Половецкие войны

Олег Яковлев, 2020

Книга рассказывает об истории России, но не в привычном школьном понимании последовательного изложения войн, восстаний, роста ВВП, смены царей, императоров и президентов. Речь пойдет о нескольких периодах в истории нашей страны, когда социально-экономическое развитие в ней небывало ускорялось и вся жизнь приобретала новое качество. Рассматриваются периоды особого напряжения всех сил власти и народа в трех столетиях истории России, Российской империи и Российского государства, сохранившего характер империи, в XVIII, XIX и XX веках.

Глава 7. В осаде

Как всегда, половцы напали внезапно. Оттеснив сторожевые Мономаховы отряды, они прорвались к берегам Выстри^[76] и, спалив дотла окрестные сёла и деревеньки, змеёй метнулись к Чернигову.

Город уже давно жил в тревожном ожидании, по приказу князя Владимира все ворота в окольном граде и Третьяке^[77] были закрыты, мосты подняты, на заборолах и стрельницах заняли места неусыпные стражи.

Всё новые и новые половецкие орды стекались к берегу Десны, к Стрижени^[78], занимали места у Болдиных гор, на курганах и возле Предградья. Дозорные русские воины на башнях, с сокрушением качая головами, подсчитывали число обступавших Чернигов вражьих отрядов. Ветер гнал на город клубы чёрного дыма — немые страшные свидетельства бесчинств степняков в сёлах, которые Олег, как и обещал, отдал на разграбление в награду за «помочь».

Ночью половцы разожгли вокруг городского вала десятки больших костров.

«Утра ждут», — размышлял, стоя на забороле^[79], Владимир. Он с тревогой следил за взвивающимися ввысь столбами огня на равнине перед стенами. Помощи ждать ему было неоткуда. Много ратников полегло в несчастной сече на Стугне, а вдобавок Святополк за его спиной сотворил с половцами мир и теперь спокойно выжидает, сидя за киевскими стенами, как будут дальше развиваться события.

«Словно в кольце огненном сидим тут. Может, прорваться испробовать? Сей же час, покуда темень? И что же: отдать Чернигов Ольгу и половцам, отдать на разграбление, отдать задаром?! Идти в Киев уговаривать Святополка помочь? Пустое, он отговорится под любым предлогом. Тем паче что заключил давеча^[80] мир с ханом Тогортой и даже взял в жёны его дочь. И разве мне хочется повторять путь покойного отца, когда тот, изгнанный тем же Ольгом, молил о помощи отца Святополка, Изяслава? Нет, биться буду, покуда сил хватит. А после?…Нечего загадывать, на всё воля Божья!»

Князь ещё раз обошёл кругом крепостные стены, подбадривая дозорных, и с беспокойством посмотрел на восток: скоро ли займётся заря.

— Ты б поостерёгся, княже, не ходил бы по стене. Стрела какая шальная прилетит. Пущают они стрелы-то. — Сотник Годин старался прикрыть Владимира щитом.

— Понапрасну за меня не тревожься. Мне на роду написано до ста лет жить, — отшучивался князь. — Да и нощью кто ж стрелять-то будет? Рази полоумный какой. Не видать ведь ничтоже^[81].

— Гляди, заря занимается, — указал на небо один из воинов. — Вборзе пойдут, сыроядцы.

Владимир выглянул из оконца бойницы.

Вражий лагерь, до того казавшийся безмолвным, пришёл в движение. Половцы устанавливали на телеги кибитки, тушили костры, садились на коней. Вскоре они, уже готовые к штурму, плотными толпами выстроились на поле, выставив вперёд копья. Куда ни направляли русы свои взоры — всюду, до самого окоёма^[82], пред ними представали эти грозно ощетинившиеся копья, которым, как написал бы летописец, «несть числа».

Приняв боевое положение, степняки застыли на месте, придерживая за поводья ретивых скакунов. Вперёд выехал всадник в панцирном калантыре и бобровой шапке. Он остановился возле наполненного водой глубокого рва, задрал вверх голову и, приложив ладони ко рту, закричал:

— Князь Владимир Всеволодович! Князь тмутараканский Олег, сын Святослава, владетель Зихии^[83], Матрахии^[84] и всей Хазарии^[85], предлагает тебе оставить вотчину его, град Чернигов, и уйти со стола отца его с честью. Ни к чему нам здесь проливать кровь!

Владимир подозвал обладавшего сильным голосом Година.

— Ответь: князь Ольг — что разбойник, что тать лихой, пришёл он на землю Русскую с мечом, а потому не княженья он достоин, но презренья и смерти токмо, яко переветник и прислужник половецкий! Пущай ступает он к себе в Тмутаракань, коли кровь лить не жаждет, но не зарится на чужое добро, своё имея!

Получив ответ, гонец повернул коня. Чуть отъехав, он порывисто обернулся, взмахнул копьём и в бешенстве вонзил его в крепостные ворота. Это был знак к штурму.

Половцы, потрясая саблями, копьями, сулицами^[86], издали воинственный клич — сурен. Конница резко рванула в галоп. Топот тысяч копыт, усиливающийся с каждым мгновением, заглушил свист и дикий вой, извергающийся из пропитых кумысом глоток.

Владимир громким голосом чётко отдавал распоряжения: подготовить котлы с варом — кипятком, который выливали на головы противников при натиске; дозорным — прикрыться щитами; стрельцам — без перерыва осыпать половцев стрелами.

Вместе с погаными нёсся в атаку и Олег со своей дружиной. В стороне на правом крыле Владимир краем глаза узрел хорошо знакомые по прежним сечам тмутараканские стяги и сверкающие на солнце нагрудные панцири воинов.

Одна часть половцев остановилась у рва и залпами, по взмаху руки своего предводителя — бека Кчия — пускала в защитников крепости стрелы, другая же, во главе с Арсланапой, с ходу ринулась на штурм. Первая попытка не удалась — дальше подножия стен половцы не дошли. Потеряв не один десяток воинов, они откатились назад и изготовились к новой атаке. Несколько степняков смешно барахтались в грязной мутной воде рва и тщетно пытались выплыть.

Дав своим ратникам перевести дух, Арсланапа в ярости хлестнул коня и, подняв вверх саблю, снова повёл их на крепость. Поддерживаемые стрелами товарищей, степняки в нескольких местах подвели к стенам окольного града высокие трёхъярусные осадные башни-туры^[87] и прыгали с них на площадки заборолов, где тотчас закипал отчаянный бой.

Вырвавшийся из котлов кипяток несколько охладил пыл свирепых кочевников, но штурм продолжился с новой силой, когда люди Кчия принялись пускать вместо обычных стрел горящие, с пропитанной смолой паклей.

— Княже! На заходней стене пожар! — взволнованным голосом доложил Владимиру подбежавший Бусыга.

— Скорей туда! Показывай, где! — Князь стремительно перебегал по узким и коротким лестницам из башни в башню.

— Оберегись! — кричал, спеша за ним, верный Годин.

Вся западная стена была в дыму. Как могли, дружинники тушили огонь, но половцы, увидев пламя, ещё более ужесточили натиск. Снизу доносились мерные удары пороков^[88], совсем рядом с Владимиром свистели стрелы. Князь не обращал на них внимания, словно не понимая, что любое мгновение может сейчас стать для него последним.

Годин решительно загородил Владимира щитом.

— Покличь ратников со Стрижени, от Восходних ворот! — приказал князь Бусыге. — Шли гонца, не стряпая!^[89]

Стрелы одна за другой вонзались в щит, которым Годин прикрывал князя.

— Ступал бы, княже, в стрельницу! — кричал дружинник. — Не ровён час, убьют, супостаты, а ты нам нужен, вельми ну…

Договорить Годин не успел. Половецкая стрела пропела в воздухе, пробила кольчугу и вонзилась ему в грудь. Взмахнув руками, Годин медленно осел, словно удивлённый случившимся, и припал к стене заборола.

— Что с тобой?! — испуганно воскликнул Владимир.

— Ничего, княже… Оцарапался малость. Ты не гляди на мя — гляди на сечу. А я… Посижу тут… Немного… И отойду.

Издав глухой стон, Годин повалился набок и бессильно поник головой.

— Боже! Годин, очнись! Не верю очам своим! С тобою прошли мы от младости до седин, всюду вместе были, а ныне вот… — Князь в отчаянии закрыл лицо руками, но тотчас же внезапно вскочил, выпрямился в полный рост и что было силы крикнул, глядя на усеянное трупами врагов поле под стеной. — Князь Ольг! Слышишь ли меня?! Будь ты проклят! Отринет тебя, Гореславича, родная земля! За погибель сотен, тысяч безвинных будешь ты держать ответ! И не будет к тебе снисхождения, не будет жизни! Обрушатся на рамена^[90] твои беды тяжкие! Будешь опозорен ты на века за крамолы свои бесчисленные и нескончаемые!..

Подоспевшие на выручку дружинники с восточной стены погасили огонь и отбросили половцев вниз.

Ближе к вечеру степняки отступили, рассыпались по полю и опять разожгли вокруг окольного города костры.

Князь, проверив сторожевые посты на стене, спустился по дощатой лестнице с заборола внутрь крепости. Возле котлов с варом хлопотали воины и горожане, рядом другие, завернувшись в плащи, предавались короткому отдыху. Владимир остановился возле одного из костров, устало присел на кошмы, огляделся вокруг. Внимание его привлекли раздававшиеся из темноты какие-то тихие нечленораздельные звуки — то ли рыдания, то ли всхлипы. Взяв в десницу факел, князь поспешил на звук.

Возле тела Година в серебрящейся кольчуге сидела немая полоцкая поленица^[91]. Рыжие волосы её были распущены, рукой в железной перчатке она закрыла лицо и тихо, почти беззвучно рыдала. Рядом лежал меч, свет факела выхватывал из темноты её ноги в кольчужных бутурлыках^[92].

Владимир долго молча смотрел на скорбь женщины, а в памяти его возникали картины прошлого. Вот они со Святополком и Арсланапой берут штурмом Полоцк, вот одинокий воин в булатной личине^[93] на крыльце княжеских хором отчаянно бьётся сразу с несколькими туровцами из Святополковой дружины, вот одолевают его, отбирают меч, срывают личину, и видит Мономах перед собой молодую женщину с огненно-рыжими волосами. Вот он решительно отвергает предложение Святополка казнить её, вот она в его шатре пытается броситься на него с засапожником^[94], он перехватывает её занесённую для удара длань, успокаивает, говорит, что не причинит ей лиха. Вот битва под Прилуками, его поединок с предателем Елдегой, и поленица убивает врага сулицей, спасая его, Мономаха, от верной гибели. И вот она возвращается из Новгорода, передавая в его руки подмётную Святополкову грамоту. И как она всякий раз с презрением морщит свой прямой тонкий носик, едва речь заходит об Олеге или о Святополке. Сейчас ей где-то лет тридцать шесть, ещё не стара, и сто́ит двух-трёх воинов, а то и более. Годин был её боевым соратником, вместе они и с погаными рубились, и в Новгород ездили с тайным поручением. Может, что и было промеж ними. О том не ему, Владимиру, судить.

Узнав князя, поленица сдержала рыдания, смахнула слёзы, вытерла дланью в перчатке нос, через силу слабо улыбнулась.

— Разумею, тяжко. Поутру похороним Година, как подобает. С отрочества моего он в дружине, много путей с ним вместях^[95] прошли, — глухо промолвил Владимир. — Ты покуда ступай передохни. Заутре новый бой нас ждёт.

Поленица послушно кивнула головой и поспешила в гридницу^[96].

Примечания

76

Выстрь — ныне Остёр, река в Черниговской области, приток Днепра.

77

Третьяк — район в юго-западной части древнего Чернигова.

78

Стрижень — река, впадает в Десну возле Чернигова.

79

Заборол — площадка наверху крепостной стены.

80

Давеча (др. — рус.) — недавно.

81

Ничтоже (др. — рус.) — ничего.

82

Окоём — горизонт.

83

Зихия — область на Северо-Западном Кавказе, в Средние века населённая племенами зихов, ныне территория между Гагрой и Новороссийском.

84

Матрахия — то же, что Тмутаракань и Таматарха.

85

Хазария — здесь имеется в виду область в Предкавказье и в Крыму, населённая иудео-хазарами, осколок разгромленного русскими войсками в X веке Хазарского каганата.

86

Сулица — короткое метательное копьё.

87

Тура — осадная башня.

88

Пόрок — осадное орудие, обитое железом бревно, таран.

89

Стряпать (др. — рус.) — мешкать.

90

Рамена (др. — рус.) — плечи.

91

Полени́ца (др. — рус.) — богатырка, воительница.

92

Бутурлык — доспех на ноги ратника.

93

Личина — защитная маска на лице.

94

Засапожник — нож, носимый в сапоге.

95

Вместях (др. — рус.) — вместе.

96

Гридница — помещение в княжеском тереме, где жили гридни.