицо белее мела, сквозь узкие прорези глаз черные глазки-маслины бегают как паучки. Жирные щеки заметно дрожат, лоб блестит от холодной испарины. Начальник дружины бросил ему пару фраз, указывает в сторону степняков, купец торопливо закивал, быстро прикрыл лицо дорогой тканью до самых глаз, его тело сотрясает мелкая дрожь. Воин брезгливо скривился.

Через мгновение к нагло ухмыляющемуся гунну подвели коня, тот покорно стоит, прядает ушами. Степняк объезжает коня, не торопится, глаза скользят от копыт до загривка, носком сапога тычет в седельный мешок, слышится сладкий звон. Гунн тянет рот довольной улыбкой, но тут же скривился, недовольно зацокал.

— Урус обмануть меня хочет?! — злобно бросил он. — За заморского купца платить два коня золотом, понимаешь, урус? Два коня!

За спиной кочевника заулюлюкали громче, высоко в воздух взметнулись две стрелы. Один из дружинников зло сплюнул, дернулся вперед, на скулах играют рифленые желваки.

— Ты что мелешь, какие еще два коня золотом?! — с раздражением бросил кто-то из дружинного строя.

— Эй, зачем вмешиваешься? — насмешливо брякнул один из степняков, взгляд с хитрым прищуром. — Мы будем говорить только с вашим князем!

— Так ты дорогой-тропинкой ошибся, мил человек! Коль князя светлого желаешь — тогда в стольный Кияр. Там наш князь. Это недалеко. Всего-то три раза по десять денечков пути. А там и врата стольного Кияра. Вот как раз колья на вратах пустуют, аки сироты. Может, обновите оградку-то? Чай головушка лихая, так это в самый раз!

Гунн почернел лицом, глаза наливаются кровью, двое других степняков отступили на шаг назад, с готовностью бросили ладони на рукояти кривых мечей.

— Скоро твоя голова, урус, будет на колу мух кормить!.. Совсем скоро! — люто процедил гунн.

Дружинник ахнул, с силой сжал кулаки:

— Да я тебя сейчас в щепу изрублю!.. — вспыхнул воин, лицо покраснело, звякнула сталь, солнце пробежало яркими вспышками по длинному клинку.

Кочевник отпрянул, однако рот скривил в ухмылке, ощерил острые зубы, натянул поводья. Конь под ним всхрапнул, привстал на задних ногах, быстро развернулся. Следом пятятся двое других гуннов, руки по-прежнему застыли на рукоятях акинаков, глаза бегают со скоростью молнии по дружине.

Рус с силой сжал конские бока коленями, конь нехотя — чует скорую кровь — подался вперед. Но его удержал другой дружинник — рука с силой сжимает плечо готового кинуться в сечу воина.

— Стой, Рогдай!

Рогдай резко повернул голову, глаза лютые.

— Остынь, говорю! — громко гаркнул воевода. Рогдай с силой дернул плечом, скидывая его руку. Глаза злобно сузились.

— Сам охолонь… воевода!

Он зло сплюнул под ноги коню старшего дружины, злобно покосился в сторону беснующегося гуннского кольца, отступил в глубь каравана.

— Эй, благородный воин степи, остановись! — громко воскликнул воевода. Но гуннский вожак даже не повернулся, по-прежнему движется к своим. Дружинники недовольно зацокали, бормочут ругательства под нос.

Воевода закрыл глаза, набрал в грудь побольше воздуха и через силу выдохнул:

— Будет тебе два коня золота!

Из троих, что сопровождают гуннского вожака, развернулся один и галопом скачет к купеческому каравану. Возле дружинников уже стоит гнедой жеребец, через седло перекинут пухлый мешок. Гунн, не останавливаясь, подхватил коня с золотом за удила, в один удар сердца развернул коня на месте и пустился во весь опор, конские копыта взрывают землю фонтанчиками земли вперемешку с дерном.

Дружинники остолбенело провожают взглядом стремительно удаляющегося степняка. Тот, привстав на стременах, одной рукой с силой тянет за узды коня с добычей, другой обрушивает плеть на его спину. Животное исступленно ржет, извивается под ударами.

— А коня?! — крикнул воевода. — Коня верни! Не было такого уговора!

Вместо ответа один из гуннов лихо выехал из кольца и пустил сразу три стрелы в сторону русов. Одна звякнула о шлем старшины, лязгнув, отскочила — воевода ругнулся, — две другие полетели в сторону купеческой повозки, с шипением насквозь прошили тряпичную верхушку. В фургоне тонким голоском взвизгнул купец.

— Вот сволочь! — крикнул воевода, потряс вслед наглому степняку огромным кулаком.

Гунны с довольным гиканьем и улюлюканьем устремились в сторону леса, кольцо распадается — один за одним врываются с треском в высокие кусты, исчезают среди молодого дубняка.

— Трусливый урус, ха-ха! В вашем Кияре мы еще сидеть будем! Дун-ха! — надменно прокричал гунн в трофейной кольчуге, круп его коня вильнул и скрылся за деревьями.

Купеческий стан замер под палящим солнцем. Редкий ветерок бряцнул ножнами о кольчугу. Кто-то разочарованно шмыгнул носом.

К шепчущему проклятья воеводе медленно подъехал Рогдай:

— Воевода, скажи, зачем мы здесь?

— От ворога защищать, Рогдай, — чуть помедлив, упавшим голосом отвечает воевода. — От ворья да разбойников.

— А они кто?! — Рогдай кивнул в сторону леса, рифленые желваки вздулись. — Да они хуже любого татя!

— Велено защищать только от наших разбойничков, славянских… А этих не трогать! На то воля княжья.

Рогдай ахнул, конь под ним попятился:

— Чего?

— Воля княжья, степнякам золотом за мир платить! — процедил воевода, резко натянул поводья, конь всхрапнул, дернулся вперед. — Иначе рядом с твоей горячей головушкой на колу будут красоваться тысячи других… Это степное отродье от слов к делу переходит быстро! Все близлежащие веси и городки перережут спящими этой же ночью! Научены — ведаем!

— Но!

— Без «но»! — зарычал воевода, лицо потемнело, зрачки расширились, младший дружинник отшатнулся. Старшина перевел дух, тихо добавил: «Шагаем дальше, путь неблизкий».

Он повернулся ко все еще замершему каравану, окинул взглядом. На одних лицах недоумение, на других горькая усмешка, на третьих — ярость и вызов.

— О случившемся забыть! — Потом добавил уже почти шепотом: — До поры…