Орден Крона. Банда изгоев

Нина Малкина, 2021

ВТОРАЯ КНИГА ЦИКЛА «Красные луны Квертинда»«Будь свободен – устанавливай правила!» – гласит лозунг Ордена Крона.Я готова стать свободной и выбрать ту роль в обществе, которая мне по душе. Превратиться из пустышки в настоящую и пугающую легенду академии. Из невинной овечки – в дикого зверя.Убеждениями или силой я заслужу то, чего достойна: верну уважение друзей, восстановлю репутацию и спасу Квертинд.Меня зовут Юна Горст. И я больше не признаю ни правил, ни авторитетов. Пришло время самой стать лидером!

Глава 4. Весь мир — театр

Утро выдалось отвратным. Песнь Сирены я успешно проспала и проснулась ближе к полудню. Даже не проснулась, а в одного мгновение вывалилась из отключки. И сразу же ощутила себя полудохлой рыбой на дне сухого садка — вялой, едва дышащей и обречённой на страдания. От любого, даже слабого света или звука в голове надувался воздушный шар и содержимому черепа становилось болезненно тесно.

Будто специально, соседки хохотали особенно громко, своим звонким и острым смехом протыкая мои уши. Они обсуждали праздник. Подробности я предпочла пропустить, тем более что ни взрывом цветных искр, ни разбитым бокалом никто не отличился. «На этот раз Юна Горст предпочла использовать полыний шторм по прямому назначению», — хохотнула Сирена, вспоминая чью-то вчерашнюю шутку. Я закрыла ладонью глаза.

С моим пробуждением обе девушки настороженно замолчали, чем сделали ещё хуже. Промычав что-то невнятное в их адрес, я быстро юркнула в комнату гигиены.

Прохладный душ способствовал некоторому улучшению состояния, но я по-прежнему чувствовала себя, как дрожащее желе на тарелке. Капли колотили по макушке, я набирала полный рот воды и выплёвывала на самый большой булыжник стены. Ступни быстро замёрзли, и я зябко поджала пальцы на ногах, порадовавшись, что здесь есть деревянный поддон. Вылезать не хотелось. Под упругими струями мысли ворочались плохо, но всё же начинали вылезать из сознания, как дождевые черви после ливня. Меня потряхивало и немного тошнило. Но главное — мне было жутко стыдно. Перед всей академией, перед Джером, перед ректором Аддисад, перед соседками. Сейчас я была просто не в состоянии выслушивать осуждающие замечания леди Эстель и сочувствия Фиди. Кажется, даже короткий укоризненный взгляд угрожал стать той последней каплей, что прорвала бы плотину, сдерживающую мою агрессию.

В комнате я решила не задерживаться: наспех собравшись под перешёптывания, хлопнула дверью и прислонилась к ней спиной. Тяжело выдохнула. Куда бы податься?

Замок академии был заполнен людьми и рудвиками, в коридоре сновали туда-сюда свиры, шумели первокурсницы в новёхоньких жилетах, потрескивал огонь в факельных чашах. От игры света казалось, что суровые бронзовые львы встряхивают гривами над пламенными языками.

Румяная блондинка с тиалем целителя разорвала кулёк, и по каменной лавке запрыгали разноцветные конфеты, отскочили от щербатой стены. Её подруги завизжали и бросились собирать сладкое богатство. Запахло фруктовыми леденцами.

Какая-то слишком ретивая студентка с факультета искусства трудилась над выцветшим барельефом, изображающим птицу с женской головой. Художница обращалась к Нарцине, и между тонких пальцев то и дело вспыхивали жёлтые магические искры, прыгающие на измазанную в краске кисть.

Сразу три свира в форменных мантиях собрались в одном уступе-ракушке и с улыбками склонились над жёлтой листовкой.

Оживлённый уют противно томил мою душу, сдавливал горло духотой. Стало обидно от того, что я не принимаю участие в студенческих посиделках, не хохочу вместе с подругами и не гуляю по городу с Каасом.

Накинув капюшон, я быстро миновала лестницы, пересекла гостиную и выбежала на улицу. С ощутимым удовольствием глотнула холодный ветер с мелкими каплями и побрела по каменным тропинкам. Здесь мне стало намного лучше.

Ровный дождик прибивал лежалую хвою, туман притаился у узловатых корней деревьев, выжидая своего часа. Кроуницкая осень пахла смолой и пряными подгнившими листьями. Мох поблёскивал от влаги, размокшая земля норовила выползти с обочины и измазать серые плиты дорожки. Хмурая пасмурная погода загнала всех обитателей в замок, и вокруг не было ни души. Я поплотнее запахнула шерстяную накидку, наслаждаясь прохладным и спасительным одиночеством и решая, чем занять сегодняшний день.

Первой мыслью было отправиться к Джеру. Но я ещё ни разу не приходила к нему просто так, без повода и идеи, просто чтобы побыть рядом. К тому же я понятия не имела, что ему сказать после вчерашнего. Вдруг он ещё злится? Ему нужно было время, чтобы успокоиться… Нам обоим оно было нужно.

Не знаю, к счастью или к сожалению, но времени у меня как раз именно сейчас было в избытке. Поэтому возникла следующая идея: посетить бестиатриум и от души порезвиться с оружием. Но арену, скорее всего, убирали после праздника и манекенов с мишенями там точно ещё не было.

Прогулка немного прояснила мою похмельную голову, и решение пришло довольно скоро: библиотека! Вряд ли кому-то из студентов придёт мысль посещать книжную башню в законный выходной, так что меня там никто не потревожит.

Корпеть над учебниками мне тоже не хотелось, но я знала, что это приблизит меня к моей цели. Почти наверняка я найду много сведений о Кирмосе лин де Блайте в книгах и документах. И ещё… неплохо бы ознакомиться с принципами действия кровавой магии. Исключительно в защитных целях.

Я приободрилась и зашагала увереннее. Ну, конечно! Пока позволяет время, необходимо собрать достоверную информацию, изучить своего врага и его суть. Так учил меня ментор. Время как раз позволяло мне сделать маленький шажок на опасном пути.

Такого врага, как Чёрный Консул, вряд ли можно одолеть одной лишь грубой силой, теперь я это понимала. А значит, мне пригодятся ещё и знания, хотя бы те, что таятся в книжной мудрости.

***

Голомяс осмотрел очередной труп бродяги.

— Удар был сильный, касательный, — он растянул грязную кожу на лбу мертвеца. — Бедняга потерял много крови, но ещё тёплый. Хочешь потрогать?

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я. — И что вы будете делать с оставшейся кровью?

В морге библиотекаря, как всегда, было чисто. Серый камень основания скрывала яркая побелка, как будто призванная подчеркнуть контраст с алой седьмой стихией. Сам же кровавый маг в выстиранном халате, с седым пушком волос выглядел бодрым и удивительно оживлённым. Это было так странно — добрый, смешливый и весёлый старик, такой светлый и душевный, каким-то чудом сохранил свою бьющую фонтаном живость посреди сменяющихся трупов. Даже его свежая роза под стеклянной колбой, казалось, насмехалась над царившей вокруг смертью.

— Наберу немного для тиалей и ритуальной чаши в святилище, — он достал коробку с глиняными пузырьками. — Трупная кровь не сворачивается, в отличие от свежей, поэтому её широко применяют для создания артефактов Толмунда. Отвратительная на вкус, но с годами я уже привык и даже нахожу в ней некоторую приятность.

Библиотекарь с металлическим звоном подкатил ближе тележку с инструментами и протёр кожу несчастного чем-то жутко вонючим. Я скривилась, сдерживая тошноту. Давно уже привыкла к местному запаху, но пары прозрачной жидкости напомнили мне хмельные, поэтому пустой желудок взбунтовался.

— Вы будете пить эту кровь? — спросила я больше для поддержания разговора.

— И обращаться к Толмунду, — подтвердил Голомяс. — Удивлён, Юна, что тебя это всё ещё пугает. Ты вся позеленела. Может, выйдешь на воздух?

Старческие руки с почерневшими венами ловко разрезали толстую артерию на шее и принялись вкручивать пыточного вида трубки. С помощью нехитрых механизмов кровавый маг развернул стол так, что мертвец оказался головой вниз и кровь самотёком полилась в заготовленные сосуды.

— Это не от вида, — я присела напротив тёмно-красных струек и ткнула пальцем в ввалившуюся бледную щёку. — Перебрала вчера немного с полыньим штормом. — И сразу перевела тему: — Из-за потребления чужой крови вы не стареете?

— Увы, кровавая магия гораздо многограннее, чем любая другая, и сложнее по своему составу, — старик тщательно тёр ладони над жестяным умывальником. — Омоложению способствуют только ритуалы, основанные на плазне живой жизни. Жертвы — животного, птицы, человека… любого создания, имеющего кровь. Кровь мёртвых же помогает мне лишь в создании персонагвиров.

— Как они работают? — я подошла к готовой книге с дышащей маской на обложке. — Вы что, пишете в них кровью всех существующих в мире людей?

— Э, нет, — Голомяс подбежал и осторожно взял из моих рук внушительный фолиант. — Этот ещё не готов. Попробуй вон тот, у окна. Готовый заказ для купца с Тифоньего бульвара, сегодня обещали прислать рудвика за ним.

Окна на самом деле здесь не было, под сводом стены угадывались только забитые кирпичами очертания. Но зато был персонагвир — некрупная книга, обитая бордовым бархатом и скреплённая золочёными навесными замочками. Маска на обложке дышала мерно, спокойно. Застёжка легко поддалась, и передо мной развернулись абсолютно пустые страницы из дешёвого пергамента.

— Персонагвир только подтверждает то, что ты сама о себе знаешь, — пояснил Голомяс, позвякивая за моей спиной какими-то инструментами. — Несколько философская вещь, если глубоко задумываться над самоопределением и экспериментировать с прозваниями.

Я осторожно положила ладонь на гладкую пустую поверхность.

— Юна Горст, — представилась я кровавому артефакту, и через секунду мне в лицо хлынул свет. Страницы переливались, вспыхивали крошечными огоньками, сверкали, как магия Мэндэля в День Иверийской династии.

— Сорокина дочь, — снова назвалась я, и свет потух.

Я улыбнулась краем губ. Что ж, кажется, сорокиной дочерью я сама себя не считала. Уже неплохо.

— Студентка Кроуницкой Королевской академии, — снова назвалась я, и персонагвир засветился.

Забавно, это был своего рода определитель лжи.

— Мне восемнадцать лет, — снова выдала я факт о себе.

Огоньки продолжали вспыхивать на жёлтом пергаменте, как звёзды на рассветном небе.

— Я вчера напилась, как портовый пьянчужка, — хмыкнула над страницами.

Те погасли, отказывались признавать правду.

— Я убила Кааса, — наклонившись, шепнула я тихо поверх ладони.

Персонагвир не загорался и вообще не реагировал. Странно. Это точно была истина!

— Я влюбилась в своего ментора, — снова шепнула я, увлекшись.

Подтверждения не последовало. Но, надо признать, что в этом я до сих пор сомневалась.

— Он подтверждает только личность, — прозвучало у меня над ухом, и я подпрыгнула. Резко отняла ладонь и захлопнула книгу. Голомяс мягко улыбался, наблюдая за моей реакцией. Он что, всё слышал? И про Кааса и про ментора?..

— А где вы научились кровавой магии? — я прошлась вдоль длинного стола, стараясь выглядеть естественно. — В Пенте Толмунда?

— В Пенте Толмунда обучают только стязателей, — почерневшие глаза следили за мной слишком внимательно. — Юна, кровавая магия строго запрещена в королевстве. Я много отдал Квертинду за разрешающую грамоту, но даже у меня есть огромный ряд ограничений на ритуалы Толмунда. Не стоит тебе с этим связываться.

— Мне? — непринуждённо рассмеялась я. — О нет, что вы. Я просто хочу понять её принципы, а не использовать. Для защиты, понимаете?

Под руку попались длинные щипцы-ножницы, я схватила их и быстро пощелкала. Даже порычала, имитируя пасть дракона. Посмеялась над собственной шуткой, но Голомяс не поддержал меня. Он смотрел серьёзно.

— Защититься от кровавой магии может только кровавый маг, и никак иначе, — старик прищурился. — Да и то, кровавый маг схожего или более высокого порядка. Толмунд бережёт своих почитателей.

— То есть кровавая магия на вас не действует? — я застыла со щипцами в руках, боясь спугнуть откровенность старика.

— Если я пожелаю, то смогу воздвигнуть защиту от вмешательства заклинаний Толмунда, — пояснил Голомяс. — Она подобна террескату, только не видна обычным людям. Несложное заклинание, блокирующие любые попытки изменить моё тело кровавой магией. Пробиться сквозь него могут только маги порядка выше моего, то есть четвёртого и пятого. Таких в Квертинде почти не осталось.

— Значит, маги пятого порядка стихии Толмунда могут быть неуязвимы к кровавым заклинаниям? — я подалась вперёд.

— Если захотят этого, — кивнул библиотекарь, приближаясь.

— Что это за заклинание? — оживилась я. — Как звучит его произношение на языке Древних волхвов? Нужно ли воззвание?

— Оно звучит как «Кое-то суёт свой нос в преступные дела», — почти прошептал Голомяс. — Кажется, у тебя уже были проблемы с законом. Именно из-за кровавой магии. В тот раз тебе повезло, учитывая целый вулкан смягчающих обстоятельств. Но вряд ли Квертинд окажется лояльнее в следующий раз. От кого ты собралась защищаться, Юна?

— От врагов, — я пожала плечами и оставила инструмент. — Их, знаете, у меня теперь целый курс. Даже несколько курсов, пожалуй.

— Никто из них не причинит тебе вреда, — Голомяс махнул рукой и принялся наблюдать за процессом сбора крови. — Это крохотные трудности на длинном пути.

Темная жидкость уже не лилась, а слабо капала из прозрачных трубок. Я надулась. Мои трудности не казались крохотными. Может, для древнего кровавого мага подобные проблемы и казались мелочью, но для меня это было по-настоящему важно. Всеобщая неприязнь, с которой мне приходилось сталкиваться изо дня в день, здорово изматывала и обижала, хоть я и старалась не показывать виду. В отличие от других, Голомяс по-прежнему относился ко мне с теплотой и вниманием, отчего я причислила его к своим немногочисленным друзьям.

— Как вы можете знать, что за путь мне предстоит? — с чувством спросила я. — Вдруг всё самое важное происходит именно сейчас и моё лучшее время только уходит, разбегается, как взгляды студентов, когда они смотрят на меня?

— Я верю прекрасной Чахи, — старик подошёл к розе и бережно снял колбу. — Она умела разглядеть огромный мир в зернышке песка, а в одном мгновении — целую эпоху. Чахи что-то говорила тебе? Лично тебе? Может, просила о чём-то?

Теперь Голомяс подобрался и застыл, боясь спугнуть меня, боясь, что я не отвечу. Было заметно, что он волнуется.

— Если честно, не помню, — искренне ответила я. — Что-то про великие истории, про сказки…

Воспоминания о Рдяной Чахильде я старалась запихнуть подальше и позабыть, как страшный сон. И преуспела в этом. Единственное, что я помнила очень хорошо из той ночи, это булькающего Гренку и летящий чёрный пепел.

— О кровавой магии меня больше не спрашивай, — разочарованно кинул через плечо Голомяс. — Если тебе и суждено познакомиться с ней когда-нибудь, я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Хорошо, — навязываться не имело смысла. — Вообще-то я пришла за книгами.

— О! — оживился библиотекарь. — Хочешь почитать новейшую историю о любви? «М и М»?

— Мне нужны сведения о Кирмосе лин де Блайте, — выпалила я.

Голомяс неожиданно вздрогнул при упоминании имени будущего короля, будто я произнесла вслух то, что нельзя было называть.

— И что ты хотела бы о нём узнать? — подозрительно прищурился кровавый маг.

— Да всё. Историю семьи, биографию, идеологию, характер, внешность, — перечислила я. — Может, у вас есть его портреты?

— Наверное, если я спрошу, зачем он тебе сдался, ты ответишь какую-нибудь чушь? — вздохнул старик.

— Даже если я скажу вам правду, вы сочтёте её невероятной, — я села на уже знакомую мне табуретку и крутанулась.

— Знаешь, Юна, я и без предсказаний Чахи подозреваю, что ты уже по уши вляпалась в какую-то подозрительную историю. Или вот-вот вляпаешься. Я беспокоюсь за тебя. Не хочу, чтобы ты закончила, как он, — Голомяс выразительно ткнул пальцем в уже остывший труп.

Крутиться на табуретке было плохой идеей, потому что от вращения меня чуть не вывернуло наизнанку. Но я всё же сдержала неприятный позыв и ответила:

— Вряд ли это угрожает мне в библиотеке. Бедняга ведь расшибся не о гранит науки?

Голомяс рассмеялся, и я поддержала его ухмылкой.

— На восьмом ярусе — отдел новейшей истории Квертинда. Там же есть «Геральдика семей», некоторые летописи Верховного Совета Претория, — старик потёр затылок и огляделся. — Думаю, там ты найдёшь сведения об интересующей тебя личности. Я должен закончить здесь, потом поднимусь. Если, конечно, тебе ещё нужна будет моя помощь.

— Я справлюсь! — я вскочила и побежала к железной двери.

***

На восьмом ярусе я провела не меньше трёх часов. Плотные ряды книжных корешков полукругом охватывали небольшую комнату с единственным столом, тугие свёртки мирно покоились на изогнутых полках. Судя по слою пыли, сюда давно никто не заглядывал. Немалая часть рукописных залежей перекочевала на стол, и теперь вокруг меня возвышались горы из страниц и переплётов.

Фамилия «Блайт» встречалась почти в каждой книге по истории, но ни одно из найденных имён мне ни о чём не говорило. Кроме одного, конечно.

Главным достижением Кирмоса Блайта значилась победа в затяжной гражданской войне, что разразилась шестнадцать лет назад — сразу после гибели Иверийской династии. Но и помимо этого он часто мелькал в хрониках и отчётах Верховного Совета, которые большей частью были неполными. Рассекреченными оказались только мелкие обсуждения организации праздников и визитов иностранных послов. Судя по обрывочным сведениям, к экзарху, а затем к консулу-наместнику Кирмосу лин де Блайту прислушивались даже больше, чем к Великому Консулу Камлену Видящему. Но здесь никаких подробностей не было, как и прямых упоминаний его речей или убеждений. Изредка попадались отсылки к Ордену Крона, исключительно в уничижительных формах. Господин Демиург ни разу не мелькал.

Больше всего информации я почерпнула из «Геральдики семей». Интересующая меня фамилия была одной из самых многочисленных и занимала несколько страниц. Под жутковатым гербом — тремя сплетёнными чёрными змеями — тянулись не только имена членов рода, но и их краткие биографии. Судя по написанному, Чёрный Консул родился в полной и счастливой аристократической семье.

Отцом его был Монред лин де Блайт, генерал армии Квертинда, человек строгой дисциплины. Имел выдающиеся достижения в магии Ревда и Омена и до самой старости был способен одним мечом уложить небольшой отряд. Тут даже находился его чернильный портрет: крупный мужчина с тяжёлым взглядом из-под широких бровей опирался на огромный клинок. К моему удивлению, магией Толмунда отец кровавого Чёрного Консула не обладал, предпочитая традиционные способы битвы. В частых уже тогда стычках с Орденом Крона он самолично вёл солдат в бой, несмотря на почтенный возраст. Что его и сгубило: Монред лин де Блайт скончался от ранений спустя три месяца после окончания войны 194 года, передав звание «лин де» своему сыну. Конечно, вместе со статусом Консула-хранителя полуострова Змеи, вторым по величине родовым замком в королевстве и безупречной репутацией верноподданного Квертинда. Настолько безупречной, что одна из тренировочных арен в Военной школе Астрайта зовётся именем Монреда Блайта.

Моя фантазия, изрядно утомлённая чтением, сразу нарисовала картинки различных арен, оснащённых лучшим оружием и полигонами для тренировки магий. Вот бы там побывать!

Я устало вздохнула и потёрла глаза. Переставила свечу повыше — на стопку книг, чтобы получше осветить небольшое помещение, и продолжила изучение.

С матерью моему заклятому врагу повезло чуть меньше, чем с отцом, но всё же гораздо больше, чем мне. Матильда Блайт окончила Мелироанскую Академию Благородных дев, в чём я и без книги не сомневалась, и посвятила себя благотворительности. Она часто давала приёмы и балы, подобно Мелире Иверийской, выступала меценаткой при музеях и галереях, посвящая себя искусству. Но почила слишком рано и внезапно, от неизвестной болезни, ровно в то время, когда Кирмос Блайт отбыл на обучение. В этом мы с ним были чем-то похожи: оба потеряли родителя перед поступлением. Правда, сочувствия к нему от этого сходства не прибавилось ни на каплю.

Из плохо сколоченного ящика я достала едва читаемую листовку «Чистая Правда Квертинда». Облачко пыли взметнулось над столом, и я чихнула, разворачивая хрупкий пергамент. Здесь упоминалась Матильда Блайт, смерть которой связывали с неудачной беременностью при загадочных обстоятельствах. Но, судя по соседней заметке, в которой отмечалось буквальное превращение знаменитой актрисы в змееголовую мегеру, доверять этой газетёнке не стоило. Пришлось разочарованно отправить её в стопку непригодной литературы.

Сам же Кирмос лин де Блайт окончил не только Военную школу Астрайта, но и Пенту Толмунда в возрасте, слишком юном для подобных заведений. Именно так и было написано. Непревзойдённый боец, гениальный маг и выдающийся стязатель, он построил головокружительную карьеру в Претории, быстро завоевав всеобщее расположение и авторитет. Но главное — любовь и уважение самого Мирасполя Иверийского, последнего короля и кровавого мага. С такой поддержкой юному Чёрному Консулу было нетрудно добиться высот в карьере и магии. Даже если способы были не совсем законные.

Во времена восстания, подобно своему отцу, Кирмос Блайт бился бок о бок с солдатами, а на привалах проводил время в военных шатрах. В должности экзарха не только изучал, но и активно практиковал кровавую магию, устраивая публичные казни приспешников Ордена Крона, за что и получил своё тёмное прозвище. О количестве жертв информации не было, но я не сомневалась, что счёт шёл на тысячи. И наверняка не все из них были плохими людьми. Вспомнились обитатели Кедровок, Нина и Осмельян. Разве стал бы Чёрный Консул разбираться в судьбе каждого задержанного? Интересно, а детей и женщин он тоже резал?

«Кирмос лин де Блайт должен умереть», — коряво вывела я на пустом пергаменте, который подготовила для заметок. Больше на нём ничего не было, да и это я написала, скорее, от скуки, чтобы хоть как-то разнообразить своё занятие. Подняла листок, поднесла к свече и задумчиво подожгла край. Такие надписи не стоило оставлять где бы то ни было.

Пергамент быстро вспыхнул, осветив помещение. И моментально я поймала золотистый блик из приоткрытой двери, ведущей на винтовую лестницу. На секунду мне показалось, что там стоит Каас. Что-то кольнуло сердце, прошлось по жилам и обожгло холодом. Волоски встали дыбом от ощущения чужого взгляда. Высокий силуэт словно вышел из тени, отделился от тьмы. Я вскочила и мгновенно вытащила кинжал.

Огонь обжёг мои пальцы, и я бросила пергамент в нефритовую шкатулку. Осторожно закрыла. Крышка слишком громко звякнула о стенки, и стало темнее.

— Каас? — неуверенно позвала я, крепче сжимая бордовую рукоять.

Сердце билось набатом, мысли пролетали, почти не задерживаясь. Я посчитала свои вдохи — сбивчиво, из-за подступившей внезапной паники. Всмотрелась в узкую дверную щель: в проёме было пусто и глухо. Если там кто-то и был, то он притаился и ждал… Но чего? Я была одна, уязвима, в узком округлом, к тому же полутёмном помещении. Идеальное место для убийства… или казни.

— Вот троллье дерьмо! — выкрикнула я, осаживая саму себя.

В последнее время я стала слишком впечатлительной. Наверное, мне почудилось, учитывая вчерашний полыний шторм и общую гнетущую атмосферу. Если я и видела там кого-то реального, то наверняка это был студент, случайно забредший в библиотеку. Или неслучайно. Но Голомяс был прав: никто из них не причинит мне вреда. По крайней мере, непоправимого.

Я обошла стол и направилась к двери, однако выставив Кааса перед собой и подобравшись для прыжка или нападения. Даже если этот кто-то из обитателей академии, пусть знает, что Юна Горст не позволит сделать из себя жертву. Слух уловил далёкие шаги, и я застыла. Только на секунду, чтобы после ринуться и толкнуть массивное деревянное полотно.

В проходе никого не было. Дверь за спиной заскрипела, покачиваясь на петлях. Я неуверенно огляделась. Винтовая лестница, ведущая вниз и наверх, слабо освещалась редкими факелами. Ближайший не горел. Я осторожно подошла и обследовала его. Ещё тёплый. Пахнет смолой и жжёной паклей.

Шаги тем временем приближались, по стене растянулась длинная тень. Я мягко отступила во мрак от потухшего светоча.

— Юна? — почти сразу раздался снизу знакомый голос. — Ты ещё здесь?

Ругательство вырвалось само собой, благо Голомяс его не услышал.

— Здесь, — голос сорвался на высокие ноты.

Вместе с Голомясом ко мне приближался дополнительный источник света, который тот, по-видимому, нёс в руках. Я прочистила горло, вглядываясь наверх — туда, где царила плотная тьма.

— Встречаешь меня в коридоре? — удивился Голомяс.

— Мне показалось, что… — я запнулась, сомневаясь в том, надо ли продолжать, но всё же продолжила: — Что здесь был кто-то ещё.

— Неужели крысы? — спохватился библиотекарь. — Я ещё три года назад извёл последнюю. Они мою башню давно уже стороной обходят: чуют нутром, что их здесь не ждёт ничего хорошего.

— Скорее, зелёные пауки, — пробубнила я, расслабляясь.

— Почему зелёные? — заинтересовался любознательный старик.

— Сама не знаю, — я улыбнулась, усаживаясь обратно за заваленный книгами стол.

Голомяс примостил второй подсвечник на каменную тумбу у входа, со скрипом отодвинул стул, уселся и принялся перекладывать книги.

— Ну, и как тебе компания Кирмоса лин де Блайта? — он растянул один из пергаментов, отодвигая его подальше от глаз.

Тусклое освещение придавало кровавому магу зловещий вид, а чёрные вены казались струйками крови, что стекают по старческим ладоням. Определённо, полыний шторм не шёл на пользу ни реакции и координации, ни эмоциональной стабильности. Минуту назад мне померещилось, что Кирмос лин де Блайт был здесь и наблюдал за мной. Усмехнувшись своему похмельному бреду, я взяла одну из газет 202 года, в которой нашлась самая художественная характеристика Чёрного Консула, и зачитала:

— «Минувший бал по случаю праздника Династии открывал Кирмос лин де Блайт со своей прекрасной спутницей Флорой Мейнс. От этой пары невозможно было оторвать взгляд: нежнейшая леди и величайший из воинов мира! Про таких говорят «красив, как Толмунд»: самый могущественный маг королевства притягивает взгляды и умы, где бы он ни появился. Все женщины королевства готовы пасть к его ногам, но всё, чем он живёт, это Квертинд. Преданный Иверийской династии империалист, он поддерживает священные монархические идеи и готов бороться за единство Квертинда. У него нет больше привязанностей, разве что война. Кирмос лин де Блайт готов сорваться в бой в любой миг, потому что сражение — главнейшая из всех его стихий. Если бы он мог, он бы воскрес ради войны».

Я выразительно закатила глаза и сделала кислую мину. Тоже мне, и воин, и танцор, и политик, и завидный жених!

— Эти газетёнки обычно всегда преувеличивают, — Голомяс отобрал у меня листовку и покрутил её так и эдак.

— Даже если не брать их в расчёт, Черный Консул — просто воплощение идеала! Неудивительно, что он так ратует за сохранность традиций и устоев Квертинда: ему выпал билетик в лучшую жизнь. Аристократ с чистейшей кровью из древнего рода, взращённый знаменитым отцом-воином, впитавший войну и дух Квертинда, любимец короля, развивший в себе до пятого порядка почти все склонности магии. Я почему-то даже не сомневаюсь, что единственная магия, которой у него нет, — магия Нарцины. Кирмос лин де Блайт был рождён для того, чтобы стать королем! — я взмахнула руками, и пара свитков спланировала на пол.

— Никто не рождаётся для этого, Юна, — вздохнул библиотекарь. — Ему это далось лишениями и болью. Он дорого заплатил за свои достижения… и продолжает платить. Когда-нибудь ты поймёшь это.

Интересно, что это были за лишения? Еда из походного котелка вместо деликатесов из фамильного фарфора? Или всё-таки муки совести после бесчисленных убийств во славу Толмунда? Или в свою собственную славу?

От злости сжались зубы. После прочитанных хвалебных отзывов и описаний неприязнь к Чёрному Консулу стала ещё острее. Мне вспомнились мои собственные лишения, которые довелось пережить в прошлом году. Все те люди, что пали случайными жертвами в игре, которую вёл коварный враг. Он привык жить за счёт других, не думая об их благополучии и обесценивая жизни. Он привык побеждать и быть лучшим. Он был сильнее любого квертиндца и думал, что это даёт ему право распоряжаться судьбами не только людей, но и целого королевства. Он сам себе дал право судить и миловать. И не существовало никого, кто мог бы его остановить. Страшно было то, что, по мере изучения своего врага, я теряла уверенность в том, что у меня есть хоть какие-то шансы.

— Вот здесь очень занятно, — ехидно хохотнул старик и протянул мне заметку.

Уголок пергамента осыпался под моими пальцами, но текст остался невредим.

В самом начале тянулась сноска о том, что заметка записана со слов плотника Кроля, уважаемого на полуострове Змеи человека. Дальше размещался забавный донос: «Мне было приказано оборудовать комнаты пыток в подвалах многошпильного Варромара в Астрайте. Изнутри этот замок не так мрачен, как снаружи, даже в подвалах сухо и чисто. По пути мне завязывали глаза, так что самого Чёрного Консула в стенах его владений я не видал. В прадедах у меня, поговаривают, ходил стязатель, так что дедукцией я с рождения не обделён. Понял вот что: все орудия пыток размеры имеют маленькие, приспособленные для женщин или, стало быть, детей. Жутковато делалось и от кровати, накрытой алым бархатом. Непотребные картинки в голову лезли, пока я работу ладил, хотя жестокости во мне отродясь не замечалось. Я сразу и понял, что магия в этом месте нечистая, блудливая. Ну, я своё дело честно сделал, так что совесть моя чиста. А уж как потребствовал Его Милость мою работу, я интересоваться не стал. Да только тот, кто дедукцией не обделён, сам догадается».

— Что вы делаете? — вскрикнула я, когда библиотекарь забрал у меня ломкий лист и поднёс к пламени.

— Уничтожаю запрещённую теперь литературу, — спокойно ответил Голомяс.

— Так ведь это даже не литература! — запротестовала я. — Сомнительный очерк какого-то… Зайца!

Неосознанно я покосилась на дверь, которая по-прежнему была приоткрыта. Яркое пламя вспыхнуло на несколько секунд, осветив комнату. Но за дверью в этот раз точно никого не было. Я выдохнула.

— Кроля, — поправил Голомяс, скидывая пепел в шкатулку. — Кстати, по поводу зайцев. Хочу предложить тебе сделку.

Старик достал лоснящийся свёрток и протянул мне. Внутри оказалась небольшая головка сыра, свежего и ароматного. Мой желудок немедленно исполнил урчащую балладу о голоде, а рот наполнился слюной.

Голомяс усмехнулся:

— Сидишь тут с самого утра, обед пропустила, — заметил он. — Если бы ты была Мотаной Лавбук, я бы и носом не повёл. Но для Юны Горст это очень странное рвение. Да ещё и к изучению… конкретного человека.

— Спасибо, — я потрясла ломтем сыра и сразу же откусила большой кусок. — Должна же я, как верноподданная Квертинда, интересоваться его новейшей историей! Вы только больше ничего не уничтожайте. Я приду ещё. Лучше скажите, какую сделку хотите мне предложить. За эту вкуснятину я готова даже убить для вас кого-нибудь! Желательно, не очень крупного.

Я жевала с превеликим удовольствием, откусывая кусок за куском. Сыр был молодым, мягким и несолёным. Приятно пах свежими сливками и поскрипывал на зубах.

— Убивать как раз никого не нужно! — обрадовался Голомяс. — Мне нужные живые жертвы. Обещаю щедрые куртажики за доставку зайцев, белок, крыс… любой теплокровной живности! Сам я уже стар для их ловли…

— А кабаны? — уточнила я.

Я помнила звенящие мешочки, которые Голомяс вручал добытчикам, и предложение мне сразу понравилось. Хоть это и попахивало живодёрством, но, как говорил недавний Кроль, «свою работу я честно сделала, а как Голомяс будет потребствовать дичь — не моё дело».

— Кабаны ещё лучше, — старик заёрзал на стуле. — Они крупнее. Но их на территории академии почти не водится, так что с ними непросто.

— Догофолились, — получилось не слишком разборчиво из-за набитого рта, но старик удовлетворенно кивнул.

Конечно, это было очередным нарушением дурацких правил, но теперь я сама старалась их устанавливать. С переменным успехом. Если моим подельником будет сам Голомяс, вряд ли возникнут трудности. В конце концов, не станет же Надалия наказывать Голомяса? Или станет?

В голове возникла вчерашняя картинка, и я поёжилась. Даже аппетит пропал, пришлось отложить кусок сыра. Да и читать в пыльном полутёмном ярусе библиотеки после сытного перекуса совсем расхотелось. Но в этой академии совершенно точно было ещё одно место, где мне будут рады в выходной.

Я задумчиво облизала пальцы, пытаясь прикинуть, злится ли ещё на меня Джер. По самым простым эмоциональным подсчётам у меня выходило, что нет, не злится. Он вообще не был склонен к обидам и злопамятству. Но проверить это можно только одним способом.

— Я, пожалуй, пойду, — я встала и вытерла пальцы о брюки. — Спасибо вам ещё раз за угощение и внимание.

— Это мелочи, — отмахнулся Голомяс. — Надеюсь, мы ещё сможем быть друг другу полезны.

— Конечно, сможем! — торопливо согласилась я, уверенно толкая дверь. — До свидания, Голомяс!

На лестнице я всё же задержалась и ещё раз внимательно огляделась. Никаких следов Кирмоса лин де Блайта я ожидаемо не обнаружила, зато убедилась в собственной глупости и пообещала себе в следующий раз справиться с трусостью.

***

Солнце уже клонилось к пикам гор, когда я ступила на дикую хвойную аллею. Туман выполз из низинных укрытий, размыл очертания угловатого замка Кроуницкой Королевской академии. Высокие башни прятались в сбитых тучах, облачный мост отсюда и вовсе не был заметен, даже узкие глазки-окошки едва угадывались в густой кроуницкой пелене.

Между лысых ёлок то и дело что-то хрустело и ломалось, но рассмотреть, что именно, не представлялось возможным. Всё же охотиться в Кроунице будет в разы сложнее. К тому же мне ещё предстояло придумать, как изловить живого зверя и доставить его в библиотеку. Размышления сами собой метнулись к веллапольским приручителям. Интересно, тамошние маги могут заставить добычу идти в нужном направлении?

Я покрепче запахнула полы накидки, подула на внезапно озябшие ладони. Пара пальцев оказались чёрными от сажи и выглядели, как у начинающего кровавого мага. Интересно, по каким приметам я узнаю Кирмоса лин де Блайта? Носит ли он артефакты, скрывающие мутации от магии Толмунда? Внезапно пришёл ещё один вопрос: мог ли Джер лично знать моего врага? Видел ли его когда-нибудь, может, даже разговаривал? Странно, но я никогда не спрашивала об этом своего ментора.

Из тумана выплыли низенькие полукруглые крыши домиков, и я ускорила шаг. Мне предстояла охота на самого опасного зверя, а я даже не знала, как он выглядит. Стоило начать поиски с добычи хотя бы словесного портрета Чёрного Консула.

Размышления придали радостного азарта, и в дверь я стучала уже уверенно, даже нетерпеливо. Я так часто за прошлый год и долгое лето бывала в доме Джера, что, даже войди я без стука, он бы не удивился.

— Джер, это я! — крикнула я, потому что внутри происходила какая-то возня.

В груди затрепетало от предвкушения встречи. Раз я не могу провести этот день со своими друзьями, проведу его с ментором! Это даже лучше. Уверена, сегодня мы оба посмеемся над моей вчерашней выходкой. Само собой, я намеревалась пообещать, что такого больше не повторится, и сдержать обещание.

Дверь всё не открывалась, и я вспомнила, как ровно год назад перевалилась через этот порог. И как дико, до дрожи в коленках боялась Джера. Тогда он ещё, наверное, не чувствовал моего страха по едва образовавшейся связи.

От воспоминаний я захихикала себе под нос и хотела было толкнуть злосчастную дверь, но она открылась сама.

В первый миг мне показалось, что на пороге стоит не мой ментор. Я даже неуверенно оглянулась, убеждаясь, что пришла к нужному дому. Потопталась на месте с открытым от удивления ртом. А когда шок схлынул, насупила брови, рассматривая Джермонда Десента.

Выглядел он нарядным. Я бы даже сказала, роскошным и торжественным. Строгий длинный камзол с фигурным шитым краем и золочеными пуговицами ни в какое сравнение не шёл с привычной мне дубленой курткой ментора. Сапоги из мягкой чёрной кожи были начищены до блеска и явно не предназначались для прогулок по горным склонам. Но самое отталкивающее — из-под ворота ярко-белой пеной торчали самые настоящие кружева, перехваченные простой брошью.

— Джер? — изумлённо уточнила я, потому что увиденное казалось мне обманом зрения.

Вид у него был настолько непривычным, что до боли знакомое мужское лицо казалось неуместным, чужим среди этого аристократического щегольского наряда. Я даже протянула руку и потрогала одну пуговицу. Мне необходимо было убедиться, что передо мной не иллюзия.

— Юна? — голосом моего ментора отозвалось диковинное порождение магии Мэндэля.

Я открыла было рот, чтобы спросить, куда это он так вырядился, но на этом неприятные неожиданности не закончились. За спиной Джера возникло красивое женское лицо в обрамлении блестящих каштановых прядей. Вернувшийся ненадолго дар речи пропал снова. Потому что это была Элигия и она нахально смотрела на меня прямо… прямо из дома моего Джера!

— Юна! — певичка растянула довольную улыбку. — Пришла поздравить своего ментора с днём рождения?

— С чем? — глупо уточнила я, выигрывая время для осознания.

— С днём рождения, — ехидно повторила она, поглаживая Джермонда по плечам.

Он перехватил её руку и молча вернулся в дом. Я последовала за ним, осматриваясь, как будто не была здесь сотни раз до этого. Такая знакомая и близкая обстановка вдруг стала напряжённо чужой.

— Поздравляю, — прошипела я, кидая злой взгляд на Элигию.

Что она здесь делает? Почему он позволил ей переступить порог своего дома? Куда он так вырядился? И почему, Толмунд их подери, мне так долго не открывали?

— Спасибо, — равнодушно проговорил Джер.

— Мы собираемся в театр, — ответила на мои мысли Элигия, поправляя причёску. — Обожаю театр! Место, где даже уродство приобретает грацию, а отвратительное может стать прекрасным. Магистр Десент любезно согласился сводить меня на спектакль. Впервые я окажусь по другую сторону сцены — в качестве зрительницы! Это так волнительно.

Она наклонилась к Джеру и промурлыкала что-то ему на ухо, обводя длинным пальчиком мужскую щёку. Я была уверена, что ментор оттолкнёт Элигию, но он довольно ухмыльнулся.

Каас завопил, требуя немедленно расправиться с этой нахалкой. С её уродливой, омерзительно идеальной красотой.

Я сверлила глазами своего ментора, как будто имела право на объяснения. Моя мечта разлетелась на осколки, как ледяная фигура, впиваясь изнутри острыми иглами ярости и бешенства. Всё моё самообладание уходило на то, чтобы не заорать от краха надежд и неожиданного предательства.

Хотя, почему же предательства? С чего я решила, что могу хоть как-то заинтересовать Джера? Или вообще кого-то? Я мейлори, просто мейлори, которую он обязан оберегать. Глупая маленькая Юна, от которой одни проблемы. Ментор ничего не обещал мне и никогда не позволял лишнего. Никогда. Никогда. НИКОГДА!

— Если хочешь, можешь остаться, — Джер развернулся, а я, наоборот, резко отвела глаза, рассматривая полукруглые стены. Хлюпнула носом от обиды, сжала кулаки и прикусила губу. — У меня много книг по истории, — он подошёл к столу и вытащил какую-то коробку. — И даже появилась еда.

— Неужели? — истерично усмехнулась я и ещё сильнее закусила губу.

— Стараюсь быть хорошим ментором, — напомнил Джер, подставляя Элигии локоть.

Та оперлась на него самоуверенно, со слишком довольным видом.

Моя рука до боли сжала бордовую рукоять Кааса. Хорошим ментором… Боги, какая же я наивная! И это дурацкое желание под Красной Луной… всё ложь. Романтичные сказки для маленьких детей. Правильно делал отец, что прятал меня от этого столько лет.

— Так мы пойдём? — насмешливо спросила нарядная леди Велилльер, как будто от моего ответа что-то зависело.

— Катитесь, — выплюнула я, стараясь не указывать направление, куда они оба должны катиться.

Джер посмотрел на меня недовольно, слишком надолго задержав взгляд. Не знаю, что это означало и о чём ментор думал: я была не в состоянии даже попытаться понять его эмоции. Все мои мысли вертелись вокруг краснолунного желания, которое никогда не сбудется. Никогда. Я отвернулась, силясь протолкнуть в горло предательский ком.

Нарядная парочка ещё несколько мгновений постояла за моей спиной, а потом зашагала к выходу.

Дверь за ними закрылась, и я почти упала на колени, обхватив голову. И застонала. Надо было загадывать убийство Кирмоса лин де Блайта! Это единственное, что теперь должно меня интересовать. А Джер… его можно просто использовать в своих целях. И быть благодарной хорошему ментору за доброе отношение.

Следующий стон вырвался со всхлипом. Да что ж такое!.. Пять вдохов по три секунды. Боги, впервые меня это только сильнее раздражало! Я с глухим рыком встала и заметалась по комнате, как загнанный подраненный зверь. Успокоиться. Нужно успокоиться. У меня есть цель, и только она важна. А всё остальное — пустое.

На столе в маленькой коробочке, оставленной Джером, лежали странные кругляши неприятного цвета. Я закинула один в рот и вгрызлась зубами, словно он был моим врагом.

Рот заполнился сладостью и терпким ароматом. Это было так вкусно! Я бы даже нарекла его тающим удовольствием, если бы не была настолько зла.

Чем они будут заниматься в театре? Элигия станет трогать моего ментора? Гладить его ладонями? Чертить дорожки тонкими пальцами на его лице и шее?

Картинки сменялись в моей голове, одна хуже другой. Я взяла ещё один сладкий кругляш, намереваясь заесть разгулявшуюся фантазию. Но она лишь сильнее разбушевалась. Подозрительность звенела во мне натянутой тетивой, врезалась в разум, и я никак не могла отпустить её. Нужно забыть о несбыточной мечте и приступить к чтению. Пожалуй, это лучшее, что я сейчас могла сделать для самой себя. Я открыла случайную книгу, но буквы перед глазами расплывались, отказываясь складываться в слова. Вместо этого они складывались в картины двух тел — мужского и женского, соединённых жарким объятием и сладострастным поцелуем под алой занавесью.

— Да в пекло! — выругалась я, откидывая книгу.

Схватила ещё одну конфету и без колебаний выбежала из домика ментора.

***

— Будь свободен, устанавливай правила, — пробубнила я себе под нос.

Куча хлама заскрипела и зазвенела осколками, когда я придавила её сапогами. Благо, этого скорбного звука поверженной рухляди в тупиковом дворике никто не услышал.

— Будь свободен, устанавливай правила, — завозила я ладонью под козырьком театра в поисках ключа.

Эту мантру я повторяла всю дорогу от самой академии. Она въелась в мой язык, как вкус шоколада, и гулким лозунгом снова и снова отлетала от нёба. Фантазии так и не оставили меня, разжигая яростный огонь в крови. Я то билась в безмолвной истерике на спине капрана, то замирала, врастая в седло, как сгорбленная старуха. То, что я в очередной раз нарушила правила, выехав за стены академии без сопровождения, волновало меня меньше всего. Дурацкие правила пытались закрыть меня за каменной плитой, как в Зандагате. Но ничего, теперь Юну Горст не так просто остановить. Кроуниц отныне — мой город, который я узнала лучше многих местных.

— Будь свободен, уста… Есть! — ладонь нащупала холодный металлический цилиндр. — Наконец-то!

Я спрыгнула, подняв облачко пыли, и тихо чихнула.

В прошлый раз я была здесь с Каасом и впереди меня ждала одна из самых чудесных ночей в моей жизни. Теперь же… меня ждал спектакль.

Ключ легко вошёл в скважину одинокой двери, и я замерла. Что это со мной? Я сама себе была отвратительна. Я бегала за Джером, как верная шавка, которая ждёт, чтобы хозяин кинул ей обглоданную кость. А он не воспринимал меня всерьёз. Был добр, только и всего.

Отчего бы ему сразу не сказать мне, что его любовь — не для меня? Что я не тревожу его мыслей и моя неумелая нежность только обуза для него? Догадывался ли он вообще об этой самой нежности?

Рельеф паучьих лап под пальцами сейчас казался особенно холодным. Может, повернуть обратно, пока не поздно? Может, мне не стоит видеть того представления, что подготовила для меня судьба?

В дворик вбежала тощая собака, обдав меня запахом нечистот. Выплюнула грязную кость, и та с гулким лязгом ударилась о серую брусчатку. Собака повела носом, повернула голову, демонстрируя только один здоровый глаз. Второй заплыл какой-то гадостью. Оценив меня, как незваную гостью в собственном доме, псина оскалилась и глухо зарычала. Даже лязгнула разок слюнявой челюстью, чтобы угроза казалась серьёзнее.

— Да не ори, — успокоила я свою новую компанию. — У меня и без тебя паршивый день.

Зверюгу я не боялась, хотя она рычала вполне убедительно. Псина думала, что в своём праве: облупившиеся стены и ржавые сточные трубы были её укрытием.

— А ты достаточно умная, чтобы понимать, что со мной тебе не справиться? — спросила я у грозной собеседницы.

Та ответила утробным звуком — не то лаем, не то воем. Сам по себе он был ещё больше смешон, чем предыдущие попытки напугать меня, но оказался эффективным, потому что на зов из тёмной арки явились другие собаки. Такие же облезлые, с вытянутыми мордами, больше похожие на подросших волчат.

Сражаться со стаей не входило в мои планы, поэтому я резво провернула ключ и скрылась за хлипкой дверью. Заперла её, кинула ключ в карман. Как раз вовремя, потому что на улице послышался истошный лай.

— Даже у бродячей псины есть верные друзья, — фыркнула я, поднимаясь по лестнице.

Я же всегда и везде была чужой. Целый мир против одной меня!

Здесь, в пыльном и затхлом помещении, среди поломанных декораций я почувствовала себя загнанной в тупик. Меня словно довели до крайности, толкнули в угол. Впервые в жизни я стала лишней даже для того, в ком всегда находила утешение. Моя последняя связь с миром оборвалась, разлетелась вдрызг, больно заколола осколками грудь, и дышать стало тяжелее. Но я всё ещё дышала. А значит, должна была двигаться дальше.

Дверь за кулисы сцены была приоткрыта, но я побоялась приблизиться: могли заметить. Любопытство подталкивало меня заглянуть хоть одним глазком, но я бесшумно юркнула мимо — на лестницу, туда, где находилась тайная ложа.

И не прогадала: под крышей театра было пусто, только лебёдки и тросы шумели, ездили туда-сюда грузы, приводя в движение занавес и декорации. Я осторожно ступала по крепким доскам, внимательно выбирая место для шага. В широких щелях мелькали актеры в костюмах, бегали рудвики с пёстрыми нарядами в лапах, что-то падало, звенело, шуршало. Суетливое буйство красок, блёсток и перьев совсем не наводило на мысли об Ордене Крона. Мне и в голову не могло прийти, что под театральными масками могли скрываться те, кому было что скрывать.

Сквозь резную ширму в тайной ложе лился свет от пламени сотен свечей. Я припала глазом к искусному узору и задержала дыхание от восторга: театр ожил! Хрустальные люстры и десятки канделябров освещали взволнованную толпу, что рассаживалась на свои места. Золочёные витые колонны отражали жёлтые блики, алые занавеси почти не скрывали зрителей на балконе, а лишь кидали лёгкую тень на лица. Зал пестрел нарядами, драгоценными украшениями и даже масками. Я изучала людей сквозь ширму. Здесь собралась аристократия и знать. Мужчины выглядели расслабленными и довольными, а дамы своим сиянием могли бы затмить звёзды на небосводе. От сложных причёсок, кружев, блеска тканей и бликов камней у меня зарябило в глазах, и я на какое-то время оторвалась от созерцания, зажмурившись. Для меня это был иной мир, даже более таинственный, чем магия. Я бы могла вписаться в него, разве что прося милостыню у входа.

В следующий раз я прижалась ещё ближе к ширме, всматриваясь в толпу.

Джермонда я заметила сразу.

Взгляд безошибочно выхватил из толпы фигуру в тёмном камзоле. Он стоял в окружении трёх женщин, спиной ко мне, в проходе между рядами бархатных кресел. Какая-то ужасно жёлтая блондинка в бежевом платье вытянула руку в атласной перчатке, и мой ментор вежливо приложился к ней губами. Гадость!

Элигия стояла рядом, положив ладонь на мужское плечо. То самое плечо, на которое так часто опиралась я. Даже среди местных леди певичка была безупречно красива: в длинном платье с глубоким вырезом на спине, с точёным силуэтом и изящными плавными жестами. Взмах руки, поворот головы, алые губы — всё подчёркивало её яркую сексуальность. Ах, как жаль, что у меня не было с собой лука!

Кажется, леди Велилльер была отвратительна не только мне: та самая златовласка улыбнулась Элигии, но даже отсюда я разглядела в ней оскал ненависти. Я и не сомневалась, что перед спектаклем в фойе и ложах театра происходил настоящий бал лицемерия, и даже порадовалась, что мне никогда не придётся в этом участвовать.

— Сраный стервятник, — выругалась я. — Да вы хуже Ракель Зулейтон с её свитой!

В уши врезался противный звон, и зрители стали расходиться по местам. Мне с местом повезло больше других, потому что от сверкающего и заискивающего кошмара меня отделяла узорная ширма, позволяющая рассмотреть всё в подробностях. Жаль, сцену отсюда не было видно. Сейчас там явно происходило какое-то действо, потому что зрители зааплодировали.

Спектакль начался, а по моей спине пробежал странный холодок, совершенно не вовремя напоминая ощущение чужого взгляда. Я попыталась унять излишнюю нервозность, которая одолевала меня в последнее время, и посмотрела на Джера — он с отрешённым интересом наблюдал за актёрами, не подозревая о моей слежке. Изредка он косился на Элигию и, кажется, даже любовался ею.

Пальцы рук в прорезях ширмы похолодели, а воздух вокруг как будто напитался туманом и сделался вязким.

— Безумие! — вскрикнул актёр так, что даже я услышала. — Вот что с тобой, Мелли! Ты безумна, раз способна на такое… даже ради любви!

Мелли что-то ответила, но отсюда было не разобрать.

Актёр был прав. Безумие. Вот что со мной.

Зачем я прибежала в театр? Чтобы продлить свои мучения? Чтобы поближе посмотреть на зарождающуюся страсть между моим ментором и той, которую я ненавидела? Я оторвалась от ширмы и попятилась.

Безумие…

Юна Горст бывала самонадеянной, наивной, излишне отважной, глупой, но безумной? Безумной ещё ни разу.

Нужно уходить. Бежать отсюда, обратно в академию… в библиотеку или бестиатриум. Куда-нибудь.

Ещё шаг назад, и… я уперлась спиной в кого-то, кого точно не должно было там быть.

Животный ужас перерезал нутро, скрутил жилы и вырвался испуганным вскриком. Мужская ладонь легла на мои губы и зажала рот, легко, даже нежно, но этим прикосновением из меня как будто высосали все жизненные силы. Руки и ноги налились свинцом, тело покрылось крупными мурашками. Это было так… таинственно и жутко.

— Любите наблюдать из тени, Юна Горст? — раздался тяжёлый шёпот над самым ухом.

Я шумно задышала и заморгала часто-часто. По венам вместо крови потёк расплавленный воск. Вся напускная бравада и решительность слетели с меня в один миг, и я совершенно ясно ощутила себя добычей этого человека. Даже не добычей, нет — безвольной тряпичной куклой в руках увлечённого игрой владельца.

Незнакомец надавил, опуская мою голову себе на грудь. Другой рукой он обхватил мою талию, чтобы я не рухнула на подкосившихся ногах. Перед глазами оказался мужской подбородок — гладко выбритый, с едва заметной ямочкой.

Я не понимала, почему моё тело не слушается меня. Следовало бы вытащить Кааса, попытаться защититься, сбежать или хотя бы закричать, но я лишь полулежала на тёплом мужском теле и ловила тихое дыхание, обжигающее мой висок.

— Кто вы? — собственный голос показался мне чужим, будто он прозвучал вне меня.

— Я владелец этой ложи, — мужчина осторожно убрал прядь волос с моего лба. — И этого театра.

Такой успокаивающий жест, но я задрожала сильнее. Почему-то на языке сразу завертелся ответ: Кирмос лин де Блайт, Чёрный Консул! Нечеловек, порождение тьмы. Распускает леденящие душу липкие руки, щупальца, когти, зубы. Пугает, чтобы я покрывалась холодным потом, ослабляет кровавой магией. Окутывает разум тёплым, сладковатым запахом пряного хмеля и крови. Он пришёл за мной, он сам меня убьёт… Только почему я до сих пор жива?

— Несчастная Мелли! — раздалось со сцены. — Ты его невольница отныне, он управляет тобой, как кукольник! Ты погубила себя и своего сына!

Напоминание о том, что за ширмой находятся люди, отрезвило меня. Я задёргалась что было силы, ударила наотмашь пяткой, заколотила локтями. Старалась придать действиям уверенности и последовательности, но слишком торопилась, барахталась и промазывала.

К счастью, даже такая слабая попытка высвободиться сработала: я отлетела обратно к ширме, развернулась и, вытащив Кааса, выставила кинжал перед собой.

Нет, это был не Кирмос лин де Блайт.

Совершенно точно — не он.

Кое-кто другой, кто не уступал Чёрному Консулу ни в силе, ни в могуществе, ни во власти.

— Господин Демиург, — однозначно узнала я того, кого видела раньше лишь мельком.

Мужчина скинул капюшон глухого серого плаща и застыл, позволяя себя рассмотреть. Гладкие волосы создателя Ордена Крона были тщательно зачёсаны назад, но больше ничто не выдавало в этом ещё молодом и крепком человеке истинного аристократа или древнего кровавого мага. Наоборот, вид у него был вполне неброский. В своей простой накидке он казался мне гораздо привлекательнее всех тех, кто сидел в бархатных креслах.

Самыми яркими оказались глаза. Острые, обрамленные темными ровными бровями, они представляли собой диковинное и приметное зрелище: ярко-зелёный контрастировал с фиолетовым, придавая мужчине пугающий и, одновременно, завораживающий вид.

Господин Демиург улыбнулся, почти не растягивая губ, и слегка склонил голову набок.

— Вы ослабили меня кровавой магией? — я опустила кинжал, но убирать в ножны пока не спешила. Лезвие подрагивало в моих руках в такт сердцебиению, и я прижала ладонь к бедру, чтобы скрыть волнение. Потом глянула в зрительный зал. Джер больше не смотрел ни на сцену, ни на Элигию, а вытянулся в своём кресле и блуждал сосредоточенным взглядом по толпе. Потом поднял глаза к ширме, прищурился.

Связь! О Ревд, я испугалась, и ментор наверняка это почувствовал!

— Я мог бы, — Демиург помедлил, делая шаг ближе, и я резко повернулась к нему. — Но в этом не было необходимости. Ты оказалась удивительно податливой.

В зале заиграл оркестр, и музыка торжественным эхом отразилась от сводов. Величественная, напевная, возвышенная мелодия летела над залом, врывалась в наше укрытие. Голоса актёров слились в стройный хор, восславляющий власть любви.

— Не подходите, — я снова вытянула руку с остриём.

Стоило бы отойти к резной перегородке, но я боялась, что Джер заметит меня из зала. Выход мне загораживал Господин Демиург, так что я оказалась зажата в этой крохотной ложе, как клинок в щипцах кузнеца в ожидании удара, который расплющит разгоряченную сталь. И эта музыка… Она разгоняла кровь ещё сильнее, впивалась в уши высокими нотами, пробегала мурашками по коже. Или это было не от музыки?

— Право, меня это даже немного оскорбляет, — мужчина повернул голову и сверкнул глазами. — Мне нравится управлять ритмами сердец, Юна. Но не с помощью кровавой магии, а посредством впечатлений. Воистину, я чувствую себя создателем и драматургом самой жизни. Это такое удовольствие, с которым не сравнится простое обладание телом. Неужели я похож на обычного садиста?

— Вы похожи на призрака, — заторможенно ответила я, убирая кинжал, — который неслышно и незримо бродит по людному зданию.

Это было правдой. Бессмертный человек, стоящий сейчас прямо напротив меня, в каком-то смысле и был призраком. Призраком Квертинда из легенд, возвышающих его почти до божественной сути. Вся новейшая история и Квертинд без Иверийцев, в котором мы все жили теперь, который знала я, были порождением этого человека. Господин Демиург изменил судьбу королевства так же, как изменил когда-то мою: легко, незаметно, парой фраз, неощутимым вмешательством в нужный момент.

Перед глазами поплыли воспоминания прошлого: как отец в нашем доме кланяется этому странному господину, как Кем Горст почти падает на кровать после сообщения о смерти Тезарии, как разноглазый человек говорит мне о величайшей из опасностей… Я тогда ещё ничего не смыслила в магии, но интуитивно, нутром чувствовала силу и могущество в жутком госте.

— Я напугал вас излишней театральностью, — Демиург подошёл совсем близко. — Но мы ведь в театре! О, это волшебное место, не находите? — он дал мне несколько секунд на ответ, но я промолчала и мужчина продолжил: — Сцена — алтарь Нарцины. Она тоже требует жертв, как и всё прекрасное в этом мире. Сюда актёры и режиссёры несут свой талант, рвут душу на куски и кормят ими зрителя, умирают и возрождаются вновь, чтобы прожить сотни жизней. И главная награда, — он поднял ладони и тихо похлопал, на удивление точно попав в гром аплодисментов в зале, — это признание публики.

Создатель Ордена Крона встал рядом, посмотрел сквозь ширму, и причудливые световые пятна осыпали его фигуру. Я застыла, завороженная этим мужчиной и моментом. В нём действительно было волшебство, но не из-за игры света и проникающей под кожу музыки, не из-за звенящих голосов актёров. Оно заключалось в самом этом человеке: словно он и был магией, противоречием, бросающим вызов законам мира и природы. Слова его возносили хвалу театру, но во всех движениях сквозило презрение. Даже когда он хлопал, казалось, что это были аплодисменты самому себе.

— Как вам спектакль? — он повернулся, и я едва удержалась, чтобы не попятиться. — Не правда ли, он заполняет острой и живой эмоцией, в которой сосредоточено всё удовольствие людского существования?

Молчать и дальше было бы невежливо, поэтому пришлось ответить.

— Отсюда не видно сцены, — я вытянула шею, но заметила только подол платья актрисы. — И почти не слышно голосов. Только музыка.

Мелодия как раз достигла кульминации и рванула хором голосов и инструментов, вызывая новый гром оваций. Зрители неотрывно смотрели на сцену, их глаза горели, как блики от драгоценностей. Щеки дам алели румянцем, и даже мужчины увлечённо раскрыли рты, внимая завораживающему зрелищу.

Демиург не следил за спектаклем или зрителями. Он быстро нашёл взглядом Джера и Элигию. Я попыталась уловить эмоцию, понять, что он чувствует при виде их. Ревность? Обиду? Ненависть? Злость? Кем была для него Элигия? Разобрать было невозможно, потому что на лице кровавого мага оставалась всё та же довольная полуулыбка, с которой он появился в ложе.

— Тогда я вам расскажу, — от взмаха его руки ложа наполнилась сотнями бликов, словно он кинул горсть иллюзорных звёзд. — Это новая и очень красивая сказка, одна из историй любви Квертинда под названием «Асмодей». Трагическая, конечно.

— Мне не нравятся истории о любви, — осторожно ответила я, отступая на полшага.

Глаза оценивали варианты побега. За нашими спинами натягивались тросы и гулко падали вниз, приглушая шум из зала, крутились и поскрипывали подъёмные механизмы, создавая декорации для зрителей. Бежать было бессмысленно, но я едва удерживалась от этой идеи. Точно так же, как с трудом удерживала страх в своем сознании, не позволяя ему завладеть мной. Но каждый раз, когда разноцветные глаза Господина Демиурга останавливались на мне, я леденела изнутри. И не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала такой необъяснимый трепет перед живым человеком. Наверное, только когда познакомилась с Джером.

— А о чём нравятся? — Демиург прищурился, разглядывая меня.

— О странствиях, — ответила я, перебарывая гнетущую робость. Потом подумала и добавила: — И о свободе.

В его ярких глазах и на его лице был отпечаток личности кровавого мага — неуловимый, словно он был древним могущественным заклятием, о котором мир договорился молчать. И я не могла не признать, что меня это увлекало. Хотелось всматриваться в него, как в гладь воды, спокойную, но таящуюся в глубине опасность.

— Любовь, свобода, приключения, — он вздохнул. — У них гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Каждый предпочитает верить в то, что ему ближе. Но, в конце концов, это всё просто игры, в которые играют взрослые дети. Весь мир — большой театр, и мы постоянно становимся в нём то зрителями, то актёрами. Поэтому люди так любят спектакли. Они — отражение их жизней и ролей.

— Ни один спектакль не отражает моей жизни, — воспротивилась я таким суждениям.

На удивление, откровенно говорить с Демиургом было легко. Мы делали это почти впервые, но у меня было ощущение, что знакомы мы целую вечность и что он всегда был рядом.

— Напрасно вы так думаете, — Демиург потёр подбородок, и блики от камней снова заиграли светом. — Даже «Асмодей» близок вам настолько, что вы удивились бы, ознакомившись с его сюжетом и историей.

— Если только он о дочери убийцы королей, — фыркнула я в ответ.

— Он о предательстве, — торопливо пояснил Демиург. — Об одном из видов. О том, как влюблённая женщина покинула семью, оставив мужа и сына. И о том, к чему привёл её выбор.

— Обычное дело, — я разочарованно пожала плечами. — Королева Анна Иверийская, моя мать и ещё сотни женщин поступили именно так. В нашей библиотеке появилась новая история «М и М», и, хоть я её не читала, убеждена, что там тоже есть женщина, предавшая своего мужа ради любви. Эти легенды, Господин Демиург, похожи одна на другую, как ягоды с одного куста. Какая-то мельче, какая-то крупнее, но все падают в одну корзину, где их не различить. Скажите, героиня «Асмодея» погибла?

— Сбросилась с высокой башни, — кивнул мой собеседник. — Оставив семью, прекрасная леди Мелли недолго прожила в счастье. Любовь угасла со временем, покинула сердце её избранника, и бедняжка, обезумев от ревности, лишила себя жизни.

Я торжествующе улыбнулась. Ощущение победы придало мне сил и азарта, заглушило страх и робость. На сцене траурно зазвенели колокольчики, жалобно заплакал какой-то музыкальный инструмент.

— Вот видите, — я продолжила довольно улыбаться. — Сплошные повторения от истории к истории. Чем же «Асмодей» отличается от других похожих пьес?

— Деталями, — загадочно пояснил хозяин театра. — В них всегда кроется дьявол.

— Дьявол? — уже открыто насмехалась я. — Это ещё кто?

В ответ он сделал шаг ко мне и тронул за рукав.

— Тот, кто исполняет желания, — шепнул Демиург. — По веллапольской легенде — главный из демонов, властелин подземелья, подобный Толмунду. Но, в отличие от кровавого бога, более проницательный.

— Не верю я в эти легенды, — я отдёрнула руку и отстранилась. — Магистр Калькут говорила, что веллапольцы не чувствуют присутствия своих богов… или демонов. Их маги не заполняют тиали, не читают воззвания и не творят никакой магии, кроме ментальной. А её невозможно увидеть.

Я всё ещё часто дышала, и от звуков оркестра волоски на моих руках встали дыбом. В приглушённом свете от запаха сотен свечей у меня закружилась голова.

— Правдивы легенды или нет, — Демиург больше не стал меня трогать, но и не отошёл, — главное, что они позволяют управлять людьми. Народные предания не были бы столь могущественны, если бы целиком состояли из лжи. Особенно в Квертинде, где ещё существует магия.

Я осеклась. До недавнего времени Господин Демиург сам был для меня легендой. Я, как многие квертиндцы, не была уверена в его существовании… и поэтому тронула его за руку. Неожиданно для себя, повинуясь внезапному порыву. Наверное, мне хотелось убедиться, что рядом со мной действительно живой человек, а не призрак. Здесь, в полутёмной ложе, мне как будто открылся целый мир, откровение о том, что есть иная жизнь.

— Как управляете вы, — завороженно подтвердила я.

Мелкие пятна света и причудливые тени соткали маску для создателя Ордена Крона, и правдивым оставался только голос из полутьмы, проникающий прямиком в разум. Этот голос волновал меня больше, чем музыка. Он был полон тайны, искушающей и дурманящей. Всё это было так непривычно мне, так незнакомо, отчего создавалось ощущение, что в реальный мир проник призрачный сон.

То, что происходило, оставалось для меня до конца неясным. Но это… будоражило.

— Расскажите мне, — выпалила я, ещё не успев придумать, о чём, просто очень хотелось снова услышать мужчину, — о спектакле. Что означает «Асмодей»?

Он не удивился, только коротко кивнул и заговорил:

— «Асмодей» — это безупречный голубой бриллиант, одна из первых находок в шахтах Галиофских утёсов сразу после их завоевания войсками Квертинда. — Тросы за спиной Демиурга натянулись и со свистом ухнули вниз. — Полагаю, ты наслышана о том, что знатные семьи тогда поделили между собой самые крупные драгоценные камни, назвав их именами демонов.

Я кивнула. Один из них — драгоценный камень семьи Торн — я видела на шее Дамны. Попыталась вспомнить его название, но не смогла. Наверное, это и было какое-то мифологическое имя.

— Веллапольцы особо ценили голубые бриллианты, так как считали их глазами демона, что всегда является за своей жертвой в маске животного, — продолжил Демиург. — Асмодея. Квертиндцы с помощью магии Нарцины придали камню уникальную огранку и вставили в оправу обручального кольца из белого золота. Украшение долгие годы принадлежало одному древнему роду королевства, что зародился ещё до правления Тибра. Тому самому, в который довелось попасть несчастной Мелли. Её обручили фамильным кольцом, и оно оставалось на её пальце до самой смерти.

— Это артефакт? — логично предположила я, увлеченная рассказом. Судьба Мелли меня не интересовала, а вот магическая сила знаменитого кольца — очень даже.

— Нет, — покачал головой Демиург. — Но, по легенде, владельца этого камня ждут вечные муки страсти и ревности, будто сам сластолюбивый и жадный демон нашёптывает импульсивные желания. Возможно, «Асмодей» подтолкнул Мелли к предательству и самоубийству. Ведь именно кольцо напоминало женщине о том, что она могла бы остаться преданной женой и любящей матерью. И о том, чего она лишилась ради угасшей любви.

Звуки неожиданно стихли, голоса приглушились до шёпота, и только лёгкий звон доносился снизу. Даже свет резко померк, часть свечей погасла, и я догадалась о магии Омена. Я вновь попыталась выглянуть, чтобы узнать, что происходит на сцене. Погибла Мелли или ещё нет? Кто был её возлюблённый? И являлся ли демон в образе животного несчастной женщине, пусть только на сцене этого театра?

— Вы верите в то, что демоны существуют? — шёпотом спросила я, прильнув к тонкому резному дереву перегородки.

— Демоны существуют внутри нас, Юна, — его лицо оказалось рядом, совсем близко: Демиург тоже наблюдал за едва освещённым залом. Это делало нас заговорщиками, объединяло. — И имя самому главному — человечность. В этом величие и грязь всех героев мира и ключ к управлению людьми. Посмотри на них.

Зал полнился волнением, трепетом и возбуждённым блеском глаз. Дамы прикрывались веерами, стыдливо кидая взгляды на своих мужчин. Зрители разволновались от спектакля, в них появился заразительный трепет и напряженное ожидание. На дальнем балконе я заметила два силуэта, слившихся в поцелуе. Они прятались в тени занавеси, но отсюда, сверху их интимное единение было прекрасно видно.

Я вдруг осознала, что совершенно забыла о цели своего визита. Кажется, впервые за всё время я отвлеклась от мыслей о менторе. И сейчас как будто впервые увидела его в этом театре. Захотелось ухватиться за эту эмоцию, развить её, чтобы не чувствовать того раздирающего душу страдания, что привело меня в эту ложу.

Элигия раскрыла малиновые губы и потянулась к уху Джера, нашептывая ему что-то сквозь полуулыбку. Джер улыбнулся и поднёс к губам её пальцы. Я отвернулась.

— Довольные, впечатлённые, влюблённые, сытые эмоциями и, одновременно, жадные до них. Мягкие, как разогретая глина. Я люблю наблюдать отсюда за зрителями, видеть в их зрачках каждого из демонов, что сменяют друг друга у руля сознания. Асмодей живёт в каждом из нас, — он посмотрел на меня, довольный произведённым эффектом. — И только сильный человек способен победить его в себе. Как и самого великого демона, объединяющего все пороки и добродетели.

— Вы говорите о человечности? — смекнула я.

Этот разговор был теперь необходим мне, потому что со звенящим трепетом зала в меня проникал сам веллапольский демон Асмодей. О да, он взмыл к тёмным сводам вместе с музыкой от лёгкого поцелуя, которым Элигия едва заметно наградила Джера, и пронзил меня мгновенной яростью. Зубы стиснулись сами собой.

— Именно о ней, — подтвердил Демиург. — Зная реакции человека, основываясь на его привязанностях, страхах, желаниях, морали можно управлять им и предугадывать его действия. За столетие я ещё ни разу не ошибался в людях.

Я скосила глаза на Господина Демиурга. За столетие? Сколько же жизней принёс в жертву Толмунду этот кровавый маг, чтобы так хорошо сохраниться? Как часто он берёт в руки ритуальный нож? Мне уже приходилось сталкиваться со смертью, я сама была убийцей, но почему-то не могла представить этого красивого, утончённого мужчину за жертвоприношением.

— Я вас помню, — призналась я. — Вы приходили к нам в Фарелби, чтобы сообщить о смерти моей матери. После этого мой отец заболел.

— Он любил её, — Демиург повернулся, и я всё-таки попятилась от его вида. — А это самый сильный крючок, на который только может попасть человек. Самая сильная зависимость и безошибочный рычаг, который действует безотказно. Игра, что приводит к поражению. Болезнь, что приводит к смерти. Она сгубила твоего отца, который не смог пережить потерю возлюбленной.

Жуткие глаза его смотрели, не мигая. Я нервно сглотнула.

— Он ненавидел любовь, как и вы, — вспомнила я отца. — Говорил, что она приводит к гибели. Но считал человечность величайшей из магий.

Это было самым важным наставлением. Будучи при смерти, Кем Горст без конца повторял и просил, чтобы я сохранила в себе человечность. От воспоминаний к горлу подкатил ком, и я снова упёрлась взглядом в Джера. Таинство момента ускользало, теряло своё волшебство: я возвращалась в мир Юны Горст, где не осталось никого, кому она была дорога. И где, вопреки всему, она всё ещё дышала.

— Кем Горст на себе прочувствовал все острые грани сердечной страсти, — Демиург не заметил перемены и снова посмотрел в зал. Глаза его горели восторгом и превосходством, пока он окидывал взглядом зрителей. — Любовная история — спектакль, который всегда вызывает овации и слёзы. Времена меняются, дни идут за ночами, за летом неизменно приходит осень, наука вытесняет магию, мирное время нарушают войны, но и они проходят, уступая место новому покою. Сменяются эпохи, поколения, даже мораль и добродетели. Одно остаётся неизменным: люди несут жертвы на алтарь любви. О, этот демон — самый коварный из всех, потому что он может долгое время спать и, однажды проснувшись, разрушить всё, что было тебе дорого.

Демиург остановил взгляд на Джермонде, и жёсткий рот создателя Ордена Крона тронула таинственная полуулыбка. Мой ментор больше не наблюдал за спектаклем, а неотрывно смотрел на Элигию, томительно вытягивающуюся под его взглядом, как кошка под солнечными лучами. Пламя лизнуло меня изнутри, разлилось, как алкоголь по венам, поднялось злым жаром к вискам. Я попыталась прогнать демона ревности, но он только сильнее одолевал меня. Мне не хотелось быть такой живой и податливой, хотелось ощутить холод, стать камнем, водной гладью, куском льда. Ничего не чувствовать, не гореть в этом испепеляющем огне подозрений и ненависти.

— Вы научились этому сопротивляться? — проговорила я резче, чем хотелось.

Мне нравилось, как он говорил, и нравилось слушать его. Я никогда раньше не встречала людей, кроме Джера, с которыми мне хотелось бы подолгу разговаривать. Демиург пугал меня и одновременно… манил.

— Думаю, я с самого начала был лишён этого изъяна. Моё появление было необычным: я, скорее, монстр, гибрид, чудовище, чем человек. И если ты думаешь, что это самобичевание, то ошибаешься, Юна. Всё, что я перечислил, гораздо разумнее, чем человек. В особом смысле, конечно. Лишившись всех чувств, продравшись сквозь демонические преграды эмоций, остаёшься лишь ты один, наедине со своим разумом, с тем, кого ты сам из себя сотворил, и нет ничего прекраснее этой разновидности свободы. И этого могущества. Посмотри, — позвал он, пригибаясь. — Видишь, как изменил их спектакль?

Я снова выглянула в зал. Конечно, я видела. К своему огорчению и злости. Но озвучивать это совсем не хотелось. Хотелось сбежать и забрать с собой Джера. Вырвать его из когтей хищной охотницы, умело завлекшей моего ментора в коварные сети.

— Они не понимают всей опасности страстей, — буркнула я.

— О, напротив, — заспорил Демиург. — Они прекрасно всё осознают и наслаждаются ими. Впускают страсть в свои сердца, чтобы ощутить остроту и яркость жизни. Они желают этого и именно за этим сюда являются. Намеренно.

Конечно, он снова был прав. Джер слишком умён, чтобы не понимать происходящего. И вряд ли он впервые в театре… и впервые с женщиной. Как бы я ни желала вырвать его из лап Элигии, это было невозможно. Потому что он сам хотел находиться в них.

— А чего сейчас желаете вы, Юна Горст? — Демиург словно прочитал мои мысли, отчего мне вновь сделалось не по себе.

Я больше не хотела откровений. К тому же отныне у меня должно было быть только одно-единственное заветное желание, что оставалось моим предназначением. О да, Юна Горст знала, чего хочет, и у неё имелся ответ. Я отвернулась от ширмы и отошла вглубь ложи, почти к самому выходу.

— Убить Кирмоса лин де Блайта, — ровной скороговоркой выдала я, ни секунды не сомневаясь в сказанном. — Этого я хочу больше всего. Сейчас и всегда.

Конец ознакомительного фрагмента.