Грань

Олег Артюхов, 2023

«Грань – граница, предел, конт, край, кромка, конец и начало, черта раздела…». Толковый словарь Даля.Никто не знает, что случится с ним в следующий миг и куда его забросит чужая воля, почему-то называемая судьбой. Мог ли подумать 32-летний москвич Антон Латов, что причина и следствие, жизнь и смерть вдруг поменяются местами, а он окажется в центре невероятных событий…Фото на обложке моё из личного архива.

Глава 10

Наш маленький лагерь проснулся на рассвете от сырости и холода. Лично меня разбудила боль в боку от какого-то сучка. Я быстро поднялся, и последние крохи сна осыпались, словно роса с куста. Вот уж не ожидал, что на экваторе можно замёрзнуть, но, вспомнив, что мы находимся в глубоком ущелье на высоте двух верст, подумал, что сегодня, наверно, ещё довольно тепло.

Сходив «за угол», я по привычке размялся и сделал несколько растяжек, попутно объясняя спутникам для чего это необходимо. Гирсу, Лихур и Сагни присоединились к разминке, и я с удовольствием отметил, что ребята схватывают мои наставления буквально на лету.

Пока мы резвились, «старики» демонстративно занимались своими делами. Син старательно осматривал оружие, что-то ворча под нос. Акти, с усмешкой глядя на нашу возню, поднял огромный камень и проделал с ним несколько силовых упражнений. А Рахур с Нигиром, не обращая на нас внимания, неторопливо собирали наше немудрящее имущество и готовили завтрак.

Наскоро перекусив, мы набрали во фляги свежей воды и перед тем, как отправиться дальше, немного задержались, чтобы уточнить порядок движения с учётом угрозы нападения. Все согласились, что нависающие карнизы и скальные выступы, темнеющие глубокие промоины и расщелины, во всех смыслах подходят для засады, а посему решили держать уши востро даже на внешне безопасных участках. Сагни, Рахур и Син взяли под наблюдение правый склон, Нигир, Гирсу и Акти — левый, а идущий впереди Лихур и так вертел головой на 360 градусов.

Ущелье слегка изгибалось, повторяя речное русло, и каждым последующий поворот открывал взору удивительные виды источенных водой каменных пород. Эрозия придала каньону причудливые и живописные очертания, и я не смог удержаться, чтобы не сделать несколько снимков.

То и дело на пути попадались наносы плавника, иногда настоящие завалы из вырванных с корнем стволов, веток и лесного мусора. Ноги проваливались в сыпучей гальке, и постоянно спотыкались о валуны и вросшие коряги. Каждый шаг давался с трудом, но спасительная речная прохлада того стоила, и к вечеру мы отмахали два десятка километров. Когда заходящее солнце окрасило края ущелья в оранжевые оттенки, а внизу разлился полумрак, мы остановились на ночёвку.

Ходьба по галечнику утомляет невероятно, но я чувствовал заметно меньшую усталость, чем вчера. Наверно, стал привыкать и к местному климату, и к трудностям похода, и, если бы не отсутствие нормальной еды, то наше путешествие счёл бы вполне интересным и познавательным.

Сражаясь с расстоянием, словно с настырным соперником, мы упрямо шли вперёд, и к концу третьего дня по моим прикидкам преодолели первую сотню вёрст.

В полном соответствии с картой русло начало плавно отклоняться на юг. Ущелье заметно расширилось, и его стены стали пологими и испятнанными травой и кустами. Шум реки, от которого мы почти оглохли, стал тише, а вид вокруг изменился. За полосой галечника появились куртины травы, и даже небольшие деревья. В середине четвёртого дня ущелье расширилось, превратившись в зелёную долину, шириной с километр. Появилась и настоящая тропическая растительность: железные деревья, ироко, дубовые и ореховые рощицы с густым подлеском из кустарников, фикусов и разных лиан. Обходя заросли, мы двигались по открытым прогалинам, и я не уставал вертеть головой, наблюдая обилие разной летающей, бегающей и ползающей живности. Из-за пестреющей цветами и бабочками весёлой зелени лесных опушек раздавался жизнерадостный гомон птиц, которые то и дело перелетали с ветки на ветку, мелькая ярким оперением.

Благодушное настроение, навеянное райским видом, обрушилось вдруг и внезапно в три часа пополудни пятого дня пути. Едва мы перебрались через каменистый ручей и направились к опушке небольшой рощи, как оттуда донеслись исполненные гнева и боли крики разведчиков. Сломя голову я бросился на шум, слыша за спиной топот десятка ног.

Возле большого ветвистого дерева передо мной открылась картина только что разразившейся трагедии. В примятой траве судорожно дёргала лапами огромная пятнистая кошка с копьём в боку. Она блевала кровью, издавая невыносимую вонь. Чуть дальше, яростно скалился и громко огрызался другой леопард. Его вытянутые задние лапы не шевелились из-за перебитого ударом копья хребта, но передними лапами он всё ещё пытался дотянуться до лежащего метрах в пяти окровавленного Лихура, возле которого суетился Сагни.

Я бросился к Лихуру и понял, что дело дрянь. Рубаха на груди набрякла кровью, которая толчками вытекала из зияющей рваной раны на шее справа. На его груди и правом плече кровоточили глубокие разрывы от леопардовых когтей и зубов. Счёт пошёл на секунды и, как это всегда бывало в критических ситуациях, я отключился от всего мира и начал действовать спокойно, быстро и решительно.

Отстранив Сагни, я в первую очередь крепко прижал рану на шее ладонью. Рядом шлёпнулась моя сумка. Не поднимая глаз, я благодарно кивнул Нигиру. Достать тампоны, прижать их к шее, и притянуть ремнём через поднятую левую руку, было делом нескольких секунд. Тампоны мгновенно промокли, но кровотечение остановили. Не зная точно, каков объём циркулирующей крови у тиаматиан, я прикинул их пропорции относительно размеров людей, и предположил, что их сердца гоняли литров пятнадцать-семнадцать. За эти несколько минут Лихур потерял литра четыре-пять. Плохо, но не критично.

Я обработал раны на груди и руке, соединил края скобками, заклеил пластырем, попутно прикидывая свои дальнейшие действия. Отмыв руки от крови, я вытянул из сумки заветную коробочку. Боясь рассыпать бесценное средство, я осторожно достал два красных шарика, вложил их в рот раненого, влил глоток воды и придержал челюсть рукой. Конечно, тиаматиане, как и люди могут вытерпеть и пережить многое, но не больше. Что возможно, я сделал, теперь оставалось только ждать. Чего ждать? Наверно, чуда.

Я внимательно вглядывался в посеревшее лицо Лихура. Минуты через три лекарство начало действовать. Кожа слегка порозовела, и дыхание выровнялось. Раненый гигант открыл глаза и даже попытался встать. Я крикнул Рахуру и Нигиру, чтобы они придержали его руки и ноги, но вопреки моим опасениям моторного возбуждения не произошло. Угроза шока миновала. Лихур пришёл в себя, и я облегчённо вздохнул, поочерёдно вытирая испарину то ему, то себе. Глядя на меня в упор, Лихур просипел:

— Осторожно… Тут… полно… больших… кошек… Прыгают… сверху…

— Спасибо, Лихур, мы догадались. Лежи спокойно. Ты слегка ранен, и я тебе помогу. Скоро будешь, как новенький.

Заговаривая ему зубы, я продолжал работать. Пульс частый и слабый, но ритмичный. Хорошо. Говорит внятно и реагирует нормально. Ещё лучше. Теперь по правилам нужно было бы что-нибудь влить в вену, чтобы восполнить потерю крови. Но как? Чем? Чёрт бы побрал это дикое время. Немного поразмыслив, я попросил Рахура принести немного соли, бросил её во флягу и разболтал. Затем посадил рядом с раненым Нигира и велел ему постепенно и дробно выпоить Лихуру не меньше литра подсоленной воды.

Теперь, Сагни. Он терпеливо сидел рядом, придерживая правую руку исцарапанной и окровавленной левой. Что там у него? Левая рука исполосована когтями, но не глубоко. Ерунда. Сейчас обработаем. Так. А что с правой. Ага. Вывих плеча. Что? Споткнулся, упал. Ясно.

— Ребята, держите-ка его крепче.

Вспомнив травматологию, я упёрся ногой ему в подмышку, резко разогнулся и коротким сильным движением всего тела с поворотом вправил плечевой сустав, приготовившись к воплям, ругани и даже к удару по уху. Но Сагни лишь негромко застонал и скрипнул зубами. Молодец! Зафиксировав повреждённую руку повязкой, я дал ему красный шарик, и вскоре он заметно повеселел. С этим, порядок. Обработав царапины и пару ран, я перевёл дух, обернулся и машинально взглянул на часы. От момента, когда я увидел лежащего в крови Лихура, прошло чуть больше двадцати минут.

Подняв глаза, я обнаружил, что вокруг столпились все мои спутники. Син порывался, что-то сказать, но сдерживался и беспокойно теребил куртку. Я понял, что нужно разрядить ситуацию.

— Син, говори, не то слова прожгут тебе горло.

— Скажи, Антон, Лихур будет жить? Что нам сейчас делать?

— Прежде всего, нужно разбить лагерь. Син и Гирсу постарайтесь добыть дичь. Раз тут водятся леопарды, то должны обитать и травоядные: антилопы или косули. Это очень важно. Действуйте. Сагни присмотри за Лихуром. Акти и Рахур заготовьте дрова для костра, ветки и траву для ночлега. Вперёд. Теперь ты, Нигир. Сначала разведи костёр. Потом сверни несколько прутьев лозы кольцом и вставь в пустую сумку, чтобы получилась широкая горловина. Сумку хорошенько промой, а потом на треть набери свежей воды и низко повесь на крепкий сук поближе к костру.

Все разбежались по своим делам, а я подошёл к разгоревшемуся костру и погрузился в раздумья. Что же мне делать с Лихуром? Ломая голову над неразрешимой задачей, я не терял времени даром, вырезал две палки с роготульками и связал их, сделав подобие щипцов. Затем я бросил в костёр два десятка каменных голышей размером с кулак и вернулся к Лихуру.

Сменив Сагни у ложа раненого, я склонился над ним и внимательно осмотрел. Лихур лежал с закрытыми глазами на заботливо подложенном плаще и часто дышал. Посмотрев на часы, я рискнул дать ему ещё один красный шарик, и уселся напротив. Через пару минут дыхание раненого выровнялось, а лицо порозовело. Но теперь меня это не радовало, ведь передозировка стимулятора могла его убить.

От тревожных дум меня отвлёкли громкие голоса. Вернулись охотники с двумя косулями на плечах. Я попросил разделать добычу ниже по ручью, чтобы не привлекать в лагерь хищников. Однако тут выяснилось, что никто из моих спутников понятия не имеет, как свежевать дичь. Я, конечно, тоже не спец, но хотя бы представлял, что, к чему, а потому эту грязную работу пришлось делать именно мне. Надеюсь первый и последний раз. Смотрите, смотрите. Следующий раз ваша очередь.

Тщательно промыв мясо, я побросал куски в кожаную сумку с водой, которую Нигир подвесил рядом с костром, чтобы сварить мясо древнейшим способом. Изготовленными деревянными щипцами я ухватил в костре раскалённый камень и осторожно опустил в кожаный котёл. Вода зашипела и забулькала, нагреваясь. Первый камень вернулся в костёр, а в котёл опустился второй. И так далее. Вскоре вода закипела. Я отдал щипцы Нигиру, попросив его почаще помешивать варево, перемещая нижние куски наверх и непрерывно греть воду камнями. Он с восторгом принялся за дело.

Я вернулся к Лихуру. Всё тянуть больше нельзя, нужно как следует обработать рану и хотя бы приблизительно сделать ревизию. Я медленно снял жгут, а потом осторожно отлепил присохшие тампоны. Сказать, что я волновался, ничего не сказать. Я отчаянно боялся. Рана имела ужасный вид. Но действительно ли всё так плохо? Я раздвинул края раны, тщательно её осмотрел и убедился, что сонная артерия не задета. Господи, спаси и помилуй. Точно не задета! Уф-ф. Но откуда тогда пульсирующее кровотечение? Ага. Вот и вот. Повреждены сосуды поменьше. Хреново, но не смертельно. Затромбируются. Разорваны мышцы. Ерунда, срастутся. Заложив дренаж и заживляющий гель, я стянул и закрепил стиплером мышцы, а затем соединил рваные края. Прикрыв рану тампонами, я наклеил сверху прозрачную плёнку. Лихур молча терпел, изредка стонал и вздрагивал. Дав раненому «капсулу от лихорадки», я поднялся на ноги и перевёл дух. Всё, больше ничего сделать невозможно.

Устроившись рядом с Лихуром, я внимательно следил за его состоянием и между делом вырезал из толстой палки ложку, а из роготульки соорудил что-то вроде вилки. Не шедевр, конечно, но вполне сойдёт.

Прошла пара часов. По лагерю поплыл густой запах варёного мяса. Вся кампания, облизываясь, сидела вокруг котла и что-то тихонько обсуждала. Когда я заглянул в кипящее варево, они приподнялись и с любопытством через мою голову уставились в котёл. Я прикинул время. Два часа такой примитивной варки вполне достаточно. Ткнув «вилкой» в кусок мяса, я увидел, что оно уже пригодно для еды.

— Нигир, сорви пару десятков вон тех больших листьев и хорошенько промой их в ручье. А вы все, марш, мыть руки. Сейчас, братцы, вы попробуете настоящую еду для воинов. Садитесь поближе. Нигир, раздай листья вместо посуды.

Наделив каждого порцией варёного мяса, я его присолил и широким жестом пригласил всех к пиршеству, а сам вернулся к ложу Лихура.

По сравнению с сухим пайком мясо имело божественный вкус. За последние дни я впервые отведал нормальной еды, и, похоже, моим спутникам она тоже пришлась по нраву. Урча и причмокивая от удовольствия, они быстро расправились с новой для них пищей.

Встретившись глазами с Рахуром, я подозвал его, вручил ложку и велел понемногу поить раненого наваристым бульоном. Продолжая обдумывать ситуацию, я краем уха прислушивался к общей беседе, но вскоре мои размышления прервал Рахур, толкнувший меня в плечо. С хмурым видом он сообщил, что влил в Лихура бульона, сколько смог, но тот начал ругаться нехорошими словами и вместо благодарности пригрозил надеть кормильцу котёл на голову. Я криво улыбнулся и отпустил Рахура отдыхать, а сам занял его место у ложа раненого, сказав Сину, что подежурю первую половину ночи.

Тем временем быстро стемнело. На землю упала тропическая ночь, накрыв долину, лес и горы бархатным покрывалом звёздного неба. Утомившийся народ угомонился и засопел, закутавшись в мягкие плащи. Мерцающая чернота заполнила мир, и лишь наш маленький костерок храбро боролся с вселенским мраком, отгоняя тьму от спящих воинов. Пошуровав палкой в костре, я подбросил сухих веток и бесстрашный огонь, оживившись, опять отчаянно сцепился с темнотой. Я расположился у самого ложа Лихура и изредка наклонялся к нему, прислушиваясь к учащённому дыханию.

Лагерь беспечно спал, распространяя вокруг плотную гипнотическую волну. Стараясь прогнать подкрадывающийся сон, я несколько раз подходил к ручью и умывался прохладной водой. Однако усталость давала о себе знать, и незаметно подкравшаяся ласковая дрёма, тихо опутала волю, заставляя сознание балансировать между сном и явью. Сначала звуки леса и крики ночных птиц встряхивали моё угасающее сознание, но коварная ночь не сомневалась в победе и продолжала мягко убаюкивать. И вот уже, кажется, что звёзды, смеясь, заглядывают в глаза, лес ворчит и тяжело дышит туманом, и пытается что-то сказать болтливый ручеёк…

Утро встретило меня гомоном птиц и негромким разговором. Говорили сидящие у костра Син и Акти. Я всё-таки заснул и не заметил, как меня сменил Син. Разогнув затёкшую спину, я склонился к неподвижно лежащему с закрытыми глазами Лихуру. Вид его оставлял желать лучшего. За ночь лицо осунулось и посерело, а его частый и слабый пульс сразу опустил моё настроение до самой низкой отметки. Обработав раны больного, я подозвал Рахура и попросил покормить раненого.

Я умылся в ручье и хотел вернуться к костру, но увидел, что мои спутники столпились возле места вчерашней схватки. Подойдя к ним, я понял, что причиной сбора был второй леопард с повреждённым позвоночником. Сверкая глазами, в бессильной ярости он скалился и грозно рычал, а ребята обсуждали, добить его или нет. Я предложил оставить зверя в покое. Спорщики смолкли, вернулись к костру, расселись и, нехотя поглощая сухпаёк, мечтательно вспоминали вчерашний ужин и замечательный вкус мяса. Что ж, проблем нет, давайте питаться дичью. Что, что? Как это сделать? Очень просто. Примерно, как вчера, с разными вариациями. Поговорим об этом обязательно. Позже.

Честно говоря, в тот момент я не разделял гастрономических настроений ребят и ничего не мог поделать с паршивым настроением. Критическое состояние Лихура не выходило у меня из головы. И в подтверждение моих опасений подошёл мрачный Рахур и сообщил, что раненый напрочь отказался от еды и питья, и всё время лежит с закрытыми глазами.

Так! Всё! Время вышло. Смерть подачек не берёт. Лихур отчаянно балансировал на грани жизни и в любой миг мог свалиться за кромку. Нужно что-то делать.

И тогда я решился на эксперимент, о котором много думал прошлой ночью. Я понимал, что не время и не место для подобных опытов, но, если я не сделаю всё возможное, то не прощу себе никогда. Выхода нет. Надо рисковать.

Короче говоря, я хотел использовать силы сразу всех четырёх Стихий. Признаюсь, тогда я совсем не знал, что и как надо делать, и что из этого выйдет, а потому решил действовать по наитию.

Немного подумав, я собрал всю команду и сообщил, что собираюсь провести сложный ритуал и нуждаюсь в помощи. Все дружно закивали головами и по моей просьбе бросились освобождать от камней и всякого мусора участок земли на берегу ручья, а затем развели на его краю ещё один большой костёр. Затем они осторожно раздели Лихура догола, подняли на руки и положили на землю между костром и ручьём ногами к воде. Сделав это, они отошли на полсотни шагов. Скинув всю одежду до нитки, я взял свой тесак, положил его справа от Лихура под ладонь вытянутой руки, а сам лёг на спину по другую сторону от клинка и тоже положил левую руку на боевой металл.

Ощущая всем своим нутром журчащую под ногами воду и трепещущий над головой огонь, я закрыл глаза и погрузился в медитацию. Не зная что делать, я по очереди обратился ко всем Стихиям с отчаянной просьбой помочь Лихуру.

Не прошло и минуты, как я почувствовал исходящую из глубины земли нарастающую низкую вибрацию, словно оттуда донёсся отзвук биения бессмертного сердца планеты. Резонанс начал сотрясать меня и загудел в голове, как призывающий набат. Я вышел из своего тела и одновременно видел, что происходит со всех сторон и изнутри. От костра и воды поднялись два вихря и соединились над нами, слившись в оранжево-голубой смерч. Затем металл клинка потёк и тончайшим слоем покрыл наши тела, превратив их в блестящие статуи. Могучий ритм пронизывал всё моё существо, которое начало утрачивать индивидуальность и растворяться в пространстве. Усилием воли я сосредоточился на Лихуре, но не увидел его. Там, где он лежал, словно электросварка, полыхал извивающийся клубок разноцветных молний. Из последних сил удерживая сознание, я вгляделся в центр ослепительного пламени и вместо Лихура увидел огромного, сверкающего металлом леопарда. В тот же миг меня захватил и унёс вихрь энергий, и я провалился в спасительное безмолвие.

Сколько я отсутствовал, не знаю, но из небытия меня вернул приглушённый расстоянием крик. То, что осталось от меня, не имело сил не только открыть глаза, но и глубоко вздохнуть. Да, и вообще, я сильно сомневался, весь я тут или не совсем. Однако спустя секунду я почувствовал своё буквально приросшее к земле туловище, ещё через мгновение разобрался в своих руках и ногах, обнаружив их на привычных местах. Разлепив веки, я скосил глаза и увидел, что тело наполовину ушло в землю. С невольным стоном я выдрал себя из земного ложа, пошатываясь, поднялся и медленно огляделся.

Мои спутники, молча, замерли поодаль, а взъерошенный Лихур сидел рядом, сжав голову руками. В землю впечатались глубокие и чёткие слепки от наших тел, и их поверхность по виду напоминала обожжённую керамику с посветлевшим, будто усыпанным пеплом контуром. Вместо костра осталось пятно золы с двумя выжженными дорожками. А там, где находились наши ноги, у воды образовались большие промоины. От лежащего между нами клинка осталась лишь костяная рукоять и небольшой огрызок лезвия. Остальной металл исчез.

Озираясь вокруг, я никак не мог свести концы с концами. На первый взгляд, вроде бы всё получилось, поскольку у ручья сидел живой и с виду здоровый Лихур. С другой стороны, вокруг присутствовали непонятные следы неведомых событий. И хотя я сам затеял всю эту кутерьму, теперь терялся в догадках. Дрожа от слабости, я шагнул к ручью, склонился и плеснул в лицо водой. Поднявшееся солнце ощутимо припекало голову и плечи, но почему-то меня начал колотить озноб. Сдерживая противный стук зубов, я подсел к Лихуру и сразу же увидел, что повязка исчезла, а от страшных ран на его шее и груди не осталось и следов. Я удивился и искренне обрадовался такому поразительному результату, забыв даже про озноб. Но тут меня ожидало новое потрясение, от которого я вообще всё забыл. Лихур поднял голову и взглянул на меня. Его огромные когда-то синие глаза лучились яркой жёлтизной, рассечённой вертикальными зрачками! Похоже, он тоже ещё не пришёл в себя и мало что соображал. Стараясь держаться уверенно, я положил ему руку на плечо и спросил:

— Ты, как?

— Ничего не понимаю, словно меня разобрали и собрали заново. Странная смесь лёгкости, силы, смертельной тоски и радости, ощущение нереальности происходящего и много новых чувств, — задумчиво и тихо ответил Лихур, как бы прислушиваясь к самому себе. Я обернулся, и, сморщившись от накатившей головной боли, махнул рукой всем остальным. Они осторожно подошли и застыли метрах в пяти.

— Что-то, братцы, вы сегодня молчаливые? Всё получилось. Лихур жив и здоров. И мы завтра можем отправляться в путь.

Ребята медленно приблизились и окружили умывающегося в ручье Лихура, а Син подошёл ко мне. Озабоченно потирая ладонью лоб, он тихо произнёс:

— Антон, мы знали, что ты необычное существо, но то, что мы только что видели, могло потрясти кого угодно, — он тронул меня за плечо и открыл рот, чтобы продолжить, и в этот момент Лихур поднялся на ноги, продемонстрировав в одном длинном движении текучую грацию и пластику. Что-то неуловимо знакомое. Он повернулся, улыбаясь и искренне радуясь солнцу, запахам леса, близости верных друзей, и уже открыл рот, намереваясь что-то сказать, и тогда всем стали видны его широко распахнутые глаза. На мгновение Син замер с открытым ртом, потряс головой и, уставившись на друга и заикаясь, прохрипел, слегка отшатнувшись:

— Лих-хур! Твои г-глаза! Стали жёл-тыми, а з-зрачки к-кошачьими!

Окинув взглядом ошеломлённых ребят, Лихур забеспокоился, подошёл к ним, и, хватая их за руки, спросил:

— Син, Акти, Рахур, вы чего? Антон обещал меня подлечить и подлечил. Я здоров и силён, как леопард…, — споткнувшись о промелькнувшую догадку, он вдруг осёкся, втянул голову в плечи, оглянулся на меня, затем бросил пронзительный взгляд туда, где лежали мёртвая и раненая лесные кошки. Теперь оба леопарда были мертвы. Двигаясь по большой дуге, Лихур медленно подошёл к только что умершему зверю, встал на колени, приподнял его голову двумя руками, и внимательно всмотрелся в остекленевшие синие глаза. Остановившись неподалёку, мы окружили Лихура, не мешая ему осознавать факт необратимой перемены. Не поднимая головы, он тихо обратился ко мне:

— Произошло то, о чём я думаю?

— Скорее всего, да, — вздохнул я. — Но я тут не при чём. Во время ритуала рядом оказался мощный посторонний фактор. Каким-то непонятным образом жизненная сила умирающего леопарда повлияла на процесс. Успокойся и расскажи о своих ощущениях. Тебя что-то беспокоит?

Лихур замер, прислушиваясь к себе, затем встряхнулся, лёгким пружинящим шагом прошёлся туда-сюда, потянул носом воздух и ответил:

— Появилось много нового. Чувства обострились. Много новых звуков и запахов. Знаю чьих. Вижу то, что раньше не замечал. Знаю, как добыть дичь. Ничего не беспокоит. Я стал другим, и… мне это нравится. Спасибо, Антон, я твой должник.

«Что-то слишком много у меня развелось должников», — проворчал я себе под нос, и, превозмогая слабость, сказал:

— Выздоровел, и молодец. Отдыхай и изучай себя, авось пригодится.

Отвернувшись от Лихура, я тут же натолкнулся на встревоженные глаза моих спутников и настороженный взгляд Сина. Так, понятно. Нужно срочно объясниться, иначе неизбежно возникнет отчуждение. Окинув ребят взглядом, я честно без всяких ухищрений ответил на их немой вопрос:

— Что тут объяснять. Я сам толком ничего не понял. Мне показалось, что так надо сделать, и я сделал.

Затем я коротко рассказал, что происходило во время ритуала. Мужики внимательно вслушивались в мои слова и, скорее всего, не поверили и ничего не поняли. Они не скрывали удивления и испуга от моего рискованного опыта, но «результат» эксперимента целый и невредимый нетерпеливо вертелся рядом, а потому им ничего не оставалось делать, как смириться и успокоиться. Избегая опасной паузы, я попросил Сина описать его наблюдения, и услышал вот что:

— Сначала мы почувствовали едва заметную дрожь земли, затем начались подземные толчки. Грунт стал мягким и текучим, будто земля вздохнула и начала оседать. Мы поспешно отскочили подальше. Затем огонь из костра и вода из реки начали стелиться, обволакивая ваши тела и накатывая разноцветными всплесками. Начал светиться клинок, на котором лежали ваши руки. Свечение металла вскоре слилось с радужным ореолом от огня и воды и накрыло вас сплошным куполом. И тут же из самого его центра метнулась яркая фиолетовая молния. Раненый леопард издал жуткий рёв и рухнул замертво. Глаз еле успел заметить, но я точно видел, что та же молния вернулась обратно. Вскоре свечение угасло, мерцающий ореол с треском и шипением распался, оставив над вашими телами облако пара. Мы уже не ожидали увидеть вас живыми, но тут Лихур сел, а потом встал и ты.

Потирая лоб, Син закончил рассказ и уставился на меня. А мне, честно говоря, было совсем не до его сомнений и опасений из-за навалившейся неимоверной слабости. Переминаясь на ватных ногах, и с трудом ворочая языком, я обратился к нему, вернее, невнятно промямлил:

— Сегодня отдых… завтра… утром уходим… Син… караул… сам…

Не в силах бороться со сном, я завалился тут же на тёплую землю, и не видел, как ребята бережно подняли меня, завернули в плащ и уложили на подстилку из мелких веток и травы. Всего этого я не помню, зато хорошо запомнил продолжение моего прошлого сна.

…Несчётное время я находился в башне, казавшейся изнутри бесконечной. Перед глазами прошли прожитые годы, которые я разложил на секунды, а затем досконально их осмыслил. Сотни неприглядных дел и десятки смертных грехов встали передо мной, и я раскаялся в них. Не смотря на то, что меня никто не удерживал, а ворота были широко открыты, я сам не желал уходить и уносить с собой тяжесть прошлых проступков. С обеих сторон наверх вели широкие шикарные лестницы, ведущие к вершинам человеческого тщеславия. Я слушал доносящиеся сверху звуки бурной жизни и ясно сознавал, что мне там делать нечего. И лишь, когда последний мой грех растаял, я покинул башню и зашагал в сторону освещённого молниями холма.

На вершине на камне сидело безобразное существо с одновременно отвратительной и обаятельной мордой. Оно дунуло в мою сторону, и меня обдал вихрь раскалённого воздуха, способный вышибить дух из кого угодно. Но, как ни странно, дух остался со мной, но из меня вылетели последние самые потаённые пороки и недостатки, и появилась необыкновенная ясность. Существо нахально и сочувственно ухмыльнулось и развело руки, предлагая мне два противоположных пути. Правая рука указывала на реку, из-за которой я пришёл, а левая на два больших литейных ковша. Над этими котлами возвышалась фигура ангела. Яркий свет из его глаз плавил серебро в верхнем котле, из которого жидкий металл перетекал в нижний.

Я поёжился, глубоко вздохнул и с размаху бросился в клокочущее серебро. Моё тело и мой разум распались на атомы, и лишь неуёмная душа удерживала их воедино. Затем струя расплавленного металла перенесла меня в нижний ковш, где я чудесным образом вновь сложился в себя самого. Теперь моё тело и разум были абсолютно чисты.

Вновь обретя тело и чувства, я обнаружил себя стоящим на уходящей вдаль дороге…

Глава 11

Как выяснилось позже, я беспробудно проспал двое суток, погрузившись в фантасмагорию сна, в котором причудливо переплелись события моего и чужого прошлого с событиями будущими.

Пока я дрыхнул, Лихур снял с леопардов шкуры, выскоблил их, вымыл и вычистил мездру. Долго натирал золой, скоблил, мял и снова натирал сырые шкуры, растягивал и сушил в тени деревьев и снова натирал и мял. Ребята ему не мешали и лишь с любопытством наблюдали за другом, недоумевая, откуда он знает, как надо выделывать шкуры. Когда я проснулся рано утром третьего дня, Лихур щеголял в леопардовой накидке и странном головном уборе, сделанном из куска льняной ткани и леопардовой шкуры, которая козырьком нависала над глазами, двумя гребнями закрывала голову и ниспадала на плечи.

Очнувшись, я испытал необыкновенный прилив сил и такой жуткий голод, что готов был жевать траву. Слава богу, до этого безобразия дело не дошло, поскольку меня ждал шикарный завтрак. Оказывается, накануне Син завалил ещё пару косуль, а Нигир, освоивший профессию первобытного повара, сварил мясо известным способом. Разместившись вокруг костра, мы плотно позавтракали, обсудили и уточнили маршрут. Перед тем, как покинуть лагерь, я не удержался и заснял на камеру отпечатки тел на земле и все оставшиеся следы ритуала преображения Лихура.

Не дожидаясь жары, мы выступили обычным походным порядком: впереди Лихур и Сагни, за ними Рахур и Нигир, я шёл за Сином, сзади тенью двигался Гирсу, и замыкал колонну громадный здоровяк Акти. Проходя мимо злополучного дерева, я оглянулся и на месте смерти леопардов увидел пирамидку из больших камней. Как видно, Лихур отнёсся к происшествию серьёзно. Лишь бы не слишком. Идущий впереди Син обернулся, встретился со мной глазами, чуть кивнул головой и прибавил шагу.

Просторную долину обрамляли две горные гряды. Слева утреннее солнце высвечивало макушки дальних высоких гор, погрузив их подножия в тёмно-синюю тень. Справа, с ближних покрытых растительностью склонов тут и там каскадами стекали потоки, обрамлённые густой зеленью травы и кустарников. Экваториальная жара здесь не докучала из-за тени от деревьев и близости воды. Повсюду буйствовала первозданная природа, наполненная суетой разной живности. Однако любоваться разнообразием и красотой местных флоры и фауны приходилось исключительно на ходу. Мы торопились наверстать трёхдневную задержку, благо относительно ровная местность позволяла идти быстро. К вечеру, пройдя около 50 километров, мы вышли к невысокому вклинившемуся в долину известняковому массиву, испещрённому гротами и пещерами.

Отыскивая место для стоянки, наши разведчики исследовали несколько пещер и выбрали одну с удобным входом, просторным овальным залом и ровным песчаным полом. Неподалёку из расщелины струился чистый и прохладный источник, что окончательно определило наш выбор, и мы начали устраиваться.

В предвкушении нормального отдыха в удобном и по-своему уютном пространстве я начал насвистывать бодрый мотивчик. Однако при этом меня несколько смущало одно обстоятельство. Дело в том, что, выбирая место ночёвки, Лихур обнаружил неподалёку несколько отвратительно пахнущих пещер. Не желая подвергать отряд ненужной опасности, я предложил их осмотреть и уточнить, кто в них обитает. Как известно, инициатива наказуема, поэтому именно мне и пришлось взяться за эту грязную работу.

Прихватив копьё, я направился вдоль заросшего травой и мелким кустарником каменного обрыва, и за мной тенью двинулся Гирсу. Через сотню метров пахнуло гнилостным смрадом, а ещё через десяток шагов за обломком скалы открылся вход в подозрительную пещеру. Я кинул внутрь пару камней, прислушался, и, не дождавшись ответа, махнул Гирсу, приглашая его внутрь. Он страдальчески сморщился, отрицательно покачал головой и остался в полной боевой готовности у входа.

Превозмогая отвращение от тошнотворной вони, я забрался в пещеру. Вокруг валялись целые и разбитые кремнёвые булыжники, смятые кучи мелких веток и свалявшейся травы, а у дальней стены громоздилась груда гниющих шкур, потрохов и костей. Навскидку здесь находились останки не менее сотни жертв. Бегло осмотрев несколько черепов, я увидел, что все они одинаково проломлены одним ударом в теменной области. Но в пещере явно обитали не хищники, которые никогда не тащат добычу в своё логово, а всегда пожирают на месте. На многих расщеплённых трубчатых костях имелись следы зубов и ударов камнем. Ага. Похоже, кости дробили вот таким обломком. Один край кремниевой гальки довольно ровно отбит, а острый скол выщерблен от ударов. Вот и большая бедренная кость, перепачканная почерневшей засохшей кровью на выступающей головке.

Я уже догадался, кто жил в этом гадюшнике, но хотел убедиться наверняка. От невероятной вони буквально слезились глаза, и, выбравшись на воздух, я откашлялся и с наслаждением отдышался. Затем я увлёк Гирсу в сторону, и мы затаились неподалёку от входа.

Ждать пришлось недолго, и вскоре из-за растущих вблизи деревьев осторожно выглянула пара косматых особей. Озираясь и переминаясь на ногах, они выбрались из зарослей и начали издавать гортанные звуки.

Эти неудачные пародии на людей имели сутулые широкие фигуры. Бурая свалявшаяся шерсть покрывала почти всё их тело кроме надплечий, боков, живота, низкого лба и носа. На косматой голове из-под выступающего козырька надбровных дуг настороженно сверкали глубоко посаженные глазки. На мордах с приплюснутыми носами выделялись широкие рты с узкими губами и крупными жёлтыми зубами. Их несоразмерно длинные и мускулистые руки раскачивались из стороны в сторону.

Самец истошно завопил и угрожающе вскинул большую тёмную кость, подобную той, что валялась в пещере. Всё правильно. Этой самой дубиной лохматый парень и крошил черепа своей добычи. Так вот ты какой, мой вероятный предок. А может и не мой, а может и не предок. Всё равно красавец. Интересно, сколько их шныряет по окрестностям?

Полюбовавшись на ухватки и ужимки эректусов, и сделав десяток снимков, я решил объяснить им, что мы не добыча, и, что им придётся искать другое укрытие подальше отсюда. Однако, вопреки ожиданиям, питек не испугался. Напротив, он среагировал серией резких жестов, гулкими ударами в грудь, оскаленным ртом и громкими воплями. Похоже, этого урода на горло не возьмёшь. Надо действовать по-другому. Убивать его не хотелось, поэтому я срезал тесаком пучок длинной сухой травы, зажёг и вышел вперёд, размахивая этим факелом. Когда эректусы увидели огонь, то отчаянно заверещали и бросились наутёк, ломясь сквозь заросли. Всё правильно. Они звери, а все звери боятся огня.

Вернувшись к нашему гроту, я увидел, что мои спутники уже обосновались, оборудовали удобное ложе из мягких веток и травы, развели костёр и готовили жаркое.

Ужин, как всегда, прошёл весело и сопровождался оживлённой беседой и взрывами смеха. Такие беседы уже вошли в обычай. Из них я узнал много нового об удивительном мире гигантов, и сам что-то рассказывал им о своём времени. Однако сегодня мы сразу же споткнулись на… футболе.

Случайно обмолвившись об этой человеческой забаве и страсти, по настоятельной просьбе слушателей я подробно рассказал, а потом и показал, что это такое. Из косульих шкур и травы я быстро скрутил импровизированный мяч, и вскоре мы четверо на четверо начали азартно гонять этот мягкий комок по ровной песчаной площадке перед пещерами. Споры, жесты и крики практически не отличались от таковых на любой московской площадке, где мальчишки играют двор на двор. Глядя на яростно спорящих Лихура и Нигира о том, был гол или не был, я вдруг понял, что рухнул последний, едва заметный барьер между мной и ими. Я никогда не чувствовал себя так уверенно и спокойно, и точно знал, что они меня не подведут и не продадут, выручат и спасут.

Почти стемнело, когда Син прекратил игру и разогнал спорщиков. Они нехотя улеглись, но продолжали потихоньку переругиваться, выясняя отношения. Прикрикнув на них, Син сменил караул и улёгся спать, притиснув меня к Гирсу.

Среди ночи я проснулся от страшного грохота. Взгляд сразу упёрся в сплошную стену дождя, в которой отражался свет от горящего у входа костра. Мама дорогая! Теперь я понимал, что означала фраза «разверзлись хляби небесные». Неподалёку от входа спокойно сидел Акти и подбрасывал в костёр дровишки, я подошёл и встал рядом, таращась наружу. Жуткий громовой удар разбудил и моих спутников. Некоторые из них, закутавшись в плащи, присоединились ко мне. Я во все глаза смотрел на разгул непогоды и про себя радовался, что именно сегодня мы заночевали в надёжном укрытии. С другой стороны — я не знал, как долго будет идти дождь. Тропический ливень мог длиться час, а мог и месяц. Стоящий рядом Син будто прочитал мои мысли и, не поворачиваясь, сказал, что сезон дождей закончился в конце весны, и вряд ли этот дождь затянется надолго.

Гроза находилась прямо над нами, и я уже начал сомневаться в благополучном исходе, глядя на свирепое буйство природы и на подступившую к самому входу воду. Исчерченный ливнем ночной мрак непрерывно разрывали яркие разряды молний, сопровождающиеся оглушительными раскатами грома. Ослепительные вспышки электрического света разгоняли непроглядную тьму и на мгновение выхватывали из темноты скалы, деревья и падающую стену воды.

Мне стало не по себе, но, оглянувшись, я увидел, что мои спутники беззаботно укладываются спать. Я недоуменно поскрёб затылок, но тут же догадался, что для них подобная истерика природы — не событие, а вполне обычное явление. И действительно, через четверть часа гроза пошла на убыль. Беззлобно ворча, Син отправил Акти отдыхать, и на его место посадил Гирсу. Оставшись в одиночестве, я поплотнее закутался в плащ, недолго потоптался у входа, и тоже отправился досыпать. Осторожно втиснувшись между уже задремавшими гигантами, под шум дождя и звуки уходящей грозы я провалился в глубокий и спокойный сон.

Очнувшись на рассвете, я нехотя стряхнул затухающие отголоски сна, смешавшиеся со звуками раннего утра. Восходящее солнце чуть высветлило в проёме входа стелющийся туман. Я лежал на спине и блаженно жмурился, наслаждаясь щебетанием птиц и пьянящими запахами леса.

Приподнявшись на локте, в полумраке пещеры я увидел, что сидящий у прогоревшего костра Гирсу привалился к стене и клюёт носом. Ничего не скажешь, хорош страж. Я уже хотел откинуться назад, и тут мне померещилось какое-то движение над его плечом. Я напряг глаза и в расщелине разглядел плоскую голову большущей змеи. Остатки сна, как ветром сдуло.

Я протянул руку за голову, вытянул из ножен тесак и, метнувшись к уже очнувшемуся Гирсу, отсёк гадине башку. Он вытаращился на меня, и не знаю, что его больше потрясло, мой бросок с тесаком или вид обезглавленной трёхметровой змеюки, которую я вытянул у него из-за плеча. Гирсу с минуту глазел, то на меня, то на змею, а потом, передёрнув плечами, с воплем отскочил в сторону. Из глубины пещеры грохнул смех проснувшихся от нашей возни гигантов.

Бросив змею к ногам Рахура, я попросил его разделать добычу и зажарить на палочках, а сам выбрался наружу.

Свежий насыщенный озоном воздух опьянял. От ночного потопа остались только мелкие лужи, которые буквально на глазах исчезали в песчаном грунте. Под лучами солнца туманная дымка быстро испарилась, и умытая небесной водой зелень засверкала на утреннем солнце всеми оттенками от изумруда до салата. Отличное настроение разбудило эмоции, взбодрило и добавило сил. Наверно что-то подобное испытывали и мои друзья.

После завтрака, мы уже начали сворачивать лагерь, когда из ближайших зарослей вынырнул Лихур. Как выяснилось, по просьбе Сина он до рассвета отправился на разведку местности. Отдышавшись, Лихур стянул насквозь промокшую рубаху, набросил на плечи свою меховую накидку и сообщил, что примерно в километре отсюда русло реки сворачивает на юг. Это означало, что с этого момента мы расстаёмся с рекой Лаки.

Я вытащил медную пластину с картой, сориентировал её по компасу и взял азимут на торчащий на горизонте пик Кири. После недолгих сборов наш маленький отряд покинул место ночёвки.

Пройдя через редкий лес, ближе к полудню мы поднялись на невысокий плоский холм, с которого мы впервые разглядели синюю затуманенную вершину с белой шапкой снега на макушке. Действительно, гора Кири ориентир, что надо. Однако по моим прикидкам до неё нам предстояло топать не меньше трёх дней, да и то при условии, что будем поторапливаться. Подумав об этом, я вдруг поймал себя на мысли, что меня больше не затрудняет поход сам по себе. Я настолько хорошо приспособился к новым обстоятельствам, что проблемы первого дня пути теперь казались смешными.

С приличной скоростью мы шагали по ровным участкам между зарослями и каменистыми холмами, покрытыми куртинами травы и невысоких кустарников. Однако иногда в распадках лес густел и смыкался сплошной стеной, и тогда нам приходилось прорубаться сквозь переплетённые заросли и висящие в воздухе корни.

Вспоминая то, что мне известно о тропических лесах, среди множества железных деревьев я узнал ореховое дерево, зебрано, мощный падук, коренастые африканские дубы и стройные гевеи, а пару раз нам встретились скопления драгоценных эбенов. Кроны некоторых деревьев пестрели заманчивыми россыпями плодов, но лазить по веткам у нас не было ни времени, ни желания, а внизу незрелые зелепухи не вызывали никакого аппетита.

В более низких и влажных местах стали появляться мощные и высокие, опутанные фикусами, лианами и мхами деревья, в кронах которых прыгали зелёные мартышки, с криком и воплями разбегающиеся при нашем приближении. На одной из полян мы вспугнули стайку саблерогих антилоп, метнувшихся вдоль прогалины и потревоживших пару дикобразов, недовольно прошелестевших длинными иглами. Невероятное разнообразие лесной жизни поражало воображение.

Под впечатлением от красоты здешней природы, я непрерывно вертел головой, пытаясь всё запомнить, и не уставал нажимать на кнопку фотокамеры. Отыскивая ракурс, я частенько останавливался, за что расплачивался ушибленными ногами, когда идущий следом Гирсу с разбега на меня натыкался. Смиренно выслушивая ворчливые замечания Сина, и потирая ушибленные конечности, я всё рано продолжал украдкой делать снимки.

Не смотря на высокий темп движения, по ходу мы всё-таки умудрялись общаться и делиться впечатлениями. Однако только вечером на привале мы могли подробно и спокойно поговорить, если, конечно, не гоняли «мяч» на подходящей полянке.

Путь до горы Кири занял трое суток. И, чем ближе мы подходили к подножию этой громадины, тем сильнее меня охватывала тревога. Гигантский потухший вулкан взметнулся слева, закрывая полнеба, и где-то впереди начинался проход между его подножием и Жёлтым озером.

Хорошо понимая размер опасности, я не рискнул под вечер втягиваться в узкий коридор, и предложил своим спутникам разбить лагерь примерно в миле от злополучного прохода. Никто не возражал, и мы провели тревожную ночь в скальной расщелине, не разжигая огня. Предчувствуя реальную угрозу, гиганты долго возились с оружием, перекладывали снаряжение, латали одежду и тихо переговаривались, вспоминая разные боевые эпизоды.

Я понимал, что стражей не требовалось поучать, но на мне лежал огромный груз ответственности, и, чтобы хоть немного разрядить напряжение, рано утром перед выступлением я решился сказать несколько слов:

— Друзья мои. По воле судьбы мы оказались вместе. Вы пошли за мной, совсем не зная меня, и я хочу вам сказать: пока я жив, вы можете на меня рассчитывать. Впереди нас ждёт неизвестность, а может и вечность. Прошу об одном, вспомните все мои наставления, и знайте, вы лучшие воины этого мира. Будьте спокойны и храбры, но попусту не рискуйте. Присматривайте друг за другом и выручайте без промедления. Главное ваше оружие — это сила духа, вера в победу и крепкое плечо друга. Возможно, наши опасения не подтвердятся, и тогда по ту сторону коридора мы посмеёмся над ними. А пока спокойствие, внимание и мужество.

По команде Сина вперёд пёстрой тенью метнулась леопардовая накидка Лихура, мы чуток подождали и попарно отправились следом. Первыми двинулись Рахур и Нигир, за ними Син и Сагни, потом я, а замыкали строй Гирсу и Акти.

Редкий лес остался позади, и открывшееся впереди ровное пространство стало заметно сужаться, и я сразу понял, в чём заключалась опасность, о которой предупреждал Лихур. Между обрывистыми скалами подножья горы и заросшим тростником и папирусом болотистым берегом вдаль уходила узкая полоса ровной и твёрдой земли шириной примерно полсотни шагов, а в местах каменных осыпей этот проход суживался вполовину. Поистине, вторые Фермопилы.

Я тихонько свистнул, предупреждая воинов о полной боевой готовности. Но учёного учить, только портить. Мужики и сами знали, что нужно делать. По команде Сина они остановились, скинули и убрали в сумки куртки и полушляпы. Повязав потуже головные платки, они сдвинули ножны с тесаками вперёд, и на левые руки по моему совету накинули дорожные плащи. Сумки стражи повесили сзади на черенки копий, что позволяло одним движением избавиться от поклажи. Я тоже скинул куртку и шляпу, оставшись только в тельняшке, снял с шеи всё кроме крестика, аккуратно всё свернул и убрал в мешок.

Конец ознакомительного фрагмента.