Круги ада

Нина Еперина, 2016

Каждому человеку Бог дарует возможность исправления, если его жизненный путь не совпадает с предначертанным, но…, а если он совпадает? А если это кармическое и жизнь, которую тебе дали в этой инкарнации является одной из учебных для возможности понятия, что такое хорошо, а что есть плохо. Ведь не просто так рождаются на свет Чикатило или в нормальной семье ребенок вдруг становится нетрадиционной ориентации? Что это? В наказание или для опыта? Почему Души наши должны пройти разными дорогами и испытать за время проживания своих семидесяти или более жизней разные судьбы? Монаха или бандита, проститутки или «синего чулка», судьи или преступника? В этом романе женщине выпала суровая судьба, судьба человека с самого дна человеческого общества. Проститутки. Но, даже посылая нас на Землю с такой страшной судьбой, ОН дарует нам варианты выбора, как поплавки, за которые мы можем ухватиться. Вопрос? А хотим ли мы хвататься за эти поплавки или поплывем по течению жизненного потока в черную стремнину будущего, в надежде на что? На удачу в следующей инкарнации?

Круг четвёртый

Интернат, и, правда, был большой и богатый. Ей предоставили отдельную комнату, достаточно большую, светлую и удобную во всех отношениях. Даже маленький туалет был теперь у неё индивидуальный, личный. В комнате стоял шкаф с готовой форменной одеждой, ничего брать из дома, кроме нижнего белья, ей было не нужно.

Дедушка определил её в восьмой класс. Класс был с французским уклоном, с новыми дисциплинами, такими как плаванье, верховая езда, теннис, этика, эстетика, танцы и музыка. Он поцеловал её по-отечески в щёчку, погладил по головке, улыбнулся усами и ушел за большую дубовую дверь в ту, другую жизнь. Туда, где осталась её дочь, муж Лёня, тётя Маша, её никчемная мать и совсем маленький кусочек из её красивой, но очень странной жизни.

В интернате всё для неё оказалось сложным. Учителя были на удивление требовательными и переживающими за свою работу. Они мучили её каждый день с раннего утра и до поздней ночи. Теперь она жила в комнате одна, впервые за всю свою маленькую жизнь. Она в полной мере поняла, какое же это счастье жить в комнате совсем одной. За тобой не подглядывали ничьи глаза, можно было уйти к себе в комнату, закрыться на ключ от чужих вопросов и праздного любопытства, и предаваться там своим сладостным мечтаниям, в которых прекрасный принц был, как две капли воды похож на её любимца из портрета.

Связи с внешним миром почти не было целых два месяца. Изредка в интернат звонил дедушка, и ей передавали его приветы, не приглашая к телефону. Мать не появлялась, как будто её никогда и не было, как будто она ей когда-то просто приснилась. Лёня тоже оказался по ту сторону забора. В какой-то момент она даже решила, что все её забыли и вычеркнули из своей жизни. Она не обижалась на них. Нет. Что толку обижаться на чужих, в принципе, людей? На её чужую мать? На похотливого старичка, эгоиста до мозга кости? На молодого жеребца Лёню, которому нужно только её тело? На чужую тётю Машу, у которой своя жизнь, свои дети, своя семья? А больше в её жизни никого и не было. Не о подружке же Свете думать ей, и не о Римме Сергеевне? Единственный, кто теперь был вместе с ней, был её Мишка, с плюшевым тайничком внутри. Только ему, теперь, могла она жаловаться на свои горести и беды, только он радовал её собственным содержанием.

Она стала лучше присматриваться к ученикам взрослых классов и молодым учителям, потому что любовь к самому главному удовольствию никак не хотела забыть. Эротические фантазии не давали спокойно спать по ночам, и заставляла уходить в воспоминания на очень приятные темы. В её фантазиях партнёром оказывался непременно всё тот же прекрасный принц. Он случайно встречал её в саду около интерната, красиво знакомился, долго разговаривал украдкой в тени деревьев лунными ночами. Их сплетённые в страстном поцелуе тела, ложились длинной тенью на влажную ночную траву, покрытую предутренней росой, на которую она позволяла, в конце концов, опускать её, всю трепещущую в жаркой истоме, и отдаваться ему до конца, до самого донышка своей души и до последнего вздоха своего тела…

На Новый год дедушка устроил ей зимние каникулы. Он приехал за ней, почему-то, на такси, без Лёни, а дома радовал вкусной едой, шоколадом, прозрачными пеньюарами и французской любовью. Юлю она видела только два раза, потому что расписание у няни было очень строгим и не предусматривало общения ребёнка с посторонними без разрешения дедушки Мориса в неурочное время. Настя не обижалась. Она отсыпалась днями и позволяла дедушке любые вольности ночами, не забывая своего любимого, пушистого Мишку и его тайник.

Каникулы промчались, как один миг и опять дедушка отвёз её сам, и опять на такси, и опять интернат принял её под свой кров. Длинно и монотонно потекло время, медленно приближая тёплые весенние дни. Весну Настя встретила с радостью и надеждой на весенние каникулы и возможность уговорить дедушку забрать её из интерната. Каникулы наступили и прошли, ничего не изменив в её жизни, независимо от её ночных стараний. Дедушка Морис категорически отказался обсуждать эту тему. Насте оставалось надеяться только на летние каникулы, которые она ждала с огромным нетерпением, утешая себя ночными мечтаниями и беседуя с Мишкой, или со своим любимым с портрета. Только любимый понимал её в ночной прохладе весенних зарослей, только он сочувствовал её несчастной судьбе теми необыкновенными вечерами, которые она проводила в своих мечтах рядом с ним в лунном, загадочном соду…, и Мишка, глядевший всё понимающими пуговками, не опуская глаз и не моргая.

Но однажды, вместо принца, в саду она натолкнулась на Лёню, который обследовал забор вокруг интерната и нашёл в нём лазейку. Вдвоём они быстро и даже как-то лихорадочно обшарили все ближайшие кусты и обнаружили в их зарослях симпатичную очень маленькую полянку. Леня пытался срывать фирменную форму так быстро и второпях, что разорвал ей платье в талии, но так и не сумел снять его в спешке. Тогда они ограничились только трусиками. Отдавалась она ему, как принцу из своих мечтаний, жарко, страстно и с удовольствием. Наверное, её тело соскучилось по настоящим, напористым мужским ласкам и проникновениям.

После этой неожиданной встречи Лёня стал почти каждый день залезать в сад. Они быстро, молча, и в спешке предавались удовлетворению своих тел. На свидания она бегала, очень переживая, что их могут выследить и донести дедушке, но отказаться от них не могла, так ей нравилась вся эта захватывающая история и с конспирацией, и с быстротой самой близости. Это очень сильно возбуждало её воображение, давая возможность домысливать и украшать деталями их жаркую, запретную страсть длинными, одинокими ночами. Она заранее предвкушала наступающий момент, и к приходу Лёни была настроена на близость до такой степени, что оказывалась во много раз нетерпеливее его.

Учёба у Насти двигалась очень плохо, потому что голова была забита другими мыслями, а тело подогревали похотливые фантазии, отправляя всю учёбу в пустой чулан, который представляла её голова, и в котором гулял только ветер. Учителя сражались за знания очень старательно и рьяно, но ничего не смогли вложить ни в её ум, ни в память, как будто там был выстроен забор, выше, чем в самом интернате.

Ещё через месяц тайных встреч в интернат вызвали дедушку. Она не знала об этом до самой двери в кабинет директора, куда её повела воспитательница. Неожиданная встреча с дедушкой было ей и приятна, и не приятна. Приятна потому, что она вдруг понадеялась, что он её всё же заберёт из интерната навсегда, и приехал именно для этого. Неприятна же, потому, что в кабинете у директора её ругали. Ругали принародно, прямо при всех учителях и при дедушке, за неуспеваемость, за лень, и грозили отчислить совсем. Дедушка с очень серьёзным лицом и тоже назидательно высказывался об учёбе. Она смотрела на него и видела, что ему нет никакого дела до её учебных достижений. Его глаза улыбались всеми морщинками. Когда он подошёл к ней для «родственного» поцелую в лоб и взял её руку в свою, она поняла, что он очень соскучился по её телу. Большим пальцем своей руки он очень возбуждающе погладил по самой середине её ладошки. Всё Настино тело тут же откликнулось на его маленькую ласку.

Дедушка действительно забрал её из интерната, но только на четыре дня. Забрал не для того, чтобы она повидалась со своей дочерь, а только для собственного удовольствия. Все четыре дня он опять не выпускал её из пастели, заставляя часто переодеваться в разные платья и нижнее бельё, в пеньюары и совсем в одни бантики на ногах или талии. Они опять долго и умело предавались любви, доводя друг друга до многократных оргазмов, чем ещё больше возбуждали и тело, и воображение.

После этих четырёх дополнительных дней учёба в интернате совершенно перестала лезть ей в голову. Там всё время сидело только плотское желание, окончательно испортив ей настроение и на учёбу, и на сам интернат. Лёня куда-то пропал и не появлялся больше в саду уже почти месяц, а желание жгло её изнутри каждый день, почти без остановки. Тогда она решила найти для «плотского удовольствия» кого-то в самом интернате и нашла.

Это был ученик десятого класса, почти взрослый парень, звали его Слава, был он невысокого роста, весь сбитый и крепкий, потому что занимался боксом и хотел стать профессионалом. Он и раньше поглядывал на неё с очень понятным для неё желанием, но она отворачивалась и не давала повода подойти к ней для знакомства. Но, в какой-то из дней, подошла к нему сама и позвала погулять в саду. Они бродили по аллейкам и разговаривали ни о чём, пока она потихоньку не завлекла его в знакомые заросли. Там они вначале долго целовались, она не позволяла своему телу наброситься на него сразу, как оно этого хотело. Она старалась соблюсти хотя бы какие-то приличия, поэтому позволила ему после обычных поцелуев в губы целовать её в шею, грудь и даже соски. Она сама с трудом дождалась, когда он перешёл, наконец-то, непосредственно к обладанию её тела. Всё произошло скомкано и неинтересно, на холодной весенней земле, потому что он ещё очень плохо понимал и знал её, но темперамент в нём чувствовался мощный, и это давало надежду на будущее.

Это будущее началось завтра же. Он был очень нетерпелив. Они стали назначать свидания ежедневно прямо на поляне в кустах, не разрешая себе вместе гулять по саду. Секс с ним проходил очень мощно и бурно, совершенно не так, как с дедушкой или Лёней. Она поняла, что есть такое это молодое и сильное мужское тело, которое в самом соку и полно настоящего плотского желания для полного удовлетворения и её, и его самого. Ей очень нравился этот интимный, тайный процесс. Она могла бы заниматься им с раннего утра и до глубокой ночи, но были ещё и уроки, которые отнимали и время, и силы. Так прошло ещё два месяца, но потом наступили летние каникулы, и тайные встречи пришлось прекратить…

Первый год учёбы в интернате состоял из воспоминаний между дедушкой, периодически забирающим её «домой» на каникулы или «неделю», горячими объятьями Славы украдкой и появившимся Лёней. Как-то он приехал за ней в очередные выходные дни, но вместо того, чтобы отвезти к дедушке, привёз к себе в комнату. Оказалось, что вначале дедушка Морис отправлял его в длительную командировку на дальний север, в город Салехард, где он подхватил простуду, а потом у него было воспаление легких, и он с трудом выкарабкался из болезни за почти два месяца.

Так что учёбы, как таковой, у неё в интернате так и не было. Обладания её тела тремя мужчинами по очереди учёбой назвать было никак нельзя.

Лето они опять проводили всей семьёй на даче. Ночью она спала с дедушкой в их общей спальне, а днём умудрялась убегать подальше от дома и любиться в кустах с Лёней. Так продолжалось почти полтора месяца, а потом произошёл ужас. Лёня уговорил её заняться сексом в спальне днём, потому что тёти Маши в доме не было, няня гуляла с Юленькой в саду, а дедушку с раннего утра увезла по делам правительственная «Чайка».

Там их дедушка и застал. Он страшно ругался, топал ногами, два раза ударил её по щеке, а Лёню выгнал с работы. Отношения их сразу же испортились. Дедушка переселил её в детскую комнату к Юленьке, запретив появляться в остальных комнатах, включая гостиную и веранду. Девочке был почти год, кормилицы у неё уже не было, была только няня Оля, молодая женщина лет тридцати. Она жила в соседней комнате, из детской к ней вела отдельная дверь. Эти две комнаты и были территорией её проживания.

В конце июля дедушка уехал в командировку почти на три недели. В доме остались одни женщины. Она спала в их общей спальне, в кровати одна и опять предавалась плотским мечтаниям о любимом мужчине в кружевном воротнике. Дедушка должен был вернулся из Парижа только в конце августа. Всё это время она чувствовала себя вольным человеком, но в один прекрасный день, перед самым приездом дедушки, на даче появился Лёня и уговорил Настю убежать от деда «к чёртовой матери», прихватив игрушку Мишку и бросив ему на временное попечение Юлю.