Отверженный

Николь Галанина

Юная Амисалла покидает родное государство Хевилон ради возможности стать признанным врачом, ведь это мечта всей её жизни. Но в Авалорийской империи, родных краях отца и матери, ей доведётся пережить немало тяжёлых испытаний.

Глава V. Лиэс. Амисалла

Ворота, ведущие в Королевский Парк, были распахнуты. Солнце весело скакало по светлым столбикам; белёсые пятнышки то появлялись на них, то исчезали снова, то растягивались, то, наоборот, съёживались. Стучали копыта коней, болтали друг с другом радостные придворные, но из этих звуков Лиэс привычно выделял птичью трель, разливавшуюся под сенью тёмно-зелёных куп старинных деревьев, что, по легенде, были посажены ещё прославленным предком Ральмунда, основателем династии Вампьерде, великим Олуэйном. Лиэс крепче вцепился в поводья, чувствуя, как холодок пробегает по его спине. Придворные надвигались на беззаботно звенящий, свистящий и стучащий лес словно тёмная грозовая туча или непредсказуемый шторм, они ехали сюда убивать. И он, Лиэс, он тоже собрался… убивать…

Стрелять в беззащитных животных, нападать на тех, кто мог защититься, но первым не набрасывался, под свист, улюлюканье и кровожадный лай и сопение гончих… а потом видеть эту кровь, кровь, которая течёт ручьями, собирается в озёрца; чувствовать тяжёлый обволакивающий запах смерти, давящий на плечи, словно объятия рока… Но самым ужасным и омерзительным было то, что он собрался смотреть, как в глазах животного медленно гаснет искра жизни и недоумевающий взгляд, полный боли, в последний раз фокусируется на убийца. Он собрался наблюдать, как вылетает последний вздох из истерзанного тела; но не только быть отвлечённым зрителем при этом кошмаре, а и его деятельным участником — в угоду Ральмунду! Ральмунд в течение всего того времени, что Лиэс и Оруэн ехали рядом с ним, не спускал с Лиэса тяжёлого торжествующего взгляда, но почему-то скрывал это. Каждый раз, замечая, что Лиэс смотрит на него в ответ, он недовольно передёргивал плечами, тянулся дрожащей рукой к ружью, затем встряхивался и отворачивался, надвигая шляпу на лоб.

Пышная кавалькада придворных поднималась по пригорку; с его высоты простиравшийся внизу лес казался детской игрушкой, вырезанной затейливыми мастерами. Лиэс чувствовал даже с расстояния, сколь много жизни и энергии в этих переплетённых друг с другом ветвях, он предвидел будущее кровопролитие, и от встававших перед взором кошмарных картинок ему делалось дурно. Солнце, поднявшееся выше, вызолотило снежно-белую дорогу под конскими копытами; многие из придворных вскинули, заслоняясь, руки и сощурились. Поверх рукава Лиэс увидел, как с другой стороны пригорка появился тёмный конный силуэт.

Придворные, столпившиеся позади Принцев и их приближённых, недоумённо зашептались. Фигура, стоявшая прямо напротив Лиэса, вскоре разделилась на две части: конскую и женскую. Верхом на лошади сидела девушка примерно одних лет с Лиэсом, одетая в непритязательный дорожный костюм и слишком большую для её головы шляпу с пером, что норовила съехать то на глаза девушки, то вовсе свалиться на дорогу под копыта её коня. Лошадь была породистая, тонконогая, гнедая в тёмных яблоках, с умными тёмными глазами, изучавшими королевскую свиту с таким же удивлением и настороженностью, с какими свита изучала коня и его обладательницу. Девушка, судя по нездоровой бледности и растерянному выражению лица, сама не понимала, откуда у неё взялась наглость преградить путь самому наследнику; она пыталась что-то вымолвить, но язык её не слушался.

— Ваше… Высочество… — прошептал Сомер Мо, побледневший едва ли не больше девушки. — Позвольте мне… объяснить…

— Ступай к чёрту со своими объяснениями, — отмахнулся от него Ральмунд. Нездорово блестя глазами, он протянул к всаднице руку и крикнул: — Леди Виллиэн! Большая честь с Вами увидеться, Сомер мне столько о Вас рассказывал…

Девушка выронила поводья и даже приоткрыла рот от изумления, отчего вид у неё сделался совершенно глупый. Лиэс предпочёл с презрением отвернуться от неё: чем дольше он на неё глядел, тем больше антипатии ему внушала она: почти в мужском костюме, сидящая в мужском седле, непонятным образом проникнувшая на королевскую дорогу и теперь испугавшаяся своих смелых начинаний. А между тем Лиэс чувствовал, что девушка смотрит именно на него с надеждой; ведь он был единственным, кто поехал сюда не по своей воле и впервые, и она это поняла. Ему хотелось повернуться к ней и крикнуть: «Я ничем не могу помочь! Я так же растерян, как и ты!»

— Ваше Высочество… — хрипло проговорила девушка. Краснота прилила к её щекам, и она намного чётче и увереннее воскликнула: — Ваше Высочество! (шляпа у неё на голове опасно накренилась, девушка поправила шляпу и выше подняла голову). Раз Вы знаете меня, значит, Вы должны знать цель, с какой я приехала сюда по просьбе Со… господина Мо!

— Да, конечно, я знаю, — отозвался Ральмунд, — мой идиот говорил, Вы никогда не почтите нас своим присутствием, но я чувствовал, что Вы здесь окажетесь. Вот почему эта охота — особенная.

Лиэс злобно прикусил палец и наклонился к холке лошади, лишь бы не видеть, как смущённо краснеет незнакомка. Ральмунд был истинным талантом по части комплиментов, но несчастье его заключалось в том, что комплиментам он всё чаще и чаще предпочитал избиение. Даже сейчас, когда он галантно обхаживал девушку, оказавшуюся иностранкой из Хевилона, глаза у него оставались звериными, а взбешённый медведь в них выглядывал настойчивее.

— Сомер, — лениво сказал Ральмунд, когда девушка боязливо подъехала ближе, — уступи своё место леди, давай.

— Ваше Высочество…

— Давай!

Обозлившись, Ральмунд схватился за кнут и привстал в стременах, нависая над Сомером. Тот покорно склонил голову, и из-под полей его шляпы послышалось приглушённое:

— Как скажете, Ваше Высочество.

Девушка заняла место Сомера, и процессия весело двинулась дальше. Никто, наверное, не видел, что гостья и Сомер нарочно едут настолько близко друг к другу, дабы иметь возможность держаться за руки. Увидев это, Лиэс поразился собственной реакции: внутри него будто пробудился тот самый медведь, которого он столько раз замечал в глазах Ральмунда. Девушка и Сомер едва касались пальцев друг друга, как полагалось близким друзьям, но он, пожирая их соединённые руки бешеным взглядом, готов был квалифицировать это как жесточайшее преступление против нравственности. «И почему? — с удивлением спрашивал он у себя. — Почему мне не всё равно? Почему я стыжусь за тех, кто нарушает приличия, словно я виноват в их падении? Почему я еду позади них, чтобы никто не увидел, как они держатся за руки?»

Камни под копытами коней исчезли: достигнув высшей точки пригорка, кавалькада на мгновение замерла — а потом бешеным потоком рванулась вниз, к заманчиво блестящим распахнутым воротам Королевского Парка. Свистнул, резко похолодев, ветер, затрепетали лошадиные гривы, перья на шляпах придворных и заплетённые в косы волосы девушки, бившие её по спине. Лиэс уловил её приглушённый вопль — и краем глаза заметил, как её шляпа, ускользая от рук владелицы, взвивается высоко в синее небо. Ральмунд рассмеялся жутким гортанным смехом и вытянул свою лошадь кнутом.

— Не волнуйтесь Вы так, леди. Я найду для Вас другие шляпы, сколько пожелаете.

— Я ценю Ваше благородство, — в шуме ветра голос девушки звучал приглушённо, но от этого в нём не убывало гордого достоинства, — однако я вынуждена отказаться. Не волнуйтесь, мой кошелёк не опустеет от того, что я прикуплю себе шляпку. Разве Сомер Вам не рассказывал, что…

— Что Вы работаете вместе с купцом Бирканом Каверно, главой Купеческой гильдии, — оборвал её Ральмунд и снова зашёлся в зловещем смехе, — женщина, не стесняющаяся исполнять мужскую работу… Я в это, честно сказать, не верил.

— В Хевилоне, — гордо сказала девушка, оборачиваясь к Принцу в седле, — женщины давно получили свободу, и я считаю, что это гораздо продуктивнее и гуманнее, чем принято у Вас, в Империи…

Когда девушка осмелилась заявить это столь уверенным тоном, вздрогнуло и зашлось гневом не только неукротимое сердце Ральмунда. Почти вся королевская свита метнула на гостью полные ярости взгляды, в том числе это сделал и Лиэс. Он чувствовал, как неприязнь к девушке в нём перерастает в нечто, весьма похожее на ненависть. Он никогда ещё никого не ненавидел, но неожиданно открыл для себя, что ненависть может быть… сладкой и приятной. Империя не была идеальна, но никому не было позволено говорить о ней с таким пренебрежением, в особенности — ничего не смыслящим наглым девицам из Хевилона!

— Тпру! — первым закричал Ральмунд, когда спуск с пригорка стремительно закончился, и Королевский Парк заманчиво и громко зашелестел древесной листвой.

Раздался звонкий щелчок кнута, а вслед за тем — жалобное тонкое ржание и хрипящий от кровожадного нетерпения голос Принца:

— Едем! Едем, скорее! Я чую её!

Лиэс в недоумении вскинул руку с хлыстом над лошадью, но так и не опустил её. Воздух взорвался криками и торжествующим свистом, под небесным куполом замелькали, смешиваясь с толстыми тёмно-коричневыми вековыми деревьями, белые, красные, чёрные перья на шляпах охотников. Загавкали и зарычали гончие, спускаемые с поводков, и слюна закапала с их обнажившихся клыков. Предчувствие смерти, насилия и кровавой бойни снова больно стиснуло сердце Лиэса. Он остался практически один перед распахнутым зевом леса, понимая, сколь нелепо его положение, но не в силах заставить себя броситься за остальными. Сомер и леди Виллиэн тоже задержались: она придерживала его за рукав, хотя видела, как хищно сверкают его глаза и раздуваются ноздри.

— Кого он почуял, Сомер? — тихо спросила девушка. — Я боюсь…

— Добычу, Амисалла, — сдавленным от волнения голосом проговорил Сомер в ответ, — он чует добычу! Если боишься, можешь остаться с Лиэсом. Ведь Вы никуда не едете, верно, Лиэс? — обернувшись, он хитро глянул на Лиэса.

Заметно побледневшая Амисалла пронзительным взглядом взглянула на него, и поводья сжались в её кулаках. Гордость ударила Лиэсу в голову, и злобный голос внутри прошипел: «Не смей поддаваться! Она, и Сомер, и все вокруг только и ждут, когда ты опозоришь свою семью, поставишь на себе клеймо труса… Не дождутся они этого!»

Упрямо вскинув голову, Лиэс фыркнул сквозь зубы:

— Нет, Сомер, я еду с Вами. Искать зверя.

Брови Сомера изумлённо вскинулись.

— О, — изумлённо протянул он, — признаться, я такого не ожидал… Ну что ж, Лиэс, берите ружьё и глядите в оба. Мы достанем для Его Высочества лучшую добычу!

— А как же я? — потерянно спросила леди Виллиэн позади них.

Вздрогнув, Сомер обернулся, и Лиэсу показалось, что он увидел мгновенную жалость в его погрустневших глазах. Стараясь выглядеть таким же весёлым, как и всегда, Сомер поправил шляпу и одарил встревоженную леди Виллиэн тусклой улыбкой:

— Ну… а ты лучше подожди здесь, Амисалла. Если случайно отрежешь Ральмунда от добычи, он тебя пристрелит.

На высоких скулах девушки выступили едва заметные красные пятна.

— Нет, Сомер! Так просто ты от меня не отвяжешься, не жди! — легко пришпорив коня, она нагнала их, и гордая улыбка тронула уголки её губ. — Я тоже буду охотиться! Ведь я не просто так приехала сюда!

Лёгкий ветер, блаженный в летний зной, зашевелил перья на шляпах Лиэса и Сомера и растрепавшиеся волосы леди Виллиэн. И тот же самый ветер донёс до них дикий рёв, смешанный с радостными воплями и оглушительным собачьим лаем.

Глаза девушки мгновенно переполнились страхом, Лиэс судорожно вцепился в поводья своего коня, нервно начавшего прясть ушами, а Сомер разразился дробным колким смехом:

— О, не нужно беспокоиться. Это Ральмунд: он поймал зверя.

* * *

Тяжело дыша, залитый кровью Принц стоял посреди первой же широкой прогалины, встретившейся Лиэсу, Сомеру и леди Виллиэн в их поисках. В той части Королевского Парка, где им открыли ворота, легко было бы заблудиться, если бы с ними не было Сомера, давно изучившего здесь каждую тропку (он охотился с королевской свитой с тех пор, как ему исполнилось двенадцать), и если бы Лиэса не вела магия, подсказывавшая ему, где выплёскивались ужас преследуемой жертвы и жадное нетерпение преследователей. Он ожидал увидеть нечто страшное, но к подобному он готов не был.

Слегка покачивающийся Ральмунд склонился к туше кабана, разорванной напополам и испещренной входными отверстиями от пуль. Туша бессильно завалилась набок, истерзанное мясо тонуло в огромной луже тёмно-вишнёвой крови. Тяжело дышащий, нездорово бледный, Принц безразлично глядел широко распахнутыми красными глазами на обнажившиеся, влажно блестящие внутренние органы. Кругом него в жутком порядке лежали ещё шесть кабаньих туш, разорванных с таким же варварством, а вороны уже начинали описывать медленные круги под перекрывающими друг друга тёмно-зелёными широкими кронами деревьев. Лиэс ощутил, как к горлу подкатывает тошнота; попытался закрыть глаза. Тяжёлый запах пролитой крови, страха и боли душил его, ему казалось, если он простоит здесь ещё с несколько минут, то лишится чувств.

Дружески сжав его плечо, Сомер склонился к его уху и успокаивающе прошептал:

— Ничего, ничего, сейчас Вам полегчает. Когда я в первый раз такое увидел, меня стошнило в кусты.

— Сомер, что у вас там за секреты? — зарычал Ральмунд.

Опёршись на измазанный в крови приклад ружья, он убрал сапог с поверженного кабана и неуклюже прохромал к ним. Лицо Принца было бледным, словно у призрака, с него ручьями катился пот; видимо, он настолько ослабел, что мог свалиться в обморок в любое мгновение. Но глаза у него блестели так ярко, как Лиэсу ещё никогда не приходилось видеть. Бешеный огонь в них пожирал остатки сил Принца. Ральмунда шатало всё сильнее, теперь стоять прямо ему не помогало даже ружьё. Впившись в Лиэса ядовитым взглядом, Ральмунд прошипел:

— Что, боишься?

— Нет, Ваше Высочество! — храбро соврал Лиэс, но Ральмунд ему не поверил. Медведи в его глазах оскалили клыки.

— Лжёшь!

— Ваше Высочество! — предупреждающе вскрикнул Оруэн.

Схватив Лиэса за руку, Ральмунд выдернул его к себе ближе и полными злобного бешенства глазами вгляделся в него.

— Видишь, что я сделал? Думаешь, наверное, что я бесчувственная тварь. Пусть будет так… — бормоча это, как сумасшедший, Ральмунд подталкивал оцепеневшего Лиэса ближе к разорванной кабаньей туше, заставлял смотреть на жуткую рану, тянувшуюся вдоль брюха, и на ворон, которые, не обращая на людей внимания, жадно клевали высунувшиеся петли кишок. — А всё-таки ты вглядись… внимательнее вглядись в это…

Рука Ральмунда повелительно опускалась Лиэсу на голову, хотя он и без этого во всех ужасающих подробностях видел чёрные, отливающие перламутром под солнцем перья ворон. Просвечивающие изнутри кишки. Как глянец, сверкающую печень. Озёра вишнёвой крови, стекающиеся к открытой кабаньей пасти с отвисшей нижней челюстью и пожелтевшими выпирающими клыками. Озёра эти были столь глубоки, что копыта убитого животного в них исчезли, сапоги Лиэса и Ральмунда утопали в них. Лиэс чувствовал на своём лице смрадное дыхание смерти, которое вызывало в нём панический ужас. Желание любыми способами выкрутиться и сбежать отсюда, туда, где не пахнет бойней и предсмертным испугом, сотрясало его.

— Вглядись в это… — прошептал Ральмунд над его ухом. — Неужели ты не чувствуешь, как тебя тянет сделать то же самое? Желторотый птенец, Лиэс, ты не понимаешь, что это за наслаждение: воткнуть в него меч и выпустить ему кишки! — издав хриплый смешок, Ральмунд выпрямился и потащил Лиэса за собой, отворачиваясь от растерзанных кабанов. — Когда он захлёбывается своим глупым визгом и смотрит на меня этими пустеющими глазами, знаешь, что я испытываю? Восторг… удовлетворение… Иногда я жалею, что не могу собственноручно делать то же самое с людьми…

Пошатнувшись, Ральмунд выпустил плечо Лиэса и, уже падающий, неуверенно шагнул вперёд. Оруэн и Сомер вовремя подхватили Принца под руки, но тот уже лишился сознания.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество? — тревожно закричал Сомер. — Ваше…

— Молчи, — цыкнул на него Оруэн, — обычное нервное переутомление. Мы отвезём Его Высочество во дворец, а там он придёт в себя.

— Как и всегда случается, — будничным тоном прибавил Илкай, глядя не на брата, а на подсвеченные солнечным блеском кроны далёких деревьев.

Леди Виллиэн решительно шагнула в зловещий круг кабаньих туш. Её глаза запылали праведным гневом; она прижала трясущуюся левую руку к груди, а указательный палец правой наставила на радостно пирующую тучу воронов и почти провизжала:

— Так нельзя!

Сомер печально вздохнул, глядя на неё грустными глазами, и, поправив на своём плече безвольно висевшую окровавленную руку Ральмунда, ниже опустил голову.

— Леди Виллиэн, — сказал Оруэн, — от имени Его Высочества прошу извинения за этот инцидент. Думаю, госпожа Фолди выделит Вам комнату во дворце, чтобы Вы смогли оправиться от испуга.

— Я не хочу тут оставаться! — вскрикнула Амисалла. — Нет! Прошу прощения, но это невозможно!.. Я хочу уйти!

— Я настаиваю, леди Виллиэн, — мягко промолвил Оруэн, но взгляд его сделался жёстким. — Если Вам страшно, Лиэс может посидеть с Вами.

Леди Виллиэн нерешительно обернулась к нему и даже протянула руку, но в следующее мгновение уже опустила её.

— Это Вы?..

— Я попрошу госпожу Фолди приготовить комнату в западном крыле дворца, — бросил Оруэн напоследок и, отвернувшись, потащил бесчувственного Ральмунда к своему коню.

— Подождите! Подождите, господин! Я не останусь здесь на целый день! — задрожавшим голосом прокричала леди Виллиэн ему в спину.

— Подарите же нам несколько часов, — не оборачиваясь, непререкаемым тоном сказал Оруэн.

Королевская свита умчалась, стуча копытами, следом за Оруэном, впереди которого болтался, словно тряпичная кукла, Ральмунд, безвольно уронивший голову на лошадиную шею. Лиэс и леди Виллиэн обменялись встревоженными взглядами — и одновременно протянули друг другу руки.

— Поедемте отсюда, — попросила она жалобным голосом, — я не смогу этого вынести…

— Я тоже, — совершенно серьёзно согласился Лиэс.

* * *

Госпожа Байна Амилия Фолди, мать Лиэса и Оруэна, была фактической заведующей обширного дворцового хозяйства. Она следила за всеми прачками, горничными, уборщицами, кухарками и швеями, проживавшими на нижних этажах. Она распределяла, в каких комнатах будут проживать придворные и сколько людей будет им прислуживать. Она выбирала меню для общего завтрака и придумывала новые костюмы для двора, мгновенно входившие в моду даже за пределами государства. Власть над будничной жизнью дворца безраздельно принадлежала ей, и в пределы её территории не осмеливался вторгаться даже регент. Узнав, что прибывшая с охоты девушка хоть и несколько необычна для Империи, но всё же не столь плоха, сколь ей старательно пытались нашептать, госпожа Фолди приказала выделить лучшую комнату в западном крыле замка. В западном же крыле, но двумя этажами выше, располагались покои, куда перенесли бессознательного Ральмунда.

У Лиэса не было ни малейшего желания развлекать леди Виллиэн, но она выглядела настолько растерянной и испуганной, что он не решался её покинуть. Прижав руки с крепко стиснутыми кулаками к груди, она обмеряла просторную комнату крупными шагами, а похолодевший с приближением вечера ветер раздувал лёгкие персиковые занавески на распахнутых окнах. Не оглядываясь на Лиэса, леди Виллиэн потрясённым охрипшим голосом безостановочно говорила и говорила, а он уже перестал вслушиваться в её слова, зная, что они обращены не к нему.

— Я многого ожидала… очень многого! — вскрикивала Амисалла, воздевая руки к высокому сводчатому потолку. — Но такого… я знала, что ваш Принц болен… а он не только болен, он, он… он, кажется, сумасшедший! Магия Великая, как мне его жаль…

— Жаль?! — услышав об этом, Лиэс как ужаленный сорвался с места и замер перед изумлённо застывшей леди Виллиэн. — Вы хоть слышите, что говорите? Вы видели, на что он способен… и Вы после этого его жалеете?

— Он всего лишь больной человек, — прищурившись, сурово отчитала его леди Виллиэн и выше подняла голову.

— Значит, Вы просто не чувствовали… все эти запахи… и эту боль и этот ужас Вы тоже не чувствовали! — словно заново переживая тот момент, Лиэс встряхнул головой. — Вот кого там стоило бы пожалеть! Вы просто не способны перенять на себя это…

Сообразив, что говорить подобные вещи не стоит, он с усилием заставил свой болтливый язык умолкнуть, но было поздно. Теперь леди Виллиэн смотрела на него с тихим состраданием, как на жертву, пробуждая стыд и гнев в его душе. Украдкой взглянув в его исказившееся лицо, она тихо спросила:

— А Вы… Вы чувствуете?

— Да, — коротко ответил Лиэс и поспешно отвернулся от её пытливого взгляда.

— Значит, в Вас очень сильная магия, — с восхищением промолвила она, — во мне такой нет, я знаю. Отец говорил мне, что только могущественные носители целебной магии способны переживать последние секунды жизни убитых и чувствовать в воздухе эмоции. Это… великий дар.

Ограничившись коротким фырканьем, Лиэс отступил к дверям, но это было слабой защитой, ведь леди Виллиэн не позволила бы ему уйти, не услышав ответов на свои вопросы.

— Я это ещё тогда почувствовала, — продолжила она, — когда впервые Вас увидела. И, когда Вы смотрели на туши, я убедилась. Наверное, тяжело охотиться с таким даром, — в её словах прозвучал отголосок презрительной насмешки.

— Я не охотник, — холодно отрезал Лиэс.

— А кто же Вы?

Помолчав, Лиэс неохотно промолвил:

— Личный секретарь регента.

— Самого регента? — восхищённо ахнула леди Виллиэн. — Это… наверное, большая честь!

— Да какая тут честь, — раздражённо откликнулся Лиэс, — я выполняю такую же секретарскую работу, как и в любой захудалой конторе Империи.

— Вы хотели бы большего?

— А кто не хочет?

— Тогда добейтесь, — спокойно предложила леди Виллиэн и улыбнулась. — Не знаю, почему, но я в Вас очень сильно верю.

Безо всякого предупреждения дверь, ведущая в приёмную комнату покоев, распахнулась, и смертельно бледный, с встревоженными и печальными глазами, Сомер Мо шагнул внутрь. Косо глянув на Лиэса, он усмехнулся и протянул руку леди Виллиэн.

— Амисалла, идём со мной.

— Куда? Зачем? — настороженно приподняв плечи и сузив глаза, осведомилась она.

— Его Высочество очнулся. И он желает тебя видеть, — обречённо выдохнул Сомер.

Даже сердце Лиэса вдруг забилось тише и покрылось холодной коркой от страха, но сама леди Виллиэн просияла, как будто для неё не могло быть новости радостнее, чем желание Принца её видеть. Одарив Сомера солнечной умиротворённой улыбкой, она покорно приняла его руку.

* * *

Совершенно разбитый и беспомощный, Ральмунд лежал на диване в своих покоях. Под голову ему придворные натащили гору подушек; Сомер распорядился приготовить крепкий кофе и принести шахматы, чтобы сыграть партию с Оруэном и этим развлечь Принца. Ральмунд сам был неплохим игроком в шахматы, но сейчас он чувствовал такую слабость, что не мог самостоятельно шевельнуть даже пальцем. Несколько пажей усердно махали над его головой веерами, а он равнодушно смотрел в потолок и, кажется, что-то обдумывал. После припадков Ральмунд всегда чувствовал истощение сил, и с каждым новым таким припадком оно становилось сильнее. В последнее время он часто стал спрашивать у Оруэна и Сомера, долго ли он проживёт.

— Долго, Ваше Высочество, — успокаивал его Оруэн с усмешкой, — проживёте дольше всех нас.

— Конечно, — поддакивал Сомер.

— А если я вас обоих сейчас перестреляю? — мрачно хохотнув, спрашивал Ральмунд и откидывался на подушки.

Сейчас он не пожелал слушать никаких утешений. Упорно протягивая вперёд руку с радужно мерцающим Королевским знаком, он приказывал слабым, но настойчивым голосом:

— Приведите леди Виллиэн. Зовите её ко мне, я хочу её видеть!

Пока Сомер отсутствовал, разыскивая леди Виллиэн во дворце, Ральмунд глядел в потолок, кусал губы и о чём-то тяжко вздыхал. Оруэну никогда не доводилось видеть его таким, и, тихо сидя у шахматной доски, он размышлял, чем подобное могло быть вызвано. Истинный сын своего отца, он родился при дворе и с малолетства привык интриговать и лгать, лишь бы не выпустить из рук Ральмунда — своё мощнейшее оружие и крепчайшую нить, привязывавшую его ко двору. Его многие не любили, он это знал и потому всеми силами держался за Принца, за гарант сохранения своей карьеры, репутации и, возможно, даже жизни.

Дверь покоев приоткрылась, внутрь несмело просунулась голова пажа.

— Ваше Сиятельство, — обратился он к Оруэну, — Его Сиятельство Мо и леди Виллиэн пришли.

— Пусть заходят, — взмахнув рукой, разрешил он и одним глазом сосредоточился на шахматах, а другим, причём куда более внимательно, на погрустневшем лице Ральмунда.

Сомер и девушка прокрались в комнату на цыпочках, лишь бы не потревожить больного, но тот сразу их заметил, и его туманные глаза прояснились.

— Леди Виллиэн! Я давно Вас жду. Пожалуйста, сядьте рядом со мной…

Амисалла встревоженно прокрутилась вокруг своей оси, с вопрошающим испугом поглядывая то на Сомера, то на Оруэна. Пряча глаза, Сомер мягко подтолкнул её вперёд; Оруэн посторонился, пропуская её к дивану Принца. Она нерешительно остановилась у богатых глубоких кресел в трёх-четырёх метрах от Ральмунда, её рука, побелев, стиснула изогнутый мягкий подголовник.

— Нет… ближе… ближе… — настойчиво проговорил Ральмунд и поманил её пальцем. — Не бойтесь меня…

— Это легко сказать, но трудно сделать, — храбро возразила Амисалла, и Сомер в противоположном углу комнаты шлёпнул себя ладонью по лбу.

— Я хочу поговорить с Вами… нет, — Принц слабо мотнул головой, исправляясь, — я хочу попросить Вашей помощи. Садитесь тут, — и он похлопал по своему дивану.

— Нет!

— Тогда сюда, — неожиданно не став спорить, Ральмунд указал ей на место Оруэна. — А все остальные — вон. И не заходите, пока я не разрешу.

— Нет… постойте! Так нельзя! — со страхом вскрикнула Амисалла, но Оруэн, Сомер и пажи уже покорно заспешили к дверям.

Застывшая на лице Ральмунда улыбка вдруг сделалась свирепой, предупреждая её о звере, сидящем внутри него.

— Врач обязан хранить тайну больного, — раздельно проговорил он, — а ведь Вы же врач?

— Нет… я только студентка… я всего месяц назад поступила в Академию, — забормотала Амисалла, пряча глаза и нервно постукивая пальцами по шахматной доске, которую Оруэн оставил на низком столике.

Ральмунд глубоко вздохнул; злость в его глазах сменилась полнейшим равнодушием.

— Вы — отличный врач. Об этом кричат газеты вот уже два года подряд. Послушайте, что я Вам сейчас скажу… и поклянитесь никому не открывать этой тайны.

— Клянусь, — твёрдо ответила Амисалла, прямо взглядывая в пустые и усталые глаза Принца.

— Иногда я сам себя боюсь… — тихим шёпотом, прерывающимся и потрясённым, сообщил ей он. — Я иногда не я. Я себя не помню. Убиваю и калечу в бреду. Вот сейчас кабанов разорвал и Лиэса напугал совсем не я, хоть Вы мне и не поверите, однако это определённо был не я, а что-то… другое. Вы не понимаете, как это страшно: просыпаться утром и потом ждать, когда случится припадок… а ещё страшнее думать, закончится ли он, или я так и умру… неконтролируемым? Вы же врач! Вы должны знать, как это лечится!

Принц глядел на неё, словно на свою последнюю надежду, и уже ничто в его глазах, в его побледневшем и измученном лице не намекало на свирепого зверя, растерзавшего кабанов и мучившего Лиэса, заставляя его глядеть на развороченные внутренности. «Лиэс неправ, — решительно подумала Амисалла, и сердце у неё наполнилось теплом изнутри, — он не чудовище. Он — потерявшийся несчастный человек, который сам себя боится. Ему нужна помощь…»

— Я постараюсь что-нибудь сделать, — ободряюще улыбнулась она Принцу и взяла его холодную руку в свою, — только пообещайте, что будете слушаться всех моих указаний.

— Всех? — протестующе выдохнул Ральмунд.

— Вы хотите вылечиться? — скептически приподняв брови, осведомилась Амисалла.

— Да! Да! Эти припадки меня доконают, леди Виллиэн, а я хочу жить, понимаете?

— Конечно, понимаю, — успокаивающе зашептала она, — успокойтесь, не кричите. Я найду опытных врачей, и мы вместе…

— Нет! — глянув на неё страшно запылавшими глазами, закричал Ральмунд. — Никаких имперских врачей!

— Но почему? Они куда старше и умнее меня, они…

— Они всё р-разболтают! — прорычал Ральмунд, и его рука, лежавшая в руке Амисаллы, налилась свирепой силой. — Всё пр-родадут… Я им не верю! Только Вы, больше никого!

— Не кричите, — холодно повторила Амисалла. — Ещё раз начнёте буйствовать, и я уйду, Вам ясно?

Принц недоверчиво посмотрел на её сжавшиеся в ниточку губы, в её решительно горевшие глаза.

— Да…

— Тогда, — она снова улыбнулась, — начнём лечение. Выделите мне немного времени, чтобы я предупредила опекуна и перевезла свои вещи во дворец.

— А Вы вернётесь? — подозрительно осведомился Ральмунд, и его смертельно холодные пальцы до боли крепко стиснули её запястье.

— Конечно, вернусь, — терпеливо успокоила его Амисалла, — врачи не бросают своих пациентов, Ваше Высочество. Вы можете приказать, чтобы госпожа Фолди нашла мне комнату поближе к Вам? Так я смогу контролировать Ваши приступы. К сожалению, у меня нет сейчас успокоительного, но к следующей неделе я смогу приготовить его сама.

— Но это слишком долго! — в нетерпении воскликнул Ральмунд. — У меня приступы по несколько раз в день!!

— Всю эту неделю я просижу с Вами и прослежу, чтобы Вы не буянили, — улыбаясь уже через силу, сказала Амисалла, — я Вас теперь не боюсь. Только сделайте все распоряжения, пожалуйста. Я буду Вам очень благодарна.

Переполненная гордостью, Амисалла покидала комнату Ральмунда. Ей хотелось в эту же секунду схватиться за перо и отписать родителям о том, какая удача ей выпала, как ей повезло: получить пациента до начала учебного года в университете… Но она понимала, что своё счастье ей следует держать в себе: её родители едва согласились отпустить её в Империю, и она хорошо понимала, как они отреагируют, узнав о Ральмунде. Она могла не сказать родителям, но утаить правду от Биркана было невозможно.

«Лучше будет, если он узнает всё быстрее», — решила Амисалла про себя, взбираясь в седло. Она погнала коня через Главную Площадь, чувствуя, как вечерний воздух приятно наполняет лёгкие и остужает горячую кожу. Стражники, уже получившие приказ от регента, беспрепятственно пропустили её через ворота, что, впрочем, не помешало им в своё удовольствие потыкать пальцами ей в спину и обругать её чересчур вольное поведение. Но обида уже стала для Амисаллы привычным фоном; она не могла помешать действовать. Погоняя коня голосом, она торопилась домой, а на душе уже начинала скрестись тревога. По всем улицам зажигают факелы; не беспокоятся ли Биркан и Берта, ожидая её у дверей?.. Амисалла знала, что они ждут, что они волнуются, и это заставляло её стыдиться и мчаться быстрее, хотя лишние минутки уже ничего не изменили бы.

В пределах резиденции Биркана ярко горели все фонари; бдительные стражники в смешных красных шляпах прочёсывали каждый квадрат аккуратно подстриженной лужайки; около десятка караулило ворота. Тот самый кузен Сомера в этот раз был командиром охраны, он же и заметил приближение Амисаллы раньше всех.

— Госпожа Виллиэн! — сурово закричал он, попутно отпирая ворота дрожащими от радости руками. — Где Вы были?! Вы понимаете, какой опасности подвергали себя? Вы понимаете, в какую тревогу привели господина Каверно?

— Со мной всё в порядке, Крет, — улыбнулась ему Амисалла и спрыгнула с лошади на змеившуюся к дому дорожку, — вышла небольшая… задержка.

— Трёхчасовая, госпожа?

— Послушайте, не надо мне указывать! — фыркнула она и гневно взглянула в лицо стражника, полускрытое шляпой и тенью от неё. — Во всём я стану отчитываться только перед Бирканом; кстати, где он?

— Вот он, — холодно произнёс голос позади неё.

Вздрогнув, она медленно обернулась, и их взгляды столкнулись в ярко-жёлтом неестественном свете мощных фонарей. Скрестив руки на груди, Биркан в упор мрачно смотрел на неё; его кустистые брови были неумолимо сдвинуты на переносице. Сзади него Амисалла приметила жалкую фигурку Берты; уцепившись за его руку, она до сих пор плакала, и её тощая спина равномерно вздрагивала. Пристыженная, Амисалла опустила голову; все намерения вылетели у неё из головы от такой встречи.

— Идём домой, Амисалла, — подойдя к ней, Биркан решительно положил ей руку на плечо, — там всё и объяснишь.

Стражники, как она была уверена, все до единого с неодобрением смотрели ей вслед, пока она поднималась по резному крыльцу, полускрытому изящно вьющимся виноградом, и она не могла осудить их: ведь они, злясь на неё, были совершенно правы, ей не стоило так лгать… Не поднимая головы, Амисалла смотрела, как тёмно-фиолетовые тени проскальзывают по гладким доскам крыльца и скрываются внутри дома, где тоже повсюду, в каждой комнате, горело с десяток свечей и лампад.

В полном молчании Биркан и Берта провели её сквозь молчащий коридор. Сбившиеся в кучку в дальнем его конце горничные подняли на Амисаллу осуждающие взгляды, и она втянула голову в плечи. Ей казалось, что её лицо полыхает от стыда и загорится, если она заплачет — а плакать ей хотелось.

Тихий скрип и хлопок закрывающихся дверей известил её о том, что они очутились в гостиной, казавшейся сейчас намного больше и холоднее, чем раньше.

Биркан прошёл к своему креслу, что стояло посредине полукруга, образуемого другими диванами и креслами, и сел. Его холодный вопрошающий взгляд ранил Амисаллу больнее, чем это мог бы сделать кинжал, и ради того, чтобы он перестал смотреть на неё так, она готова была сразу сказать всю правду.

Осторожно обойдя Амисаллу по кругу, Берта присела на краешек дивана возле Биркана и потерянно уставилась на свои руки — они ещё дрожали.

— Ну, — тяжело подняв голову, усмехнулся Биркан, — скажи, где ты всё это время была. Не надо врать, что у Лаэстра; я проверил, у нас нет такого клиента. Итак, куда ты ездила?

— Я была на королевской охоте, — прошептала Амисалла и украдкой выглянула сквозь спутавшиеся волосы.

Глаза Биркана расширились в неподдельном изумлении и гневе, он вытянул к ней голову и проскрежетал ужасным голосом:

— Вот как?

— Да! Я тебя не послушалась, потому что Сомер… — чуть не рыдая, прошептала Амисалла, — Сомер…

— Сомер?!

Голос Биркана прогремел так страшно, что Берта съёжилась в комочек, прижала руки к ушам и вздрогнула, а из глаз Амисаллы неукротимым ручьём полились слёзы. Едва не валясь на колени, она продолжала свою исповедь:

— Сомер столько всего рассказывал… мне стало интересно, и я поехала на королевскую охоту, и я познакомилась… познакомилась с Принцем, с наследником, с Ральмундом! И он попросил меня вылечить его от припадков, а я… я согласилась!

— Что? — очень спокойно, даже неестественно спокойно, спросил Биркан. — Так ли это стоит понимать, — его голос начал возрастать, словно наполняя помещение своим грозным рокотом, — что ты презрела мои запрещения и отправилась заводить дружбу с людьми, которые не могут причинить тебе ничего, кроме зла?

— Кем бы ни был Ральмунд, он в первую очередь — больной человек, которому нужна помощь, и я, как врач, не могу отказать ему! Я ещё не клялась по-настоящему, но я уже чувствую свою ответственность за его жизнь, Биркан! И ведь это твой Принц, Биркан, это он будет править твоей страной уже через несколько месяцев, а ты же не хочешь иметь тирана на троне?

— Тиран у нас уже есть — Фолди! — рыкнул Биркан, одарив её жгучим взглядом. — И он будет фактическим правителем, пока Магия не приберёт его, наконец, в Измерение Мёртвых, так что мне наплевать на судьбу наследника! Мне не наплевать на твою судьбу, я не позволю тебе лечить буйного душевнобольного!

— Я уже пообещала ему, что я вылечу его! — сердито воскликнула Амисалла. — Я его не оставлю!

— Как ты его вылечишь, — заговорил Биркан, приподнимаясь в кресле, — если ты сама не понимаешь, как тебе удавалось лечить раньше? Амисалла, пойми меня правильно; я ценю твой ум, но у тебя нет достаточного опыта. Ты сделаешь Ральмунду только хуже, а за это регент посадит тебя в Тюремный Двор. Оттуда выходят либо на эшафот, либо на небеса. Я не хочу для тебя такой судьбы.

— Доверься мне! — обливаясь слезами, воскликнула Амисалла. — Я знаю, что делаю! Подумай, Биркан, пожалуйста, представь, что все врачи вдруг стали бояться лечить. Что тогда станет с миром? Все больные будут умирать, потому что у врачей не хватит смелости браться за них. Это в любом случае большая ответственность…

— Он — буйный душевнобольной, — повторил Биркан, снова впиваясь в неё тем самым взглядом, — для тебя опасно быть рядом с ним.

— У меня всё под контролем, — тяжело дыша, сказала Амисалла. — Ты сказал, что ценишь мой ум, Биркан. А если бы я была умна, то разве я сунулась бы к психически нездоровому человеку, не зная, как с ним сладить? Я умею готовить успокоительные настойки, и сам Ральмунд согласился делать всё, что я сочту нужным. Биркан, — она умоляюще заглянула к нему в глаза, вдруг начавшие сновать по комнате, не останавливаясь на ней надолго, — Биркан, пожалуйста, отпусти меня. Если Ральмунд взбесится, Сомер и Оруэн мне помогут, они постоянно будут рядом.

— Оруэн Фолди? — неприязненно усмехнулся Биркан. — Сомневаюсь…

— Биркан! Долг врача — спасать чужие жизни. Пусть я пока не настоящий врач, но у меня есть знания и умения, и было бы ужасно, если бы я ими не воспользовалась, — медленно, уверенно и спокойно сказала Амисалла, взглядывая ему в глаза снова. — Многие не любят Принца; он действительно этого иногда заслуживает, но… Но он — такой же человек, как и мы все!

— Как и ты, — поправил её Биркан, и она сердито сказала:

— Хорошо, он — такое же разумное живое существо, как и мы все. На него тоже распространяется моя клятва. Я не знаю, что сказать родителям, Биркан, и я надеялась, что мне с этим поможешь. Я не пропаду, обещаю.

Поднявшись из кресла, Биркан ступил к ней навстречу по дорогому ковру, и она увидела, как вверх взмывает его могучая тёмно-фиолетовая тень. Берта осталась сидеть на диване, но Амисалла чувствовала на себе её блестящий признательный взгляд.

Биркан положил обе руки ей на плечи, и она впервые всмотрелась в глубины его глаз, куда он никого из всех ей известных людей не допускал при ней. Но там она увидела нечто такое, что поразило её, выгнав всю враждебность к нему из её сердца. Он задал ей немой вопрос, и она так же немо на него ответила. Там, где нет слов, нет и лжи. Биркан поверил ей, и она поверила ему. Ощутив острый прилив тоски, она крепко обняла его, снова начиная обливаться горькими слезами.

— Я буду приезжать, Биркан, обязательно… — шептала она, сжимая руки. — Правда, Биркан, приеду…

— Будь настороже, — сказал он, успокаивающе похлопывая её по спине, — и, если что-то пойдёт не так, сразу возвращайся.

— Всё будет хорошо, — с уверенностью сказала Амисалла.

— А ещё лучше будет, если ты найдёшь, на кого можно положиться, — прибавила Берта, медленно приближаясь к ним.

Она не успела отстраниться, и Амисалла обняла и её, прижимая к себе так, словно это была их последняя встреча. Не было у неё на душе того радостного чувства, которое она испытывала, когда выходила от больного Ральмунда и воображала себя настоящим взрослым медиком, каким мечтала стать. Она расставалась со второй семьёй и понимала это особенно чётко, когда смотрела сквозь застывшую пелену слёз на лица Биркана и Берты, вышедших провожать её с вещами до конца Купеческих кварталов. Они в кратчайшие сроки раздобыли ей извозчика, они помогли ей погрузить всё необходимое в экипаж, они стояли на дороге, махая ей в изменчивом блеске долговязых фонарей, пока вся улица не растаяла во мраке. Амисалла тряслась на сиденье, обхватив себя за плечи, и уныло вспоминая то прошлое, от которого сама по глупости отказалась.