Океан 2.0

Николай Мамаев

В сборник малой прозы вошли рассказы, написанные в период 2015—2023 гг.Рассказы публиковались в журналах «Северный Вестник» и «Царскосельская Лира», а также в русско-американском журнале «Чайка».

Дельфин

— Это будет стоить больших денег, но я все обдумал. Решение окончательное, — Птицын крутил между пальцев смятую пачку сигарет.

Люся смотрела на него с тревогой, боялась проявить неосторожность и ляпнуть что-то не то. Она не представляла, что беседа будет на такую деликатную тему. Девушка старалась разрядить обстановку вымученной улыбкой. Получалось не очень. А Птицын и не замечал собеседницы. Он говорил, впившись взглядом в красную кружку с чаем. Старательно и бесстрастно выговаривал каждое слово, показывал, насколько все серьезно.

— Вот ты никогда не воспринимала всерьез мои желания. Поверь, сейчас это не какое-то дурачество. Это обдуманное решение психически зрелого человека, — продолжал Птицын, — и говорю тебе обо всем этом только потому, что ты единственный близкий мне человек. Можешь вообще ничего не говорить. Мне нужен слушатель.

На прошлой неделе Птицын уволился — стал свободным человеком. Теперь он мог назначать ей встречи в любое время, ездить, сколько того требует душа, на встречи с психоаналитиком, бесконечно рефлексировать. Люся обещала появиться на работе к обеду, но кто знал, что у Птицына на уме. Встреча могла быть короткой, а могла растянуться и на день. Вполне привычно для их отношений. Белая блузка с коротким рукавом подчеркивала линию аккуратной груди, волосы убраны в пучок; в атрибуты строго делового стиля не вписывались только спортивные часы на черном резиновом ремешке. Голубые глаза внимательно рассматривали Птицына. Трудно было всерьез воспринимать все эти слова. Солнце лениво окрашивало золотом фасады домов напротив — декорации для совсем иного романа.

— Кстати, на следующей неделе финансовый вопрос будет окончательно закрыт. Я продаю обе квартиры. Ну и кое-какие сбережения имеются. Пока не знаю, сколько времени и денег уйдет на восстановление, но это тоже решаемый вопрос…

Птицын оставил в покое кружку, посмотрел на девушку и решительно спросил: «Ты поедешь со мной в Израиль? На операцию».

Напуская излишней строгости в интонациях, он выглядел неестественно и комично, эдакий капризный ребенок, задумавший всеми способами добиться желаемого. Растрепанные отросшие волосы, пиджак на размер больше, ни с чем не сочетающаяся дурацкая желтая футболка — настоящий чудак. Но в этом образе просматривалось нечто трогательное. По-детски трогательное, наивное и доброе. А Люся — единственная, кто разглядела это в сорокалетнем чудаке. Когда они жили вместе, он был таким же. Всегда был.

— Поеду, — выдохнула девушка, — поеду.

Самолет набирал скорость. В ожидании взлета Птицын зажмурил глаза и вцепился в подлокотники. Люся, не глядя, листала на коленях журнал. Они оба плохо переносили перелеты, нервничали в самом начале — в момент, когда судно отрывалось от земли и, казалось, зависало в воздухе. Почему-то первой всегда приходила мысль, что вот сейчас должно произойти что-то страшное, что многотонный транспорт не преодолеет силы притяжения. Раньше они держались за руки. «Почему бы и нет?» — подумала Люся и взяла за руку Птицына. Тот вздрогнул и больше никак не отреагировал. Самолет оторвался от взлетной полосы и приступил к маневру; к какому — никто из них не хотел знать. Люся тоже закрыла глаза: «Я хотя бы не одна».

Табличка «Пристегните ремни» погасла. Защелкали замки, по салону пополз шорох. Птицын удивленно посмотрел на их сцепленные пальцы. Многозначительно ухмыльнулся. Неловкий эпизод смутил девушку, она убрала руку, теряясь в догадках, что означала эта его дурацкая улыбка. В ней читался и восторг, и похоть. Птицын ничуть не смутился:

— Чтобы ты не думала, будто я конченый эгоист, я кое-что оставил для тебя. Дома. Когда вернемся, или вернешься, или не вернемся. На счет последнего, конечно, шучу, — по-мальчишески гоготнул Птицын.

— Это ни к чему, ты же знаешь…

— Нет, это долг, который хочу отдать тебе. За твое время, за помощь, за то, что столько лет ты возишься со мной будто с ребенком.

— Скажешь тоже, — отмахнулась Люся, — и не нужно ничего, все у меня есть.

— Машина и дача. Все это станет твоим, как только вернемся. Будут готовы документы. Пусть, наконец, будет по совести. Ты заслужила. Распоряжайся ими как захочешь. Захочешь — живи и пользуйся сама, решишь продать — продавай. Я ведь знаю, как у тебя с финансами, и очень хочу помочь. Хочу, чтобы ты решила хотя бы часть своих затруднений. Места там хорошие: и лес, и озеро, и тишина вокруг. Да что рассказывать, мы провели вместе там не одно лето. Грустно будет, конечно… — уголки его губ опустились, глаза уставились в одну точку — большую черную пуговицу на клетчатой юбке девушки.

Люся не нашла слов для ответа. Она в самом деле никогда не думала ни о чем таком. Даже при разводе, когда могла разорить бывшего мужа. Но тогда она сказала «не нужно», потому что хотела, чтобы все скорей закончилось, чтобы не было «крови». «Не нужно» говорила и сейчас, ведь ничего не изменилось, она не стала кем-то другим.

— Мне приснилось после той нашей встречи, что ты решил сделать какую-то пластическую операцию. Мы прилетели в клинику, где тебе пришили плавники, превратили в дельфина. Господи, такой бред! Я ждала твоей выписки, а оказалось, что ты давно уплыл в океан, — девушка попробовала сменить неудобную тему.

— Так мы и летим на пластику, — засмеялся Птицын, — смотри: сначала мне подрежут вот здесь, — он провел ладонями две линии вдоль скул, — затем подточат здесь и здесь. Может быть, попрошу кое-где нарастить, а где-то убавить.

— Тебе бы все дурачиться, — смеясь, Люся пихнула его в бок.

Гостиница, где он снял для неё одноместный номер, находилась в пригороде, в десятке километров от города. Небольшой трехэтажный домик с облезающими белеными стенами терялся среди близнецов в квартале типовой застройки. На каждом этаже по четыре номера и общая кухня с балконом на пляж. Не сказать, чтобы близость к воде приносила девушке радость. Иногда под вечер, пока еще было светло, она гуляла по берегу или сидела с книгой на песке. Большую часть времени Люся проводила в номере в ожидании новостей.

Птицын оставил немного денег, но они заканчивались, а звонка от него так и не было. Люся прислушивалась к шагам за дверью, представляла, как сейчас постучат, она откроет, а он, сияющий от счастья, влетит в номер, подхватит ее на руки и… наконец станет собой, наконец обретет душевную свободу, о которой столько говорил. Они пробудут здесь еще немного времени. Съездят в город, обязательно на несколько экскурсий, позагорают и искупаются. А потом вернутся. И там, дома, все станет по-другому, почти по-прежнему. И не нужны машины, дачи — барахло, которым бездумно стремятся обрасти люди.

Деньги закончились в понедельник. Пришлось оплатить проживание и зайти в продуктовый. За ужином Люся поняла, что теперь не сможет даже купить билет обратно. «Да нет, не накручивай себя раньше времени. Просто вызови такси да съезди. Для чего тебе оставили адрес, дуреха? Так и будешь дрожать при любом шорохе?»

Больничные корпуса обступала сочная густая зелень. Невысокие блоки из стали и голубого стекла соединялись в единый живой организм, обступая доминанту в центре — здание научно-исследовательского института.

— Давайте посмотрим. Значит Птицын, — молодой человек в белой рубашке с коротким рукавом водил мышкой по столу, вглядываясь в монитор, — на это может потребоваться немного времени.

— Спасибо, — поблагодарила Люся. Она стояла напротив, взволнованно перебирала пальцами ремешок платья, — я подожду сколько нужно.

— Птицын, Птицын, — повторял молодой человек. — Ах, этот! Знаете, а он выписался две недели назад. Пробыл у нас пять дней и выписался. Я помню его — такой высокий и худой. Волосы еще в разные стороны… Выписался и укатил счастливый. За ним машина приезжала.

— Скажите, не просил ли он оставить информацию?

— Ничего такого не припомню. Но можете поинтересоваться у доктора Каца, он проводил операцию. У него сегодня как раз смена в четвертом корпусе. Хотите, позвоню туда?

— Спасибо, не нужно.

Снаружи дневной жар плавил асфальт. Причудливая экзотическая зелень все так же пыталась отвоевать у человека захваченные территории и выползти за границы клумбы. Автомобили бесцельно проносились по улице. Ничего не изменилось. Совсем. Девушка села на скамейку и заплакала.