Сезон огненных дождей

Олег Шовкуненко, 2010

Сражение на орбите Воларда завершилась вничью. Смертельные враги рухнули на пустынную, забытую богом планету. Они изранены и обессилены, но все еще живы, а значит, жестокая кровавая битва вскипит вновь. Кто победит в ней? Многотысячный, оснащенный самой современной боевой техникой гарнизон огромной космической станции или разрозненные плохо вооруженные группки повстанцев? Казалось бы, ответ очевиден. Однако существует одно "но". Повстанцев ведут в бой несгибаемые, закаленные в сражениях "Головорезы".Дизайн обложки: издательство "ЭКСМО", 2010 г.

Глава 3

От неожиданного вскрика Грабовский вздрогнул. Повернув голову, он вопросительно уставился на соседа по креслу.

— Эй, Микульский, ты чего?

— Опять эта хрень, — рядовой тяжело дышал. В тусклом свете дежурного освещения было видно, что на лбу у него поблескивают капельки пота.

— Работаем на износ, — лейтенант достал из-под сиденья флягу с тонизирующим коктейлем и протянул солдату. — На, вот, глотни. Полегчает.

Ян Микульский сделал пару глотков, вернул флягу, а затем с уверенностью заявил:

— Нет, не полегчает. И усталость тут ни при чем. — Ян невидящим взглядом уставился в пустоту. — Одно из двух, либо во время допросов мне основательно поджарили мозги, либо у меня едет крыша. Хотя второе может легко следовать из первого.

— Не мели чушь. На борту «Призрака» тебя ведь обследовали. Дэя обследовала. А ты ее знаешь, найдет, даже чего и нет.

— Тогда откуда это чертово привидение у меня в башке? Только-только начинаю кемарить, а оно тут как тут. Стоит и смотрит. Ничего не делает, только смотрит. Но взгляд этот, я вам скажу… — Микульский поежился, словно от ледяного пронизывающего ветра, — Чувствуешь себя аперитивом на пиру у вампиров.

— Рядовой Микульский приказываю выбросить глупости из головы и отдыхать. — Грабовский потрепал по плечу своего старого боевого товарища. — Если боишься спать, не спи. Просто закрой глаза, отключись и ни о чем не думай. Слышишь, ни о чем! Впусти в голову космический вакуум и держи его там как можно дольше, — командир подмигнул солдату. — Я так делаю всегда. Расслабляюсь после того, как вы, засранцы, меня окончательно достанете за день.

Обменявшись с Микульским мятыми улыбками, Грабовский встал и, пошатываясь в такт раскачивающемуся планетоходу, двинулся в направлении места водителя.

Пилотское кресло в спасательной шлюпке предусматривалось лишь одно. Места для остального экипажа располагались в кормовой части. Так что, если кому-либо из пассажиров во время движения вдруг взбредет на ум пообщаться с пилотом, то делать он это будет стоя, крепко вцепившись в аварийные поручни. Марк изобрел другой способ. Не долго думая, он уселся прямо на пол, опершись спиной о пульт управления. За окном непроглядная ночь и пялится туда все равно бесполезно, а вот лицо пилота прямо перед глазами. Пару минут он сидел молча.

— Долго будешь меня гипнотизировать? — Великий Мастер на мгновение оторвал взгляд от непроглядной мглы за бортом и глянул на друга.

— Пытаюсь понять, мое присутствие может привести к дорожно-транспортному происшествию или такому многоопытному водиле как ты способно помешать лишь внезапное извержение вулкана, землетрясение или цунами.

— Можешь остаться. Это не скоростной автобан на подъезде к Парижу. Ползти с бархана на бархан я могу даже с завязанными глазами.

— А темнота? Ты не хочешь все же включить фары?

— Добавить еще один демаскирующий фактор? Нет уж. Я и так все прекрасно вижу.

— Угу, — в знак согласия Марк кивнул. — С Микульским твориться что-то неладное. Галлюцинации. Боюсь, как бы он и в самом деле не съехал с катушек.

— Не похож он на шизофреника.

— Говорит, что постоянно видит какое-то привидение. Ты бы не мог забраться в его сны и пошерудить там, выяснить, что к чему, откуда эта зараза берется?

— Не пробовал, — Мастер призадумался. — Наверное, смогу. Вот сменюсь и сразу займусь.

— Сменишься? — Грабовский расплылся в ироничной ухмылке. — Да мы едем уже пятнадцать часов, а ты вцепился в рычаги мертвой хваткой, как бультерьер в глотку. Если помнишь, я уже два раза предлагал тебе поменяться.

— Меня что-то беспокоит. Что-то не так. — Мастер немигающим взглядом шарил по невидимым для Марка барханам.

— Что-то за бортом? — Грабовский всполошился.

— Что-то на этой планете.

— Какая новость! Именно из-за нее ты не даешь себе ни спуска, ни отдыха? — лейтенант расслабился. — С тех пор, как на планету рухнул город, здесь столько всякой нечисти: морунги, охотники, оборотни. Да эти уроды из «Архангела» могли черти-кого наплодить в своих лабораториях. Зная о таких соседях, любой начнет шарахаться даже от собственной тени.

Великий Мастер не ответил. Он все смотрел и смотрел вдаль, словно взглядом хотел пробить не только мрак ночи, но и время, и пространство. В зеленоватом свете, исходящем от приборной панели, Марк видел его неподвижное лицо. Черт побери, он никак не мог привыкнуть к этому кошмару. Твердая как сталь чешуя вместо волос, угловатое костное забрало вместо носа и щек. Все остальное — пластик и металл синтезатора дыхательной смеси. Марку вдруг нестерпимо захотелось кинуться к Мастеру. Когтями и зубами содрать, сцарапать, соскрести с него ненавистную маску сюрреалистического монстра. Вдруг произойдет чудо, и под ней откроется приветливое улыбчивое лицо его лучшего друга — Николая Строгова. Чтобы не выдать своей боли, Грабовский уставился в пол.

— Ник, ты когда-нибудь вспоминаешь о Земле, о доме? — Всплывшие в памяти черты Николая вызвали острый приступ ностальгии.

— О доме? — призраки Воларда так крепко завладели мыслями Строгова, что тот не сразу понял, о чем спрашивает его друг.

— Ну, да, о доме, — Марк подтянул колени к груди и совсем по-детски охватил их руками. — А вот мне все чаще и чаще начал чудится шум моря. Солнце, чайки, наша яхта…

— Девки в бикини, музыка, шампанское… — Николай хмыкнул.

— Нет, мама. — Грабовский даже не подумал обидеться. Он говорил ровно и задумчиво, как будто картинка и сейчас стояла у него перед глазами. — Она в легком белом платье, стоит, облокотившись о перила, и весело смеется. А мы с отцом сидим, свесив ноги с борта, ловим рыбу на удочку. Мне всего десять лет, и у меня ни хрена не получается, то леска путается, то наживка слетает. А мама подбадривает и подначивает устроить соревнование на лучшего рыболова…

Грабовский запнулся. Он словно вместо воздуха втянул в легкие плотную вязкую смолу, от которой ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— А я о своих стариках стараюсь не думать. — Едва слышно прошептал Мастер. — Даже если и выживу во всей этой катавасии, мне домой никак. Куда же я вот такой… — Строгов с такой силой стиснул оба управляющих джойстика, что его когти глубоко вошли в мягкий рифленый пластик.

— Ну, они, по крайней мере, хоть живы.

— Твой отец, скорее всего, тоже жив. — Николай произнес это очень тихо, можно сказать задумчиво.

— Что?! — Марк подскочил как ужаленный. — Ты смог?! Ты его отыскал?!

— У меня с твоим отцом, я бы сказал, чисто шапочное знакомство. Да и встречались мы давненько. Поэтому мне довольно сложно засечь его биополе. Но ты мой друг, и я изо всех сил пытался помочь…

Строгов умолк. Бесконечно долгую минуту он задумчиво смотрел на проплывающий за окном пейзаж. Ночь заканчивалась, и мир за бортом уже не казался таким непроглядно черным. По нему туманными призраками побежали первые бурые пятна.

— Несколько раз удавалось почувствовать что-то похожее на энергетическое поле твоего отца. — Мастер говорил медленно, словно в этот самый момент снова искал в бесконечных просторах вселенной слабый голос Грабовского старшего. — Однако всякий раз объект прерывал контакт. Он блокировался жестко и умело, как будто был готов к этому, как будто знал кто я.

— Что ты этим хочешь сказать? — мысли путались во всклокоченном мозгу Марка.

— Только одно — тому, о ком я говорю, есть что скрывать и он совсем не горит желанием излить мне свою душу.

Что за чертовщина! Грабовский попытался разложить по полочкам все сказанное другом. Пользуясь своими уникальными способностями, Николай пробовал наладить связь с отцом. Среди триллионов живых существ, населяющих нашу галактику, он нашел кого-то похожего. Ну и что из этого? Пока астральный контакт не стал двусторонним, даже Великий Мастер не может гарантировать что выбор сделан верно. Да, Николаю показалось, что объект знает о нем… Но это тоже еще ничего не значит. Мало ли в галактике причудливых живых существ. Может какие-то кайнозойские тушканчики именно так и реагируют на вторжение в свой мозг.

— Ты прав, доказательств маловато, — Строгов повертел головой разминая затекшую шею. — Я наверняка принял бы свою находку за очередную пустышку, если бы не одно «но». Дело в том, что мой «кайнозойский тушканчик» находится не где-нибудь на другом конце галактики, а именно здесь, на Воларде. В этом я уверен.

От такого удара у Марка потемнело в глазах. Он вдруг вспомнил, как аннигилирующие излучатели «Новой Невады» безжалостно палили по Амарилло.

— Когда…? — разведчик с трудом проглотил застрявший в горле воздух. — Когда ты чувствовал «его» в последний раз?

— Еще до начала боя. — Строгов старался не смотреть в глаза другу.

— А сейчас?! Попробуй сейчас!

Грабовский едва удержался, чтобы не кинуться к Николаю. Он готов был скандалить, требовать, умолять, стать перед другом на колени. Только бы тот сделал, только бы помог!

— А сейчас я ничего делать не буду, — голос Великого Мастера прозвучал непреклонно. — Не только я могу слышать, слышать могут и меня. Поэтому покуда мы сидим здесь, хилые, беспомощные и почти безоружные, я предпочитаю не высовываться.

Марк понимал, что Строгов прав. Но пытка неизвестностью была невыносима. Он должен что-то сделать.

— Доберемся до Амарилло, там и будем делать, — Великий Мастер читал мысли Грабовского как открытую книгу. — А сейчас, я тебя очень прошу, смени растерянно-интеллигентскую мину на что-нибудь более подходящее моменту.

— Этот город, — Марк не слышал друга, в его глазах заплясали свирепые хищные огоньки. — Мне кажется, он таит в себе зло всего мира.

— Я бы не делал столь поспешных и категоричных выводов.

— Ах вот как? — разведчик с вызовом вскинул голову, но тут же совладал с эмоциями. — Понимаю. Во мне тоже бушует внутренний протест. Ведь получается, что мы боремся против своих… против людей с планеты Земля. Но, Ник, «Архангел» это ведь далеко не вся Земля.

— Спасибо за информацию, а то я не знал, — Великий Мастер повернул к другу свое неподвижное сосредоточенное лицо. — Хочешь правду?

— Какую правду?

— Правду, которую нам всем следует понять и принять.

— И в чем же она состоит?

— А в том, что мы ни хрена не знаем, а следовательно ни хрена не понимаем. Лично я не могу однозначно сказать кто прав — кто виноват, кто плохой — кто хороший.

— И это говорит человек, потерявший в схватке с «Архангелом» практически всех своих товарищей, человек чье тело носит отпечатки этой войны, человек, у которого эти нелюди едва не отобрали любимую женщину!

— Я понимаю, ты бесишься из-за отца, — Николай добавил в свой голос примирительные интонации.

— Как представлю, что он гниет где-то там, в бетонных казематах под Амарилло… Не могу передать, что со мной начинает твориться. — Марк стиснул кулаки. — А более всего бесит собственное бессилие.

Оба друга замолчали. Они наговорили друг другу достаточно. Теперь в тишине каждый хотел осмыслить суть сказанного. Удивительно практический ум Грабовского тут же принялся изыскивать план проникновения в город. Все разговоры Николая — это лишь чистейшая теория, а вот отец он здесь, он рядом, он ждет помощи. Пока в голову приходило всего два варианта. Первый — проникнуть в Амарилло под видом какой-нибудь разведывательной или патрульной группы, возвращающейся после выполнения задания. Второй — сдаться в плен, а затем, находясь уже в городе, совершить побег. Что-то подобное уже проделали Микульский с Мартинесом. Если получилось у них, почему не получится у него? Только вот следует запастись некоторыми полезными штуковинами, незаметно вшитыми в комбинезон. Над списком именно таких шпионских принадлежностей как раз и размышлял разведчик, когда его окликнул Строгов:

— Марк!

— Чего?

— Что ты имел в виду, когда говорил, что Луизу едва не отобрали у меня?

— А она тебе ничего не рассказывала?

— Когда? Во время боя? Во время нашей головокружительной посадки? Или может, когда мы как очумелые гребли песок из-под брюха завязшего планетохода? За те пару суток, которые минули с момента нашей встречи, наедине мы оставались всего несколько коротких минут.

— Понимаешь, я сам особо не в курсе. Моришаль как то сказал…

— Хватит темнить. Раз начал, так договаривай.

— Ну, еще дома, на Корсике… — Грабовский терялся с чего начать, — Пока Луиза лежала в госпитале и находилась без сознания… Короче, туда и заявились агенты «Архангела».

— Стоп! Луиза была в госпитале, да еще и без сознания?! Что с ней произошло?! — В голосе Строгова слышалась нешуточная тревога.

— А ты готов это услышать и не перевернуть планетоход вверх тормашками?

— Говори.

По интонации друга Марк понял, что подготовил того к тяжкому испытанию.

— Она потеряла ребенка.

Грабовский внутренне подобрался, ожидая, что вот-вот придется уворачиваться от кусков вдрызг разбитой приборной панели. Однако, летели секунды, за ними ползли минуты, а Великий Мастер даже не шелохнулся. Он походил на робота, у которого от короткого замыкания расплавился главный процессор. Быть может именно аналогия с перегоревшим электроприбором и заставила разведчика заговорить первым. Протянув руку, он толкнул Николая в колено.

— Э… Ты в порядке?

— Ребенок… Я не подумал, что у нее мог быть ребенок. — Строгов говорил сам с собой. Это был бесстрастный голос человека, находящего под глубоким гипнозом.

Грабовский от удивления даже открыл рот. Он прекрасно знал своего друга. Благородный, чуткий, горячий сердцем рыцарь без страха и упрека. И вдруг полное отсутствие эмоций, причем по поводу таких ужасных и мучительных событий. Ведь речь идет не о ком-нибудь, а о его собственном ребенке. В душе Грабовского вскипело справедливое негодование.

— Ник, это был твой ребенок!

Разведчику стало не по себе, когда на него уставились горящие лазуритово-синие глаза.

— Плохо, очень плохо.

— И это все, что ты можешь сказать?

Марк не мог понять, что твориться с Николаем. Пару минут назад тот искренне волновался за свою подругу, был живым чувствующим человеком, и вдруг… Вдруг такая перемена. Ни дать, ни взять — Терминатор, Железный Дровосек без сердца!

— Она что-нибудь помнит?

— Не знаю, мы с Луизой это не обсуждали, — вопрос Мастера еще больше разозлил Грабовского.

— А что рассказывал Моришаль?

— Рассказывал, что Луиза как пушинки раскидала двух здоровенных амбалов и кинулась бежать. На ступеньках госпиталя Моришаль ее и перехватил. За ними была погоня, но ты ведь знаешь капитана… За рулем он бог.

Великий Мастер кивнул. Но сделал он это чисто автоматически. Судя по всему, мысли великого воина блуждали где-то очень далеко. Глядя на непроницаемое лицо друга, Грабовский не выдержал:

— Слушай, до тебя вообще дошло то, что я сейчас рассказал? Погиб твой ребенок, и твоя женщина сама чуть не отдала богу душу.

Марк специально делал акценты на словах «твой» и «твоя».

— Когда это произошло?

— Ну, ты совсем непробиваемый! — Марк всплеснул руками.

— Неужели будет лучше, если я стану расспрашивать об этом Луизу?

— Месяцев шесть-семь назад, если верить Моришалю. Да ты сам его спроси. Для тебя это ведь не проблема, телепат хренов!

— Шесть-семь месяцев… — Николай повторил вслух. — Тогда получается, что выкидыш произошел на пятом месяце беременности.

— Да твой это ребенок, твой! — Грабовский вдруг понял причину необычного поведения друга. — Ты что, Луизу не знаешь? Она же принцесса из старых сказок, честная и верная! — Чтобы рассеять последние сомнения Николая, лейтенант добавил, — И по срокам все сходится, ведь верно?

— То-то и оно, что верно.

Строгов рывком остановил планетоход и стал отстегивать ремни безопасности. Марк вдруг заметил, что у друга дрожат пальцы.

— Что случилось? — Грабовский стал подниматься на ноги.

— Садись за рычаги, дальше поведешь ты.

— Что случилось? — разведчик повторил вопрос, вцепившись в руку Мастера.

— Я должен собраться с мыслями и силами. Кажется у меня беда.

Ах, вот оно что! Чувства Николая мутировали точно также как и его тело. Огонь боли отчаяния и тоски бушевал где-то глубоко внутри. Это словно термоядерная топка. Снаружи ледяной металл, внутри всесокрушающее и всепожирающее пламя.

— Ник, возьми себя в руки. Ты нам нужен. Это все уже в прошлом. Вы с Луизой сильные. Вы вместе. Вы вынесете все испытания и все лишения. — Говоря это, Грабовский тряс Строгова, пытаясь привести в чувства.

— Спасибо, друг, — Мастер накрыл руку разведчика своей жесткой когтистой пятерней и горько улыбнулся. — Но скорее всего, самое страшное у меня еще впереди.