Брызги времени

Николай Остапцов, 2021

В сборник фантастических рассказов вошли как известные рассказы автора ("Мурчик", "Капучино", Долг волколака"), так и ранее не публиковавшиеся. Каждый из этих рассказов – по-своему необычен. Герои оказываются в невероятных ситуациях, часто используют удивительные устройства и аппараты. Полёты к далёким звёздам и опыты по телепортации, машина времени и оборотни, компьютерные технологии и благородные вампиры, спасающие Землю… всё это можно встретить на страницах сборника.

Оглавление

МУРЧИК

Мир устроен совсем не так, как нам кажется.

Живёшь себе, никого не трогаешь и… на тебе! Оказывается, что всё, к чему ты привык, в какое-то мгновение оказывается совсем не тем и совсем не таким! Живёшь в одном мире, строишь какие-то планы, даже не подозревая, что всё может перемениться… А совсем рядом, стоит сделать лишь несколько шагов, совсем иной мир! Я его так и называю — Иномирье. Да и попасть в него — ничуть не трудно. Нужно только разглядеть Проход, который можно назвать «Портал», войти в расслабленно-безразличное состояние, как во сне, и…

Мы, кошки, очень гордимся, что можем переходить в Иномирье. Конечно, не у всех, и далеко не всегда, получается попасть именно туда, куда хочешь. Даже вернуться, и то — получается не сразу. Бывает, что кто-то из наших застревает где-то в Иномирье, остаётся там навсегда.

А бывает, что, вернувшись через несколько месяцев, застаёт в доме, который считал своим, какого-то незнакомого котёнка… Не дождались! И ведь обижаться там — не на что! Тебя любили, и любят… Посокрушались, мол, «пропал котейка», и… завели другого! На кого обижаться? На малыша-котёнка? Он-то в чём виноват?

Рассказать бы людям, где ты был, что видел… Увы, люди совершенно не слышат, как мы разговариваем, ведь нам для этого не нужно издавать никаких звуков. А для нас их речь, хоть и понятна, но недоступна. Ну, не умеем мы говорить по-человечьи!

1.

В то утро я, кажется, немного переел.

Крыса была крупной и жирной, за один раз всю не съешь!

Её я поймал, когда она почти добежала до своей норы, может, несколько шагов, но не успела.

Уже было совсем светло. Люди уже встали, и я даже похвастался перед ними своей добычей.

Странные они всё-таки! Я хотел показать им, что смог поймать ту самую крысу, которая обгрызла их тыкву, проделала дыру в мешке с орехами и всю ночь катала их в свою нору. Грохот катаемых по полу орехов было слышно, наверное, аж в конце огорода! Они ставили какие-то деревянные и железные ловушки с кусками старого сала, до которых крысе не было никакого дела. Ничего они сделать с ней не могли…

А я — смог!

Удивительно, но они как-то странно реагируют! Радуются, что я смог сделать то, чего не смогли они… Никакого самолюбия! Больше того, они хвалили меня и старательно гладили! Всего! От ушей до хвоста!

Слопав крысиную голову, я уже перестал быть голодным, но остановиться не мог. Я съел лёгкие, мясо на рёбрах, сердце… Ел, пока добрался до горьковатого мешочка желудка…

Решив, что сейчас надо бы остановиться, я отволок тушку в тенёк, под большой зелёный лопух, растущий за гаражом, а сам задремал поблизости.

Спросонок я и не заметил, что со мной начало что-то происходить. Вроде, ничего особенного, разве что, жутко всё чесалось, будто в подшерстке развелось очень много блох… И всё бы ничего, но эти «блохи» были везде, даже внутри меня. Они мешали дышать. В животе что-то крутилось и переворачивалось…

Я открыл глаза, но ничего не увидел. Передо мной мелькали какие-то непонятные клочки какого-то непонятного, ранее неразличимого мной цвета.

Вы ведь знаете, что кошки видят совсем не так, как люди. Мы никогда не видим красного, оранжевого… Зато легко различаем оттенки синего и зелёного! Мы хорошо видим ночью… Конечно, хотя бы небольшое освещение всё-таки нужно, но люди думают, что мы видим и в кромешной темноте. Не скажу за остальных кошек, но мы, которых люди называют домашними, можем охотиться, когда люди не заметят даже сам огонёк, а при свете луны, видим, пожалуй, не хуже, чем они — днём. Мы точно определяем расстояние и можем рассчитать прыжок вперёд, но, скорее всего, промахнёмся, прыгая и пытаясь поймать что-нибудь вверху… И вообще, далеко мы видим «так себе». Да и зачем?

Итак, я увидал незнакомые красные клочки, которые мелькали передо мной, закрыл глаза, но клочки не исчезли.

Мне стало страшно. Я никогда не видел такого цвета, никогда не видел с закрытыми глазами… Мне хотелось вскочить и бежать, но я не смог! Причём, не мог не только бежать! Я не мог даже пошевелить лапой или хвостом!

Ещё раз, я собрался силами, чтобы вскочить, но…

Мне показалось, что я куда-то проваливаюсь…

Когда я пришёл в себя, была ночь. Красные клочки перед глазами и в голове уже исчезли, то жуткое чувство, что меня грызут сотни блох, ползая везде, даже внутри меня, вроде, отпустило. Я смог встать.

Есть не хотелось, хотя я с утра ничего не ел. На всякий случай, заглянул под лопух. Половина крысиной тушки так и лежала. Даже не начала портиться. Единственное, что мне показалось подозрительным, так это её цвет. Вместо привычного мне серого и чёрного цветов, тушка выглядела какой-то очень уж разноцветной…

Скорее, по привычке, я оторвал от неё кусочек плоти, но проглотить не смог. Опять вернулось то противное чувство, что внутри меня…

Бросив затею с обедом, я медленно побрёл к людям.

2.

— А вот и Мурчик! — радостно закричал Старший, которого остальные люди называли по разному: кто-то — Миша, кто-то — Михал Палыч, кто-то — Палыч, а Мелкий, противный маленький человек, частенько тягающий меня за хвост — Папа.

— Где ж ты пропадал столько времени? Иди, иди сюда, бродяга! Четыре дня где-то лазил…

Старший подхватил меня на руки. Он умеет обращаться с котами. Поднимает меня всегда легко и аккуратно. И никогда не сжимает!

Люблю его всё-таки! Он, хоть и не кот, но с ним — можно не опасаться, что со мной может что-нибудь случится. Старший всегда берёт меня на руки. Такой большой, тёплый… Когда он вот так поднимает меня, я кладу голову ему на плечо и мурлычу. Надо видеть, как он этому радуется!

Он легко гладит меня по спине и потихоньку бормочет:

— Мурчик…

В этот раз он привычно поднял меня, но что-то ему не понравилось.

— Ну-ка, Мурчик, что тут у тебя? — он внимательно смотрел на мою голову и шею с разных сторон, будто я чем-то измазался. — Мурчик! Где тебя черти носили? Жаль, говорить не умеешь…

— Я умею… — вдруг вырвалось у меня. Это оказалось так неожиданно, что я сам испугался.

Старший замер.

— Не может быть! Мурчик! Не может быть!

Он осмотрелся по сторонам. Рядом с ним сидела Ирина, его Подруга. Сейчас она боялась шелохнуться и с каким-то страхом смотрела на меня. Она никогда не брала меня на руки, не гладила. Впрочем, и не обижала. Больше того, она часто подбрасывает в моё блюдце какую-нибудь вкусняшку… Кусочек мяса, рыбки или довольно вкусную воду со странным вкусом, которую она называет «супчик». Не знаю, что они с этой водой делают, но сначала её совершенно невозможно пить! Обязательно нужно подождать, а то обожгусь.

— Что с тобой случилось, Мурчик? Что это?

Я промолчал. Что я могу ему сказать, если сам не знаю, что со мной случилось… Ну, спал за гаражом… Может, заболел?

— Не знаю… — ответил я ему.

— Ты давно говорить умеешь?

— Только что начал.

От этого Старший, кажется, сам потерял дар речи. Он продолжал гладить мою спину и смотреть в глаза. Обычно он смотрит не прямо в глаза, как-то «рассеянно», не останавливая взгляд. Сейчас, он смотрел прямо, будто заметил у меня в глазу что-то, что его удивило.

— Ириш, — обратился он к своей подруге. — Посмотри…

Ирина, кажется, его не слышала, а продолжала неподвижно сидеть и смотреть в свою чашку с горячей водой.

— Ириш… Ты меня слышишь?

Подруга вздрогнула, будто чего-то испугалась.

— А? Что ты говоришь?

— Ты меня слышишь? — повторил Старший.

— Знаешь, Миш… Мне показалось, что кот говорит… Вот, ты с ним, как обычно, разговариваешь, а он — отвечает! Нет! Не может быть! Показалось, наверное…

— Не хочу тебя пугать… Так и есть! Наш Мурчик, похоже, попал под излучение моей «Сирены»! Она всё-таки, работает!

— Миш… Нет! Не может быть! Миш… Ты ведь обещал, что твои опыты никому не повредят!

— Ир… Я ведь не делал опытов над Мурчиком. Может, диаграмма направленности… Установка-то не отработанная! Мурчику просто повезло!

— Миша… Ты думаешь, что повезло! Как он теперь будет?

— Как будет… Хорошо будет! Мурчик — первый в мире кот, который может рассказать человечеству всё, что о нём думает!

— А ты у Мурчика спрашивал? Может, он не захочет ничего никому говорить?

— Не захочет — не станет! Кота, знаешь, вообще нельзя заставить делать то, чего он не хочет…

— Пить хочу! — объявил я. — Мя!

— Видишь? Кот пить хочет! Плесни, пожалуйста, ему водички… — попросил Старший.

3.

И настала для меня самая настоящая Счастливая пора.

Даже Мелкий, которого звали Андрюшкой, оказался не таким уж противным человеком. Он перестал таскать меня за хвост, а когда я рассказал, как нужно обращаться с котами, то вокруг него коты стали ходить, если не стаей, то уж компанией — точно!

Теперь, рядом с Андрюшкой, кроме меня, всегда ходит Барсик, живущий неподалёку, и Мурка, молодая трёхцветная кошка, пришедшая откуда-то издалека.

Ирина, мать Андрюшки, издаёт необычные звуки, завидев эту компанию, говорит: «Кот не может жить без деда, дед пропал бы без кота!»… Странные они всё-таки! Любят издавать эти необычные звуки… Они называют это «смеяться». Причём, говорят и смеются довольно часто одновременно. Постепенно я начал понимать, что эти звуки — признак хорошего настроения. Сколько я ни пробовал, у меня не получается.

Когда я научился понимать много человеческих слов, у меня стало получаться объяснять людям, чего хочу я, чего хотят другие наши. Конечно, мой запас слов был очень мал. Я не понимал большей части слов, которыми сыпал Мелкий, приходилось быстро соображать… К тому же, для многих слов, которыми пользуются люди, у кошек нет не то, чтобы перевода… Нет даже таких понятий!

Людям, кстати, гордиться, тоже не стоит! Им приходится использовать кучу слов, чтобы объяснить, например, как себя чувствуешь, а нам для этого — слова и вовсе не нужны! Они делают множество ненужных движений, подолгу рассказывают… А всё для чего? Чтобы тебя поняли…

Что ни говори, а нам — проще!

Наши желания — просты и понятны.

Наши интересы не нуждаются в оправданиях.

Вижу? Дотянусь? Значит, имею право!

Люди оставили в доступном месте вкусняшку? Значит, для меня! Пусть не обижаются, если я утащу со стола колбаску или рыбку!

Конечно, если били в детстве, когда он был совсем уж маленьким котёнком, на стол он уже не полезет, какие бы вкусняшки там ни лежали… Но пусть не обижаются, если получат в тапки…

А ещё люди могут рассказывать друг другу какие-то небольшие истории со странным концом, после чего часто смеются. Они называют их «анекдоты». Не знаю, что они находят интересного в этих историях… Ну, сами посудите! Недавно один человек рассказывал Старшему историю, в которой у одной дамы жил кот. И был этот кот, ну, такой умный, только что не говорил. Вот она и расстраивалась каждый день:

— Котик, ну, ты такой умный, ну, скажи что-нибудь!

Сидят они однажды друг против друга за столом, хозяйка заводит ту же песню: мол, котик, сказал бы что-нибудь… А кот и выдает:

— Сейчас с потолка кусок упадёт!

Хозяйка так и обалдела, сидит, на кота выпучила глаза…И тут её как шарахнет по голове куском штукатурки с потолка!

— Ну вот, — проворчал кот, — то всё «Котик, говори да говори», — а когда я говорю, она не слушает!

Казалось бы, ничего смешного тут нет. Но они оба смеялись.

Что смешного-то?

4.

Лето промелькнуло быстро.

Всё чаще я стал слышать слово, которого раньше не замечал: «школа».

Не знаю, почему, мне оно показалось похожим на туфли Ирины.

Странная ассоциация. Наверное, она вызвана тем, что я услышал про школу именно в тот момент, когда разглядывал большие, блестящие туфли на высоком каблуке. Не подумайте чего! У меня с Ириной вполне дружеские отношения! Я никогда не позволю себе выразить своё недовольство Подруге моего любимого человека, тем более, что именно она меня балует вкусным супчиком, колбаской и кусочками мяса…

Итак, Андрюшку отправили в школу.

Впервые он пришёл домой такой гордый, с огромной сумкой за плечами… Появилась масса новых запахов. Признаться, эта самая сумка, которую люди называли «ранец», меня, почему-то раздражает! В ней нет ничего вкусненького, лежат отвратительно пахнущие штуковины…

Как обычно, я расположился под ногами у Андрюшки. Он долго перекладывал белые и разноцветные предметы, деревянные и неестественные стержни… Это потом я узнал, что все эти его предметы — карандаши, ручки, тетради и книги — нужны для его учёбы. Тогда мне они совершенно не понравились, и мне стоило больших усилий, чтобы не «пометить» их.

Какое-то время Андрюшка листал свои книги, рисовал палочки в тетрадях, а потом ему это наскучило, он подхватил меня, посадил на стол и потихоньку сказал:

— Мурчик… А давай, я научу тебя читать? Правда, я сам пока не очень умею… — он говорил тихо, чтоб никто его не услышал. — Я даже буквы ещё знаю не все. Но это — ничего! Я буду учиться в школе, а дома — буду учить этому и тебя!

— Валяй! — ответил я ему.

Не знаю, правда, для чего это мне нужно, но попробовать — интересно!

* * *

К середине зимы я уже почти умел нормально читать. Правда, мне было трудно открывать книгу, а про то, чтобы когтём переворачивать страницы, уже и не говорю… Но Андрюшка — мальчишка упорный, а я — терпеливый!

Мы несколько раз прочитали «Букварь». Книга довольно скучная! Истории про Маму, которая мыла раму, и про Лушу, которой показывали Луну, меня не увлекали. Впрочем, история про кота Ваську, который ловил рыбу в аквариуме, мне показалась хотя и интересной, но несколько надуманной…

Потом Андрюшка показал мне совсем другую книгу. Она была потолще, истории были длинными, но гораздо более интересными… Мне очень понравилась история про кота Потапыча, который пытался накормить игрушечного котёнка… Конечно, Потапыч — глуп, если не заметил, что котёнок не настоящий, но… зато он добрый!

Когда я четвёртый раз перечитывал историю про этого добродушного недотёпу, мне стало искренне жаль Потапыча. Глаза вдруг зачесались, как при обострении конъюнктивита…

— Не плачь, Мурчик! — прошептал мне на ухо Андрюшка. — Мало ли чего в жизни не бывает… А в книгах и не такое можно найти!

— Что значит «плакать»? — спросил я его. — Это когда плохо видишь из-за слёз и чешутся глаза?

— Можно сказать и так! Мурчик… мне не нравится, когда плачут те, кого я люблю… Давай, ты не будешь читать грустных историй!

— А какие тогда читать? Мне нравятся разные истории… Дай какую-нибудь интересную, но не грустную!

Андрюшка принёс мне целую кучу удивительных книг. Среди них были яркие книжки с цветными картинками, сборники сказок, песен…

О песнях стоит рассказать отдельно.

Это такие забавные рассказы, которые не рассказывают, как обычно, а поют — рассказывают, растягивая некоторые слова, некоторые куски рассказа повторяют несколько раз. Эти рассказы очень часто оказываются неоконченными… В смысле, непонятно, чем заканчивается эта история. А ещё бывает, что в них вообще нет никакой истории. Но, в то же самое время, слушать песни — интересно и приятно. А некоторые — можно слушать подолгу, хотя не понимаешь ни одного слова! Наверное, это и не важно…

Среди прочих книг, которые я успел прочитать до следующего лета, была одна, которая меня очень сильно впечатлила. Вроде, обычная книжка, с яркими цветными картинками.

В тот день я уже прочитал несколько рассказов и порядком устал. Мне хотелось выйти на улицу, размяться, может, залезть на дерево…

Вдруг дверь в Андрюшкину комнату открылась, потянул сильный сквозняк, тонкие страницы быстро начали перелистываться, но тут Старший закрыл дверь, и страницы остановились так, что мне стал виден кот.

Мне показалось интересно, почему кот ходил по цепи, намотанной вокруг какого-то толстого дерева. На дереве сидела странная женщина–с рыбьим хвостом вместо ног…

— И днём и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом;

Идёт направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

Надо же! Как понятно, буквально, несколькими словами, была описана вся картина. Мне показалось, что именно так, рассказывая сказки и распевая песни, лучше всего проводить время. Это, наверное, даже интереснее, чем охотиться на птичек! Их поймать трудно, чуть что — они улетают… А морда у этого кота, судя по всему, довольная… Вот это — жизнь!

5.

Прошло ещё несколько лет.

Михал Палыч устроился на работу, которая ему совершенно не нравилась. Единственное, что его устраивало, так это то, что работать нужно не каждый день, а «сутки через трое». Это давало ему возможность больше времени заниматься своей установкой, собранной в гараже.

Раньше он работал в каком-то НИИ. Он так и называл свою прежнюю работу — НИИ. Оказывается, так назывался научно-исследовательский институт. Я спрашивал у Андрюшки, что такое институт. Он ответил, что это — такая школа, в которой изучают то, чему ещё не учат в школе. Причём, изучают не по книгам, а как-то по-другому. Я так понял, что Старший — учёный. Может, не такой, как тот кот, что ходил вокруг дерева, но всё же…

Я как-то попросил Палыча рассказать о своей прежней работе, почему он «двигает науку» не в лаборатории, где работал, а у себя дома, в гараже, где, вообще-то, должен стоять автомобиль…

Палыч взял меня на руки, мягко прижал к себе. Я положил свою голову ему на плечо, немного помурлыкал и повторил вопрос.

— Знаешь, Мурчик, всё не так просто… Я попробую рассказать тебе всё, но, боюсь, не всё тебе будет понятно.

Когда-то НИИ, в котором я работал, разрабатывал разные интересные устройства для Министерства здравоохранения той страны, которой больше нет. Я работал в отделе, который занимался «Сиреной». Мы так называли аппарат, с помощью которого собирались давать возможность говорить людям, которые, в силу своих причин, не могли этого делать… Работа шла, но тут — наступил Развал. Наша страна — развалилась. Через несколько месяцев наш НИИ закрыли, а ещё через неделю я нашёл почти готовую «Сирену» на помойке…

— Я тоже много чего нужного нахожу на помойке! — подбодрил я Палыча.

— Да, Мурчик, мы с тобой — помойники… И ты, и я — бродим по помойкам, ищем себе на пропитание… Тебе — простительно, ты — кот. Мне — нет… Я всё-таки учёный… Доктор технических наук… Но меня прощает только то, что я стал помойником не по своей воле…

— Палыч, мы не об этом!

— Ну, да… Так вот, я приволок «Сирену» домой. Конечно, дома её не поставишь. К тому же, она ещё не была испытана, да и нескольких узлов я так и не нашёл. Пришлось собирать их самому.

— А зачем? Палыч, скажи, а для чего ты решил доделать эту самую «Сирену»? Твоей работы больше нет, значит, никто не заставлял тебя заниматься этим аппаратом!

— Знаешь… если заниматься интересным делом долго, оно становится твоим Смыслом Жизни! Когда сильно «разогнался», то остановиться — трудно. Тут можно или медленно «сбавлять», или «продолжать бежать дальше». Я и продолжил. На что надеялся? Не поверишь! Вначале я надеялся, что закрытие НИИ — временно! Не может нормальная страна без Большой Науки. Если в стране не занимаются Наукой, она обречена!

— А потом?

— Потом, когда стало понятно, что возвращения не будет, я решил доделать начатое, но уже с гнусной целью — выгодно продать готовую установку. Неважно, кому, неважно, для чего. Меня стали интересовать только деньги… Семью нужно чем-то кормить, сын подрастал. Ну, я и решил довести «Сирену» и продать её. Правда, для достройки нужны были деньги, я и продал своего «Жигулёнка», надеясь вскоре разбогатеть на продаже установки.

— И что? Доделал?

— Доделал, Мурчик! И то, что ты теперь можешь говорить — тому подтверждение! Получилось даже больше, чем я рассчитывал! У «Сирены» оказалась довольно замысловатая диаграмма направленности излучателя, причём в том диапазоне, который не чувствителен к преградам, вроде гаражной стены…

Вот, Мурчик, и вышло, что ты у меня — жертва опытов сумасшедшего учёного, — Палыч провёл своей ладонью по голове, от чего мне стало уютно и приятно. — Извини, Мурчик!

— О чём ты говоришь, Палыч! Твоя установка подарила мне целый мир! Андрюшка мне запрещал говорить об этом, но тебе я скажу… По большому секрету… Он научил меня читать! Так что теперь я тоже учёный…

— Не может быть! — как-то странно сказал Палыч. Так он говорит только тогда, когда очень сильно удивится. — Когда успел?

— Давно! Когда он только пошёл в первый класс. Он делал свои уроки, я сидел рядом. Мне было скучно, ему — тоже. Вот от скуки Андрюшка и начал учить меня буквам, слогам…

— Родной мой! Мурчик! Так ты теперь…

— Ага! Кот-учёный! Идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…

Палыч захохотал.

— Мурчик… Коллега! Ха-ха-ха! Ну, уморил!

— А что здесь смешного? Разве вы смеётесь с того, что кто-то умеет делать что-то, что умеете делать вы? Что кто-то умеет рисовать или, скажем, водить машину? И что тут смешного, что Андрюшка научил меня читать?

— А если я скажу… — Палыч поставил меня на диван, взял с полки и открыл какую-то книгу. — Почитай-ка?

Было видно, что Палыч ни капельки не верит в моё умение.

— Где читать?

— Да хоть здесь! — Палыч ткнул пальцем в текст.

Я вышел из кибитки. Буран ещё продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала её. На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка, — прочитал я.

— Не может быть!.. Мурчик! Да ты и вправду Кот-учёный! Прости, брат, не поверил… Очень уж неожиданно это для меня.

Палыч снова взял меня на руки и приятно погладил по голове и спине.

Я снова замурлыкал.

6.

Всё хорошее когда-то заканчивается. И Счастливые Времена, к сожалению, тоже сменились какими-то «Не очень счастливыми».

Андрюшка подрос и совсем утратил интерес к учёбе. Целыми днями он болтался по улицам с такими же, как он сам, товарищами. Ирина совсем перестала приезжать из Города в наш посёлок, а Палыч — совсем забросил свои опыты. «Сирену» он никогда не включал, а идею продать её за большие деньги теперь считал не только гнусной, но и опасной. Всё чаще Палыч тосковал и глядел в стену. Я бы его понял, если б в той стене был «Портал», через который можно было увидать кого-то из Иномирья, но на той стене ничего не было.

Всё бы было ещё ничего, если б Палыч не пристрастился к водке — прозрачной, но чертовски вонючей жидкости. Не знаю, что такого он в ней нашёл привлекательного, но, похоже, что она ему нравилась, как мне — валерьянка. Он выпивал по нескольку небольших стаканчиков напитка, после чего я переставал его узнавать. Его речи становились бессвязными, он непрерывно говорил гадости и про Ирину, и про Андрюшку, а меня так и вовсе винил во всех страшных событиях своей жизни.

Не знаю, в чём заключается моя вина, но мне становилось горько и обидно от услышанного. Видимо, Ирина, его Подруга, тоже не хотела с ним встречаться лишний раз.

Как бы то ни было, во время его очередной «лекции о вреде молока и пользе курения» я ушёл. Не далеко, за гараж, где когда-то я «хватанул» побочное излучение от «Сирены». Я лежал почти на том же самом месте, рядом с огромными листьями того самого лопуха, под которым я когда-то спрятал недоеденную крысу.

Я лежал так, наверное, несколько минут, а может, и часов… Мне не хотелось идти в дом, не хотелось есть, не хотелось ни с кем говорить или читать. Не хотелось и спать, но я закрыл глаза, чтобы яркое солнце не слепило. Так и не заметил, когда появились те же «мурашки», которые мешали дышать, и я куда-то «провалился».

* * *

Когда я пришёл в себя, солнце не слепило. Не скажу, что была ночь, нет! Был день. Небо было белым, хотя никаких облаков не было. Просто, небо было белым — и всё.

Не придавая значения увиденному, я оглянулся по сторонам. Совершенно незнакомое место! Нет ни гаража, ни огромного куста репейника, ни знакомых лопухов…

Ничего не понимаю! Когда я засыпал, всё было привычно и понятно.

Куда всё подевалось?

Надо бы хорошенько осмотреться… Места, скажем прямо, незнакомые. Надо бы найти какое-то дерево или крышу… Может, увижу оттуда, куда я попал… Я сдвинул лапой несколько небольших камешков в виде буквы «М»: никогда ещё я не видел, чтобы камешки сами выкладывались в виде букв, так что это — хорошая метка…

Как назло, никаких построек нигде не видно. Где-то вдалеке — раскидистое дерево всё-таки есть, но… Как мне потом найти место, где я очнулся? Вдруг здесь есть какой-нибудь Портал? Я сейчас уйду от него… как потом вернусь?

— Ладно! — говорю я себе. — Как-нибудь разберёмся!

И пошёл к дереву. Жаль, не видно солнышка… можно было бы хоть как-то сориентироваться…

По мере того, как я приближался к дереву, у меня возникло убеждение, что это дерево я всё-таки где-то видел, а когда заметил, что оно обмотано блестящей цепью, то уже не сомневался — это ТОТ САМЫЙ дуб! Правда, цепь была вовсе не золотая, а, скорее, латунная, хотя кое-где на ней сохранились следы позолоты.

— Есть тут кто? — что есть силы, крикнул я.

В ответ — тишина.

Интересно, а где тот кот-учёный? Ведь, если есть дуб с золотой цепью, то должен быть и кот… Как он тут работает? Идёт направо — песнь заводит…

Пытаясь изобразить того кота, что я когда-то увидел в книжке, я запрыгнул на цепь. Ещё бы знать, где здесь «направо», а где — «налево»… Ладно, если я иду «по часовой стрелке», значит, всё время поворачиваю направо…

Кажется, разобрался!

Значит, мне сейчас положено песню петь… Что бы спеть? Тут ведь нужно что-то особенное… И, наверное, уж, не из любимых Палычем «Битлов»…

Немного поразмыслив, я понял, что старинных песен, подходящих для такого случая, я, наверное, и не знаю… Впрочем, вот!

Во саду ли в огороде

Девица гуляла,

Невеличка, круглоличка,

Румяное личко.

— Хорошо поёшь, котик! — вдруг услышал я. — Может, и сказку мне расскажешь?

— Можно, конечно, и сказку! — я развернулся на цепи, едва не свалившись, и начал: — В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был царь…

Я не торопясь шёл по кругу, пока не заметил, что на меня смотрит какой-то парень, лет двадцати, хотя, может быть, и старше. От него шёл какой-то непривычный запах, была странная одежда, да и выглядел он совсем не так, как давно известные мне люди. И всё же, он показался мне знакомым.

— Извините, сударь, мы не могли с вами где-нибудь встречаться? — спросил я у парня. — Мне положительно кажется, что ваш облик мне знаком!

— Боюсь, что нет, мурлыка! Я б непременно запомнил столь удивительного и образованного кота!

— Что ж… В таком случае, честь имею представиться: Мурчик!

Парень расплылся в улыбке, от чего его густые чёрные бакенбарды на смуглых щеках зашевелились, а во рту стали видны белые зубы. Где же я мог его видеть раньше?

— Весьма… весьма приятно! Александр! Можете звать меня по-свойски: Саша! Я, знаешь, очень люблю сказки…

— Сударь, вы, случайно, не Пушкин? Александр Сергеевич?

— Да, брат, Пушкин… А откуда вы меня знаете?

— Признаюсь, я сам не очень понимаю… Несколько лет назад один маленький человек мне показал книгу, в которой был ваш портрет! Там было много интересного… Признаться, именно в той самой книге я и узнал, что можно ходить по цепи вокруг дерева и рассказывать сказки.

— И давно вы здесь?

— Не знаю… Мне кажется, что не так уж и давно… Только… Тот маленький человек мне говаривал, что вы давным-давно умерли… Что вас убил какой-то негодяй на дуэли… Как такое может быть?

— Не знаю! Видишь ли, Мурчик, я вполне живой! — Пушкин засмеялся. — Наверное, то был какой-то другой Пушкин! А вообще, я и сам не могу сказать, давно ли я здесь… Может, я сейчас сплю, и ты мне снишься?

— Какой дивный сон… Мне снится Пушкин, который писал про меня…. А я — снюсь Пушкину… Кстати, сударь… Вы, помнится, писали, что на ветвях этого самого дуба — сидит русалка. В книге была картинка, что на дереве сидит девушка с рыбьим хвостом вместо ног… Вам не кажется, что ей там делать, в общем-то, нечего?

Парень протянул ко мне руку, погладил по голове и захохотал.

— Конечно, нечего! Что ей там делать? Русалка на ветвях сидит… Это не я про неё написал!

— Дивно…

Мы долго беседовали с тем парнем.

Удивительно, но когда он исчез, небо оставалось всё таким же, белым. Хотелось пить. Ещё, хотелось есть, но нигде не было видно ни мышки, ни птички… Только абсолютно белое небо…

7.

Как ни странно, я довольно скоро нашёл то самое место, где появился в этом Мире: выложенные мной камешки так и оставались лежать в виде первой буквы моего имени.

Как теперь вернуться?

Я какое-то время ходил вокруг, надеясь «провалиться» обратно, но ничего не происходило. Обессилев, я лёг на то самое место и вскоре уснул.

* * *

Когда я проснулся, было очень холодно и сыро. Утренняя роса, кажется, промочила меня настолько, что вздумай кто-нибудь меня отжать, набралось бы, наверное, целое ведро.

Никаких лопухов поблизости не видно… Да и репейник теперь — стал совсем другим — на волокнистых стеблях — коричневые колючие шарики. Знаю я эту гадость! Стоит лишь прикоснуться, эти шарики цепляются к шерсти, да так, что не оторвать!

Я осторожно, чтобы не нацеплять на себя репехов, отправился в дом.

Дверь была закрыта.

Едва я расположился на пороге, внутри послышались Андрюшкины шаги, потом — два раза лязгнул замок, дверь открылась.

— Му-урчик! Мурчик вернулся! — закричал Андрюшка, подхватил меня и принялся гладить. — Где ты столько пропадал? Знаешь, сколько всего с тех пор было? За день всего не расскажешь! Мне, правда, в школу пора бежать, но это ничего! Скоро Папа с работы придёт…

— Я тоже по тебе скучал! — сказал я ему. — Знаешь… Мне надо многое тебе рассказать…

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я