Подарок из прошлого

Николай Николаевич Акулов, 2023

Жизнь обычного Питерского школьника резко изменилась, когда он нашёл в подземном переходе невзрачный на вид браслет. Тот оказался неизвестным прибором с необычными свойствами. И начались приключения. Все приключения главного героя книги выдуманы от начала до конца. Совпадения случайны, и автор приносит за них заранее извинения.– Вся жизнь – игра, – сказал поэт. Писатель выдумал сюжет. Стилист ошибки перебрал. А я всё в книгу написал. Теперь на суд вам представляю. Оваций я не ожидаю. Но, может, капельку добра я в ваши зароню сердца? И это будет всем наградой. Младым – надежда, старикам – услада!

Глава 2.

Так за разговорами, стихами и песнями быстро пролетела дорога. Виктор читал взятую с собой книгу или смотрел в окно, пережёвывая мамины припасы из сумки.

Деду сообщать о его приезде не стали и, спрыгнув в полдень с подножки вагона, Виктор, оглядев почти пустой перрон станции, направился к стоянке местных автобусов. До деревни было ещё километров сто пятьдесят. Нужный автобус отправлялся через полчаса, и Виктор огляделся: — Чем бы занять себя?

Возле станции, под небольшим навесом расположилось несколько женщин — бабушек с нехитрым местным продуктом: прошлогодние семечки и орехи, новые грибы и ягоды, молоко, творог и первые летние овощи.

Репродуктор на здании вокзала передавал какую-то литературную передачу о психологии, и очередной участник нравоучительно вещал:

"…Шторм, буря, молния, удар, трещит, ещё удар, и тишина.

Очнулся, белая волна с песка прибрежного бежала.

Пучок травы, и краб ползёт, а он лежит и не поймёт.

И взгляд окинул горизонт, так появился Робинзон.

И всё, кем был, и что имел, осталось там, за сотни миль.

Был он на острове один и царь, и пленник, всё един.

Из жизни старой опыт взяв, он жизнь и здесь организовал.

И не раскис, не впал в тоску, и не сказал, что не могу.

Он доказал, что — человек, а человека долог век.

А ты раскис под сенью дней, и думаешь, тебе трудней?

А ну, вставай, садись к столу, пиши проблемы все в одну,

ищи решенье и решай, ты — ЧЕЛОВЕК, не забывай.…"

Побродив вдоль прилавка, Виктор купил кулёк орехов, выпил стакан молока и присел на лавочку. Пощёлкивая орехи, он слушал, как торговки рассказывали друг другу о появившейся в округе какой-то нечисти, что ворует кур, овец и разоряет огороды.

Местные собаки, якобы, её боятся и, почуяв, прячутся. И вроде бы, в деревне Кедровка грешат на неё за пропавшую девушку. Та пошла по грибы, ягоды три дня назад и пропала. Местные обыскали округу, нашли только её корзинку и платок.

Объявили посадку на автобус, и Виктор направился к открывшимся дверям. Людей было немного. В основном, пожилые женщины с корзинками, две молодые пары, видно отпускники и трое парней призывного возраста, которые, сразу же заняв последний ряд, уже доставали пивные бутылки. Кассетник на коленях одного из парней заголосил модной у призывников песней:

Забирали в солдатики паренька одного,

и подруга, прощаяся, ждать клялась всё его!

И махала ладошкою она поезду вслед,

не волнуйся, любимый мой, два — не десять ведь лет!

Не бросайся словами ты никогда, никогда!

Не давай обещаний, коль не лежит к ним душа!

Лучше сразу признайся ты, и тебя все поймут,

Расставанье — не смерть ещё, а проверка, лишь, чувств!

Службу тащит парнишка наш от письма до письма.

и шутили друзья его, что любовь, мол, чудна,

на словах все хорошие, а как дело придёт,

резко вдруг всё меняется, ненадёжный народ!?

Не поверил парнишечка, наговоры, мол, всё!

У меня настоящая с той девчонкой любовь!

Не страшна нам разлука вот, она письма мне шлёт,

но песчинка сомнения сердце точит и жжёт?!

И тогда попросил друзей написать он письмо,

Мол, лежит он пораненный, но ему повезло!

Что граната учебная, что взорвалась в руках,

оторвала лишь пальчики, да следы на щеках.

С нетерпением ждал письма от неё паренёк!

Но достал он с конвертика четвертинки листок!?

Письмецо было краткое, всего несколько слов,

извини, но ошиблась я, вся прошла, мол, любовь!?

Утешали друзья его, видишь, как хорошо!

Мол, принял увлечение ты её за любовь!?

Не печалься, друг, есть любовь, но твоя — впереди!

А пока устав читай и прилежно служи.

Виктор смотрел в окно. Сразу же за станционным посёлком дорогу обступил лес. Тяжёлые ветви елей создавали непроницаемую для глаз тёмную стену. И казалось, автобус движется по зелёному коридору. Солнечные зайчики, весело скользили по лобовому стеклу, но проникнуть за еловый полог уже не могли. Громкие голоса отвлекли парня от дороги. Сидящая сзади полная женщина громко поведала, что и у них отметилась нечисть. Позавчера ночью с крайнего двора свели корову. Да так тихо, что ни одна собака не бреханула. Рядом женщины заохали: — без нечистой силы точно не обошлось.

Один из отпускников, спросил: — что, и даже следов никаких нет, всё же корову вели, не курицу. — Женщина повернулась к нему и, сделав круглые глаза, громко зашептала: — Лапы остались, чем-то похожи на медвежьи, но не они.

— Ну, вот вам и нечисть, — хохотнул второй отпускник, — медведь лазает, а вы страх Божий нагоняете.

— Какой медведь, какой медведь, — аж подпрыгнула от возмущения рассказчица, — у нас, почитай, через одного — охотники, если б был медведь, давно б выследили. А то след непонятный, и самое главное, — она таинственно снизила голос, — собаки от этого следа шугаются, начинают жалобно скулить и прятаться под крыльцо или в сарай. Ну, и что это за медведь? — она вызывающе уставилась на отпускника.

— Так может ваши собаки, поэтому и боятся, что медведя чуют, — попробовал тот вывернуться.

— Ага, сейчас, охотничьи собаки, что ходят на медведя, испугались следов медведя, больше ничего умней сказать не хочешь? — тётка победоносно дёрнула концы своего платка и отвернулась от отпускника.

Виктор усмехнулся: уела мужика.

Кассетник у пацанов исходил металлическим грохотом и рёвом очередной песни:

Жизнь дана одна лишь нам, радость с горем пополам!

Каждый сам себе нальёт, сколько может, то и пьёт!

Берегись ошибиться в дозе. Это как босиком на морозе,

лишний час простоишь, потеряешь всю жизнь!

Скачем тройкой по жизни мы, кто лишь миг, а кто долгие дни,

и маршрут у каждого свой, только всадник не каждый живой!?

Берегись ошибиться в дозе. Это как босиком на морозе,

лишний час простоишь, потеряешь всю жизнь!

Один скачет, как факел в ночи, сам горит и сжигает других!

А другой, лишь мерцает свечой, и уводит во тьму за собой!

Берегись ошибиться в дозе. Это как босиком на морозе,

лишний час простоишь, потеряешь всю жизнь!

Бог даёт тебе жизнь лишь одну! Выбирай или свет, или тьму!

Кто ты, факел или свеча, думай сам, ведь жизнь — твоя!

За разговорами и песнями незаметно приехали. Деревня вынырнула из-за еловой стены внезапно и вся. Добротные дома просторно заселили большую прогалину. На другом конце немаленькой деревни виднелся невысокий холм. Виктор знал, что на холме раскинулись древние развалины то ли усадьбы, то ли крепости. Отсюда их было не видать, тем более, вершина холма густо поросла кустами калины и малины. Он часто с местными пацанами играл в развалинах в войнушку или в рыцарей. Дом деда был как раз в той стороне.

Поправив рюкзак, и поудобней взяв сумку, Виктор пошагал по знакомой улице. Народу почти не было. Кое-где во дворах возилась малышня, и за ними присматривали старухи или девчонки постарше. Он по здешней традиции здоровался со всеми встретившимися старшими, и с ним здоровались все младшие. Для него это было всегда чудно. Попробовал бы он в городе со всеми здороваться. Если б не приняли за дурачка, то через три дня язык бы сломал точно. А тут наоборот, попробуй не поздоровайся, сразу кличку какую-нибудь обидную прицепят. И доказывай потом, что ты не верблюд. Рассуждая так, Виктор открыл дедову калитку. Во дворе было пусто и тихо. Из будки выбрался Трезор, глянул на застывшего у входа парня и сладко потянулся, зевая во всю пасть. Громко щелкнув громадными клыками, он с удивлением уставился на гостя, явно не понимая, почему он ещё здесь. Следом из будки выкатился пушистый коричневый шерстяной клубок и, виляя маленьким крючком хвоста, засеменил к Виктору.

— Трезор, ты что это своих не узнаёшь? — Виктор вошел во двор. — А это что у нас за новое пополнение? — он присел на корточки и протянул руки к щенку. Тот с разбегу ткнулся в ладони и стал энергично обследовать их носом. Трезор прислушался к голосу гостя, повернув к нему правое ухо, и удовлетворительно кивнул лобастой головой, как будто удостоверился, что вошедший сказал всё правильно, и, уже дружелюбно вильнув хвостом, не спеша направился к гостю. Подойдя, солидно протянул лапу. Виктор пожал её и, обхватив любимца за шею, прижал к себе.

— Ух, ты, какой важный стал, — смеясь, он гладил пса.

— Ну, правильно, ты теперь старший, тебе надо пример воспитанности подавать, — и Виктор завалил второй рукой скулящего от удовольствия щенка.

— А где дедушка, знаешь? — пёс повернул голову в сторону холма.

— На озеро что ль пошёл? — Трезор коротко гавкнул, как бы подтверждая.

— Ну ладно, я его подожду дома, пойду пока вещи разберу, — и, поднявшись на крыльцо, Виктор толкнул дверь. Та, коротко скрипнув, распахнулась. Вот это тоже приятно поражало парня в деревне. Двери здесь никто не запирал, в крайнем случае, в косяк вставляли веточку, что хозяева ушли надолго. Войдя в горницу, огляделся, и сразу же в глаза бросился большой холодильник в углу.

— Так, так, дедуля наконец-то стал пользоваться благами цивилизации, — он усмехнулся и открыл дверцу. На полках стояли: банка с молоком, миска с творогом, другая с ягодами, внизу лежали пакеты с огурцами и помидорами. В ячейках белели яйца.

— Не богато, однако, — хмыкнув, Виктор захлопнул холодильник.

Старенький репродуктор передавал литературную композицию. Мальчик прислушался. Приятный суровый мужской голос читал стихи:

С ними наши деды шли в атаку и принимали муки на кресте.

Три слова, но одна идея объединяла русских всех.

Слова звучали, как молитва, как клятва верности в беде.

Всего три слова, но они-то объединяли русских всех.

Года летели и столетья все шли и шли себе вперёд.

Но Веру и Царя с Отчизной крепил российский наш народ.

Нас не подмяли басурмане, всё вынесли, и всё смогли,

на поле Куликовском встали мы с Верой матери Земли.

И эта Вера стала той силой, нужной для Земли,

и побежали басурмане, а мы вдруг Силу обрели.

И с той поры Отечество мы стали Русью звать.

Не просто камень с глиною, а Родиной, как Мать!

История не ласкова была для нас всегда.

И на полях сражений нас растила Мать-Земля.

Кусочком была лакомым для всех моя Страна,

и лезли, кто не попадя, её у нас отнять!

Но крепко берегли мы Отчизны рубежи,

лишь кости оставались, захватчиков в пыли.

По пальцам перечислены все годы без войны,

но Веру, Царя и Отчизну мы все же сберегли!

Плохим руководителем для Руси стал вдруг Царь.

И скинули тогда его, в подвале расстреляв.

Идея замечательна была провозглашена!

Мир, труд и равенство! Гордись собой, Страна!

Цена за эти лозунги Великая дана.

Страна была расколота, нашлись в ней два врага!

И с этою бедою мы справились тогда.

Железный Иосиф Сталин к рукам страну прибрал!

Сменилось лишь название, Идея осталась:

— За Родину, за Сталина, — теперь кричать пришлось!

На Бога хоть надеялись, но, в руки взяв топор,

мы строить стали заново России светлый Дом.

Ошибок было много, и плата велика.

Но, встав с колен, Россия Силу обрела!

И вновь врагам не спится, и нет покоя нам.

Страны моей богатства им снятся по ночам.

Собрав в кулак Европу солдатским сапогом,

Фашизм германский вздумал и нашим стать врагом!

Железные дивизии Границу перешли.

Такой войны не видела история Земли!

Казалось, все потеряно, и нет спасенья нам!

Но встал солдат Российский наш на горящих рубежах!

И вся страна поднялась вдруг, и Бог вернулся вновь.

Ведь Родина — Отечество у нас пока одно!

За Родину, за Сталина! — Кричал солдат, крестясь.

И это была Истина, была в ней Жизни Власть!

С войной не враз покончили, пять лет на то ушло.

А после восстанавливать все заново пришлось.

Все вынес он, и выдюжил Российский наш народ!

И только жить мы начали, опять развал грядет.

Кому-то не понравилось жить в скромности, и вот

нам рынок навязали тут, а скромный — пусть умрет!

И ринулись ребятушки в карманы все пихать.

В стране не стало совести, про честь и не слыхать.

Под шум сей вакханалии тишком, тишком, тишком,

Вползли к нам иноземцы. И где теперь наш дом?

И шлёт проклятья дедушка, — за что я воевал?

И внуков у него не будет, ведь дочь уже спилась.

Скупили всё и выкрали Надежду у людей,

на жизнь благополучную, хотя бы для детей!

Кричат по телевизору, у нас все хорошо!

А загляни в глубинку, ведь, что Мамай прошел!

И нет теперь в России ни Веры, ни Царя.

Земля, хоть и осталась, но тоже — не моя.

И цифры, вещь упрямая, их мёдом не польешь!

Мы каждый год по городу теряем в людях, вот!

И чтоб не говорили нам Советчики — «друзья»,

поднять с колен Россию-Мать без идеи нам нельзя!

Вернуть обратно Веру, и в голову — Царя!

Тогда вернем Отечество обратно на века!

Слушая стихи, Виктор, оставив сумку под вешалкой, с рюкзаком прошёл в крохотную угловую комнату. Её дед уже давно определил для внука, и тот сам её обустраивал, постепенно заполняя привозимыми из города вещами. Вот и сейчас Виктор стал доставать из рюкзака и расставлять и развешивать привезённое. А репродуктор продолжал развивать тему:

"….А раз живём мы в государстве, то государство тоже вот

Права имеет перед нами! Что за Права? Да сохранить Народ!!!

Но Прав хоть много, нет Надежды, чтоб те Права осуществить,

И бьют тревогу те, кто душу желают в Родину вложить!!!…"

Управившись, закинул пустой рюкзак под кровать и направился к выходу. По пути захватил миску с ягодами. На крыльце возился щенок, пытаясь открыть дверь.

— Так, так, это что мы делаем, а? — он тихонько, чтобы не придавить щенка, открыл дверь.

— И куда это мы без спроса ломимся, а? — от будки, осуждающе гавкнул Трезор.

— Ты слышишь, что тебе старшие товарищи говорят, неслух, — Виктор перевернул щенка и стал щекотать ему брюшко. Тот от удовольствия запищал, смешно дрыгая лапками. Повозившись со щенком, и съев половину миски ягод, Виктор пошёл в сад, щенок неуклюже поковылял за ним. Побродив среди знакомых деревьев и кустов, вернулся на крыльцо.

— Что-то деда долго нет, а, Трезор? — тот осуждающе рыкнул.

— Пойти, что ли, встретить его, как думаешь? — Трезор с готовностью вскочил и направился к калитке.

— Этого с собой не берём? — Виктор наклонился над щенком. — Остаёшься за старшего, всех впускать и никого не выпускать, понял? — щенок преданно завилял хвостом.

Виктор направился в сад, впереди, не спеша, трусил Трезор. Выйдя через заднюю калитку, они по тропинке направились к холму.

У его подножия и было неширокое, но длинное озеро, заросшее по берегам камышом и ивами. Местные мальчишки и старики всё лето ловили в нём некрупную рыбёшку на уху и жарёнку. Что-то сушили на таранку, и бабки даже возили её на станцию, на продажу пассажирам проходящих поездов. Пройдя некошеным ещё лугом, они спустились к озеру.

–Трезор, ищи деда, — Виктор внимательно окинул взглядом зелёные стрелки молодого камыша.

Коротко рыкнув, Трезор повернул вдоль берега и, метров через сто остановившись, повернул голову к спешащему за ним парню, в глазах ясно читалось: — получите и распишитесь.

На берегу, на маленьком стульчике сидел с удочкой дед и задумчиво что-то мурлыкал себе под нос. Обернувшись на шум, и всмотревшись в гостей, радостно подхватился и, оставив удочку, повернулся к спускающемуся внуку.

— То-то я думаю, чего-то у меня нос с утра чешется, а это к гостям значит, — он обнял и похлопал по спине мальчика.

— Ты с кем?

— Я сегодня, дедуля, один, как-никак совершеннолетний, паспорт вот получил уже, — Виктор выпятил грудь.

— Ну да, ну да, я в этом возрасте уже сам пастухом был и командовал тремя подпасками. Это в городе с вами нянькаются, а в деревне народ быстро взрослеет, — Дед, прищурившись, оглядел внука, — действительно, вырос, — он засмеялся.

— Ну ладно, рассказывай, что там у вас и как? Я вот тут решил на ушицу чуток порыбачить, так что давай посидим ещё.

Дед присел на стульчик, а Виктор, взяв удочку, стал тихонько рассказывать про семейные дела. Через час, поймав ещё пяток рыбёшек, они пошли домой. Дома Виктор стал чистить рыбу, а Дед растапливать плиту. Так, не спеша, переговариваясь, сварили ухи. Поели. Дед рассказал деревенские новости, кто из друзей внука уже приехал, кто из местных наоборот уехал в город погостить. Потом посидели на крылечке и решили пойти в гости, благо день клонился к концу, и все должны уже быть дома. Роднёй в деревне были Дедова дочка Валентина со своими близняшками, дочками, на три года младше Виктора, и баба Дарья, тётка матери, живущая с сыном и внуком Димкой, одногодком Виктора. Мать их утонула два года назад в половодье в озере, когда полоскала бельё.

Взяв сумку с подарками, Дед с внуком направились к Валентине.

— А что, дядька Семён так и не объявился? — спросил Виктор.

— Да ни слуху, ни духу, как в воду канул, — Дед горестно вздохнул. — То ли сгинул где, то ли сбежал басурман, гадай вот тут.

— Ну, а запрос какой, или хотя бы в милицию заявляли?

— В милицию-то Валентина заявила, а толку что, адреса-то той организации, что звала на работу, нет. Семён то объявление с собой увёз. И где искать, неизвестно. Их таких в тот год пятеро пропало. От нас двое и трое с соседей. Погнались за длинным рублём, — Дед зло сплюнул в траву.

— Говорил ведь ему окаянному, иди в лесхоз работай, хорошие деньги платят. Так нет, там, мол, ещё больше обещают. И вот ни денег, ни Семёна. А Валентина и не жена, и не вдова.

— А чего он с фабрики-то ушел? Ведь ты сам говорил, что специалистом он хорошим был.

— Золотые руки у дурака были. Вот только язык дурной, всё правду искал. А кто по нынешним временам его терпеть будет, вот и погнали. Сейчас кругом вон безработица эта, а тогда ещё хуже было. Ладно, пришли, не хмурься, учись думать, прежде чем что-то сказать, а тем более сделать. — Дед толкнул калитку, расписанную разноцветными цветами.

— Вишь, это у нас Катерина художницей растёт, всё подряд расписывает, ты на дом посмотри, — повёл Дед рукой, войдя во двор.

Виктор застыл, поражённый буйством красок и фантазии художницы. На тщательно выровненных глиной и побеленных известью стенах дома пылал красками дивный сад из цветов и бабочек.

— Вот это да, — протянул потрясённый мальчик, — и когда она всё успела?

— Так стены ещё по осени заляпали, а рисовать начала, как только солнце пригрело. К твоему приезду успеть хотела, — посмеялся Дед.

— Успела, однако.

— Эй, хозяева, есть, кто-дома-то? — повысил Дед голос.

Дверь резко отскочила в сторону, и на крыльцо вылетели, обгоняя друг друга, сестрёнки.

— Витька приехал! — завизжали они и ринулись обнимать брата.

За ними вышла мать, высокая плотная женщина, настоящая русская красавица.

— Эй, сороки, парня живым-то оставьте, — она улыбалась, вытирая руки рушником. — Добро пожаловать, а мы как раз ужинать собрались.

Виктор поднялся на крыльцо, Тетка обняла его и расцеловала: — А вырос-то как, жених настоящий. Нинка, сбегай к бабке Дарье, пусть подтягиваются, праздник у нас сегодня, не каждый день гости из города приезжают.

Одна из дочерей метнулась за калитку.

— А ты, Катюха, пока свои художества покажи, а как все придут, тогда и поговорим. — И она вернулась в дом.

Катерина вынесла на крыльцо большой альбом: — Вот, смотри, чему я за год научилась, — и положила перед братом.

— А я тебе краски разные привёз, — Виктор стал доставать из сумки коробки.

— Ух, ты, а такими я ещё не пробовала, — девчонка читала названия. — А вот этими у меня ещё плохо получается, учитель сказал, что это надо технику смешивания красок изучать. Я пока только хорошо водяными рисую, масляными пока учусь.

Виктор с дедом рассматривали альбом. Виктор про себя только ахал, Дед же, не сдерживая эмоций, расхваливал каждый рисунок. Тут открылась калитка, и во двор влетел Димка, двоюродный брат, за ним запыхавшаяся Нина.

— Привет, братан, — сходу налетев на Виктора, стал его тискать в объятиях. — Ух, ты, какой здоровый стал, — уважительно потрогал бицепсы, — качаешься?

— Да кое-куда хожу, — засмущался Виктор.

— Ну и молоток, мужику без мышцы нельзя. У нас тоже физрук повесил две груши, вот мы типа боксом занимаемся. Хотя до настоящих занятий, конечно, нам далеко, но хоть что-то. А я ещё дома турник себе поставил, и штангу батя помог сварить. Так что, тоже качаюсь.

Тут в калитку вошли баба Дарья и дядька Матвей, отец Димки. Вновь обнимания и поцелуи. На крыльцо выглянула тётка Валентина.

— Все собрались, давайте к столу, всё готово, там и поговорим.

За ужином Виктор рассказал городские новости, ему поведали деревенские. После чая Виктор раздал подарки. Еще немного посидев, разошлись по своим делам. Ребята решили немного прогуляться по деревне. Виктор спросил, что знает Димка про появившуюся нечисть. На что тот ответил, что слухи разные ходят, но конкретного нет ничего. Ну, пропадает скотина, она и раньше пропадала. И люди также раньше пропадали.

— А милиция что же, тоже в спокойствии? — удивился Виктор.

— А милиция у нас сегодня, молодая, неопытная, — хмыкнул Димка. — Матвеевич, бывший участковый, на пенсию ушёл и уехал к сыну в город, а прислали молодого, Василия Ивановича. Как Чапаев, вот как!

— И что, он совсем тупой?

— Да нет, парень хороший, должностью не стращает, только городской он, деревенской жизни совсем не знает, отсюда и делай выводы.

— Ну, опыт, дело наживное, главное, чтобы не дурак был. А то вон у нас тоже. Пришла физичка, только что с института, и давай взрослую из себя корчить. Замордовала всех. Ну, мы взяли и зарядили её указку, которой размахивала постоянно. Как она испугалась, ты б только видел. Аж волосы дыбом встали. А мы сидим и будто не видим ничего. С той поры стала потише. Ну ладно, пацаны какие уже приехали?

Димка перечислил ребят, приехавших из города на каникулы, каких уже видел.

— Ну, и какие планы на это лето?

— У меня ничего такого нет особого, а ты что-то можешь предложить?

— Да нет, я как-то и не думал над этим.

— Ну, тогда ты пару дней с Дедом побудь, а то он соскучился, а потом, если хочешь, с нами в лес съездишь, батя лозняка выписал на плетень, наш совсем развалился.

— Хокэй, договорились.

И ребята разошлись по домам. Дед уже был дома и готовился ко сну. Немного поговорили. Дед предложил рыбалку, он, дескать, несколько мест с весны прикармливает. На том и порешили, и легли спать. Вытянувшись в кровати, Виктор поднял взгляд на книжную полку. В глаза сразу бросился корешок его любимой книги «Три мушкетёра».

— Надо будет с ребятами попробовать сыграть в мушкетёров, — подумал он, засыпая.

Сон.

…Вдруг кровать под ним задрожала, появились какие–то звуки, перешедшие в яростные вопли. Ясно слышны были ругательства, глухие удары, гневное ржание лошади.

— Дед телевизор что ль включил? — подумал Виктор и, повернувшись на бок, открыл глаза.

Он лежал не дома на кровати, а на травяном взгорке. Под ним бежала широкая река. И у этой реки яростно отбивался шпагой молодой всадник, по виду дворянин, от толпы крестьян. В руках тех шпаг не было, но зато они неплохо махали кольями из плетня, при этом больше попадая по лошади, чем по всаднику. Лошадь бешено крутилась, лягаясь, и нападавшие никак не могли достать всадника. Но, постепенно отступая, он сам себя загнал уже в воду реки. Вода стесняла движения лошади, и минуты отчаянного сопротивления всадника с каждым мгновением таяли.

— Я не знаю, кто из них виноват, и за что они лупят друг друга, — нахмурился Виктор, вставая, — но мне не нравится, когда семеро бьют одного, — и он сбежал к реке. Треснув последнего детину по шее, он отобрал у того длинную слегу, которой он намеревался спихнуть с лошади всадника, и громко крикнул: — а ну разойдись, басурмане! — Подняв слегу над головой, мальчик двинулся на оглянувшихся на крик крестьян. Те кинулись врассыпную, посылая проклятия Виктору. Отбежав на безопасное расстояние, они остановились и стали наблюдать.

— Всё, концерт окончен, — Виктор погрозил зрителям слегой, — и танцев больше не будет.

Повернувшись к всаднику, выбравшемуся на берег, он еле сдержал смех. Молодой худощавый парень был весь в грязи. Грязь стекала не только с одежды, но и с лица, и с непокрытой головы.

— Что, негодяи, хотели просто так взять гасконца?! — завопил он, грозя шпагой крестьянам, — кишка тонка!

— Сударь, опасность миновала, — Виктор отбросил слегу, — вам бы не мешало привести в порядок свою лошадь, — он кивнул на тяжело дышащее животное и, заметив валяющуюся в траве шляпу, поднял её. — А заодно и себя, — он протянул шляпу всаднику.

— Да, сударь, вы правы, — всадник спрыгнул на землю, — лошадь — единственное моё богатство пока в этом мире. О ней надо позаботиться. Вернув шпагу в перевязь, он взял шляпу и осмотрел Виктора.

— Я — Д, Артаньян, последний сын своего отца, гасконец, направляюсь в Париж, за удачей, — и изобразил почтенный поклон. — Кому я обязан своим спасением от этой своры озлобленных неблагодарных свиней?

— Я — Виктор, — он лихорадочно вспоминал, что слышал о социальной структуре французского общества, куда, как он понял, попал. — Студент, — Виктор с достоинством кивнул головой.

— О, господин студент, я вам очень обязан, если не жизнью, то моим юным здоровьем точно. Эти варвары набросились на меня толпой. И за что, спросите вы? За то, что я им помог, — всадник оскорблённо развёл руками и погрозил всё ещё стоявшим в отдалении крестьянам. — Я ехал по улице их захудалой деревушки. Вдруг из переулка выскакивает свинья. А эти за ней гонятся. Ну, я подумал, что они ловят её, чтобы зарезать. И на ходу проткнул несчастное животное шпагой, чтобы оно не мучилось долго в руках этих безруких олухов. И вот вместо благодарности они набросились на меня, — юноша опять погрозил крестьянам грязным кулаком, — неблагодарные свиньи!

— Действительно, неблагодарные создания, — усмехнулся Виктор, представляя разочарование потерявших свинью крестьян. — Но пойдёмте, сударь, отсюда уже подальше, — он махнул рукой вдоль берега реки, — поищем место почище.

— Да, да, сударь, мне надо искупать мою лошадь, — кивнул юноша, беря её под уздцы.

Они направились вдоль берега. Отойдя на приличное расстояние, Виктор оглянулся. Деревенские парни преследовать их не стали и, побросав колья, ушли домой, ругаясь.

— Ну, вот и славненько, — вздохнул с облегчением Виктор, — калечить никого не придётся.

Выбрав укрытое кустами удобное место, они остановились. Всадник, не раздеваясь, завёл в воду лошадь и стал её любовно отмывать, бормоча ласковые слова. Виктор присел на траву, наблюдая.

— Д, Артаньян, — хмыкнул он, мотнув головой, — что-то он на Боярского мало похож. Хотя безрассудство его и глупость налицо. Ладно, посмотрим, что дальше будет.

Вымыв лошадь, Д, Артаньян вывел её на берег и привязал к кустам на длинном поводе. Та сразу потянулась к траве, жадно хватая целыми пуками.

— Нищий дворянчик, голодная лошадь, бедное одеяние. Что надо для чести и славы рыцаря Франции? — хмыкнул опять Виктор. — Сударь, а вы сами мыться не будете? — спросил он, видя, с какой брезгливостью юноша отряхивает с рук воду.

— Простите, но я же не лошадь, — поднял на него удивлённые глаза тот.

— А причём тут лошадь, Д, Артаньян, — пожал плечами Виктор. — Насколько я понял, у вас одно платье. Сейчас оно грязное, как и вы. В чём вы намерены показаться в Париже? Вас на заставе засмеют мальчишки, и не пустит стража.

— Вы уверены? — юноша в смятении оглядывал свой костюм, — но тогда мне придётся нарушить запрет церкви? — он поднял на Виктора смятённые глаза.

— Не переживайте, сударь, — Виктор махнул рукой на кусты, — пастора поблизости нет, господь сейчас вероятней всего отдыхает после вкусной трапезы, — он показал на застывшее в зените солнце, — а я никому не скажу, слово чести.

— Ну, тогда другое дело, — повертел головой юноша. — Костюм мой действительно сейчас не для Парижа, — он стал неохотно раздеваться. Сняв одежду, Д, Артаньян постирал её в реке и развесил на кусты сушиться. Потом умылся сам, прополоскав волосы, и видя неодобрительное покачивание головой Виктора, наконец полностью залез в воду. Через некоторое время оттуда понеслось удовлетворительное похрюкивание. Отмывшись, довольный рыцарь выполз на берег и улёгся сохнуть на траву.

— Ну, вот это другое дело, — похвалил его Виктор, — теперь вы настоящий красавчик.

Они сидели на берегу, болтая, ожидая, когда подсохнет одежда рыцаря. Д, Артаньян рассказывал о своей семье, об отце, обедневшем гасконском дворянине, о том, что тот большую часть своей жизни провёл в постоянных войнах французских королей, заработавши кучу ран и болезней, и вернувшимся в разорённое нерадивым управляющим поместье. Поэтому отец, чуть сын подрос, и отправил его на службу к королю, так как по закону Франции последнему отпрыску наследство не грозило. Оно достанется старшим. Но юный гасконец об этом не жалел. С детства воспитанный на сказках и преданиях о доблестных рыцарях, он надеялся шпагой добыть себе и славу, и деньги. К сожалению, жизненный путь отца его ни к чему не надоумил. Увы, юность безрассудна.

— И что же вы намерены делать в Париже, сударь? — узнав лучезарные планы юноши, спросил Виктор.

— О, у меня есть письмо отца к его старому сослуживцу, а ныне капитану королевских мушкетёров, господину Д, Тревилю, с рекомендацией взять меня под своё покровительство.

— Ну, это не плохое начало, — согласился Виктор, — так сказать, первая нужная ступенька.

— Мне этого достаточно, — выпятил худую грудь рыцарь, — дальше, кто я такой, покажет моя шпага. А она не знала поражений последние три года в моих краях.

— Замечательно, — Виктор пощупал край камзола, висящего над его головой. — По-моему, уже можно собираться, если мы хотим, куда — то сегодня успеть.

— Да, да, я мигом, — юноша вскочил и стал лихорадочно натягивать сырое платье.

Через пять минут они уже шли по берегу, направляясь к недалёкому тракту, по которому двигались кареты, повозки и люди с узлами.

— А движение–то оживлённое, — хмыкнул Виктор, — видно, город близко. — Тут ветер поменял направление, и мальчик поморщился. — Чувствуется, что в городе проблемы с канализацией. И как они там живут ещё?