Школа для взрослых 2: Эффект бумеранга

Нил Алмазов, 2019

За последнее время в школе начали происходить, казалось бы, немыслимые события. В этот круговорот непосредственно втянуты и Рийзе, и Ван. А ведь впереди ещё арена – кровавый переход на следующий курс… [Изображения, использованные для обложки, были сгенерированы мной в нейросети Midjourney].

Глава 2. Рийзе

В себя я пришла от того, что меня били по щекам. Тошнотворный запах крови никуда не делся, так и витал в воздухе, мерзко щекоча ноздри. Вокруг начала сходиться толпа. Мысли никак не могли собраться в кучу, состояние напоминало мрачное и беспросветное существование амёбы. Мне что-то говорили, но понимание бродило рядом и никак не хотело забираться в голову.

Наконец одна из соседок додумалась принести стакан воды, который привёл меня в чувство. Голова гудела, тело била неконтролируемая дрожь. Шум, что создавали вокруг себя другие ученицы, раздражал, потому что их бестолковый гомон забивал эфир и не давал сосредоточиться. Картинка хоть и прояснилась, но всё равно действо происходило будто в полусне. Взгляд безостановочно блуждал по окружившим меня девчонкам и, будто притянутый магнитом, возвращался в мою комнату, похожую на пыточную.

Хорошо, что они не мучились. Вывернуло их мгновенно. Обрати инквизитор внимание на заклятие, наверняка бы смог выйти из ситуации. Хотя бы через портал более высокого уровня. Но, видимо, Курт с Виллой либо спали, либо были заняты несколько другими делами.

— Пойдём, — донёсся голос одного из кураторов.

— Вызовите инквизицию, — бесстрастно, слабым голосом выдавила я. — Ничего не трогайте. Вызовите.

Мне было всё равно на разбросанные по комнате игрушки, на то, что подумают остальные, — голые факты на сухом остатке куда страшнее. Я виновата. Этих двоих больше нет.

На руках защёлкнулись наручники с подавителями, и мир моргнул красками в первый раз.

Когда меня выводили из женского общежития, я заметила в толпе зевак Мелоди, отчего ситуация стала приобретать более ощутимый масштаб. Мелкая видит, что её сестру выводят под конвоем, как преступницу. Ещё и длинные языки всё в красках опишут, что случилось, в этом даже не сомневаюсь.

Мы с Мелоди встретились взглядами, и я молча кивнула. Она поджала губы и отвернулась, вытирая слёзы. Вот так, сестрёнка. Не успели встретиться, как нас снова разлучают. Злости не было. Меня занимало осознание неизбежного: суд и смерть. А Виллы и Курта больше нет. Когда я последний раз думала о синеволосой, слова «дрянь» и «нимфоманка» ёмко отражали моё к ней отношение. Но казни она не заслуживала. Курт, конечно, тоже хорош… Но во всём случившемся виновата я. Отрицать очевидное глупо.

Убей охранное заклятие какого-нибудь случайного воришку, мне никто бы и слова не сказал. Кураторы и архимаги тоже могли бы спокойно вывернуться: напрячься стоит совсем чуть-чуть, чтобы распознать чары. Смог бы спастись и Курт, если бы своевременно пожелал уйти и наткнулся на запертую дверь — в способностях десятника я не сомневалась.

Обстоятельства сложились так, что от их тел остались размазанные ошмётки, клочья кожи и скрученные магией кости. Хорошо, что кучерявый и воительница не мучились, а умерли мгновенно. Испытать такую гамму ощущений — значит, сойти с ума от боли.

Меня вели в деканат, где дежурила охрана, которая пришла из-за периметра школы. Я ничего не спрашивала, погоны на их форменной одежде свидетельствовали о том, что это конвоиры. Опергруппу так и не увидела.

Со мной не стали разговаривать. Мы молча шагнули в портал и оказались в мрачном, выстроенном из камня бараке. Конвоиры обыскали без намёка на какое-либо домогательство, выдали плотную робу ярко-зелёного цвета, от которой болели глаза. Подавители на руках сняли, заменив их на тяжёлый, металлический ошейник с порядковым номером, совпадающим с номером на одежде, и отвели в одиночную камеру.

По сравнению с моей комнатой в общежитии, тюремное жилище представляло собой выгребную яму. Небольшая комнатушка, прохладная, но сухая, без окон и намёков на какую-либо постороннюю деятельность. Одна жёсткая лежанка с худым покрывалом и почти плоской, жидкой подушкой, деревянное ведро для нужд вкупе с громоздкой, грубо сделанной крышкой. Вот и весь блеск пристанища убийцы.

Когда меня наконец оставили одну, я села на кровать и уставилась в стену, переваривая случившееся.

Потихоньку начала возвращаться чувствительность, а в голове появились первые вопросы. Насколько долго меня здесь продержат? Что будет дальше? Мысли терзали, рисуя процедуры допроса. Один раз в жизни это я уже пережила, с Юнгом. Ничто не помешает провернуть это и тюремщикам. Хоть в иллюзии, хоть в реальности, а подавитель, висевший грузом на моей шее, обнулит все попытки защититься.

Сейчас мне остаётся только ждать. Чего? Не знаю. Чувство вины, густо приправленное страхом неизвестности, вводило тело в оцепенение. События снова и снова крутились перед глазами, ясно давая понимание, что ничего хорошего мне не светит.

Два опростоволосившихся инквизитора подряд — уже не совпадение. Учитывая то, что один из них знатно мне насолил, хоть потом и попытался извиниться. Если тем, кто решает мою судьбу, придёт в голову представление, что я упокоила Курта и Виллу из ревности, костра мне не миновать. Или ещё чего похуже.

Прошло несколько часов, и счёт времени был потерян, когда взвизгнула задвижка двери, и сквозь отверстие проскользнул поднос. Уши резанул скрип обратного хода засова. Я медленно, нехотя поднялась с кровати. Щедрая миска овсянки грязно-серого цвета, два ломтя чёрного хлеба и металлический, подмятый с одного бока кувшин воды с таким же стаканом.

Есть не хотелось. Мучила жажда. Я сама не заметила, как опустошила пузатый сосуд. В каше даже не хотелось ковыряться. Возможно, об этом придётся пожалеть, но сейчас действительно не до еды.

Я расстелила постель и легла. Сон настиг меня мгновенно, концентрируя где-то в другой реальности самые острые моменты прошедшего дня.