Кубанский огонь

Николай Свечин, 2020

В январе 1911 года в Новороссийске ограбили банк. Более десятка вооруженных налетчиков ворвались внутрь, убили городового, похитили крупную сумму денег и ушли в горы, отстреливаясь от погони. Схватить их не удалось. Однако агентура сыскного отделения Екатеринодара выяснила, что к ограблению причастен черкес Кайтлесов. Арестованный бандит дал очень необычные показания. Бандой руководит некий Варивода. На руках у атамана имеется загадочное оружие – «Кубанский огонь», которое выстреливает зажигательные бомбы на большое расстояние. С помощью этого оружия Варивода планирует какой-то страшный теракт в столице Кубанской области. Опасность угрожает всему Екатеринодару…

Глава 6

Дознание всегда начинается с полного тумана

Утром Пришельцев забрал питерца из гостиницы, и они на извозчике отправились в тюрьму. Лыков решил начать дознание с допроса Цука Кайтлесова. По дороге он расспросил начальника отделения о важных деталях.

Александр Петрович поведал, что у атамана откуда-то были деньги и до налета на банк. Пусть небольшие, но были. Он нанял туземцев по дешевке, причем поставил условие: те должны иметь свое оружие. Этого добра на Кавказе всегда имелось с избытком. Грузины, армяне и черкесы явились обвешанные с головы до ног револьверами и кинжалами. Но Варивода хотел идти на дело с карабинами — так легче отступать по улице в горы. Карабинов у ребятишек не было, и атаман их откуда-то достал! Четырнадцать штук, прямо в заводской смазке.

— Удалось захватить их при арестах? — вцепился в новость статский советник.

— Да, десять стволов взяли.

— По номерам смотрели?

— Конечно. Но они спилены, происхождение оружия мы выяснить не смогли. Кавалерийские трехлинейные карабины, выпущены на Тульском заводе.

— Из тюрьмы поедем туда, где они хранятся, я хочу осмотреть магазинки.

— Поедем, — охотно согласился коллежский асессор. — Я их поместил в полицейский арсенал.

— Пробовали искать, откуда пропало столько стволов?

— Дали запрос по всему наместничеству. Никто из военных не признался.

— А конная стража, лесные объездчики, пограничники, конвойные команды?

— У конвойных пехотные винтовки. Прочие все открестились. Я, Алексей Николаич, службу знаю. Поднял каждый камень.

— Не обижайтесь, Александр Петрович. Я еще раз все проверю, придется потерпеть мои методы.

— Как угодно, — надулся Пришельцев. — Ничего не отыщете, но попробуйте, попробуйте.

Гость не обратил внимания на обиды хозяина и продолжил расспросы. Тюрьма находилась на окраине Дубинки, со всех сторон она была окружена кирпичными заводами. Пролетка едва тащилась по плохо замощенной Кубанской набережной. Вдруг булыжник кончился. Александр Петрович пояснил, что здесь располагаются огороды, которые купец Роккель арендует у городской управы. Он вымостил дорогу до огородов, а дальше не стал… Предместье действительно выглядело удручающе. Всюду весенняя грязь, лачуги-развалюхи и какие-то оборванцы вместо прохожих. Как мало это походило на красоты центральных улиц.

Цук Кайтлесов оказался молодым, стройным, как большинство черкесов, но с мешками под глазами и желтым лицом сильно напуганного человека. Тут еще бельмо… Увидев Лыкова, он сразу напрягся.

— Вот, приехал из самого Петербурга статский советник Лыков, — объяснил ему кубанец. — По Высочайшему повелению! Понял? Сам царь его прислал, чтобы спасти город Екатеринодар от беды. Царь знает о тебе, о том, что ты дал сведения. Это добрая новость. Теперь тебя точно не повесят, раз Его Величество осведомлен о твоей помощи дознанию.

Кайтлесов стал меняться на глазах. В него словно вдохнули живительную силу.

— Аллах услышал мои молитвы! Я очень благодарен царю, так и знайте. Я все сделаю, чтобы доказать свою преданность.

— Очень хорошо, — одобрил слова арестанта Лыков. — Доказательства и впрямь понадобятся. Если ты нас не обманываешь, я так и доложу государю. Послабление в приговоре тогда, считай, у тебя в кармане. Но ежели окажется, что ты что-то утаил или сказал неправду, тогда твое дело плохо. Видишь, судьба Кайтлесова теперь будет решаться не здесь. А в Петербурге. Она зависит от того, что я сообщу в столице.

— Клянусь творцом мира и господином Судного дня! Я готов!

Черкес ел Лыкова глазами, сразу сообразив, что его жизнь отныне в руках этого человека.

— Итак, начнем по порядку, с самого начала. Тех прежних допросов, считай, как будто не было. Открыто новое дознание, по воле царя. Поручено оно мне. Я чиновник особых поручений при министре внутренних дел, причисленный к Департаменту полиции. Обращаться ко мне надо «ваше высокородие».

— Слушаюсь!

— Где и при каких обстоятельствах ты познакомился с атаманом по кличке Варивода?

— Под ваш праздник. Как оно? Рождение вашего бога, вот. В «Шато-де-Флер» — правильно сказал? Я очень хорошо говорю по-русски, лучше всех в ауле. Сам аульный старшина со мной советуется!

— Хорошо говоришь, продолжай. Кто вас свел?

— Мой кунак Альшаксит Бирджиев. Он хаджирет^[27].

Пришельцев, не дожидаясь вопросов, пояснил питерцу:

— «Шато-де-Флер» — увеселительное место наподобие «Аквариума». А хаджирета Бирджиева мы третий год не можем поймать. Он прячется в горах, сюда приходит редко.

— Откуда атаман достал карабины? — вдруг рявкнул статский советник. — Из которых вы стреляли в Новороссийске.

— Такие у казаков, ищите там, — ответил черкес, вжав голову в плечи. — Я нарочно целил мимо и никого не убил, клянусь Аллахом.

— Каждый арестованный говорит, что наводил в сторону. А на итог двое убитых и пятеро раненых. Кто же их тогда подстрелил?

— Атаман! Он очень злой, правда. Мы его боялись, хотя нас, нерусских, было много, а он один. Варивода… как шайтан.

— Расскажи, что именно он готовит в городе? Что за угроза? Поджог или взрыв динамита?

— Атаман хотел сделать пожар. Как тогда, на нефтедобыче.

— Давай очень подробно: что случилось на нефтедобыче, и где именно.

Кайтлесов задумался:

— Э-э… У станицы Ширванской, где именно, не знаю. Перед моим арестом, точный день не помню. Варивода приказал ехать с ним, был и третий, звать Рыжий. Хотя он вовсе не рыжий, светлые волосы у него. Рыжий вез трубу какую-то, приделанную к куску железа. И мешок с седельным чемоданом. Чемодан немного пах нефтью. Но у меня чутье, как у зверя, вот и унюхал. Точно говорю: пахло нефтью, да.

Лыков спросил о другом:

— Что значит: труба, приделанная к железу?

Черкес смешался:

— Как объяснить? Ну, труба, длинная. Мне по пояс будет, если поставить ее на землю. Толщиной с мою руку. Соединена, есть такое слово? Соединена с опорой… Опора большая, круглая, четыре пальца высотой. Видать, тяжелая. Еще сошки под трубой, как у горского ружья. Вот…

Лыков с Пришельцевым обменялись взглядами и одновременно пожали плечами. По описанию туземца понять, что это за конструкция, было невозможно.

— Нарисуй, — потребовал статский советник.

Кайтлесов взял карандаш и неумело накарябал странную схему. Круг, из него торчит вверх палка и опирается на двуногу.

— Из черного железа, не клепаная, а такая… целиком. Будто ствол к маленькой пушке.

— Ладно. Дальше что было?

— Когда мы подъехали, было еще светло. Ширванская стоит в низине, вокруг лес. А в юрте, где работали нефть, деревья все вырубили. Близко не подобраться — караульщики заметят. Помню, вышка была на холме, качалка моталась туда-сюда… Караульщики, двое лезгин, хотели нас отогнать. При кинжалах и ружьях, сердитые. Мы спрятались в овраге, они и отстали.

— Сколько было до вышки?

— Далеко. Половина версты, да. Я остался с коляской, кучер тоже…

— Стой. Что за кучер? — перебил арестованного Лыков.

— Который нас вез. Он не городской извозчик был, а сам по себе… не знаю, как сказать.

— Вольный? На собственном экипаже?

Горец задумался:

— Как поймешь? Они с Вариводой хорошо знакомы, да. Шутили, атаман его водкой угощал. Звать Иваном, большой, в синем архалуке. Думаю… думаю, что он при каком-то богатом человеке состоит, возит его.

— То есть он кучер выезда некоего богача? А не сам по себе? Почему ты так решил?

— Не могу сказать. Но мне показалось именно так. Коляска богатая, упряжь с серебряными украшениями… Такие только у денежных людей бывают.

— Продолжай. Ты долго оставался с кучером?

— Нет. Варивода с Рыжим ушли вперед, к вышке. Трубу и чемодан с мешком взяли с собой… Варивода надел его на плечи.

— Стой, стой. Как можно мешок надеть на плечи?

— Там лямки были.

— Лямки? Значит, не мешок, а ранец?

— Ну, сидор, так они говорили.

— Солдатский вещевой мешок?

— Ага! — обрадовался Кайтлесов. — Какие у солдат, да.

— Чудеса… Труба с железкой, сидор и седельный чемодан, который пахнет нефтью. Но продолжай.

— Я хотел закурить, пока они возились, но атаман меня обругал и спички отобрал. Сказал: дурак, мы все сгорим! Они, значит, ушли, но скоро вернулись. Варивода велел мне разведать. Крадучись… так говорят?.. крадучись дойти до вышки, поглядеть, что там. Это каждый горец умеет, я и пошел… Там темно было, но я в темноте будто кошка вижу, атаман потому меня и взял. Опять же вышка на бугре, разглядеть можно. Добрался я, как велели, почти до места, гляжу: там два человека нефть качают. Темно уже, ничего не разобрать, а они все работают. Посмотрел я на это дело и двинул обратно. Вдруг — ба-бах! Будто из пушки выстрелили. Правда, я никогда не слышал, как пушка бьет, но на выстрел из ружья не похоже. Громче и… не знаю, как сказать.

— Басовитее? — предположил Алексей Николаевич.

— Извините, этого слова не понимаю. Хотя я очень хорошо по-русски говорю. Гулко, да? Вот. Гулко бабахнуло. И что-то над головой пролетело туда, к вышке. Со свистом! Потом второй и третий раз. Я понять ничего не успел, бросился на землю. Ведь на аршин выше головы шло. Боязно. Слышу — за спиной крики, качалка горит, эти двое вокруг бегают, а у одного из них спина тоже в огне, а второй его хлопает, пытается пламя сбить. Да куда там! Сам загорелся! Светло тут стало, все как днем видать. Гляжу — караульные к качалке бегут. Я обратно к своим. Варивода с Рыжим уже в коляске, смеются, довольные очень. Взяли меня и помчали обратно в город.

— А труба с ранцем?

— В ногах лежала.

Лыков с Пришельцевым снова пожали плечами. Рассказ был туманным и ничего не объяснял.

— Александр Петрович, вы наводили справки об этом пожаре?

— Точно так. Подходит только один случай. И как раз за два дня до ареста Кайтлесова. В юрте станицы Ширванской непонятно от чего ночью загорелась скважина на участке номер три товарищества «Лианозов с семьей». Погибли два человека.

— Все как описывал наш собеседник.

— Да. Но что за снаряды? Цук, точно они их не рукой бросили?

— Э, ваше высокоблагородие! Нет такой руки, чтобы бросать огонь на сто саженей!

— Так что же это было?

— Я не знаю. Но потом мы пили водку в трактире «Биржа». Это на Сенной. Варивода дал мне сто рублей и хорошо угостил. Вот. И Рыжий ему сказал: ловко получилось, как тогда в девятом.

— В девятом? — хором спросили сыщики.

— Ага. Наверное, они имели в виду девятый год.

Лыков повернулся к кубанцу:

— У вас был тогда большой пожар на нефтяных промыслах?

— Был, Алексей Николаевич. Но я впервые слышу об этом от арестованного. Цук, костогрыз гололобый^[28], ты почему мне раньше об этом не рассказывал?

— Забыл, ваше высокоблагородие. А вот теперь вспомнил.

— Ну-ка сыпь, о чем еще умолчал?

— Да уж все сообщил, больше нечего. Только осталось, что атаман Рыжему ответил.

— И что?

— Он сказал: да, сильная штука кубанский огонь.

— Кубанский огонь… — повторил Лыков, подсаживаясь ближе к арестанту. — Что Варивода имел в виду?

Горец лишь развел руками:

— Я не знаю. Больше разговора об том не было, они позвали баб. А через два дня господин Пришельцев меня арестовал.

Сыщики вышли из ворот тюрьмы в задумчивости.

— На что это похоже? — первым спросил Алексей Николаевич.

— У нас была банда «факельщиков», — вспомнил кубанец. — Девять человек убили, прежде чем мы их поймали. Вот на них похоже.

— Но сходство лишь в факелах, — возразил статский советник. — А тут нефтяная качалка загорелась не от них. Лезгины не подпустили бы Рыжего на расстояние броска. Огонь прилетел со ста саженей. Даже не огонь, в небе было темно. Прилетела зажигательная бомба и воспламенила все вокруг. Как это возможно?

— Никак, — заявил коллежский асессор. — Туземец все это придумал, чтобы придать себе важности.

— И про трубу с ранцем и чемоданом?

— Конечно. Бессмыслица. Такого не существует.

Но командированный не был в этом так уверен:

— «Кубанский огонь». В старину был «греческий огонь». Мы учили в гимназии, я помню. Греки придумали какой-то горючий состав, которым они поджигали корабли противника. А запускали смесь в глиняных горшках с помощью пращей и катапульт. Есть сходство.

— Думаете, у Рыжего была праща? И он метнул свою зажигательную бомбу так далеко?

— На сто саженей и пращой не добросишь, тут черкес явно приврал. Но на двадцать-тридцать — вполне.

— А что за смесь?

Алексей Николаевич напомнил собеседнику:

— От чемодана пахло чем? Нефтью. Смесь, стало быть, на ее основе. Есть разные загустители, можно сделать состав мазутообразным.

— А потом положить снаряд в петлю пращи и метнуть? Он упадет на землю и сам по себе не загорится. С чего этому мазутообразному составу гореть? Ерунда.

— Ерунда, — не стал спорить Лыков. — Цук Кайтлесов просто нам наврал. Это единственное правдоподобное объяснение.

— Я, когда впервые услышал от него этот рассказ, провел дознание, — начал припоминать кубанец. — Поехал туда, разыскал пожарище. Лезгин опросил. Скважины нет-нет да горят. Потому что рабочие правил не соблюдают: то кто-то закурить решит, то костер в стороне разжечь… Лезгины сказали, что те двое, что погибли в огне, были персы. Глупые, неопытные — они вполне могли запалить сами себя.

— А коляску с тремя седоками лезгины видели?

— Коляску да. Они прогнали пришлых и успокоились. А потом стемнело — и вдруг пожар.

— А труба была в коляске?

— Об этом я не спросил, — смутился начальник отделения.

— Ладно, теперь тех лезгин уже не найдешь. А вот что у вас случилось в тысяча девятьсот девятом году? Еще один пожар на нефтеприисках?

— Не пожар, а катастрофа, — подхватил Пришельцев. — Но именно с того случая и началось то, что одни именуют майкопским чудом, а другие — нефтяной горячкой.

— Расскажите, — потребовал Лыков. Но его спутник покачал головой.

— Я могу пересказать лишь слухи. Лучше пусть это сделает тот, кто непосредственно тушил катастрофическое пламя. Областной горный инженер Юшкин.

— Он на месте?

— Выясним и организуем вам встречу. А сейчас давайте посмотрим карабины — помните?

— Да, — спохватился Лыков. — Едем в арсенал.

В оружейной комнате питерцу вручили магазинку, и он стал ее внимательно осматривать. Уже через минуту сыщик хмыкнул:

— Ого!

— Что «ого»? — придвинулся Александр Петрович.

— А вы взгляните вот сюда. Видите, как крепятся к ложу кольца для ремня?

Коллежский асессор поглядел недолго и ответил:

— Я не военный и не охотник. Поясните.

— Это трехлинейный кавалерийский карабин образца тысяча девятьсот девяносто первого года. Разработан Мосиным при участии Нагана. Состоит на вооружении казаков и драгун. В обычной сборке ложевые кольца крепятся к ложу при помощи защелки. А здесь они поставлены на винты.

— Ну и что?

— Так, на винтах, кольца крепятся у винтовки, у карабина полагаются защелки, — терпеливо пояснил коллеге питерец. — Это в обход правил. Кто-то переделал оружие. Скорее всего, не на Тульском заводе, там бы не позволили. Переделали в полковой мастерской. Возможно, здесь, в Екатеринодаре. Тогда мы сумеем найти того умельца.

— Едемте к Михаилу Павловичу, он как наказный атаман прикажет казакам помочь дознанию.

Сыщики отправились в Атаманский дворец. Но когда они добрались туда, узнали, что Пришельцева давно разыскивают. Оказалось, что на Сенном базаре, на плановом месте Емельяна Рыся, возле маслобойного завода Матвеенко под стогами сена обнаружен труп. Его уже опознали — вахмистр Первого Екатеринодарского казачьего полка Потап Орда. Смерть наступила от удушения.

Пришельцев помчался на Сенную, а Лыков потребовал встречи с начальником области. Бабыч принял его немедля, даже совещание прервал. Питерец рассказал о своем открытии с карабинами разбойников и попросил содействия. В городе всего один конный полк, надо начать с проверки его арсеналов.

Генерал тут же стал телефонировать командиру полка, но ничего не добился. Телефонная связь в Екатеринодаре была притчей во языцех. Она то и дело прерывалась, или едва-едва можно было расслышать голос собеседника. Кончилось тем, что атаман послал Лыкова на место в сопровождении своего обер-офицера для поручений есаула Белого.

Арсенал Первого Екатеринодарского кошевого атамана Чепеги полка находился на краю города, за казармами конно-артиллерийской батареи. Сыщика встретил сам командир, полковник Ягодкин. Оказалось, что атаман дозвонился-таки до него и дал нужные указания.

Ягодкин был взвинчен и принял питерца холодно:

— Что за день такой… Вахмистра команды разведчиков задавили, а теперь еще вы. Завтра нельзя поговорить?

Статский советник молча вынул открытый лист и показал офицеру. Тот увидел слова «по Высочайшему повелению» и смутился:

— Прошу прощения, я не знал, что так серьезно.

— Вы полагали, что чиновник особых поручений при министре внутренних дел в пятом классе приехал в город ловить карманников? Дело наиважнейшее, раз сам государь послал меня сюда.

— Все, что зависит от меня, будет сделано!

— Отлично.

Лыков вынул из папки второй листок. Это был ответ на запрос сыскного отделения, не пропадали ли в полку карабины. Алексей Николаевич заехал за ним на Посполитакинскую по пути в казармы.

— Вот письмо, за подписью вашей и полкового адъютанта. Помните его?

— Ах, эта писанина… Сто отношений в день приходится визировать. Хоть факсимиле заводи.

— Посмотрите внимательно.

— Это помню, — протянул назад бумагу Ягодкин. — А что? У нас все оружие на месте. В полку под моей командой порядок, если желаете знать. А тут — четырнадцать карабинов. Ищите в другом месте!

— Прошу предъявить мне оружейные комнаты и арсенал.

— Хм… Сию минуту, господин статский советник. Я вызову дежурного и оружейного мастера. Они все покажут.

Вскоре сыщик уже осматривал пирамиды в казармах. Обошел все шесть сотен, учебную и разведывательную команды — везде оружие было на месте. Наконец он сказал мастеру:

— Карабины, что использовали разбойники, были необычными. У них ложевые кольца поставлены на винты.

Тот переменился в лице:

— На винты? Вместо защелок?

— Да. Что-то знакомое?

Оружейник молча повернулся к сыщику спиной и побежал в дальний угол двора. Там под охраной часового притулился большой турлучный сарай.

Дежурный по полку приказал начальнику караула пропустить туда статского.

— У нас здесь ружья и огнеприпасы для запасных эскадронов на случай мобилизации, — пояснил он питерцу. — Сюда никто и не лазит. Так, раз в год пересчитываем.

Лыков уже догадался, что он сейчас увидит. И не ошибся. Внутри оружейник держался за голову и матерился. Во взводной пирамиде не хватало четырнадцати карабинов. Алексей Николаевич взял один из оставшихся и осмотрел. Кольца к ремню у него тоже были поставлены на винты.

— Кто и когда последний раз сюда заходил? — спросил сыщик у дежурного. Тот лишь развел руками.

Через полчаса в кабинете Ягодкина Лыков получил ответ на свой вопрос. Полковой адъютант Кобзистый, тот, что сочинил ответ в сыскную полицию, сообщил:

— Та взводная пирамида пополнилась из команды разведчиков. Их начальник сотник Таранец попросил переставить ремни на кольца, ему так казалось удобнее. Переставили, а Таранец уехал к вам в Петербург, в офицерскую кавалерийскую школу. Ну, карабины и убрали в неприкосновенный запас до его возвращения. А взамен команде выдали со склада обычные.

— Я вижу на письме вашу подпись. О том, что в полку ничего не пропало. Вы как его готовили?

Кобзистый покраснел:

— Я… я дал отписку, признаюсь. Осмотрел пирамиды сотен, там все на месте. Про неприкосновенный запас не подумал.

— И сунули на визу командиру.

— Так точно.

— И полковник подписал не глядя…

Теперь пришел черед полковника Ягодкина краснеть.

— Но кто украл карабины? — вскричал он. — Там же часовой стоит.

— Сколько я помню, менял оружие вахмистр команды разведчиков, — ответил Кобзистый.

— Потап Орда?

— Так точно. Вот запись в журнале.

Лыков встал, застегнул пиджак.

— Ну, теперь у него не спросишь. Из ваших карабинов, господа офицеры, в Новороссийске убили городового и управляющего банком. И пять человек ранили.

И добавил безжалостно:

— Вам известно, как к кражам оружия относятся кавказский наместник и военный министр. Я даю делу законный ход. Честь имею!

Примечания

27

Хаджирет — так на Западном Кавказе называли абреков.

28

Костогрыз, гололобый — оскорбительные прозвища, которые казаки давали горцам.