Отверженный

Николь Галанина

Юная Амисалла покидает родное государство Хевилон ради возможности стать признанным врачом, ведь это мечта всей её жизни. Но в Авалорийской империи, родных краях отца и матери, ей доведётся пережить немало тяжёлых испытаний.

Глава II. Амисалла

Праздник шестнадцатого дня рождения Амисаллы начался для неё, как только в дверях её комнаты послышалось тонкое взбудораженное пение:

— Просыпайся, сестра, просыпайся… Утро встало давно во дворе… — тянул звонкий мальчишеский голос.

Амисалла зевнула и медленно приоткрыла один глаз, но тут же снова сощурилась, прячась от встававшего за окном солнца. С порога послышался сдавленный смешок, и затем — голос девочки, выводившей:

— Просыпайся, сестра, улыбайся…

— Ведь шестнадцать сегодня стукнуло тебе, — подхватил мальчик.

— А это значит, что ты совершеннолетняя! — перебивая его, крикнула девочка. — Давай! Ты же не хочешь проспать свой день рождения?

Амисалла перевернулась в кровати и, каждой клеточкой тела вбирая в себя свежесть утра, решилась расстаться с удобной подушкой. Линна и Лиордан, её младшие брат и сестра, стоявшие на пороге на цыпочках, разразились громогласным хохотом.

— Посмотри на себя! — смеялась Линна, едва удерживаясь на ногах. — Ой, ты только взгляни!! Ну взгляни же, как смешно!

— Амисалла, а ты всегда встаёшь такой растрёпанной? — поддержал Линну Лиордан и схватился за притолоку, содрогаясь от хохота. — Давай позовём художника, он напишет твой портрет и потом будет показывать всем твоим женихам?

— Не смешно, — фыркнула Амисалла и потянулась за зеркальцем, лежавшем на прикроватной тумбочке.

Но, найдя зеркало и вглядевшись в него, она поняла, почему Линна и Лиордан так веселились. На неё глядела усталого вида девушка с глазами, обведёнными синими кругами, её лицо в обрамлении всклокоченных и сбитых в огромные шары тёмных волос, которые походили на колючий куст, было неестественно бледным. Амисалла нахмурилась — отражение ответило ей тем же.

— Лови! — закричал Лиордан, и на колени к ней шлёпнулась расчёска.

— Мы не будем мешать тебе приводить себя в порядок, — прибавила Линна, — пока мы пойдём есть мамино печенье!

— Да, конечно, бегите, — растерянно отозвалась Амисалла.

Оставшись одна, она высунулась из-под одеяла окончательно и, спустив ноги на пол, снова придирчиво стала изучать своё отражение. Вот ей исполнилось шестнадцать лет — в это время большинство девушек Хевилона выходит замуж и обзаводится семейным гнездом. Амисалла нахмурилась ещё сильнее и, запутавшись расчёской в волосах, принялась немилосердно драть их, выдёргивая блестящие под светом солнца пряди и морщась от боли. Одна её подруга, Мир, давно помолвлена и сыграет свадьбу через полгода — когда ей тоже исполнится шестнадцать. Вторая подруга, Иссаэла, вышла замуж два месяца назад и с тех пор мало виделась с Амисаллой — теперь у неё были свои заботы. И друзья-мальчишки почти все тоже, как назло, либо женились недавно, либо планировали свадьбу.

Амисалла раздражённо вздохнула и показала зеркалу язык.

— То ли я какая-то странная, — вслух сказала она, — то ли это они странные, но мне замуж совсем не хочется. Ведь и нет же никого рядом… Пока есть время, можно учиться, охотиться… даже в университет поступить… В университет в Империи… заграница… новые люди и обычаи… столько всего интересного…

Рассуждая вслух, Амисалла принялась одеваться к завтраку. А, пока она это делала, за окном один за другим оживлялись соседствующие дома, наполняясь звуками, светом и движениями. Она ненадолго остановилась у распахнутого окна, и, высунувшись из него, глубоко вдохнула, стремясь урвать последние капли нетронутой свежести в зачинающемся утре. В её семье все вставали задолго до рассвета, за исключением неё — она была единственной, кто, проводя целую ночь на ногах, не мог ограничиться двумя-тремя часами сна. Именно в ночные часы Амисалле работалось лучше всего; просиживая над своими тетрадками и учебниками, она надолго запоминала материал. А в профессии, которой она намерена была начать добиваться сразу после оглашения оценок при выпуске из пансиона, хорошая память и глубокие знания были необходимы.

Хевилон давно испытывал настолько острый недостаток в хороших врачах, что даже приглашал их из-за границы, что из-за сопутствующих непомерных расходов совсем не нравилось Короне. Поэтому Его Величество Дув Третий принял беспрецедентное решение: разрешить девушкам посещать курсы медицинского факультета наравне с мужчинами. До этого в Хевилоне не было ни одной женщины-врача. Их и сейчас было мало, но это Амисаллу не смущало; она, наоборот, давно уже мечтала стать исключением. И все вокруг в неё победительно верили.

Чувствуя себя королевой нынешнего дня, Амисалла вприпрыжку побежала из своей комнаты. Дверь в её комнату осталась распахнутой, и гуляющий по коридору сквозняк лениво пошевеливал занавески.

В кухне уже слышался скрежет и грохот, перекрываемый весёлыми голосами. Амисалла неосознанно поправила на голове наколку и вошла, чтобы мгновенно застыть от счастливого изумления.

— С днём рождения! — одновременно прокричали родители, Линна, Лиордан и три её лучших подруги, словно из ниоткуда возникая перед нею и раскрывая ей объятия.

Она привыкла, что её так любят и к ней так внимательны, но лишнее подтверждение этому не надоедало никогда. Хлопая восхищёнными глазами, она сновала взглядом по сторонам и повсюду натыкалась на цветы. Зная, как она любит лютены, мать специально для неё не жалела денег на покупку семян и времени — на уход за ними, когда Амисалла была в пансионе и не могла помочь. Сладковатый, пряный аромат заполонил её ноздри, проникая в мозг, обволакивая сердце мягкой радостью, которая была едва ли не мягче, чем сжимавшие её объятия дорогих людей.

— Как же выросла, Амисалла! — восклицала мать, прижимая её голову к груди и поглаживая по волосам.

— Сегодня это — твой день, — прибавлял отец, терпеливо дожидавшийся своей очереди взъерошить ей волосы и полюбоваться ею со всех сторон, — день твоего совершеннолетия.

— Да, — с мягкой улыбкой согласилась Амисалла и с наслаждением вдохнула знакомый с глубокого детства аромат материнских духов.

— Амисалла, гляди, что я тебе принесла! — с гордостью выкрикнула её подруга Эвра, протягивая длинные серёжки, сплетённые ажурной нитью и переливавшиеся под светом солнца, словно облитые росой. — Собственноручная работа!

— Какая красота! — восхитилась Амисалла, хотя она никогда не носила серёжек и в жизни не прокалывала ушей, и Эвра это знала (но не оставляла надежды, что она когда-нибудь воспримет намёки всерьёз).

— А вот моё! — вмешалась другая подруга, Энноя, и продемонстрировала аккуратный ежедневник, обтянутый кожей, с выглядывающей между страниц фиолетовой резной закладкой. — Справочник студентки медицинского факультета, тебе наверняка пригодится!

— Да, спасибо… — отвечала Амисалла, пытаясь растолкать подарки по карманам, не ударив случайно никого из обнимавших её. — Очень… хорошая вещь…

— Держи, держи ещё! — Биллестия, тоже выбравшая себе необычную работу в химической лаборатории, настойчиво предлагала плотно запечатанный, чудовищных размеров светло-жёлтый пакет с аккуратно выведенной надписью: «Самой лучшей подруге».

— Что это?

Линна и Лиордан, стоически выжидавшие своей очереди подойти с поздравлениями и подарками, заинтересованно потянулись к пакету, но Биллестия ловко выдернула тот у них из-под любопытных носов и подняла выше, так, чтобы видеть его могли лишь старшие.

— Там всё для конной экипировки и… — Биллестия заговорщицки блеснула глазами, — новейшее ружьё.

— Ружьё?! — недовольно взглянули на неё родители Амисаллы.

— Биллестия, надо же было до такого додуматься! — в сердцах воскликнула мать. — Откуда ты это вообще взяла?

— Госпожа Виллиэн, да тут и искать не надо было, — Биллестия с невинным видом развела руками, — из Империи их завозят тоннами.

— Интересно было бы узнать, кто, — ядовито проговорила госпожа Виллиэн.

Биллестия с готовностью изобразила свою самую очаровательную улыбку:

— Вот увидите, стреляет отменно! А Амисалла не промахнётся, она меткая, вы же знаете!

Родители обменялись долгими говорящими взглядами, которые объяснили им многое, остальным — ничего. Наконец, госпожа Виллиэн глубоко вздохнула и, улыбнувшись, взмахом руки вернула Биллестии своё расположение (лицо Биллестии сразу просияло).

— Идёмте завтракать, — предложила она, — и лучше на террасу. Сегодня замечательная погода.

* * *

Завтрак растянулся на несколько часов. Амисалла, Биллестия, Энноя и Эвра болтали взахлёб так, словно не виделись уже несколько лет; Лиордан и Линна играли в догонялки вокруг дома. А господа Виллиэн, позабыв о своём недоверии к таинственным имперским поставщикам оружия, с разрешения Амисаллы испытывали её ружьё на заднем дворе, где детей не было. Судя по резким хлопкам и одобрительным возгласам, изредка долетавшим до их слуха, испытание проходило успешно, и ружьё не дало осечки ни разу.

Когда солнце прочно установилось в зените, родители вернулись из-за дома, и госпожа Виллиэн заметила, что неплохо было бы перекусить. Так завтрак плавно перетёк в обед, отец сходил в дом за газетой и, вернувшись, устроился напротив Амисаллы. Она не сводила с него взгляда: судя по его сосредоточенно сдвинутым бровям и пристальному взгляду, каким он смотрел на неё, он хотел что-то ей сказал, но не мог, пока рядом были её подруги. И те, даже самозабвенно болтавшая Эвра, довольно скоро это поняли и стали прощаться.

— Мы зайдём ещё через пару часиков, хорошо? — уже стоя у ворот дома, кричала Энноя. — Только управимся с делами и пойдём гулять к реке, вы не против?

— Нет, конечно же, нет, — доброжелательно улыбнулся им господин Виллиэн, — мы будем ждать вас!

Весело гомонящая компания, обернувшись чёрными точками, вскоре показалась на гребне холма, возвышавшегося напротив особняка родителей Амисаллы, а затем и пропала из виду вовсе. Она перевела ожидающий взгляд на отца и мать — те сразу сделались намного серьёзнее; такими они никогда ещё не выглядели в её дни рождения.

— Что такое?

Госпожа Виллиэн подалась вперёд, сложила пальцы «домиком» и широко улыбнулась, как недавно ей улыбалась Биллестия.

— Всё великолепно. Нам всего лишь хотелось поговорить с тобой о твоём будущем…

Амисалла инстинктивно отползла дальше по скамейке, с испугом и настороженностью изучая лица родителей. Только по поводу одного вопроса они могли бы нацепить на себя такую торжественность: по поводу её замужества. Но за кем? И когда? Почему? Амисалла была переполнена вопросами, но задать их не решалась и покорно ждала.

— Ты молодец, что собираешься стать исключением и поступить на медицинский факультет, — сказал отец, — но университет, который ты выбрала, мне не нравится.

— Нам не нравится, — тихо уточнила мать, и он поспешно оправился:

— Не нравится нам.

— Но что в нём плохого?! — со злостью воскликнула Амисалла. — Это лучший медицинский университет для девушек во всём мире! Почему я не могу в него поступить?

— Наверное, потому, что он находится в другой стране, причём в достаточно далёкой стране, — тихо сказала госпожа Виллиэн, и глубокая морщина прорезала её нахмуренный лоб.

Амисалла склонила голову набок и строптиво фыркнула:

— Ах, ну конечно; вы считаете, что я недостаточно самостоятельна и не смогу обеспечить себя в Империи.

— Это чужое государство, ты никого там не знаешь; если тебе придётся плохо, тебе никто не поможет! — сурово отпечатал господин Виллиэн. — К тому же, там совсем другой язык и другие обычаи!

— Но ведь вы раньше жили в Империи! — воскликнула она, вскинув голову. — Разве не вы научили меня разговорному языку? И ведь вы как-то справлялись там сами, хотя тоже были одни?

— У меня были друзья, и я была в родном городе, — оборвала её госпожа Виллиэн, — а твой отец служил в армии, там ему давали всё, что ему было нужно.

— Я тоже могу себя обеспечить! Я могу давать уроки хевилонского, танцев, математики, музыки, магии, астрономии, физики, химии; да всего, чему меня учили в пансионе! — возмутилась Амисалла. — Я не пропаду, правда! У меня есть куча золотых украшений, на первое время я могу заложить их, если работы не будет, но ведь я могу быть не только учительницей, я могу заниматься рукоделием, помогать в госпиталях, в монастырях, на рынках…

— Моя дочь — и пойдёт торговать на рынок?! — громыхнул отец, и Амисалла испуганно вжала голову в плечи. — Нет, я такого не допущу!

— Хорошо, не на рынок, есть другие профессии…

— Амисалла, это решено: ты никуда не поедешь.

— Но почему?! Назови хоть одну справедливую причину!!

— Я могу назвать с десяток сотен причин, по которым тебе нельзя туда ехать, — отрезал господин Виллиэн, складывая руки на груди. — Во-первых, тебе негде жить…

— Я могу снять комнату в Студенческом квартале, оттуда до университета всего полчаса пешком…

— Во-вторых, это чужая страна…

— Никакая она мне не чужая! По происхождению я такая же авалорийка, как и вы!

— В-третьих, в Столице полным-полно соблазнов, а для молодой одинокой девушки…

— Пап, я не дура, я смогу разобраться в том, что хорошо и что плохо!

— Дело даже не в этом, — спокойно вмешалась госпожа Виллиэн, — а в том, что многие соблазны сами бросаются на тебя, несмотря на твоё нежелание им поддаваться.

Вспыхнув, Амисалла резко наклонила голову и сцепила побелевшие пальцы. Она не поднимала взгляда, пока звучал неумолимый голос отца, мрачно контрастировавший с теплотой Сээйрского дня, радостными криками Лиордана и Линны вдали и с беззаботным пением птиц под светло-голубым куполом неба.

— В-четвёртых, пока ты будешь там, я не смогу быть уверенным, что ты в безопасности, ведь ты будешь очень далеко от меня… А тебе точно придётся нелегко: в Империи презирают женщин-медиков. И, наконец, ты не поедешь туда потому, что я не знаю никого, кому тебя можно было бы доверить.

— Я самостоятельна, — уныло повторила Амисалла и, расцепив руки, стала горько глядеть в белые доски пола беседки, казавшиеся хрустальными в свете солнца. — Папа, я не подведу тебя. Почему ты мне не веришь?!

— В Хевилоне тоже есть медицинский университет. Почему ты не поступишь туда?

— Потому что там… потому что… потому что… — потерявшись, она забродила рассеянным взглядом вокруг. Та причина, что тянула её в Империю, вовсе не была связана с университетом, но она боялась сказать это родителям, которые, похоже, ничуть не тосковали по своей родине. Едва вытянув из ёжащейся памяти нужный предлог, она даже радостно вздохнула, вскинула голову и воскликнула: — Потому что это лучший университет в мире, как вы не понимаете?!

— Не всё золото, что блестит, — глубокомысленно изрекла госпожа Виллиэн и, откинувшись на спинку стула, поднесла к губам чашку с чаем.

— Ну… да… — осторожно наклонив голову, подтвердила Амисалла. — Но ведь именно имперских врачей приглашают даже к нам, в Хевилон, так не значит ли…

— Амисалла, ты никуда не поедешь.

Наклонив голову ещё ниже, она тяжело дышала в попытке сдержаться и не сделать того, о чём потом очень горько пожалеет. Родители, конечно, видели, как она борется с собой, скрипит зубами и сверкает глазами, но они предпочитали делать вид, будто бы ничего особенного не происходит.

«Они лишили меня мечты всей моей жизни!» — озлобленно подумала Амисалла и пнула ножку стола, но так, чтобы не обратить на это особенного внимания отца и матери. Сосредоточенно изучая вздувшиеся вены на своих сжатых кулаках, она старалась как можно плотнее сжимать веки, моргая: чтобы её воображению не представлялись насмешливо улыбающиеся соперницы по пансиону.

«Ах, бедная Амисалла, нам так жаль, что ты не смогла поступить в университет в Империи… Но пойми, дорогуша, там такие высокие требования к студентам… конечно, твои родители не хотели, чтобы ты разочаровалась и поняла, что ты не самая умная…»

«Ненавижу, — мысленно цедила про себя Амисалла, ещё не определившись вполне, кого и за что она ненавидит, — ненавижу, ненавижу, не смогу вытерпеть! Ну почему же так?!»

— Амисалла? — окликнула её мать и она, вдруг почувствовав позыв воскрешающейся надежды, с готовностью вскинула голову.

— Да?

— Думаю, ты на нас не обижаешься.

Что-то светлое и сильное уныло потускнело и погасло в её душе. Скупо кивнув, она опустила взгляд к своим коленям и пробормотала:

— Конечно, нет.

— Вода! Ты вода! — вдруг прорвав воздух звонким криком, объявившаяся позади Линна набросилась на Амисаллу сзади и повисла у неё на шее.

— Пошли играть! — Лиордан нетерпеливо приплясывал за спинкой её кресла. — Что ты сидишь сиднем с таким мрачным видом; давай лучше проветримся и повеселимся!

— Не хочу я веселиться… — пробормотала Амисалла и стряхнула со своей шеи руки сестры.

Лица Линны и Лиордана вытянулись, и она почувствовала прилив бешеной злобы, усмотрев в горечи, наводнившей их глаза, свою очередную ошибку. Ей вовсе не хотелось бросаться в глупые игры, когда хотелось свернуться калачиком под одеялом и выплакать весь свой гнев и разочарование, но эта недоумённая боль в глазах дорогих ей людей, не повинных ни в чём, перевешивали собственные чувства. Она с усилием натянула на лицо улыбку и подала руку Линне, подозрительно хлюпавшей веснушчатым носом:

— А впрочем… почему бы и нет?

— Да, да, да! — разразившись бодрыми кличами, брат и сестра вновь запрыгали вокруг неё.

И было что-то такое светлое и нежное в их лицах и наивных, добрых взглядах, устремлённых на неё, что всякая обида на отца и на мать отошла и забылась. А ведь именно для того, чтобы не допустить ссоры, Лиордан и Линна так вовремя подкрались сюда.

* * *

Вечером, когда Амисалла ушла гулять с подругами, господин и госпожа Виллиэн вновь собрались в изящной, воздушной, как будто желающей оторваться от земли и своими узорчатыми ажурными переплётами войти в небо, беседке. На красочно пестрящем зеленью дворе сонно стрекотали сверчки, да где-то вдали уже начинало раздаваться далёкое уханье совы, почти полностью заглушаемое радостным смехом гуляющей молодёжи. Жара спала, и воздух стал походить на уютное тёплое одеяло, мягко обволакивающее и ненавязчиво подталкивающее в сон. Уже почти смерклось, но ночь была звёздная: на очищенном от туч тёмном небе они сияли непривычно ярко для Хевилона. Однако этого света не хватало, чтобы рассеять мглу, поэтому супруги вынесли в беседку лампаду и, установив её на столе между собою, склонились над пачкой старинных писем. Госпожа Виллиэн вполголоса заметила:

— Биркан вполне свободен, Носиу, не начинай, — понизившись, её тон сделался осуждающим.

— Но ведь это…

— Я тоже тревожусь. И боюсь её отпускать, — улыбнувшись, госпожа Виллиэн легко сжала ладонь мужа. — А ты…

— Почему ты вдруг стала сомневаться? — наклонив голову, господин Виллиэн вдруг внимательно всмотрелся в её лицо. — Ты тоже боишься?

— Я зря поддерживала её, — вздохнув, она уронила обе руки на стол, и по её спине пробежала короткая дрожь. — Мне сразу начинают мерещиться ужасные вещи, как только я представляю, что она там одна, а вокруг неё — целый мир, и неясно, у кого какие намерения…

— Успокойся, Марта, — взяв её уже за обе руки, господин Виллиэн заглянул ей в глаза с твёрдой уверенностью. — Амисалла права. Она не дурочка и не пропадёт, особенно если Биркан будет присматривать за ней.

— Значит, сказать? — госпожа Виллиэн недоверчиво взглянула на мужа, словно его согласие было для неё большим сюрпризом.

— Конечно. Ведь она так долго об этом мечтала.

— Осталось предупредить Биркана, — госпожа Виллиэн высвободила ладонь и сжала между пальцев один плотный, пожелтевший от времени лист, исписанный крупными отчётливыми буквами её друга.

— Если послать письмо сегодня скорейшим рейсом, через полторы недели оно должно дойти до адресата, — задумчиво проговорил господин Виллиэн. — Значит, Амисаллу мы отправим через двенадцать дней.

— А до тех пор?

— А до тех пор пусть лучше ничего не знает. Ещё не известно, как Биркан всё это воспримет.

* * *

Полторы недели, последовавшие за родительским отказом, потянулись для Амисаллы уныло и однообразно, ничем особенным не запомнившись. Углубившись в свою тоску, она ограничилась обществом книг, с мрачным упорством повторяя и заучивая, систематизируя свои знания и мучая себя пониманием того, что она никогда не станет студенткой знаменитой имперской Медицинской академии. Глядя на подруг, брата и сестру, она начинала чувствовать приглушённые уколы зависти, ведь у них-то есть то, что им нужно. И её боль была тут непонятной.

— Знаете, — однажды сказала Амисалла, — мне очень обидно.

— Почему? — живо заинтересовалась Энноя.

— Родители запретили мне уезжать в Империю. А ведь там самая лучшая медицинская кафедра во всём мире! — воскликнула она и в сердцах даже стукнула кулаком по ковру, на котором подруги, скрестив ноги, сидели.

Биллестия осторожно потрепала её по плечу и, сделав вращательное движение глазами, промолвила:

— Но ведь им виднее? По-моему, они даже правильно поступили; так мы сможем видеться, всё-таки в одной стране живём; редко, но смо…

— Биллестия! — цыкнули на неё Энноя и Эвра.

Биллестия поспешно прикусила язык, и, покрываясь красными пятнами от стыда, пробормотала:

— Ой, Амисалла… извини, пожалуйста… ляпнула, не подумав…

— Ничего, — Амисалла постаралась улыбнуться как можно шире, чтобы подруги не увидели слёз в её глазах. — Это твоё мнение.

Трое суток спустя её дня рождения пришло официальное письмо из пансиона. Амисалле вручался аттестат о получении образования с приложенным табелем оценок и тёплыми напутственными пожеланиями от преподавательниц, учивших их большой класс в течение восьми лет. Она набрала высшие баллы по всем экзаменам и могла избрать себе любое поприще, доступное для женщин. Энноя, Эвра и Биллестия тянули её каждая в свой университет, но Амисалла отнекивалась. По-прежнему её манила медицинская кафедра, и она могла мечтать лишь о том дне, когда станет её полноправной студенткой.

«Не хотят отпускать, — думала она, зловеще посмеиваясь и потирая руки, — убегу! Возьму деньги, зашью в пояс. Скажу, что пойду на горы, это далеко, меня не будет долго. А сама сверну с главного тракта, в доки! Там легко купить место в камбузе. А если не захотят? Ведь это имперские моряки, они не любят женщин…

Придётся переодеться в мужчину. Когда папа поедет на прогулку, возьму у него из шкафа дорожный костюм. Надо будет подгонять, опять нужны нитки и игла… но где же их спрятать, чтобы не бросались в глаза? Вдруг будут вопросы? Нет, какие тут могут быть вопросы, что подозрительного в том, что у меня порвались чулки? Конечно, ничего страшного, только костюм надо будет припрятать… куда?

Возьму свой старый плащ! Заверну одежду, и не видно. Когда буду выходить из дома, засуну её под платье, в конюшне достану и спрячу в седельные сумки, кто заметит? Но тогда придётся скакать в пещеры, не на дороге же мне переодеваться? Поскачем галопом, а потом сразу в доки… Нет, всё равно не хватает времени! Ведь надо ещё уговорить капитана, чёрт, чёрт! Надо думать, и быстрее, в Медицинскую академию принимают только до первого Сатарра…»

В один из спокойных летних вечеров, когда она, отставив свои книги, раздумывала над планом побега, а на заднем дворе весело вопили Лиордан и Линна, чуть скрипнула сзади дверь в её комнату. Амисалла с удивлением взглянула на родителей, чьи фигуры казались совершенно неуместными в её тихом скромном уголке, словно защитившемся от окружающего мира непробиваемым заслоном. По лицу отца пробежала какая-то тень, словно… отзвук стыда? Амисалла прищурилась, хотя зрение у неё было отличным. Она не ошибалась, господин Виллиэн выглядел виноватым! И это нарушило равновесие её чувств, едва начавших успокаиваться после обидного поражения. Опёршись ладонью о стол, она звенящим голосом спросила:

— Что такое?

«Неужели они знают, что я хочу сбежать из дома? Но как? Откуда? Кто им об этом сказал? Ведь только я это знаю!»

— Амисалла, — произнеся её имя тем самым особенным торжественным голосом, он встретился взглядами с матерью и осёкся. — Слушай… я погорячился тогда. Я был неправ.

— Что?!

Теперь она уже опёрлась о стол обеими руками и расширившимися от неверия глазами посмотрела на обоих родителей. Сердце в её груди начало отбивать барабанную дробь, а перед глазами в какое-то мгновение даже проплыли чёрные размытые круги. Она плохо понимала, что происходит, у неё дрожали губы, и, казалось, она вот-вот расплачется от счастья и облегчения. Значит, не придётся ей готовить план побега и переодеваться в мужскую одежду в тёмных пещерах… не придётся разбивать родительские сердца, тайком уплывая в Империю! Амисалла почувствовала себя настолько приподнятой над землёй, что она обязательно свалилась бы на пол, если бы она уже не сидела на стуле, опиравшемся спинкой о надёжный деревянный стол.

— Ты отпускаешь меня в Империю? Честно? — она даже приподнялась, но её ноги отозвались дрожью, и она поспешно рухнула обратно на стул. — Но… как… папа… я не понимаю, что… почему?!

Господин Виллиэн слегка улыбнулся:

— Я же не тиран. Я не стану тебя неволить. Ты уже взрослая и можешь сама распорядиться своей жизнью.

— Прости нас, Амисалла, — прибавила госпожа Виллиэн. — Видишь, мы тоже ошибались, и очень сильно… Пожалуйста, не держи зла. Мы запрещаем тебе что-то не из вредности, а потому, что очень любим и боимся… потерять, — промолвив последнее слово сиплым шёпотом, она опустила голову и украдкой смахнула слезинку.

— Мам… — прошептала Амисалла и снова предприняла безуспешную попытку подняться, — мам, ну что ты?

В два шага приблизившись к ней, родители синхронно склонились и крепко обняли её, словно собираясь задушить своей любовью и раскаянием. Разум вновь стремительно выплыл за пределы её тела, и она утеряла контроль над своим языком. Судорожно сжимая руки родителей, она шептала:

— Я тоже такая дура… почему же…

Долго длилось это очаровательное мгновение, но ей хотелось, чтобы оно продолжалось и продолжалось, и потому оно показалось ей пролетевшим стремительно. Схлынувший тёплый порыв разомкнул их руки, и родители вновь оказались на несколько шагов дальше от неё, но всё же не так далеко, как вначале. Она не узнавала их лиц: они словно помолодели на десяток лет, и в их движениях вдруг проснулась юношеская энергичность. Улыбаясь ей совсем молодой солнечной улыбкой, госпожа Виллиэн промолвила:

— Конечно, одну мы тебя не пустим. Но Биркан согласился присмотреть за тобой. Ведь ты его помнишь?

— Конечно, — улыбнулась Амисалла.

Биркан был лучшим другом её родителей, но в последние восемь лет он безвыездно жил в Империи, и она могла общаться с ним только посредством писем, которые далеко не всегда доставлялись по адресу и в срок.

— Недавно он переехал в Столицу, — сказала мать, — и он согласен присмотреть за тобой!

Амисалла недоверчиво и радостно распахнула глаза. Её сердце, мигом запылавшее и ускоренно забившееся, застряло в горле.

— Правда?..

Госпожа Виллиэн слегка наклонила голову и умиротворенно прикрыла глаза. Не помнящая себя от радости, Амисалла с визгом выскочила из-за стола и бросилась обнимать и целовать обоих родителей. Она не понимала, что именно кричала, откуда взялись здесь Линна и Лиордан и как она смогла закружить их в своих объятиях, все её ощущения и мысли опять смела радость. Хохоча как безумная, она падала на кровать, вскакивала, поднимала голову и падала опять, не замечала боли от столкновения с окружавшими её предметами. Ей всё вокруг казалось мягче, теплее и нежнее, чем оно было. Родители с мирной улыбкой наблюдали за нею, пока она, окончательно овладевшая собою, не подошла к ним, с неожиданно нахлынувшей неловкостью одёргивая платье, и не спросила тихим, но полным счастья голосом:

— Когда я выезжаю?

— Послезавтра на рассвете.