ПатоГен

Оксана Останина (2024)

Хадис, переживший «взрывную» чуму, не верит, что в мире остался один только город Insula salutis (Остров спасения). Животные уничтожены, растения выжжены, вода упакована в трубы, бетон — гарант безопасности. Но Хадис чувствует несостыковки. Город окутан ложью. Доказательство — игуана, сбежавшая от умершего соседа. Посетив квартиру покойника, Хадис понял: его обманули. Растения не опасны, животных можно спасти. Остается пойти против системы, докопаться до правды и спасти погибающий мир.

Глава 3

Боясь обернуться, Хадис шёл дальше, сделал пару шагов и уткнулся лбом в землю.

— Куда это ты собрался? — послышался над головой хриплый голос.

— Турист непустой, с батареей, — усмехнулся другой.

Хадис силился встать, но не мог. Уставшее тело болело. Приятно лежать на земле, покрытой травой. Только сейчас он осознал, что бетонка исчезла. Всё было не зря. Вернётся к семье, заберёт их в чудесное место, где всё ещё есть…

— Трава, — шептал Хадис, чувствуя слёзы.

— Чего ты бормочешь? — нагнулся, тот, что хрипел. — Сбежал или выгнали?

— Сбежал, — шептал Хадис, боясь, что сильные руки поднимут его, поставят на ноги, заставят вернуться в царство мёртвого камня. — Я верил, слышите, верил. Игуана, цветы, они не солгали.

— Тронулся малый. Списали парнягу и к нам. Куда ещё шваль отсылать? — присел рядом второй. — Но батарея меняет расклад, это гражданство.

— Если своими двоими не сможет, не потащу, — хрипел первый.

— Крысолов, ты забыл, как тащили тебя? — засмеялся второй и похлопал Хадиса по спине. — Потерпи, браток. Я за водой.

Хадис услышал шаги и хриплый продолжил:

— Потерпи, потерпи. Пришьём тебя, вещи разделим. Я знаю, где обменять. Батарея — билет в любой город. Залик — малой не дурак, поломается да согласиться.

Лес на мгновение замер. Стих шелест листвы. Прекратилось жужжание гнуса. Хадис вжался в траву и лежал в тишине. Ему не было страшно. Напротив, он упивался своим превосходством. Хадис смог одолеть и систему, и мужика, утверждавшего — сказки парняги в футболке только лишь бред, бетонку и жгучее солнце. Он верил, шёл и достиг своей цели. Единственное, о чём сожалел — это Дэн. Хадис не сможет уже показать ему мир.

Ледяная вода накрыла затылок, обожгла горящие щёки. Хадис охнул, поднялся, сел и, шумно сопя, старался вернуть сердцу ритм. В глаза попали потёки из грязи и пота. Хадис не мог различить, кто стоял перед ним. Лунный свет вычертил силуэт: невысокий, но крепкий.

— Крысолов доигрался. Идти-то ты сможешь? — спросил Хадиса тот, что ушёл за водой и теперь протягивал кружку. — Попей, наверное умотался. Ел то хоть что?

— Да, — кивнул Хадис.

— Обычно до нас доползают или падают в километре от вышки. Приходится вновь идти сквозь барьер, а это, скажу такая… Но что говорить, ты и сам всё прочувствовал, брат. Молодцом, дотянул. Выдвигаемся?

Хадис поднялся, качнулся и чуть не запнулся. Запахло животным теплом. Рядом лежал большой тюк. Хадис нагнулся и тут же отпрянул. Это был человек. Ещё тёплое тело почти отдало земле свою жизнь.

— Это ваш друг? — спросил Хадис, чувствуя, как дрожит голос.

— Скорее напарник.

— И что с ним случилось?

— Я тоже хочу это знать, — произнёс силуэт. — Скурвился бобёр. Хочешь забрать его вещи? Отлично. Крысолову они не нужны.

— Ваш напарник грозился меня завалить и замолчал. Стало так тихо, что я испугался. Думал, сам отошёл в мир иной. Я не хочу его вещи. Я пытаюсь помочь. Это мог быть инсульт или инфаркт.

— Да ты юморист, хренов стендапер. Крысолову, который хотел тебя завалить? — силуэт пнул лежащее тело. — От таких избавляются сразу. В один из прекрасных деньков, таких, как сейчас, зарежет, не вздрогнет. Здесь, кто кого.

Хадис слушал и машинально расстёгивал клёпки на куртке лежащего рядом, надеясь почувствовать признаки жизни. Мысли скакали в варварском танце: «Сдалась же мне игуана. Анне и Дэну не место в этом поганом мирке. Если сделать массаж, то сердце…». Руки наткнулись на рану над сердцем.

— Верх не бери, он дырявый, — усмехался второй.

— Я, — обессилев, Хадис остановился.

«Первый хотел убить. Второй защитил. Так, какого же дьявола?» — поганые мысли лезли наверх, подмяв желание помощи ближнему.

Силуэт нагнулся и зашуршал, поднял ботинки, протянул через тело.

— Держи. Зови меня Залик.

— Хадис, — машинально взял он подарок и пожал большую ладонь.

Шершавая сила сдавила кисть Хадиса, но почувствовав грань, замерла, отпустила.

— Давай выдвигаться. Скоро тигры учуют, что мы у портала, и тогда не спастись. Утащат к себе.

Хадис закашлялся и, озираясь, поплёлся за Заликом. Батарея тянула назад. Коврик стал лишним. Пришлось взять аккумулятор за ручку и, припадая на ногу, тащиться вперёд. Радость сменилась смятением, страхом. Слишком резким был переход от безопасного города к дикости леса. Не мог человек убить человека за батарею или ботинки. Так действуют звери, такие как Залик. Но выбора нет, надо добраться до вышки и позвонить. Надо дожить до утра.

Залик шёл быстро, уверенным шагом, словно не чувствовал веток, бьющих в глаза, колючих кустов, рвущих одежду. Обессиливший Хадис боялся отстать. Батарея тянула плечо, но её не оставишь — это билет на обратный «экспресс». «Дойти, зарядить и вернуться за Анной и Дэном» — повторял себе Хадис, но усталость впивалась в колени, сбивала с пути. Лишь ночная прохлада давала заряд не упасть, идти, тянуть за собой тяжёлые ноги: одна за другой, одна за другой.

Хадис чувствовал лес, как живой организм. Он пел, клокотал и исследовал, тех, кто осмелился стать его частью, даже на время. Хтонический ужас очнулся, и Хадис впервые, после чумы, осознал, насколько он мал и никчёмен.

В бетонном городе Insula salutis («Остров спасения») Хадис был одним из сильнейших, выживших в битве с природой, победившим чуму. Город дал ему Анну и Дэна, квартиру, пусть в коробке без окон, машину, работу и доступ к ресурсам. Пища, одежда, игрушки и остальное выдавали на складе: всем по потребностям.

«Так ли ты плох, Insula salutis? — снова клял себя Хадиса и мучил. — Ещё не поздно вернуться. Бежать, пока не уткнёшься в бетонный бордюр. Нет. Меня обманули и Дэна лишили нормально детства. Он будет ущербным, уродом с серым лицом и таким же сознанием! Кого породит мёртвый бетон?». Хадис не обернулся, сдержался. Следовал за убийцей, продирался сквозь чащу, ловил каждое слово и делал так, как требовал Залик.

— Устал? Давай отдохнём. Поставь батарею. Сам понесу. Иначе завязнем здесь до утра.

— Немного, — проблеял Хадис в ответ.

Он пытался выглядеть бодрым, вот только дыхание сбилось, глаза закрывались. Сев, прислонился к прохладному дереву, вытянул ноги. Хотелось поспать, и тигры уже не казались опасными тварями. Сон почти овладел. Хадис увидел жену и ребёнка. Они сидели на ажурной скамье под раскидистой кроной, ели сочные фрукты, настоящие, не бурду из пакета. На руках спала игуана.

Массивная ветка рухнула вниз, смахнув разом сон. Хадис вскочил. Залик орудовал острым ножом. Счистил листву и просунул палку под ручку аккумулятора: «Понесём теперь вместе, немного осталось. Двинули?»

Хадис кивнул. Идти стало легче. Приноровившись, он поймал ритм и шёл нога в ногу. Хадис чувствовал Залика: замедлялся и ускорялся, приседал вслед за ним и перепрыгивал корни. Каждый жест, словно слово — они говорили на одном языке. Хадис вдруг осознал, что Залик его понимает. «Но как такое возможно? Откуда лесные знают новый язык?» — думал Хадис, буравя глазами спину проводника. Залик не мог знать микслинг. «Или мог? Тогда всё теряет свой смысл?» — Хадис пытался вспомнить слова и с нетерпением ждал, когда Залик заговорит.

Город бетона использовал мёртвый язык, нет, не латынь, на нём осталось только название. Правительство «Острова» накормило суперкомпьютер пятью словарями, тот разродился микслингом — чистым, без матерных слов, языком, взявшим лучшее в каждой погибшей культуре. Ему учили долго и нудно, населяли насильно и всё же добились успеха. Хадис забыл свой родной и думал теперь на микслинге, это было так странно.

Впереди показались огни и сетка забора. Точь-в-точь как Insula salutis. На секунду Хадис решил, что они обогнули «Остров» и вышли с другой стороны, с чёрного хода, заросшего сорными травами. Залик достал из кармана брелок. Раздался щелчок. Один из пролётов забора отъехал, открывая проход.

— Прутья не трогай, под напряжением, — зевнул Залик и втащил за ворота неторопливого Залика. — Всё. Расслабься. Мы дома. Чё смотришь?

— Я тебя понимаю.

— Я тебя тоже. Че, черепица течёт? Видел я серых, но ты чудноватый. Хорошо тебя приложило барьером.

— Я говорю на микслинге, а ты? Просто ответь.

— Хрен его знает. Болтаем и ладно. До города я не дойду, надо поспать. Падаем здесь. Я давно на ногах, — зевнул Залик, сел, кинул на землю заплечный мешок, упал на него и захрапел.

Хадис пристроился рядом. Крутился, но сон всё не шёл. Раззадоренный мозг пытался осмыслить события дня и призраков ночи. Взгляд уцепился за сетку и Хадис подумал, что раньше не было важным: «Зачем «Острову» столько заборов, защищать себя от таких сумасбродов, как я? Или от тех, что живут за бетонкой: Залика и Крысолова? Их выгнали раньше или сбежали как я? Зачем мне всё это? Спал бы сейчас в тёплой постели под бочком у жены. Залик знает язык, но соврал. Значит, сам он из города и здесь как-то выжил». Поверхностный сон настиг его на последнем вопросе. Хадис шёл по зеркальному лабиринту и видел тысячу отражений, но не узнавал в них себя. Знал, это он и не он. Люди смеялись, щерились, плакали в голос или беззвучно, кричали, грозились, срывались на крик.

Хадис не выдержал, лупанул по особо противной уродливой роже. Стекло затрещало, разлетелось вмиг на куски. Один из осколков вонзился в щеку. Сверху донёсся голос: «Встать! Документы!». Хадис прижал руку к лицу и вскочил.

В ногах лежал человек в чёрной форме с тонкой плёткой в руках.

— Вы — вы, — заикался незнакомец.

— Чего орёшь? — открыл глаза Залик. — Не видишь, свои.

Парень лет двадцати в тяжёлых ботинках на тонких ногах крутился от боли, прижав к себе длинные руки в перчатках без пальцев.

— Проверка периметра, — стонал паренёк. — Он напал на тебя.

— Врёшь, Чар. Добрался до плётки и бьёшь новичков. Ударь меня. Ну, давай!

Залик поднялся и осмотрел лицо Хадиса. Достал из кармана бумажный пакет, надорвал и вынул салфетку.

— Утрись, — потянул он кусок влажной ткани.

В нос ударил химический запах, но Хадис сдержался, поднёс салфетку к лицу и закряхтел. Рассечённая кожа саднила.

В лучах восходящего солнца Залик обрёл человечность: коренастый парень лет тридцати в куртке защитного цвета, таких же штанах и кепке, скрывающей русые волосы. Залик выглядел старше, опытнее: изрезанное шрамами лицо, широкий сломанный нос, колкий взгляд из-под высокого лба.

— Ничего, тонкий шрам украшает мужчин, — взгляд Залика потеплел. — От наших не отличить.

Хадис пригляделся к лежащему парню. Лицо патрульного было иссечено. «Дикари» — подумал Хадис и отвернулся.

— Думаешь, мы дикари, люди из леса, — произнёс уверенно Залик.

— Нет, но… — поёжился Хадис.

— Не ври. Слишком часто я виделся с вашими: презренье на морде, костюмчик, изнежены. Нагадили и по коробкам. У нас дисциплина — основа для выживания. Удар по лицу отрезвляет. Он лучше ножа в животе. Зачем убежал от своих? Жил бы себе в затхленьком мире. Думаешь, вы выше нас? Мы-то всех принимаем. Не все выживают, но принимаем мы всех. Серые даже связь заглушили. Наворотили проблем и спрятались за высоким забором. Я вовсе не я.

— Эпидемия. Мы… — Хадис не выдержал взгляда. — Они, мы боимся.

Хадис закрылся салфеткой и отвернулся.

— Не было эпидемий. Чар, хватит лежать, иди на обход.

— Как это не было? Я же видел. Сам видел.

Хадис пытался поймать глаза Залика, но тот отвернулся.

— Берись, потащили твой пропуск в наш мир. Я не скажу. Вася знает. У неё всё и спросишь. Доктор она, одна на весь город.

— Одна?

— Нас тоже немного. Детей не считаю. Увидишь всё сам. Шагу прибавь, поесть бы уже не мешало. Волошик забьёт для нас куру, супу наварим. У меня поживешь. Вещи Крысолова твои. Батарею сперва занесём.

— Аккумулятор я не отдам. У меня жена и сын в Insula salutis остались.

— Вернёшься или к нам заберёшь?

Залик нахмурился. Хадис ему не ответил.

— Тогда не дури, отдай батарею. Проблему твою мы решим. Обживись, оглядись.

— Зачем вам моя батарея? — допытывал Хадис.

— Забор подпитывать.

Впереди возник частокол. Хадис видел такой на картинках. Не хватало пятка черепов и насаженных сверху врагов.

— Вот и наш Черноград. Баньку затопим.

Подойдя ближе, Залик снова достал из кармана брелок. Частокол замерцал и пропал.

— Голограмма? — Хадис смотрел и не верил.

— Добро пожаловать к чёрным, сынок.