Прощённая

Нэн Джойс

Ничего не предвещало беды, когда Алиса с Антоном собирались на романтическое свидание. Но роковая случайность перевернула всю жизнь. Теперь Алису обвиняют в преступлении, и под угрозой не только её свобода, но и безопасность мамы. Правда, есть особенный способ искупить вину. Алисе придётся на месяц остаться в чужом доме. Она должна делать всё, что захочет его хозяин. А хочет он больше, чем просто проучить её.

Глава 4

Её зовут Влада. Мою хозяйку. Теперь у меня есть хозяйка.

В магазине одежды, куда она меня привезла, консультантки чуть ли не облизывают её, и обращаются исключительно по имени отчеству. «Влада Сергеевна, Ваш кофе», «Влада Сергеевна, как проходит поездка Вашего жениха?», «Влада Сергеевна, новая коллекция поступит послезавтра. Вам обязательно она придётся по вкусу».

Мой джинсовый комбинезон, который я покупала себе с первой зарплаты прошлым летом, полетел в мусорное ведро. Я стояла за плечом хозяйки, и украдкой поглядывала на своё отражение в одном из украшенных витиеватой золотой рамой зеркал.

Пальцы так и тянулись одёрнуть короткое белое платье, которое бесстыже обтягивало тело. Серебристая молния спереди, ровной линией идущая от края юбки до самой груди, намеренно была устроена дизайнером так, что не застёгивалась до конца. И с этим разрезом, в котором выставлялась напоказ ложбинка, я ощущала себя легкодоступной и совершенно неправильной, себе не соответствующей. Коленки подгибались в красных туфельках на высоком каблуке. И непривычно позвенькивали украшения: тесный серебряный браслет с цепочками на запястье, и длинные серьги в ушах.

Я бросила взгляд на табло кассы, где зелёные цифры показали сумму. В руках блондинки мелькнула платиновая карточка, украшенная стразами. В первый раз вижу такую карточку. В первый раз вижу такую сумму. Мамочки, моя годовая зарплата.

Мы едем по той же дороге, на которой случилось несчастье. Место его смерти я узнаю сразу. На обочине сверкают малюсенькие обломки пластика. А на искривлённой сосне пухлый венок.

Я зажмуриваюсь, и снова вижу его тело, упавшее на асфальт. Словно он был неживым, когда его сбивала машина. Манекеном, а не той напористой грудой мышц, которая пугала меня своей силой и мощью.

За лесом Влада включает поворотник, мягко въезжает на свежий чёрный асфальт. И уже через минуту перед нами появляется круглобокая арка, перечёркнутая полосатым шлагбаумом.

Дома здесь невероятные. Я такие только в фильмах видела. С причудливыми башнями, пяти — и шестиэтажные, с помпезными колоннами и периллами полукруглых балконов. С мраморными статуями за прозрачными решётками высоких заборов.

На одном из участков мелькнул настоящий фонтан. На другом к дому вела широкая аллея из цветной плитки, а вдоль неё каштаны павия. А на лужайке третьего был настоящий топиарий: цветочную клумбу, пышную от сине-сиреневых соцветий, обступали кустарники в виде слонов и жирафов, которые будто пришли на водопой.

Влада остановилась перед резными воротами, которые стали медленно открываться, словно невидимые швейцары учтиво придерживали их створки.

Дом скрывался за цветущими липами. Бабочки порхали у роскошных крон, напиваясь нектаром. В машине запахло подслащённым чаем и свежескошенной травой. Под колёсами зашуршал гравий.

— Так, — Влада остановила машину и повернула ко мне голову. — Макияж и укладка были бы лишними, — скользнула взглядом по моему лицу и волосам. — А вот это надо убрать, — её пальцы зацепили мою золотую цепочку с маленьким крестиком. Я перехватила её запястье, и она встретила меня таким возмущённым взглядом, что ладони сами соскользнули обратно на колени.

Блондинка стащила с меня цепочку со словами:

— Заберёшь через месяц. Когда хозяин дома с тобой наиграется.

Убрала в свою сумочку-клатч. Достала помаду, и намазала новым слоем на свои губы, смотрясь в зеркало. Снова уставилась на меня.

— Пожалуй, тебе подойдёт. Иди-ка сюда, — притянула меня за подбородок. Губ коснулась прохлада красного цвета. — Отлично, — Влада улыбнулась. — В меру бесстыже.

Я сглотнула. У меня уже не осталось сомнений, какие услуги я должна буду выполнять для некоего Ильи. Только если он живёт в таком шикарном доме, что ему стоит заиметь десяток таких, как я, даже лучше?

— Первое, что ты должна будешь сделать, когда увидишь его, — блондинка хищно улыбается, — молча подойти, встать на колени, и поцеловать его руку. Поняла? Уж больно хорошо ты смотришься на коленях. Ему понравится. Поняла, спрашиваю?

Быстро киваю.

Это действительно происходит со мной?

Я выхожу из машины, и передо мной предстаёт дом во всей красе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы охватить взглядом всю высоту этого четырёхэтажного красавца. Словно я подошла к айсбергу. Такое впечатление производит эта махина из белых стен и многочисленных, в виде разных геометрических фигур окон. Стёкла переливаются как грани льда на солнце. А необычная шершавая поверхность стен издали кажется пушистой как снег. Балконы, выступы, украшенные лепниной, ответвления от основного здания, полукруглые и квадратные. Все они будто вытекали, замерзали, и снова плавились.

ЕГО дом. Словно выточен из глыбы льда. Каким жёстким человеком нужно быть, чтобы заработать на такое? Каким придирчивым и строгим, чтобы подопечные сработали так идеально? И какие предпочтения иметь? Мне начинает казаться, что хозяин дома сам холоднее льда. И я снова чувствую, как немеют пальцы, и мурашки бегут по коже.

Я считаю ступени, пока мы поднимаемся по полукруглой лестнице. За стеклянной дверью с двумя створками прячется холл, уставленный мебелью из тёмного дерева. К своему стыду я отмечаю, что не знаю названий и половины этих причудливых в своей форме лавочек и шкафчиков.

— Ты что делаешь? — Влада уставилась на мои босые ноги.

— Ра-разуваюсь.

— Я тебе зачем туфли эти купила? Чтобы ты перед ним босиком предстала. Ты должна произвести соответствующее впечатление. Я ему не уборщицу дарю, в конце концов. Надела обратно, быстро.

Я послушно обуваюсь. И хозяйка ведёт меня сквозь арки до белого кожаного дивана перед огромным полукруглым окном. В комнате так светло, что я щурюсь.

— Сиди и жди здесь, — звук её каблуков постепенно удаляется, и только когда стихает совсем, я облегчённо выдыхаю.

Ужасно хочется позвонить маме. И Катьке. Но хозяйка сказала, что выдаст мне мой рюкзак с вещами и телефоном только после знакомства. А ещё мне нужно как-то поговорить насчёт завтра. Я любым способом должна попасть на похороны Антона. И поговорить с его мамой. И сказать что-то ему… на прощание.

Сижу уже пятнадцать минут. Высокие напольные часы толкают стрелки на «ровно час», и раздаётся будоражащий гул. Я невольно вздрагиваю. А потом поднимаюсь, и начинаю ходить взад-вперёд.

У меня мерзкое ощущение, что за мной наблюдают. Из-за какого-нибудь уголка сада сквозь это огромное окно, или через узенькое отверстие в зрачке на массивном портрете седовласого мужчины, или у них тут повсюду камеры…

Делаю несколько шагов по коридору в противоположной стороне от того, куда ушла Влада. Он изгибается полукругом. С одной стороны глухая стена, увешанная картинами. Над каждой маленькая лампочка, как в настоящих галереях, и под пейзажами размашистые и узкие, красивые и странные подписи художников. Закрадывается мысль, что всё это какие-то дорогущие подлинники. С другой стороны узкой дуги коридора вытянутые окна. За ними бесконечный цветущий сад. Я сама не замечаю, как иду всё дальше, перебирая взглядом кустарник за кустарником, и с удивлением обнаруживая, что не все из них мне знакомы.

И в итоге добираюсь до конца коридора. Я слышу шорох за глухой деревянной дверью. Трогаю ручку. Она поддаётся легко. И дверь распахивается.

То, что я вижу за ней, вынуждает меня затаить дыхание.