Океан 2.0

Николай Мамаев

В сборник малой прозы вошли рассказы, написанные в период 2015—2023 гг.Рассказы публиковались в журналах «Северный Вестник» и «Царскосельская Лира», а также в русско-американском журнале «Чайка».

© Николай Мамаев, 2023

ISBN 978-5-4498-6794-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождествено

Мы свернули с шоссе и припарковали автомобиль у покосившейся деревянной изгороди. Заглушили двигатель. Порывистый ветер сдувал с деревьев лысеющего парка последние листья. В последний раз я был здесь три года назад, в декабре, когда ветви деревьев гнулись к земле под тяжестью снежных шапок. Тогда я не рискнул посетить целебный источник и пещеры: боялся поскользнуться на крутых спусках, где и так приходилось балансировать, чтобы не потерять равновесия. Весной и летом к источнику тянулись паломники — приезжие из города. Мы запланировали путешествие на октябрь, решили дождаться, когда усадьба и ее окрестности опустеют.

Снаружи прохладно. Я застегнул молнию куртки до самого верха, а ты, подняв ворот шерстяного пальто, повязала поверх тонкий шарфик. Воздух был чистым и свежим. Таким он бывает только за городом, вдали от коптящих небо фабричных труб и автомагистралей. Не удержавшись, я поддел ботинком ворох опавшей листвы и услышал волнующий тихий шорох — осень прошептала мне тайну.

Ты взяла меня под руку, и мы не спеша направились к крыльцу усадьбы. Шесть деревянных колонн подпирали козырек и издалека были неотличимы от каменных. На одной из них, крайней правой, виднелись уродливые следы пожара. Пламя лизнуло колонну с внешней стороны. Шрам решили сохранить как память.

Облезлые ступени чуть слышно поскрипывали под ногами. Миновав широкое крыльцо, мы вошли в просторный зал, заставленный табуретами. Свет попадал сюда через окна первого и второго этажей и заливал все вокруг. Малейший порыв воздуха поднимал ввысь и закручивал вихрем миллиарды пылинок, которые до этого дремали на поверхностях старой мебели и подоконниках. Они плавали некоторое время в пространстве, а затем, так и не проснувшись, опускались обратно.

На стенах развешаны пейзажи здешних мест: безмолвная река Оредеж, часовня, построенная на средства богатейшего золотопромышленника ушедшего столетия, деда последнего законного владельца усадьбы, а также портреты живших здесь когда-то семей. Через высокие стеклянные двери я выглянул на террасу, просторную и белоснежную. С нее открывался вид на речку и часовню — ту самую, что изображена на одной из картин. Плетеное кресло с подлокотниками задвинули в угол к стене на случай непогоды. Мысленно я увидел, как молодой писатель сидит в этом самом кресле с блокнотом на коленях и ищет вдохновения в шуме реки, в звоне колокола часовни, что доносится из-под ярко-синей луковицы купола, в щебетании птиц, облюбовавших парк, а в особенности — крышу усадьбы. Там каждое утро в одно и то же время птицы упражняются в прыжках, перестукиваясь по металлической кровле. Но вот юноша срывается с места, подхватывает любимый сачок для ловли бабочек и спешит в парк. Он беззаботен и счастлив. Весь мир принадлежит ему одному.

Ты потянула меня за рукав в столовую. Терраса — прекрасное место, но пора двигаться дальше.

В столовой на стол накинули белую скатерть и разложили приборы. Сейчас с кухни внесут угощения для гостей, а те опаздывают, и хозяин с хозяйкой вышли встречать их. Они вернутся, и тогда рояль у окна оживет. А на стенах — портреты.

Во мраке длинного узкого коридора я расслышал звонкие шлепки детского резинового мячика о паркет. Они оборвались так же резко, как темнота; мы вошли в буфет. В углу, по соседству с креслом, скучал фикус — пыльный символ человеческого равнодушия. Ледник, отворив дверцу, демонстрировал внутреннее строение своего организма, пытался заинтересовать гостей. Он приглашал нас спуститься по лестнице вниз, осмотреть достопримечательности кухни. И мы с радостью согласились.

В подвальном помещении зябко и сыро. Широкая плита, которая в лучшие времена кормила усадьбу и ее многочисленных гостей, превратилась в постамент для артефактов ушедшей эпохи. Столетняя вафельница, деревянный водогрей, меха для раздувания самовара — все эти предметы по современным представлениям выглядят грубыми, неуклюжими, лишенными изящества. Через узкие горизонтальные оконца, похожие на бойницы, под углом на каменный пол падал свет. Предметы окружающей обстановки оттенялись подступающими сумерками. Когда стемнеет, зажгут керосиновые лампы, топку плотно набьют дровами и разогреют плиту. К ужину усадьба проснется, и порывистый октябрьский ветер, не дождавшись приглашения на сытый праздник, в обиде застучит по стеклам, требуя, чтобы о нем наконец вспомнили и впустили.

Здесь наша экскурсия по усадьбе завершалась: на втором этаже расположилась выставка современной живописи, а в бельведере шла реконструкция. Наружу в парк вела неприметная дверца, вход для прислуги, но мы захотели повторить маршрут в обратном направлении и вернулись в буфет.

Я прощался с обитателями усадьбы — покинутыми дорогими интерьерами и прекрасными безделушками — как будто с верными друзьями, которых оставлял в одиночестве. Как только все уйдут, они вновь погрузятся в глубокий тяжелый сон, где смогут воссоединиться с хозяевами.

Мы вышли на крыльцо. Стало очень пасмурно. По хмурому небу ветер гнал тяжелые рыхлые облака. Небольшая птичья шайка пронеслась над плоской кровлей бельведера и скрылась за густыми темными акварелями леса, что раскинулся за часовней на противоположном берегу реки.

Ты предложила сделать несколько фотографий на фоне усадьбы, но позировала с неохотой. Мы молча шли по аллее, переступая через лужи. Каждый думал о чем-то своем. Высокие черные ели по левую сторону дорожки внезапно расступились перед молодой березовой рощицей — в лучшие времена на этом месте находился теннисный корт. Парк выглядел запущенным и негостеприимным. У поклонного креста, на месте которого по легенде стояла церковь, дорожка сужалась в небрежную тропинку. Начинался лес. Все чаще из-под сырого дерна проглядывал красный известняк.

Ландшафт вблизи карстовых пещер напоминал марсианский. Спустившись к раскрытому зеву, я пожалел, что не подумал заранее о подходящей обуви для подземных исследований. Ты стояла на безопасном бугорке в нескольких метрах от входа в пещеру и наблюдала за мной, как мать за ребенком, который от любопытства позабыл о всякой осторожности.

Источник, как утверждали местные, обладал незаурядными целебными свойствами и особенно полезен для людей слабовидящих. Близорукий с детства, я безропотно внял этому трогательному поверью и умылся прохладной родниковой водой. Ты снова стояла в стороне и лишь наблюдала. Следить весь день за ребенком — занятие утомительное.

Путешествие подходило к концу. Пора было возвращаться к машине. На обратном пути в крадущихся за нами по пятам сумерках я тщетно пытался разглядеть призраков; ждал, что они заговорят с нами. Но парк продолжал хранить молчание. Усадьба и ее окрестности были абсолютно мертвы. Призраки обитали не здесь — на других берегах. Но, несмотря на гнетущую пустоту, я знал, что еще не раз вернусь сюда, с тобой или без тебя.